Речной вокзал Благовещенска был любим Глебом по множеству причин. Опуская сугубо практичные, вроде многолюдности, огромного количества укромных уголков, пяти путей возможного отхода и близкого знакомства с управляющим вокзалом, самой главной безопасник всё же считал иную, к удобству проведения встреч не имеющую никакого отношения – вид на Амур. Точнее, вид на другую сторону реки, дальний берег, на котором раскинулось Маньчжурское ханство. Являясь благовещенцем в пятом поколении, он никак не мог принять за обыденность тот факт, что не слишком широкая река разделяет не город, как в центральной части русских земель, а две страны.
Всего-то восемьсот метров – и чужая земля. С отличными от здешних правилами, законами и традициями. Пятнадцать минут на самом медленном речном трамвайчике – и тебя окружают иностранцы, в глаза бьют вывески на пограничном суржике, и со всех сторон слышна чуждая речь. Азия – только руку протяни. На завтрак времени больше потратишь, чем до неё добираясь. Вот он – Восток. А тут – Запад. Разделённые всего лишь серо-стальной лентой реки.
И, при этом, если выехать за город, подняться на возвышенность километрах в семи-восьми и посмотреть через Благовещенск на маньчжурский Айгун, покажется, что смотришь ты на один город. Не сможешь найти ту линию, что разделяет два населённых пункта. И два государства.
– Что за знак ты мне подаешь, назначая встречу здесь?
От мыслей об уникальности своей родины Глеба оторвал голос невысокого средних лет минца, с крупным пятном на лице, лишённом пигмента.
– Здравствуй, Пэнь.
– Витя. Я уже давно привык откликаться на русское имя.
– Гражданство сменить не желаешь?
– Ты за этим меня позвал?
– Не только. Как дочка? Выдал замуж?
– Обсуждаем приданое с родителями. Жуткие скряги!
– Лучше три сына…
– Чем одна дочь! Переходи к делу, Глеб! У меня дел полно!
– Информация по моему заказу?
– Если бы братство что-то нашло, я бы сам назначил встречу.
– Вторая неделя на исходе.
– Ты не обозначил даже континент! По твоему, это легко?
– Откуда мне знать? Не я торгую информацией.
Витя, или Гуань Пэнь, был представителем международной криминальной организации, известной образованным обывателям как Триада. Не той, которую иногда упоминают в кино бездарные режиссёры, изображая братство минскими бандитами-беспредельщиками, а настоящей, созданной буддийскими монахами ещё в средневековье. С жёсткой, практически армейской дисциплиной, неясными целями и впечатляющими возможностями по обе стороны закона.
Братство не лезло на глаза властям, но и не пряталось особенно. В том же Благовещенске, да и в других княжествах, Самойлов был в этом уверен, Триада следила за порядком в минской и маньчжурской общинах, выступая одновременно и полицией, и судом, и, при необходимости, палачом. От этого и преступлений в общине, или совершенных их членами, жандармерия практически не регистрировала.
Глеб отлично помнил, как он познакомился с Витей. Он тогда только начал работать следователем и с огнём в глазах вёл своё первое дело об убийстве. Подозреваемым был минец, отправивший на встречу к предкам русского купца из не особенно значительных – купи-продай-привези. У жертвы и убийцы случился конфликт по товару, свидетели утверждали, что русский банально кинул минца, продав залежавшееся на складах. А тот, набравший под сделку кредитов у соотечественников, прогорел.
Фактически, бытовуха. Не расследование, а поиск сбежавшего и спрятавшегося у кого-то убийцы. Осложняемое тем, что минцы своих жандармам не выдавали. Резко забывали язык, на котором только что прекрасно расхваливали товар, обнаруживали провалы в памяти на фоне чрезмерного потребления байцзю или просто становились недвижимы, что твой Будда под тем деревом.
На третий день поисков к Глебу, вышедшему подышать на крыльцо возле управления, подошли трое минцев. Точнее, подошли двое, третьего скорее подтащили. Передали его, безучастного ко всему, на руки следователю, сообщили, что это и есть искомый душегуб, и, оставив визитку, ретировались. Предварительно заверив, что будут готовы помочь, если у уважаемого Глеба Вячеславовича возникнут какие-то затруднения в работе с общинами.
Убийца на допросе охотно сотрудничал, рассказывая в деталях о совершенном преступлении. К концу дня Глеб закрыл дело. И впервые за всю жизнь в родном городе задумался, что ни черта он о нём не знает. Что, в конечном итоге, и определило его развитие как следователя.
И теперь именно к Триаде, к старому знакомцу, представляющему братство в Благовещенске, обратился Глеб в поисках места, где могли бы держать похищенного Игоря. Оплатил недешёвые услуги минцев из княжеской казны, но результата до сих пор не получил. Начал нервничать, и сам пригласил Витю на встречу. Обычно он так не поступал, предпочитая забегать вместо этого в принадлежащий минцу ювелирный отдел в одном из торговых центров.
– С этим твоим боярином постоянно какие-то проблемы, – минец дал понять, что имеет в виду историю почти двухмесячной давности, когда Антошин сперва оплатил Триаде нападение на самого себя, а затем пришёл к исполнителю выяснять личность заказчика. Вите тогда скормили версию, что боярина контузило, и он потерял память. Не информировать же его о двойниках, параллельных мирах и прочих мистических событиях?
– Такой человек, что уж тут поделать… – кивнул Самойлов и тут же сменил тему. – Витя, я очень заинтересован в положительном результате. Если нужно как-то стимулировать…
– Ты достаточно нас простимулировал, – весьма жестко оборвал его минец. – Нет нужды зажигать второй очаг, чтобы вскипятить воду в одном котле. Просто отпусти и дай людям делать свою работу.
Сразу после отповеди, Витя вновь вернул на лицо маску мелкого торговца золотом и бижутерией: открытая улыбка и искательное заглядывание в глаза.
– Подожди. И не дай братству подумать, что вмешиваешь его в дела государств. Ты же знаешь правила.
Глеб досадливо сморщился, но кивнул, соглашаясь. Триада принимала любые заказы: кража информации и имущества, убийства, похищения, но никогда не брались за дела, связанные с политикой и наркотиками. С кучей нюансов и оговорок, естественно, но у международных преступников был свой свод правил.
– Это не дела государств, Витя… Не совсем дела государств.
– Конечно, Глеба-друга! – тут же спаясничал минец. – Моя всё узнавай, всё понимай! Искать родич – всё просто! Нет политика!
Самойлов снова кивнул, уже менее безрадостно. Это и были те самые нюансы и оговорки в кодексе Триады. С какого, что называется, угла посмотреть: второе лицо княжества было похищено папистами на территории империи Мин или племянника важного человека украли неизвестные? Чистая политика, за которую братство никогда не берётся, или хорошо оплаченная услуга безо всякой подоплеки? Минец с русским именем Витя выбрал вторую трактовку.
– Что-то хоть можешь сказать? – без особой надежды спросил Глеб у Вити.
– Что-то могу, – возвращаясь к хорошему русскому, ответил тот. – Его точно нет там, где есть минские общины.
– Вы же по всему миру живете!
– Нет, что ты! Информация об этом очень сильно преувеличена!
– А есть карта общин?
– Сколько ты готов заплатить?
– То есть – есть?
– Нет, зачем она нам? Но для такого щедрого заказчика я найду лучшего этнографа и картографа!
– Витя, у меня друг в плену уже слишком долго. Я не настроен на шутки.
– Друг?
Простой вопрос сбил Глеба с ритма беседы. Он сказал «друг»? Не коллега, не родич князя? Значит он и в самом деле считал боярина из княжеского рода и пришельца из иной Параллели другом? Хороши новости…
Он никогда об этом не задумывался, не облекал существующее в слова. Вместе шли – да. Помогали друг другу – тоже да. Спасали жизни, закрывали от удара. Спорили, ругались даже, но приходили к компромиссу. Но друг? Это знак равенства, как ни крути, а может ли он стоять между простым сыскарем и пророком? Выходит, что может…
– Да, – спокойно сказал Самойлов. – Друг.
– Я свяжусь с братьями. Отзвонюсь вечером.
– Спасибо. Только лучше пиши, я вечером буду на трассе в Хабаровск.
– Переезжаешь?
– Командировка.
– Хорошо. Напишу.
Минец кивнул Глебу на прощанье и заторопился к выходу. Движения его вновь приобрели некую торопливую неловкость, свойственную людям невысокого социального статуса. Улыбчивый торговец, готовый раскланиваться с каждым, а вовсе не представитель таинственного и могущественного братства.
Проследив за тем, как спина Вити последний раз мелькнула у дверей вокзала, Глеб вернулся к своим мыслям. Точнее, к поездке в союзное княжество.
Два дня назад в Хабаровске был убит профессор Якуб Гурский. Светило теоретической физики, автор множества научных книг, прочитать которые и при этом понять смысл написанного смогли бы человек двести во всём мире. Создатель и бессменный руководитель Восточного Исследовательского Центра, расположенного на землях Хабаровского княжества. Человек, по словам князя Пояркова, сделавший для современной науки больше, чем всё ныне живущее поколение. Семидесятилетний старик, охраняли которого лучшие маги дальневосточных княжеств, был задушен в собственной квартире. Красным шнуром.
Тело Гурского обнаружили утром в кабинете, сидящим в кресле возле журнального столика. Он был в домашнем костюме и держал на коленях раскрытую книгу. Судя по фотографиям с места преступления, учёный отдыхал в одиночестве, когда убийца накинул ему на шею удавку. Тот ничего не успел понять и тем более сделать – шнуром ему сломали шею быстрее, чем он задохнулся.
Особняк учёного располагался на окраине академгородка Центра, вдалеке от прочих построек. Здесь имелся небольшой штат прислуги, которая ничего не видела и не слышала. Ничего не заметила и охрана Гурского – два дежурных дружинника Хабаровского воеводства. Не сработала магическая сигнализация, показывая полную исправность проверяющим техникам. Убийца просто пришёл, задушил учёного и ушёл. Не оставив никаких следов.
Всё, начиная от личности убитого и заканчивая местом совершения преступления, просто кричало о нереальности произошедшего. И ставило перед следствием множество вопросов, на которые у них пока не было ответов. Как убийце – или убийцам – удалось проникнуть в особняк и спокойно уйти? Почему нападение проспала охрана? Как исправные защитные артефакты пропустили злоумышленника? И кому, наконец, нужно было убивать учёного, даже косвенно не связанного с политикой и изобретением оружия? Квантовая физика, причём не прикладная, а самая что ни на есть теоретическая, никак не тянула на мотив.
Объединённое Бюро Расследований Триумвирата имело в своём штате множество хороших специалистов, включая с десяток одарённых. И все они были брошены на выяснение обстоятельств смерти научного светила и поиски его убийцы. Зачем в следственной группе понадобился безопасник из Благовещенска, Глеб сперва не понял. Только читая высланные ему материалы дела, сообразил – из-за того самого красного шнура. Орудие убийства на фотографии выглядело очень похожим на то, которым были задушены подопытные ваны в капсулах и их охрана, когда он вместе с Игорем был в Гуанчжоу.
– А Антошин? – спросил Самойлов у князя, когда тот приказал ему отправиться к союзникам и войти в следственную группу ОБР. – Я вот-вот нащупаю след.
Спросил спокойно, без надрыва и обвинений. Понимая, что поисками племянника Поярков озабочен никак не меньше какого-то там следователя.
– Всё, что мог сделать, ты сделал, Глеб Вячеславович, – ответил князь терпеливо. Так же понимающий, что для Глеба поиски Игоря стали навязчивой идеей. Вассалу можно ничего не объяснять, ограничившись приказом, но поступать так с человеком, который взвалил на себя одного моральную ответственность за похищение пророка, не стоило. – Поиски продолжат без тебя. Ты нужен в Хабаровске. Ты же видел удавку.
Поярков был в деталях знаком с похождениями команды за границей, знал и про красный шнур неуловимого убийцы. Параллели провести – гением быть не нужно. Скорее всего, он сам вышел на ОБР, а может и на самого Хабарова, сообщив о следователе, который уже сталкивался с возможным убийцей учёного. Только Самойлов всё равно считал, что владетель Благовещенска просто отсылает его, желая прервать выжигающие душу поиски Антошина. Наверное, одержимость следователя стала пугать?
– Я сказал, что ты наш лучший следователь из одарённых, – подсластил пилюлю князь. И тогда Глеб окончательно понял, что его именно отсылают. Причём в уверенности, что спасают от профессионального выгорания – недавно разговор об этом состоялся и с воеводой Евсеевым.
Следователь хотел было сказать, что никакой он не лучший – уж свои-то возможности он знал лучше прочих. А потом сообразил, что «из одарённых» Поярков добавил не случайно. Других следователей с даром в княжестве не было, так что выходило, что он и правда лучший следователь. Из одарённых.
– Сделаю, княже, – поклонился он. – Найдём убийцу.
Опустив тот факт, что не представляет, как искать убийцу, голыми руками убившего в том ангаре в Гуанчжоу сильного мага и ушедшего, не оставив никаких следов, кроме проклятой красной верёвки.
Антошин назвал убийцу «видящим Экхарта», но не особенно на тему этого персонажа распространялся. Известно про него, точнее про его способности, было немного. Убийца мог, подобно тому итальянцу-видящему, блокировать дар, а ещё предвидел будущее. Не как пророк – хотя как это «как пророк»? – а просматривая временные вероятности на минуту или около того вперёд. Идеальный чистильщик, который знает, куда будут направлены глаза жертвы в момент, когда смерть подойдёт к нему со спины. Тень, тот самый итальянец, по словам Игоря, прошёл сквозь охрану посольства, словно был невидимкой.
Вот как такого ловить?
С другой стороны, такой преступник – профессиональный вызов для любого нормального следователя. Опустим мотивы, хотя и правда непонятно, зачем убивать талантливого ординара, который и так скоро отправится в мир иной? Поймать призрака – это деяние, возможность совершить которое не каждому в жизни выпадает. И Глеб, поругивая себя в душе за отступничество от поисков друга, но делая это скорее для порядка, уже чувствовал, как разгорается где-то в глубине души огонёк охотничьего азарта.
Преступник и следователь. Хищник, серым туманом скользящий по границе обыденности, и ищейка, идущая по его следу. Это заставляло кровь быстрее бежать по жилам, отгоняя морок безнадёжности и уныния, в котором Самойлов пребывал уже вторую неделю после похищения Игоря.
Люди продолжали своё броуновское движение по залу вокзала, огибая неподвижно стоящую фигуру Глеба и не обращая никакого внимания на задумавшегося следователя. У них было полно своих забот: обычных и не очень, серьёзных и таких, что забудутся уже после захода солнца. Кто-то направлялся в ханство, кто-то возвращался оттуда, одни терпеливо стояли в очереди за билетами на паром, другие ругались о просроченной поставке товара.
Пожилой манчжур с русским именем «Юра» на форменной куртке рабочего катил на тележке чемоданы. Плакала трёхлетняя кроха, которой родители не хотели покупать газировку. Раздавал листовки, сопровождая их рекламными лозунгами, молодой человек в нелепом костюме плюшевого пса. Где-то в Перми перекраивались планы, связанные с замужеством тамошней княжны. Следователи в Хабаровске через мелкое сито просеивали все обстоятельства жизни погибшего учёного. Жизнь не собиралась останавливаться по причине исчезновения отдельно взятого боярина. Она продолжалась и требовала к себе максимум внимания.
Вытащив телефон, Глеб выбрал из контактов номер Юсупова.
– Привет. Нашёл что-нибудь?
Как только стало понятно, что ехать в Хабаровск ему всё-таки придётся, Глеб решил привлечь к расследованию старого знакомого. Он не знал человека, лучше Алмаза умеющего собирать из крупиц разбросанной по сети информации целостную картину. Зная об особых отношениях Самойлова с княжеским родом, никто в жандармерии, где служил татарин, и не думал возражать.
– Ты по Игорю или по Гурскому? – уточнил Юсупов. – По Игорю, если что, пусто.
Ожидаемо. В довесок к десятку компьютерных специалистов, просеивающих сеть в поисках упоминания Антошина – любой след! – Алмаз написал какую-то программу, которая должна была подать сигнал, если кто-то кроме них заинтересуется информацией по княжескому племяннику.
– Давай по Гурскому, – чуть слышно вздохнул Глеб.
– Шнур или туго скрученный платок, как орудие убийства, распространён в индийских княжествах и связан с культом богини Кали. Её убийцы-душители…
– Алмаз, – прервал его следователь, – информацию из вики я уже читал. Может быть такой специалист, как ты, смог найти что-то большее, чем легенды о тугах [тайная секта убийц-душителей, служащих богине Кали]? Красный шнур. Убийства видных научных, политических, общественных деятелей, желательно за пределами Индии – очевидно же, что ноги растут не оттуда! Необъяснимые, лишённые мотива убийства, схожие по почерку. Я именно это просил тебя поискать.
– Всё у тебя в почте, – чуть обиженно прогудел Юсупов.
– Отлично! – порадовался Самойлов. Бурчание Алмаза он проигнорировал – у мужчины, в доме которого четыре женщины разного возраста, характер имеет свои особенности. Важно, что он не подвёл и в этот раз. – На словах какой-то вывод сделаешь?
– Если коротко, то такие случаи зафиксированы по всему миру. Первый – три года назад. Если все их совершает наш знакомец из Гуанчжоу, то из командировок мужик не вылазит.
– Сколько?
– Тридцать два случая. Откинь процентов десять на погрешность и подражателей – всегда ведь найдется тот, кто попытается выдать своё преступление за продолжение серии одного человека.
– Так много? – Самойлов был удивлён. – А география? Примерно, хотя бы?
– Не встретил схожих убийств только в Африке и в Америках. И в индийских княжествах! – не удержался и мстительно добавил Алмаз.
– Ну, Африка – это понятно… – протянул Глеб, подразумевая, что Чёрный континент большей частью не имеет сношений с прочим миром. Не по причине отсталости, как считали обыватели, уверенные, что африканасы до сих пор бегают по джунглям и бушам в юбках из листьев. Просто иной уклад, иное мировоззрение, плюс более чем достаточная сила племенных союзов, чтобы с таким образом жизни считались все остальные. Как результат, в новости Африка попадала очень редко. – А в Америках-то почему тишина?
– Мне кажется, – последнее слово татарин подчеркнул. – что убийца не работает там, где события не дадут «кругов на воде».
– Поясни, – не сообразил Глеб.
– Каждое убийство, если посмотреть внимательно и сравнить с прочими, не имеет значения само по себе. Это как… – Алмаз замялся, подбирая правильное сравнение. – Удар в слабое место кирпичной кладки, понимаешь? Можно долбить кувалдой весь день, но есть умельцы, которые способны обрушить стену одним ударом. Так и наш убийца делает. Я уже начал отслеживать последствия, которые пойдут после смерти Гурского, но пока ничего не увидел.
– Ты хочешь сказать, что «видящий Экхарта» убивает с целью пустить круги по воде? – недоверчиво уточнил Самойлов. Его рациональный разум без особого желания рассматривал данный мотив.
– Как вариант, – не стал настаивать на своей правоте Юсупов. – Просто подумал так, когда обнаружил, что он не работал в Африке и Америках. Африканасы закрытые, даже к сети толком не подключены, а Америки – колониальная глушь.
– Звучит как бред, – не стал скрывать свою точку зрения следователь.
– Ты письмо-то почитай всё-таки. Я там набросал ссылок на последствия, которые возникли после убийств видящего.
– И никто, кроме тебя, не связал эти факты?
– Может и связал, да молчит. Огласку действиям видящего никто придавать не планирует.
Глеб задумался. Допустим, что татарин прав, хотя и верится в такое с трудом. Допустим, что убийца Экхарта уже три года носится по всему миру, устраняя людей безо всякой системы и мотивов. С учётом того, что его хозяин пророк, это заставляет подозревать какой-то очень проработанный план. Вот если бы его разгадать, тогда видящего можно попытаться взять. Но как это сделать? Пророк видит будущее, можно даже предположить, что он может предсказать и поведение охотников на него. Играть против пророка, если следователь хоть что-то понимал в этом, можно лишь при наличии собственного предсказателя. А Антошин похищен. Замкнутый круг!
– Ты не заснул? – раздался голос Алмаза.
– Я думаю, – отозвался Глеб.
– А я тебе ещё нужен? Или моё незримое присутствие помогает тебе думать эффективнее?
– Прости. Нет. Сейчас посмотрю почту. Будут вопросы – наберу.
– Договорились. Ты когда в Хабаровск?
– С обеда, наверное, рвану. Чтобы засветло доехать. И, Алмаз… Спасибо.
– Было б за что.
Убирая трубку в карман, следователь с досадой подумал, что поездка в Хабаровск станет потерянным временем. Охотничий азарт не ушёл, но столкнувшись с такой масштабностью, изрядно поутих. Хищник, за которым намеревалась бежать гончая, мог оказаться не волком, а драконом.
Но не спорить же с князем!