Виталий Штольман
Холостяк. Выжить после развода
Все персонажи и события вымышлены, а совпадения случайны.
Отсылки к культовым вещам являются данью глубокого уважения автора.
В этой книге могут встретиться сцены секса, физического насилия, жестокости, употребления алкоголя, табака, наркосодержащих веществ, может звучать грубая и оскорбительная речь.
Курение и чрезмерное употребление алкоголя вредят вашему здоровью.
Автор против наркотиков. Незаконное распространение наркотиков уголовно наказуемо, употребление приводит к зависимости и может разрушить судьбы и человека, и его близких.
Пролог
Иногда один неверный шаг отправляет человека в полет ко дну пропасти, где ничего хорошего его точно не ждет. В этой истории у меня не было ни основного парашюта, ни уж тем более запасного. Невесомость и ускорение свободного падения. Вот где я очутился. Надолго ли и достиг ли я дна? Вам придется потерпеть, ибо об этом моя книга.
Жизнь обычно закаляет людей, но у меня же все было иначе. Однажды в кофейне я встретил свою первую любовь. Да-да, как в кино. Все так и было. Я щелкал лицом, смотря на божественные донаты, что обменяла на деньги добрая тетушка из Средней Азии. На полном ходу в меня влетела моя ненаглядная. Спустя десять лет как ее злой отец увез от меня в дальние дали. Десять лет о ней ни слуху ни духу. Я уж начал забывать даже не то, как она выглядит, а как любил ее. Этот гормональный подъем пубертатного периода казался лишь одним из теплых воспоминаний из прошлого. Не более и не менее. А тут на тебе!
У нее вообще это хорошо получалось – выбивать из-под меня землю. Всегда. И тут завертелось, закрутилось. Искра, буря, безумие. Моя прекрасная Евгения окружила меня заботой и теплом, которых я не был достоин. Почему? Удобно было. Я посадил свою тощую задницу на ее хрупкие плечи, да еще и болтал ногами. Она ворчала, но спасала меня каждый раз, когда судьба лихо закручивалась в повороте на сто восемьдесят градусов. Женька была моим ангелом-хранителем. А я? А я охуел, говоря по-русски. Ну не сразу, конечно же. Нельзя ж взять так резко и охуеть – никто тебя, голубчика такого, терпеть не будет. Но если сей процесс выстроить в систему и методично, маленькими шажочками понижать планку ожиданий от тебя, то когда у жены придет осознание, какого дракона она приручила, будет уже поздно. Пути назад нет. Добрый вечер! Как в той присказке про лягушку, которую сварили в котле.
Я бросил работу в перспективном стартапе, ибо это не принесло мне никакого морального удовлетворения. У меня появилась четкая цель – стать писателем. Жена уже перестала удивляться, родственники давно списали со счетов, а друзьям моим было абсолютно по барабану, ибо я и раньше на пьянках веселил их разными историями, да и дружба строится на несколько иных принципах взаимоотношений между людьми. К слову, литературной струей в мою жизнь занесло массу прохиндеев от искусства, коих жизнь потрепала не меньше, чем меня, а творения с вытворяниями были единственным глотком воздуха, что заставляли жить в мире.
К своим тридцати трем годам за плечами я имел два романа, один из которых был так и не дописан, два небольших сборника рассказов, толстенную медицинскую книжку, квартиру в Люберцах, доставшуюся мне от бабушки по наследству, красавицу жену и огромные претензии к этому миру, ибо Лермонтовым я, к сожалению, так и не стал. Я даже не умер на дуэли в двадцать шесть. В общем, ничего общего. До Пушкина мне еще четыре года, а до Чехова – восемь. А пока я не написал свои «Капитанскую дочку» и «Вишневый сад», надо держаться подальше от ретивых до стрельбы мужиков и туберкулеза. Помирать рано, ибо безвестность не входит в мои планы, да и своего Печорина я еще не создал.
Глава 1
Утро было прекрасным, до тех пор пока я не попал в развод. После тщательной чистки зубов я направлялся на балкон, чтобы выкурить свою первую сигаретку. Что может быть прекраснее утренней сигаретки? Тот, кто курит, сейчас сто процентов пустил слюну, вспоминая то великолепное чувство, когда табак предается огню и попадает еще в полусонный организм. Это ли не счастье? Однако гармонию разрушила моя ненаглядная, чтоб ее. У женщин эта суперспособность, похоже, передается на генетическом уровне. Интересно: это создатель накосячил или намеренно создал прекрасных дам такими, чтоб нам не жилось уж слишком хорошо? Белые полосы должны сменяться черными – такова природа, от нее никуда не деться. Мне такой расклад не нравился, но кто меня вообще об этом спрашивал? Глаза жены наливались кровью, рука инстинктивно тянулась к скалке, а я обреченно затягивал никотин в свои легкие, даже не подозревая, что львица уже приготовилась к прыжку на свою жертву.
– Я памятник для тебя какой или что? – напомнила о своем существовании жена.
На подобные вопросы нет правильного ответа. Проще было бежать, чем выкручиваться. Женька стояла посреди кухни, держа в руке маленький крючок для кухонного полотенца. Представляете, дело было в крючке, маленькой пластмассовой штучке. Раздуть из мухи слона – это так по-женски, хотя тут, наверно, я все-таки виноват, как и в любой другой ситуации, по версии моей супружницы.
Его обещал ей вкрутить в стену еще две недели назад. Думаю, моя ненаглядная справилась бы и сама. Благо руки у нее откуда надо растут, однако ж ее функционал не был столь обширен, чтобы освоить такое чудо техники как перфоратор. Стены-то у нас о-го-го, при царе еще строили. Тогда-то умели строить. Вон соседние хрущевки уже доживают свой век, а наши красные кирпичи все стоят и еще столько же простоят, чего им будет. В общем, крючок был, а проблемы, что он нес за собой, увеличивались в геометрической прогрессии моего простоя и пустых обещаний о том, что я обязательно сделаю это завтра. Завтра – что-то недостижимое в моей реальности. Мир относителен, как не крути, только вот объясните сие моей жене.
Женька совсем не игриво, а больше с вызовом и претензией крутила в руках этот чертов крючок, а глаза ее рентгеновским излучением исследовали мое нутро.
– Жень, ну чего ты начинаешь? Повешу я тебе этот крючок!
– Ты вчера так говорил, и позавчера, и позапозавчера!
– Занят был.
– Чем? Который год уже сидишь на моей хрупкой шее. Сил уже моих больше нет!
– Писал новый рассказ. «Один день из жизни токаря шестого разряда» называется. Там у человека день-дребедень, все через жопу.
– Прям как у тебя! Вся жизнь!
– Жень, что ты вот начинаешь, а? Не вся жизнь у меня – жопа! Есть и светлые полосы, ты вот, например.
– Штольман, как мне все это надоело!
Женька бросила в меня крючок, но ловкость в моем увядающем теле еще присутствовала, я мастерски уклонился, словно Нео из «Матрицы» от пуль, пущенных агентом Смитом. Снаряд вылетел через открытую балконную дверь на улицу. Разорвался он, похоже, где-то там, а взрывная волна накрыла меня здесь – из уст моей ненаглядной.
– Виталя, как ты мне дорог! Я разведусь с тобой, понял?
«Шутит!» – подумал я и решил помолчать, в такие моменты лучше не подливать масла в огонь, знаем – плавали, она выговорится, остынет – и все будет ок, по крайней мере у меня.
– Я выходила замуж за нормального мужика с перспективной работой и большими планами на жизнь.
«Виталя, че ты как тряпка, вылезай из-под каблука! Давай осади ее! Ни с кем она не разведется, это так – понты, как обычно, воздух посотрясать! – говорил мне мой внутренний голос. – Чего-то она много разговаривать стала! А сейчас у тебя не перспективная работа? Ты, епт, писатель! А планы у тебя какие? О-го-го. Пулитцера надо брать, а там, может, и Нобеля. А ты тут позволяешь ей размазывать тебя по ламинату!»
– А сейчас посмотри на себя! Не работаешь! Пьешь постоянно! Книги твои никто не покупает! Виталя, ты не великий писатель, ты графоман.
У меня аж руки затряслись. Назвать гения, хоть и непризнанного, графоманом – это уже чересчур.
– Чего ты сказала? – зло ответил я.
– А то и сказала! Был бы ты гением, тебя бы читали! А тебя, кроме друзей твоих алкашей, никто и не читает.
– Во-первых, я гений, опережающий свое время, а во-вторых, мои друзья не алкаши, а тонкие и ранимые творческие личности с глубинным мышлением, которое простым обывателям не постичь никогда, ибо слишком широко для вашего понимания, сечешь?
– Виталя, ты посмотри на себя! Ты летишь на дно и меня с собой тащишь. Как мне все это надоело! Посмотри, как люди живут, и как мы.
– Срать я хотел на этих людей. У них эра упаковки. Обгрызенное яблоко вместо мозгов. Нашла тоже мне, на кого смотреть! Они ж все копии копий. Без мнения и видения. Рты их чужие мысли произносят. Роботы в человеческом обличье.
– Зачем я вообще вышла за тебя замуж? У меня даже парень был, когда я тебя встретила в той кофейне.
– Ну и вали к своему парню. Купите по айфону, тачку в кредит, нарожаете с ним детей и будете воспитывать их. Превратишься в типичную яжмать, как все, и всё – жизнь удалась.
Женька заплакала.
Вот это я, конечно, зря ей про детей напомнил. Дело в том, что история нашей первой любви закончилась тем, что моя ненаглядная залетела в девятом классе. Рановато, не спорю, да еще если учесть, что у нее батя – бравый военный, верящий в ее целомудрие, а тут такой позор. Тогда-то они и переехали в другую часть, а Женьку заставили сделать аборт. Что-то пошло там не так. Я не очень разбираюсь в этих женских штучках. По итогу она больше не может иметь детей. Врачи так и говорили, что стоит верить в чудо, но оно никак не случалось. А я тут на больное, видать, надавил. Когда человек в гневе – и не такое выпалить может, уж простите! Люди причиняют боль тем, кого любят.
Я попытался подойти, чтобы обнять и успокоить ее, но дикобраз выпустил свои длинные иголки на метр.
– Как меня это все достало, Виталя! Не жизнь, а драма какая-то! Муж-алкоголик, детей нет. Планов нет. Работа – дом, дом – работа! Одна рутина и бытовуха, где радости и счастье? Где? А я тебе скажу. Нет их с тобой! И не будет!
– Я не алкоголик! – попытался вставить я, но диалога не вышло.
– Я хочу жить нормально, а не вот это все! Ты гребанный крючок в стену прибить не можешь! Я прошу-прошу, а ему насрать! – Женька вопила как припадочная. – Виталя, ты испоганил всю мою жизнь! Я развожусь с тобой! Это не шутка! Я серьезно!
– Жень, ну че ты вот начинаешь?
– Я уже закончила. Ты меня достал, Штольман!
Впервые за тридцать три года предо мной стояло чистое зло. Чистейшее. Ничем не прикрытое. Глаза ее были налиты кровью. В тот момент черти в аду отреклись от дьявола и встали в ополчение к моей благоверной. Думаю, она могла убить меня в тот момент. Я решил тихо удалиться, но тихо не вышло. В меня летела кухонная утварь, затем что-то в коридоре.
– Я разведусь с тобой, сволочь! – орала она мне вслед, когда я спускался по лестнице. Хорошо, что мне плевать на своих соседей, а то, возможно, было бы чуточку стыдно за этот спектакль одного актера. – Всю жизнь мне испоганил!
– Истеричка! Санитарам расскажешь, которые тебя в дурку упакуют! – крикнул я ей, но она, скорее всего, не услышала, зато услышало мое эго, которое успокоилось, ибо в этой словесной дуэли последнее слово осталось за мной.
Мне срочно нужно было выпить. Кажется, я дошел до красной черты. Не своей. Ее. За нее нельзя было даже наступать, а я заехал на танке, за что и поплатился. Надо было что-то делать! Ну не конкретно сейчас, а потом. Сейчас мне нужно было снять стресс. Эмоции и 500 рублей в кармане давили на душу.
В ближайшей «Пятерочке» я мог найти винно-водочный отдел с закрытыми глазами, несмотря на то, что он находился на втором этаже. Сложность выбора заключалась в ограниченности бюджета, ибо я не знал, что будет во втором акте Женькиного спектакля. Чекушка «Столичной» выглядела вполне презентабельно, да еще и за 179. В компанию к горяченькой просилась маленькая газировка за 21 рубль.
Тетушка на кассе дежурно пробила мои товары. Вот уж у кого с нервами порядок, так это у нее. Сколько тут дебилов за целый день пытаются вынести ей мозг на тему отличия цены на полке и в чеке или просрочки какой-то. Как же эти придурки не понимают, что все их негодование – не в адрес, но этим людишкам плевать, им лишь бы поныть и покачать права. А кому направить свой праведный гнев? Правильно! Да кто попадется! «Годзиллу против Конга» смотрели? Вот примерно так происходят эти битвы при кассе в «Пятерочке». Титаны бьются, а мир вокруг рушится. Сейчас рушился и мой мир, а Годзилла была единственным препятствием, что отделяла меня от водки. Нарываться на нее я не хотел, еще вот этого мне не хватало.
– Пакет брать будете? – равнодушно выдавала до дыр заезженные фразы из кодекса правоверного сотрудника «Пятерочки».
– Нет.
– Товары по акции не желаете?
– Нет.
– Карта «Пятерочки».
Точно! У меня ж есть карта, и на ней накопились какие-то баллы. Я ж своего рода тоже инвестор.
– А списать можно все, что там есть?
– Если есть! – кассирша пиликнула картой по терминалу. – 2010 баллов.
– А в рублях это сколько?
– 201 рубль, – закатив глаза сообщила мне продавщица.
– А можно все баллами оплатить?
– Можно!
– Тогда спишите все!
Вот так «Пятерочка» выручает. Спасибо, моя Годзиллушка! Я бы вознес тебя на руках, если бы смог поднять. Довольный, я покинул магазин. В целом был бы счастлив, если не учитывать общий антураж сегодняшнего утра. Вселенная не так уж ко мне и неблагосклонна. Пить на лавочке у своего подъезда я не рискнул. Возможно на горизонте появление психованной женщины в образе Женьки. Она и прибить в гневе способна. А я так-то не написал еще свой лучший роман. Это не тот случай, когда писателя начинают боготворить после смерти. Мой Печорин еще не родился из-под стука пальцев по клавиатуре, время неподходящее для насильственной смерти от рук возлюбленной. Драма у нас, конечно, сегодня прям по Шекспиру разыгралась.
Сел я на лавочке через подъезд. Кусты цветущей сирени прятали меня от несправедливого и сурового мира. Теплая водка пошла мерзко, но газировочка поправила нотки этилового спирта в моем организме. А я ж даже не успел позавтракать. Бренное тело прибило на голодный желудок чекушку, чекушка прибила бренное тело.
Взор мой остановился на сирени. Помнится, в детстве мы искали трех- или пятилистные цветочки. Если съесть такой, то желание сбудется. Конечно, я ждал чуда, потому искал. А что бы я загадал? Очевидно ж – чтоб Женька перестала мне пилить мозг. Навсегда. Хотя я не уверен, что существует такая сильная магия, способная заставить женщину забыть о ее естестве.
Гром закрывавшейся двери на толстой пружине прервал мои поиски. Я выглянул из-за кустов. Это была Женька с двумя чемоданами. Неужто и правда собралась развестись со мной? Она и раньше в негодовании уезжала жалиться к маме, но с таким багажом еще ни разу. На чемодане сверху была уложена шуба, подаренная ей отцом.
«Ого, со всем приданым сваливает!» – подумал я.
Конечно, стоило бы подойти и успокоить ее, возможно, что-то да и изменилось, но я был уже пьян, а сей факт был отягчающим в моем преступлении против любимой женщины. К дому подъехало такси.
– На вокзал! – сказала Женька выбежавшему из машины кучеру, старающемуся запихать ее вещи в багажник.
– Довезу в лучшем виде, красавица!
– С шубой аккуратнее, она из соболя.
– Как скажешь, красавица, довезу в лучшем виде, красавица!
– Вези уже!
Да вернется через пару дней, ну максимум недельку.
Из своего укрытия я вылез лишь тогда, когда такси скрылось из виду. Желудок волнительно заурчал, и я двинул в сторону дома. Стоило подкрепиться, а то вдруг мне еще сегодня пить. Я ж теперь холостяк. Временно, но холостяк.
В квартире прошел ураган Катрина, вернее Женина. Шкафы были раскрыты. Какие-то мои вещи валялись на полу. Вешалки. Сумки. Пакеты. Женькиных вещей почти не было. Странно. Я двинул на кухню, чтоб подкрепиться. В этом хаосе буйства Евгении выделялся тетрадный листок, вызывающе лежавший на столе. Это было послание от моей ненаглядной. Прощальное послание.
«Виталя! Я так больше не могу! Надо учиться отпускать и начинать жизнь сначала. Я не могу жить с эмоционально незрелым человеком. Нельзя быть ребенком в тридцать три года. Нам надо развестись. Заявление я подам сама, сам ты этого сделать не захочешь, да и не сможешь, потому что ты беспомощный. Оставшиеся вещи заберет мой папа, собери их. Не звони! Прощай!»
– Красивый почерк излагает неказистые мысли! – вырвалось из меня.
Похоже, это был не спектакль, и Женька не вернется через недельку. Еще и с этим ретивым военным видеться придется. Жесть. Так, а как жить-то дальше? Я открыл холодильник. Полкастрюли супа, сковородка с макаронами по-флотски и пара банок с тещиными закрутками. Ну, на первое время хватит. Из кармана я вытащил свои 500 рублей и тяжело вздохнул. Вспомнил про Женькину заначку, она думала, что я не знаю, но я знал, ибо иногда брал оттуда в долг. Если отодвинуть нижнюю дощечку шкафа, то открывается сокровищница царицы Шамаханской. Целых семь тысяч. К моему великому сожалению, моя зазноба забрала их с собой.
Мне пиздец!
Глава 2
Я сидел в осознании происходящего, люди еще называют сие «в ахуе». Как дальше жить? Привычные рельсы не просто сломаны, они взорваны партизанами, что неожиданно ворвались в мою жизнь. А все мой поганый язык! Вечно получаешь за него, Виталя! Вот надо ж было ляпнуть Женьке о детях, которых у нее никогда не будет. Ну теперь-то уже никуда не денешься. Может, попробовать ее вернуть? Но как? Вряд ли выйдет, ибо если моя зазноба решила, то хоть потоп, она будет стоять на своем. Как дальше жить? Меня пугала безвестность грядущего. Дома за мной приглядывали родители, да и тогда еще был вкус к жизни, рождающий целеустремленность побега из той жопы, где проживали последние несколько поколений моего бесславного рода Штольманов. В армии вообще было все просто – делай то, что говорят, а если не делаешь, то лучше не попадаться. Времена своей работы на заводе я вообще толком не помню, ибо был пьян. Потом стартап этот моего друга Васьки, я ж тогда при бабках был. Вообще в современном, да и в любом другом мире удобно, когда у тебя есть денежки. Бумажные. Электронные. Неважно. Вжух! И у тебя убираются к квартире. Вжух! И у тебя есть еда! Вжух! Вжух! Вжух! Но деньги не приносят того счастья, когда пишешь новую книгу. Когда ты весь в сюжете, рождая свою историю. Ты спать не можешь, ибо поток сознания постоянно генерирует идеи. Неважно, выдумана она или основана на реальных событиях. Пока ты пишешь, то горишь. Горишь ярким огнем, который освещает все вокруг и дает тебе силы сделать следующий шаг. За ним еще один, еще и еще. И все остальное уже не так важно. Это состояние сильнее любого наркотика. Деньги уже не имеют огромного смысла – бытие, комфорт и все прочее. Хотя у меня, конечно же, все это было. Спасибо моей Женьке, продержавшейся так долго, таща на своей хрупкой шее себя и любимого мужа – безработного ханыгу. Я мечтал стать Печориным, а стал Генри Чинаски. Да-да! Катиться с горы проще, чем лезть на нее.
Теперь я ронин, идущий своим путем. Каким? Мне самому еще неизвестно. Первым делом стоит выжить в этом безумном мире, где через пару дней в холодильнике закончится суп и макароны по-флотски.
Дико хотелось нажраться, но это явно был не выход. Я был на дне, но снизу могли постучать, потому в руках моих оказались блокнот и карандаш. Слышишь, жизнь? Не в этот раз! Если ты увидела во мне легкую добычу, то помни, что Давид бил Голиафа, а значит, и мне под силу выжить после развода.
Я подбил свои запасы. Спасибо дальновидности моей жены! Несколько коробок с гречкой и рисом, большой пакет макарон, какие-то приправы, в морозильнике было даже какое-то мясо птицы – наверно, индейка, но это не точно. Женька даже сигареты покупала мне впрок блоками. К счастью, утром я открыл новый, а значит, еще девять дней вопрос с сигаретками не стоит, но он остр, не стоит его сбрасывать со счетов. Вы вообще видели, сколько стоят сигареты? Этот табак выращивают, похоже, в Бразилии, а потом пароходами везут к нам. Про алкашку вообще молчу, постоянно поднимают этот чертов акциз и уменьшают объем бутылки. Там уже пить-то нечего, а цена все растет и растет. Эти наивные албанцы в дорогих костюмах думают, что мы бросим пить? Ага-ага, бегу и падаю. Полстраны бежит и падает. К какому-нибудь умельцу, собравшему из говна и палок самогонный аппарат и организовавшему массовое производство у себя на кухне или в подсобке. Можно, конечно, с такого и потравиться, но бутлегеры чтят свою репутацию в узких кругах, потому улучшают качество и наращивают производство. Иногда, правда, взрываются, но это уж издержки профессии.
На остатках былой роскоши я продержался пару дней, а затем пришлось вспоминать, как готовить. Я особо никогда и не был-то кулинаром. Несмотря на больной желудок, в моей бурной молодости на прием пищи отлично заходили пельмени и пиво. Ну это когда уже от мамки съехал. Так-то с ней не забалуешь. Без горяченького она не отпустит. Сейчас тема с пищей богов не подходит, ибо у меня банально нет на нее денег, а есть рис, гречка, макароны и какая-то птица. Точно! Будем варить суп. Я видел, как это делала Женька. Ставим на плиту кастрюлю с водой и кладем туда все подряд. Тадамс! Суп готов. На балконе я еще обнаружил лук, висящий в чулке на гвоздике. Как-то раньше не особо попадался на глаза, хотя мои перекуры проходили в метре от него. В темнице балконного шкафа отбывала свой срок морковка. Освободив луковицу и пару морковок, я превратился в Гордона Рамси и пошел готовить. Как-то все изначально пошло не по плану. Я чуть не отрезал себе часть пальца, потому пришлось искать, где запасы медикаментов. Был еще вариант вызвать скорую помощь, но как-то стеснительно сие было. Вата не справлялась, бинты тоже. Нашел какой-то клей БФ-4. Погуглил, что он медицинский и клеит раны. Ну-ка! Ага! Кровища хлещет, но уже перемешивается с клеем. Вроде застывает! Потрогал пальцем, чтобы убедиться. Вроде не течет! Подул на палец. Клей подсох. Лук ушел в суп, приправленный моими слезами и кровью. Хотел порезать морковь на терке, но испугался стертых пальцев. Порезал как смог. И так сойдет. Понял всю глубину философии Вовки из Тридевятого царства. Дальше я все просто вывалил в кипяток. Морковь, курицу, рис, гречку и макароны. Сколько? Как говорят в кулинарных передачах, на глаз. Лупанул от души универсальной приправы. Помешал! По итогу суп получился какой-то мешаниной, впрочем, как и моя жизнь. Дегустация прошла успешно, я не отравился! Значит, можно жить! Не такой уж я и пропащий.
С едой вопрос решен, пора подумать и о другом аспекте своей жизни. Мне срочно нужны деньги, причем не разово, а постоянно! Какой-то доход! По образованию-то я инженер-технолог, но на завод идти было не вариант, ведь если поставил подпись в заявлении о приеме на работу на галеры промышленности, то ты раб, и прав у тебя никаких нет. Ебашь, страдай, умри. Возможно, даже ты доживешь до пенсии. До мизерной, в три копейки, потому будешь вынужден ебашить тут до тех пор, пока система не насытится всей жизненной силой, а после выбросит отработанный продукт, заменив на новый. Этот адов круг не заканчивается никогда, меняются лишь таблички на кабинетах директоров, которые меняют таблички на кабинетах замов, и так по нисходящей. Новый круг крохоборов и набивателей карманов, а что делать обычному люду? Ебашить да облизывать ложку после черной икры, что оставила упитанная рожа, которая изо дня в день ведет борьбу с пуговицей, героически сдерживающей его пиджак от давления сала нутра.
Васькин стартап, где я раньше неплохо зарабатывал, выкупила крупная фирма, и он теперь на полученные бабки живет на каком-то острове в Атлантическом океане, потому этот вариант с работой тоже отпадает. А что если я буду сдавать комнату? У меня ж двушка! Уберусь там, да пусть живут себе. Так, глядишь, бабенка толковая попадется, кормить меня будет, а может, и перепадет чего поинтереснее. Ну на край пару семейную. Молодую. Без кошек, собачек и грудных детей, конечно же. Был у меня опыт такого соседства. Сверху тут заезжали. Вот веселуха-то была! Не спал неделю. Еле сбагрил! В общем, это надо обсудить с кем-то шарящим. Я взял телефон и набрал своему другу Лёвке Коновалову.
– Алло, Лёва, здоров!
– О, Виталя, привет! Как ты, друг?
– Норм, я теперь в твоей тусовке!
– В которой?
– В тусовке счастливых разведенцев.
– А что случилось?
– Да если вкратце, то терпение моей благоверной закончилось.
– Твоей Женьке памятник при жизни надо ставить, за то что она тебя терпит.
– Терпела!
– А ты просрал ее.
– Таков путь!
– Ну ты даешь!
– Так, давай без нотаций. Ты вообще на чьей стороне?
– На твоей, конечно же.
– Так вот меня и поддерживай – я жертва, меня бросили.
– Сопли сам себе вытирай! – засмеялся в трубку Лёвка.
– Приходи, кароч! Надо перетереть кое-че!
– А выпить есть?
– Откуда? Я ж на мели.
– Печалище. Ладно, сейчас приду!
– Ну ты прихвати чего-нибудь, а то на душе кошки скребут, финансы же все ушли на алименты.
– Че ты мне лепишь, алиментщик?
– Ну раздел совместно нажитого, как там у вас это называется.
– У нас, Виталя, у нас!
– Все, давай! Жду!
Через полчаса на моем пороге нарисовался Коновалов Лев Платонович. Почему я позвонил именно ему? Да потому что он уже на опыте в этих делах. Женушка его Авдотья, зазнав о похождениях благоверного, выгнала его из дома к едрене фене, да еще и сожгла его фантастический роман в трех томах, неизданный и в единственном экземпляре. Мы ее теперь коллективно ненавидим. Не только Лёвка да я, но еще и многие представители Люберецкого клуба высокого искусства, который мы посещаем периодически. Да, я согласен, при живой жене ходить по другим дамам, какие бы они ни были, хоть красивые, манящие или даже просто доступные – дело недопустимое, но жечь годы труда человека и хоронить в нем великого писателя, а я читал, Платоныч действительно великий, но увы, сил в себе он больше не нашел, чтоб собрать старые материалы и написать все заново или придумать что-то еще, как и удержать член в своих штанах. Так они еще и разводились с великим скандалом и чуть ли не ножовкой пилили совместно нажитое. Лёвка, конечно, виноват, но ненависть к Авдотье от порчи чужого творческого наследия все равно не проходит.
– А закусить есть чего?
– Тещины разносолы.
– Нормально. В последний раз отведаем. Тебе ж теперь ничего не светит, – басовито заржал Лёвка.
– Ой, не говори ничего, теща у меня святая женщина, а закрутки у нее вообще космос, это тесть у меня мудак.
– А Женька?
– Женька – моя любовь и ей останется, даже если не вернется.
– Недостижимая муза Виталия Штольмана. А вернуть не пробовал?
– Нет. Я вообще-то жертва. Да и если она решила, то хоть конец света, ничего ее не переубедит.
– Это да, даже я ее побаиваюсь.
– Тебя она хоть скалкой не колотит.
– Бьет – значит любит.
– Ага. Кстати, суп будешь? Я тут приготовил.
– Ты?
– Ну да, а че там сложного?
– Удивил. Ну давай.
Я налил Лёвке тарелку супа, он весело поднимал ложку с этой жижой и плюхал ее обратно.
– М-да-а-а, это суп?
– А че нет-то? Я пробовал, вроде ничего.
– Вылей-ка ты его на хер, пока не потравился, а то сдохнешь тут в своей конуре один, – Лёва почесал затылок. – А продукты есть?
– Ну так, чего-то еще осталось!
– Давай-ка я тебе суп сварю. Нормальный!
– Че, в натуре?
– Ага.
– Лёвка, ты мой спаситель!
– Наливай давай.
Лёвка лихо справился с готовкой нового супа.
– Как ты лихо научился-то!
– Я так-то третий год холостякую.
– И че, обратно в семью неохота?
– С Авдотьей? Не-а. А тебе чего, охота?
– Я пока не понял, но когда на меня постоянно не орут и не трахают мозги, кажется приятным. Начинаю привыкать к этому.
– Это ты погоди! Еще все прелести холостяцкой жизни не ощутил.
– А чего там?
– Всему свое время, мой друг! С минусами разберись для начала.
– Ага, с бытом-то я еще худо-бедно разберусь, а вот с бабками надо чего-то решать. Раньше Женька была кормилицей.
– А че, книжки твои в самиздате не продаются?
– Да разве ж это деньги? Рубль если в месяц упадет, так вообще хорошо.
– Непризнанных гениев чтят после смерти. Не думал о самоубийстве? – заржал Лёвка.
– Да иди ты! Хотелось бы сейчас какие-то дивиденды получать. Я вот чего подумал – буду комнату сдавать.
– Ты хоть знаешь, на что подписываешься?
– А есть варианты?
– Да не особо.
– А сколько с этого можно заработать?
– Ну десятку.
– М-да-а-а! Маловато!
– Тебе по-любому придется устраиваться на работу.
– Куда? На завод я больше не вернусь. Пошли они в жопу.
– Ну в такси. Права-то у тебя есть.
– Ага, есть у меня знакомый таксист. Ездит на арендованной тачке. По четырнадцать часов баранку крутит по московским пробкам. Семь дней в неделю. Это что, жизнь, что ль?
– Ну да, ломовая работа. На склад можешь пойти.
– Лёва, я сейчас обижусь на то, что ты не ценишь мой мозг. Ты как писатель должен меня понимать – ручками, особенно моими кривыми, работать не хочется.
– Лей давай! А чего с газетой той, ну где ты неделю работал?
– Я ж их послал, когда потратил десять штук на поездку на Селигер, а компенсировать этот жирный главред отказался. Ладно бы по своим делам, но нет. Я расследовал дела секты по саморазвитию.
– Виталя, ты их там ножом чуть не пошинковал.
– И что? Они хотели меня утопить. Их главный орал: «Омойте его в озере, ему надо смыть негативную энергетику!». Я им че, Муму? В озеро меня! Херушки!
– Так ты ж материал-то никакой и не добыл.
– А что, моего рассказа им было мало?
– Журналистские расследования работают немного по-другому!
– Не буду больше ничего расследовать! – буркнул я и бухнул рюмкой о стол.
– Ты не пыли! Им рассказы твои нравятся. Тем более главред у них тоже еврей. Вы ж своих не бросаете!
– Лёва, не начинай свою антисемитскую тему! Тем более у нас как-то не задалось с ним. Помнит поди, как я его на хер послал при всех его сотрудничках.
– Молчу, молчу! Ты, главное, начни с чего-нибудь! Хоть как-то зарабатывать.
– Платоныч, дай пять тысяч в долг.
– Я не это имел виду.
– Коновалов! – грозно рявкнул я и показал жест отнимания денег. – Давай деньги! Кошелек или жизнь!
– Ты на меня тут не ори, разбойник кухонный.
– Лёва, ты друг мне или не друг? – сменил я тон на более вежливый. – Я вот сдам комнату и сразу тебе все отдам, клянусь Посейдоном.
– А че Посейдоном-то? – заржал Лёвка.
Я звонко щелкнул по бутылке.
– Так это же Диониса вотчина.
– Ну тем более, Лёва! Спасай друга.
– Ладно, уговорил!
