Виталий Кирпиченко
Искупление
– Чтобы так не думать о каждом человеке, я не смотрю никаких фильмов. И никому не советую засорять свои мозги!
– Чо ты сердишься? Я же хочу как лучше. Кино-то делают как в жизни.
– Какой там из жизни! – от возмущения Сергей покрылся красными пятнами. – Напридумывают разной галиматьи и подкидывают людям. А те принимают всё за чистую монету, и разносят эту чушь дальше! Нельзя же быть таким легковерным!
– Хучь ты и сердишься, а так быват. Вон, Митрий, сын Кузьмы Крапивина…
– И что Митрий, сын Кузьмы Кривого, мог знать?
– Я не говорил, что он сын Кузьмы Кривого. Кузьма не был кривой. Кривой был… Погодь, кривой был Серафим, только у ево сына не было, у ево одне девки… восемь штук. А как он хотел сына! Оне просили Якова Дещенка, чтобы он поменял свово младшего сына Стёпку на любую девку Серафима, или просто так отдал. Яков не согласился, хучь и бедный был. Так тот со своими девками и промучился весь свой век. А был бы сын, и было бы…
– И что же такого сотворил наш Митрий? – прервал Сергей воспоминания деда.
– Он рассказывал, когда был вахтовиком, то у их там привязался один такой немудрящий, а потом оказался шпиёном. Говорит, спали рядом, а распознать не могли! Во как!
– Ладно, – согласился Сергей, – я его завтра на детекторе лжи проверю.
– Где ты ево возьмёшь? Откуль он у тебя? – часто заморгал дед. – Али…
– Есть у меня, и очень точный, кстати.
– Никода не видал. Зачем он тебе?
– Чтобы правду выведать.
– Ты сурьёзно?
– А то!
– Покажи.
– Пойдём!
Сергей привёл деда Матвея к бане, остановился у двери. Приоткрыл её.
– Вот, смотри сюда, – сказал он, усмехаясь. – В эту щель закладываем мужское естество и тихонько прижимаем, прижимаем, прижимаем. Взахлёб начинают признаваться во всех своих и не своих грехах. Изобрели в третьем веке, а такая надёжная штука. Теперь таких не делают.
– Я думал, ты сурьёзный мужик, – с обидой махнул рукой дед. – Твой батька был другим.
Сергею пришлось долго оправдываться перед дедом Матвеем, заискивать, извиняться, просить прощения за глупую шутку. Дед немного «оттаял», когда Сергей пригласил его в дом и достал из холодильника початую бутылку водки.
– Вчера крутил такой озноб, – оправдываясь за початую бутылку водки, сказал Сергей, – вот и тяпнул малость.
– Это первое средство от того, – согласно закивал дед. – Моя матушка для того готовила рябиновую или калиновую настойку. А лучше помогала чесночная, – принимая стакан, дед продолжал: – Бывало, прибегишь с охоты или работы, промокнешь до нитки под холодным дождём, зуб на зуб не попадат, а тут дед с наливочкой! Стаканчик пропустишь, и как боженька в лапоточках по нутру-то и прошёлся, сразу благость такая, тепло по всей организме. Ну, с Богом! – выпив, не поморщившись, дед Матвей не спешил ставить стакан на стол. – Я думаю, Серёга, – продолжил дед, проведя ладонью по губам, – нам с тобою надо приспособиться гнать свой самогон. Оно будет дешевше, чем покупать. Да и знашь, чо там всё своё, всё хороше. А тут хто ево знат, чо намешали. Плесни-ка ещё чуток, а то не понятно как-то, – выпив, с загадочной задумчивостью на лице, утверждающе заявил: – Я знаю, как ево гнать. С дедом Фёдором мы столько гнали, что все полки в кладовке и амбаре были заставлены четвертями. На пальце горел первач! Дед так и проверял ево. Оммакнёт палец – и к головёшке! Палец тут же схватыватся синим огнём. Первач он затыкал хорошими пробками. Остально – чем придётся. А матушка настойку делала от всякой хвори, чесночную. Вот как ты счас, прихворнёшь бывало, вот и крутит тебя, корёжит, матушка и принесёт стаканчик. И тут же всё как рукой снимет, – дед, раскрасневшись, прервал свой рассказ о пользе чесночной наливки, посмотрел на бутылку. – Плесни-ка ещё чуток. Бардельник бы какой соорудить поболе, да аппарат заказать кому. Счас, говорят, можно из хороших трубок сделать, и если гонишь только для себя, то разрешат.
– Освоим и этот крекинг-процесс, дед Матвей. Будешь у нас главным инженером-технологом. А по совместительству – виночерпием.
– Да куды уж мне, – заскромничал дед. – Я просто так, если подсказать чо. Мы с дедом…
Странно, но с помощником, пускай с кривыми ногами, неуклюжим и неумелым, дело пошло лучше. Сергей не отвлекался на кухонные дела, не задумывался, что есть, что надо подкупить из продуктов. Готовил повар хоть и не изысканные блюда, но вполне пригодные для еды. А кое в чём так и превзошёл себя. Любимым занятием стало у него приготовить салат и что-нибудь на десерт. К основному блюду он всегда ставил закуску: то тонко нарезанные пластинки буженины, сдобренные более тонкими пластинками помидоров или огурцов, то что-то намешанное из зелени, репчатого лука и сметаны, то красиво порезанные солёные огурцы. Однажды приготовил что-то вяжущее рот с привкусом не то репы, не то брюквы. Попробовав, Сергей уставился на кулинара, дескать, что за зверь это?
– Авокадо, – ответил тот. – Тамара Елизаровна привезла. Говорит, очень полезная штука. За зиму человек растранжирит все витамины и микроэлементы, а тут их и не перечесть. Вкусно? Ещё заказать?
В другой раз, когда в огородах и на полях бушевала зелень, Анатолий Петрович предложил съездить за черемшой и диким щавелём.
– Ехать-то не на чем, – удивился просьбе Сергей.
– И я о том же, – спокойно ответил Анатолий. – Только нам без транспорта не обойтись.
– Машину, чтобы по нашим дорогам ездить, нам не купить. Мотоцикл – летом хорошо, а в дождь и слякоть как быть?
– Я бы лошадку приобрёл, – прищурился Анатолий. – И бензин не нужен, и права не нужны…
– А сено и овёс кто будет заготавливать? – спросил в свою очередь Сергей. – Папа Карло? Хоттабыч? Потёр лампу – и он тут как тут: «Что прикажете, господин?»
– Ну, не так, конечно. Только для одной лошадки не так и много надо этого сена и овса. Я бы один накосил. Потом, живое существо рядом, по разуму близкое к человеку. А кое в чём и похлеще будет.
– Это в чём же?
– В нравственности, преданности, трудолюбии и безотказности.
– Телега и сани теперь, наверное, дороже «мерседеса» стоят?
– Не приценивался, но, думаю, можно найти и дешёвые в какой-нибудь заброшенной деревне.
– Все они заброшенные, – с досадой махнул рукой Сергей. – А сани пожгли в печах.
– Надо поискать.
– Кто будет их искать? Я не буду, мне некогда. Ты не будешь, у тебя ноги…
– Ноги как ноги, – скривился Анатолий. – Ходят, как и у других.
– До ближайшей деревни двенадцать вёрст! Там пять или шесть дворов со стариками. Коней там не держат – самим бы выжить в глухомани да бездорожьи. Не знаю.
– Попросить бы Тамару Елизаровну, – предложил Толик и хитро поглядел на Сергея. – Пять минут – и мы в деревне.
– Купим телегу и сани. А коня кто нам продаст?
– Какой-нибудь колхоз тут остался ещё?
– Откуда? У нас если рушат, так под корень! До основания!
– В американских прериях стада мустангов пасутся, может, и у нас где одичалые бродят?
– Не тот край у нас. В первый же выход на зелёный ковёр лугов попадёт такая лирическая лошадка в мясорубку, потом в колбасу. Трудно у нас выжить лирику да лошадке с сантиментами сказочного Конька-Горбунка.
– Поискать, считаю, надо, – сказал как отрезал Анатолий. – В интернете, например.
В интернете совхоз «Светлый путь» выставил на продажу жеребчика-трёхлетку. Бухгалтер по поводу высокой цены сказал, что поговорит с директором, может, что и уступит. Уступил крохи, а сани и телегу с рассохшимися колёсами, сказал, что так отдаст. За бутылку. На этих колёсах можно проехать километров пять-семь, и то, если не загружать телегу. Сани? За санями потом можно приехать, когда колёса наладите.
Томка отвезла покупателей в совхоз, помогла существенно сбить цену на жеребчика, признав в нём болезнь Маркеса.
– Что это за болезнь, – спросил её в сторонке Сергей.
Она отмахнулась:
– Потом.
Сани водрузили на багажник Томкиного вездехода, колёса перетянули проволокой, обильно смазали солидолом. Хомут, седёлка и дуга были такими, что к ним без боязни было не притронуться – вдруг рассыпятся в труху. Томка умчалась, Сергей, набросав травы в телегу, улёгся, подложив руки под голову. Глядеть в высокое и широкое светло-голубое небо было блаженством. Слегка потряхивало на выбоинах и вымытых вешними водами кореньях. Возница, умело подёргивая вожжами, мурлыкал песенку, слышались еле различимые слова: «…умирал ямщик… ты, товарищ мой, не попомни зла…»
На полпути развалилось одно колесо, ещё через три километра – второе. Заменили их жёрдочками, Сергей при этом похвалил прозорливость Анатолия – он попросил у Томки топор, который был у неё в багажнике.
Солнце свалилось за макушки леса, повеяло холодком, а ехать да ехать ещё! Половину пути едва ли одолели.
– Может, напрасно связались с этой затеей? Может, надо было купить старенький трактор какой? Мороки бы не было.
– Мороки было бы в разы больше, – не согласился Анатолий. – Постепенно всё отладим, всё приведём к порядку. Я напишу списочек, что надо купить в хозмаге, и всё будет окей! Свадьбы ещё будем катать, на гармошках наяривать! От туристов отбою не будет. Деньги потоком поплывут к нам!
– Да, не до черемши нам теперь, – в унисон отозвался Сергей.
– За черемшой я завтра же съезжу верхом. Делов-то! И до района с ветерком пролететь, прозвенеть бубенцами – раз плюнуть!
С появлением жеребчика Анатолий поостыл к кухне. Исчезли изысканные закуски и салаты. Их заменили огурцы и помидоры в миске, да соль с перцем. Каждую свободную минуту проводил с Буланкой, так он назвал своего любимца. Анатолий постриг жеребчику красиво гриву и чёлку, постоянно мыл и чистил его лоснящуюся серебристую кожу. Из-за стола нёс кусок хлеба или яблоко. Буланка осторожно брал с его рук лакомство, и в благодарность касался его щеки влажными губами.
8
Долго не приходил дед Матвей. Строптивая душа протестовала, возмущалась, ершилась.
– Мне, кому почти сто лет, говорить како и дитю стыдно сказать! – бормотал он под нос, бродя по неприбранному двору. Пнул с досады старое ведро, потом подобрал его. Посмотрел на свет, нет ли дырок в дне, поставил рядом с крыльцом. Присел на тёплые от солнца порожки. Повёл головой от въездных ворот до калитки к бане и в огород – ничего примечательного. Кроме того, что полоска низенькой травки пробилась у изгороди. – Вот и до тепла дожил, думал, не получится. А весной да летом кто помират? Никому не охота. Осень ба просквозить проклятущую, а там обратно не до смерти: копать мёрзлую землю кому охота. Правда, счас машинами роют могилы, и всё равно не с руки помирать. Белый снежок, солнышко яркое, снегири под окошком, голуби на крыше, в избе тепло и чисто, с голоду не помираю – чего не жить, раз так? Потом обратно весна. Осень с дождями да холодом пережить – и живи, как кум королю, – прислушался, развернув голову вдоль улицы. – И этот чо-то глаз не кажет? Полюбился ему пришибленный, как сиротка малолетняя. Надо же было ему так свои ноги скривить! Захочешь да не сделашь, а у его раз-два и получилось. Пускай бы одна, а то обедве! Вон, с войны всяки-разны приходили, без рук, без ног совсем, но с такими кривыми не приходил никто. Не. Не приходили. Гришке Петухову обедве ноги оттяпали, и ничо! Обутки чинил, водку, злодей, пил, она ево и згубила. Но тут же, этому, знат, как испортили ноги. Можа, специально так, глаза отводят людям: дескать, урод он, чо ему быть шпиёном, и рассказывают всё как есть без утайки, жалеючи его здоровье. А он, не будь дураком, всё мотат на ус, а потом своим и перескажет. Ох, и наживёт с им беды Серёжка! Надобно ещё раз с им поговорить, не прислухается – Бог с им.
Сергея дед Матвей застал сидящим в задумчивости на крыльце. Он смолил, нахмурясь, сигарету.
– Ты закурил, чо ли? – спросил дед Матвей, поздоровавшись. – Ты, катца, не курил?
– Тут не только закуришь, но и запьёшь, – мрачно ответил Сергей, и со злобой отшвырнул окурок.
– Чо так? – уставился в глаза Сергею дед.
– Чо, чо! Через плечо да в гачу! Милый соседушка, чтоб его приподняло да шмякнуло, деньги за электричество требует. Говорит, поиздержался, дети голодные.
– Сколь ты ему должон?
– Пять тысяч. Раньше говорил, что три.
– До пятого подождёт? С пенсии отдадим ему, брюхатому борову.
– Пять тысяч долларов? – поднял глаза на деда Сергей.
– Каких таких долларов? Он чо, в своей Америке живёт? – выругался дед. – За пять столбов и моток проволоки таки деньжищи, мироед проклятый! Ох, и придёт Сталин, ох, и сунет им под хвост головёшку!
– Не придёт и не сунет. Не нужен он теперь никому.
– Как это не нужон! Этих гадов расплодилось – ступить негде! А ты говоришь, не нужон!
– Почему он должен этим заниматься, а не мы сами? Он что, палач? Почему мы ждём кого-то, кто за нас будет бороться?
– Дык…
– Дык придёт по нашей просьбе, даже не просьбе, а слезливой мольбе, сделает своё доброе дело, очистит нас от воров, грабителей, предателей. Пройдёт время, и мы забудем о его добрых делах. Хуже того, нечистая сила будет проклинать его как палача, убийцу, губителя всего святого, и ещё хуже: мы им будем подпевать и поддакивать в их гадких делах. Так что, будем звать Сталина?
– Я завсегда был за Сталина! – твёрдо высказался дед, и в голосе его была обида за того, с чьим именем он строил колхоз, шёл в атаки, восстанавливал израненное войной государство. Звучала и уверенность в их общем деле, уверенность, что и другие, кому дорога страна, не предали Сталина, не предали его идеи, которые сейчас затоптаны, оплёваны, но оживут и будут опять звать народ на подвиги. Вернутся тогда и счастье, и радость к народу, и почувствует он себя вновь хозяином страны, её защитником.
– Народу как плохо не жилось, а он завсегда защищал свою страну, – дед Матвей в прищуре всё повидавших глаз, как в фокусе, собрал всю свою жизнь, напряг память. – Кода тута зверствовал Колчак с чехами, потом всяки разны банды шлындали, и тода народ знал, куда ему идти. Наболело у ево на душе за всё время, пока над им изгалялись все, кому не лень – и помещики, и богатеи, зализанный писарчук и тот казал над мужиком свою брезгливость. Вот так жили.
– А сейчас живём не так? – краснота щёк выдала возмущение Сергея.
– Ну, не совсем так. Никто, вроде, не издеватся, не убиват…
– И всё равно дальше порога не пускает власть своего кормильца-мужика. А при случае обдерёт его как липку. Вот так мы живём.
– С деньгами-то как быть? – вернулся к прежнему разговору дед. – Отдавать всё равно надобно, коль договор был.
– Нет их у меня. И взять неоткуда. Вот такой расклад.
– Как быть?
– Подержи арбуз!
– Какой арбуз? – не понял дед.
– Такой. Подаст в суд, опишут и заберут всё под метёлку.
Дед долго жевал губы, мычал под нос, а потом спросил:
– Слухай, Серёга, ты не знашь, сколь дадут за мою халупу? Пять этих дадут?
– Понятия не имею, – отозвался Сергей, не придав значения вопросу. – Я за всё пол-лимона уже вбухал, а толку мало – и печи нет, и сплю на голом полу, и ем на приступочках.
– Продавай мою, забирай деньги себе, а я, сколь смогу, поживу в твоей бане. Какая мне разница, где помирать! Лишь бы не на улице, чтобы собаки не грызли. На похороны деньги я припас, тратиться тебе не надо. Одежонка тоже есть.
– Спасибо на добром слове, дед Матвей, – прокашлявшись, сказал Сергей. – Если и сделаем так, то жить ты будешь в доме, а не в бане. Только рано пока об этом говорить, может, найду эти баксы, будь они прокляты. Томка что-то давно не показывает носа?
– И я её не видал давно уже, – пожал плечами дед. – Тольки откуль у ей деньги? Мужика нет, детей кормить чем-то надо.
– На время бы перехватить. Может, подскажет что.
Послышался отдалённый стук копыт и фырканье лошади.
– Едет мой Алёша Попович, – усмехнулся Сергей. – Интересно, нашёл он что или просто прогулялся?
Во двор, подбоченясь, въехал Анатолий. Сергей отметил преображение в поваре. Щёки румяные, серые глаза с блеском, русые волосы отливают на солнце золотыми кольцами, плечи широкие и прямые. Подъехав к крыльцу, не слезая с боевого коня, он бросил на доски плотно набитую чем-то суму.
– Неужто голова Соловья Разбойника? – спросил Сергей без тени улыбки.
– Карлы с бородой, – не менее серьёзно ответил новоиспечённый богатырь. Слезать с боевого коня не спешил. Не хотелось казать свою беспомощность. – Мешок малый взял, там её пропасть.
– Нам и надо-то её с гулькин нос, – высказал своё Сергей. – Засолим банку – и хватит.
– Это такой продукт, всем продуктам продукт! – не согласился Анатолий. – Это кладезь здоровья! Витаминов куча, калий, магний, железо! Чистит кровь, придаёт аппетит, защищает от семи хворей…
Дед Матвей, выпучив глаза, слушал и не мог понять, о чём говорят мужики.
– Заготовить бы, да где хранить? В холодильник много не засунешь, – Сергей не находил решения возникшей, как из морской пены, проблемы.
– Я её в банках засолю и заквашу – делов-то!
– А где банки взять?
– Завтра я их воз привезу! Буланка отдохнёт, и завтра мы в район слетаем поутру.
– Вы ж всё побьёте, если в мешках. А в ящике – как его приспособить к хребту?
– Вот мы и подошли к главному вопросу – нужен лёгкий ходок. На рессорах и резиновом ходу.
– Может, сразу закажем и карету с фамильным гербом?
– Это потом, – согласился Анатолий.
– Когда? Завтра нас опишут, дадут под зад коленом! И мы свободны! «Бывали дни весёлые, гулял я молодец!»
– Как опишут? За что опишут? Кто опишет?
– Пером опишут, за долги, по решению суда. Вопросы ещё будут?
– Вот так новость! – Анатолий сдвинул на затылок шапку. – Это решение уже есть?
– Пока нет. Но пригрозили.
– Как быть? Долги большие?
– Пять тысяч в долларовом эквиваленте.
– Деньги небольшие, только где их взять?
– Какое совпадение мыслей! И я так думаю.
– Если… нет, – ушёл в себя Анатолий. – Тут что-то другое надо придумать. Разве… нет, это тоже не годится. Где мы можем заработать эти деньги?
Анатолий, слезая с Буланки, больше не беспокоился о своей неуклюжести, забыл про неё. Он поглощён всецело проблемой выплаты долга. «Пять тысяч – разве это деньги? – думал он. – Мелочь! Но и эта мелочь – неподъёмный для него и таких, как он, груз. Это значит, что они так и не стали вровень с теми, у кого их миллионы или даже тысячи. Вровень не по деньгам, а по жизни вообще. Меня за крошечный долг под зад коленом, а тот, у кого тысячи, добавит ещё к ним – и он победитель. И радоваться тому будет. Это правильно? Это справедливо? Так и оставим? Неправильно, несправедливо и оставлять так нельзя! Что делать? Снять штаны и бегать. Почку продать! Сколько за неё дадут? Надуют только так, и всё же? Если б тысяч двадцать дали… Надо узнать».
В субботу приехала Томка. Остановилась напротив дома, весело посигналила. Вышедшему за ворота Сергею помахала рукой.
– Привет, помещик! Как дела? – выкрикнула, улыбаясь.
– Как сажа бела, – ответил Сергей.
– Что так?
– Издержки моей наивности.
Томка смыла весёлость с лица, выключила двигатель.
– Говори, что случилось? – потребовала она.
– Говорить особо нечего. Сосед требует пять тысяч долларов за электричество, что провёл от своей усадьбы к моей и деда Матвея.
– За пять столбов и моток проволоки? Ну и свинья! Он никогда не был человеком! Его в классе никто не любил. Боровом был, свиньёй и остался! Я с ним поговорю, сучёнок!
– Договор был на три тысячи, а потом он изменил.
– Ты подписывал договор?
– На словах договорились.
– Ну, так и пошли его подальше!
– Тома! Да я же тогда всё потеряю. Сожгут ведь!
– Ты прав! Но я с ним всё равно поговорю! Когда он бывает здесь?
– Когда как. Наведывается и в будние, и в выходные дни. Позавчера был.
– Я его там найду. Если на три собью, у тебя есть такие деньги?
– Ни копейки!
– Вот так номер! Как же ты договаривался? На что рассчитывал?
– В течение года был уговор рассчитаться. Потом он изменил, сказал, что срочно понадобилось самому выплачивать долг.
– Скотина! Тысячу я дам, картину должны купить, а больше у меня нет.
– Лучше, если уговоришь его подождать, как был уговор. За это время я найду деньги.
– Где ты их найдёшь, кто их потеряет для тебя? – Томка негодовала.
– Тамара, сколько стоит почка? – невпопад спросил Анатолий, оказавшийся рядом.
– Зачем она тебе? – круто развернулась в его сторону Томка.
– Просто так спросил, – пожал плечами. – По телику врач рассказывал. Говорил, иностранцы хорошо платят.
– У тебя-то хоть почки нормальные? – посмотрела ему на ноги. – Не кривые какие?
– С чего им быть кривыми! – с обидой в голосе произнёс Анатолий. – Ноги – это травма. Их тоже можно выпрямить.
– Если можно, то и нужно! Что уродом-то ходить! – и тут без резкости в суждениях не обошлась Томка. – Или так удобней?
– С чего ты взяла, что мне так удобней?
Чувствуя, что перепалка может закончиться скандалом, Сергей перебил этот никчёмный, как ему показалось, разговор.
– Тома, просьба к тебе: узнай, где можно купить четыре колеса к телеге и сколько они стоят.
– А где их продают и делают? – задумалась. – Наверное, проще прицеп купить да переделать.
– Это идея! – тряхнул головой Сергей. – Оглобли приделал – и дело в кармане! Бэушный прицеп найти не проблема. Баксов сто, сто пятьдесят. Объявления почитать бы.
– Привезу я вам и объявления, и, может быть, сам прицеп. Видела у соседа ржавеет во дворе. За бутылку отдаст, чтобы только кто со двора уволок. Думайте, как оглобли пришпандорить.
– Это нам раз плюнуть! – обрадовался Сергей простоте решения весьма сложного вопроса. – Две жердины, четыре болта, две петли! Тома, может, у тебя есть ненужная кожаная куртка, сапоги? Хомут надо починить, седёлку тоже.
– Конечно, есть. Что ещё дворянскому гнезду надо привезти? Вы пчеловодством не думаете заняться? Весьма доходное дело. Улья продают в хозмаге.
– А самих пчёл где взять? Не ловить же их по одной на цветках в поле?
– Главное, никто из нас, – Сергей показал на Анатолия и себя, – понятия не имеет в этом пчеловодстве. Мёд любим и не более.
– Мне нравится приятно удивлять людей, – светлея улыбкой, сказал Анатолий. – Я изучал это дело, когда учился в ПТУ. У меня была книга, и я от нечего делать читал её. Ничего сложного нет. Надо купить книгу, улья, семей десять, меньше – не рентабельно. И…
– И потекут медовые реки! Теоретически! Практически ждут нас и здесь рифы да скалы.
– Почему же, Сергей, только неудачи? – не согласилась Томка. – Не боги горшки обжигают. Получится и у вас. Глаза боятся – руки делают!
– А я что говорю! – воспрял духом Анатолий. – Получится! Как говорят: помучимся – научимся!
Накричавшись, наговорившись, Томка умчалась в свои заповедные места, ждущие переселения на холсты. Мужики остались наедине.
– Что это ты задумал с почками? – Сергей приковал к земле взглядом Анатолия. – У тебя их много? Они тебе мешают, спать не дают? Надо же, кривые ноги ему не мешают, а почки мешают!
– Да я просто так спросил, – оправдывался Анатолий. – Мало ли что… Дай, думаю, спрошу…
– Спросил? Ответ получил? Вот и сиди теперь тихо да смирно, не то…
– Что «не то»?
– Выпишу волчий паспорт – и катись на все четыре стороны! Не хватало мне тут торговцев почками. Может, кому понадобятся дефективные мозги, тогда подумать можно.
– Одна почка вполне обеспечивает жизнедеятельность организма. Так говорит медицина.
– Да, а природа-дура взяла и прицепила лишнюю почку, лишний глаз всунула, лишнее ухо просверлила.
– Не совсем лишнее, но без этого живут миллионы. Живут и работают. И не плачут.
– Всё! Диалог о преимуществе однопочечной жизни прекратили! Будем мучиться с двумя! Поднакопим деньжат – примемся выпрямлять ноги и души! Я вот ночью проснулся и подумал, что без пахотной земли нам не обойтись. Надо прикупить гектаров двадцать-тридцать.
– Гречкой засевать?
– Почему гречкой?
– Дефицитом гречки всё время пугают.
– Выращивать будем то, что хорошо растёт. Капуста, морковь, свёкла, лук, чеснок, огурцы… Помидоры в теплицах. Хорошо бы сыродельный цех запустить, да где столько молока взять: на десятки километров ни одной коровёнки не сыскать.
– Договориться с совхозом.
– Оборудование сыродельни несложное. В старину обходились без компьютерной системы. Надо хорошо подумать.
– Землю пахать надо трактором.
– Естественно.
– Тракторист…
– Будет и тракторист!
– Амбары, склады, подвалы…
– А как же без них! Урожай загубим.
– Нужны деньги.
– Такая мелочь! Будут они, и в немалом количестве!
– Пока бы в малом.
– В малом – сложнее.
– И я о том же. Хоть чуть-чуть где перехватить.
