© Виталий Храмов, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
История эта началась однажды в далёкой-далёкой галактике. Нет, не в той галактике, где сипел неисправным экзоскелетом Дарт Вейдер. Хотя – кто знает? Одним словом, в другой галактике, но не менее близкой к нам с вами. Разделённой с нами немыслимыми расстояниями пространств и, возможно, временем.
История эта началась буднично, как и начинается любая история – с ошибки. Если никто не ошибается, то история – не случается. Получается – отчёт. А история – всегда начинается с ошибки. А если в результате ошибки не в том времени и не в том месте оказываются не те люди, то история становится и вовсе необычной. А от этих людей, «попавших не туда», и зависит, чем эта история будет – комедией, фарсом, трагедией. Или – героическим эпосом. Или книгой Апокалипсиса, как знать?
Совершающие ошибку люди не думали об этом. Они проводили опыт. Как та обезьяна, что пытается вызвать отклик от гранаты, дёргая за кольцо. Предмет, над которым они экспериментировали, стойко терпел их неразумные домогательства. Но и у камня терпение ограничено и конечно. И артефакт неизвестного происхождения и с неизвестными свойствами высказал своё громкое «Фи!», не только уничтожив неразумных, что считали себя очень учёными и умными, но и вызвав пространственно-временной пробой, хаотично перемещая души, оторвавшиеся от своей реальности – в реальности иные.
Эта ошибка оказалась связана и со мной, моей реальностью и современностью. Вырвав меня из нестройных рядов наших соотечественников.
Хотя справедливости ради упомяну, что не будь этой ошибки, я так и не вернулся бы в строй, а соответственно, не было бы этой истории, а был бы короткий некролог в местной газете. Или – короткое сообщение в рубрике «ЧП».
Но обо всём по порядку. Итак, позвольте представиться…
Я с нетерпением и облегчением завершил, наконец, работу над сайтом для этой суматошной гражданочки, что задёргала уже своими звонками. Скинул данные на флешку и открыл электронку.
И – застонал. С обеда я не проверял почту. Пятница, конец дня, потому ценных и срочных ТУ накидали немерено. И половина – со сроком вчера.
– Пятница, сокращённый день, – пробормотал я, чувствуя, что влетел в чёрную полосу проблем и головных болей.
И словно в ответ – звонок рабочего мобильника. Точно шеф.
– Ты там спишь?! – запищал мобильник. – Срочно! Отчёт им… этим… дай! Не хочу сюда тащиться завтра!
– Что писать? – обречённо вздохнул я. – Как обычно?
– Нет, гля! – взревела трубка. – Весь комплекс требований высокого, мать его, начальства выполни! В срок!
– Понятно! – пробормотал я в ответ.
– Исполняй, раз тебе понятно! – ответила трубка. Вызов прервался.
Автоматически посмотрев на пустой стол шефа, я полез по папкам и файлам, чтобы в прошлых отчётах переправить даты и по паре слов, да отправить всем этим «переживающим», что у них, у нас – всё «в ажуре», всё проверено, все розетки не висят, вывалившись с мясом из стен, а как положено – закреплены. Что огнетушители в норме, хотя сами же «переживающие» не продлили договор на обслуживание просроченных.
– Так, с «пожарниками» разобрались, – бормочу я, отправляя сообщение с файлом, – кто следующий?
Это называлось – отписки. За те годы, что я трудился в этом кабинете, количество этих бессмысленных бумаг выросло даже не в разы. А на порядок. И если лет шесть назад по каждому такому ТУ действительно что-то делали, то теперь просто отсылаем отписки. Потому что раньше таких ТУ было по два-три в квартал, то теперь – два-три в день. Да и потому что не реально не то что всё выполнить, нереально даже пытаться выполнить. Да и не нужно это никому. В одном из таких отчётов я в матерной форме написал, как меня задрали этой бессмысленной дребеденью. Word, как положено, всё подчеркнул красным, намекая, что в деловой переписке подобные выражения не комильфо, но я так и сохранил, да и отправил. И искренне ждал разъе… нагоняев от вышестоящих руководителей. И – ничего. Или инстанция, которой я отчитывался, оказалась с понятием юмора, либо просто всю эту макулатуру никто не читает. Поставили галочку, что «этот» отчитался, да и всё.
Опять трезвонил телефон. Я поморщился – теперь звонил личный мобильник. Жена. И рабочее время – вышло. И дочь уже не успеваю забрать. Шумит. Выслушал, пролепетал дежурное, что не успел, что отчёты, что начальство совсем шизанулось и задолбало.
Настроения не осталось совсем. Но никто не виноват, кроме самого себя! Решил в обед повозиться с этим приработком, да так и не заметил, что «обед» растянулся до конца дня.
Когда с отписками было покончено, в здании остался только я. Потому мне и пришлось всё обойти и закрыть все двери, положив ключ в нишу выпавшего кирпича. Да-да – совок не ушёл насовсем. И не отовсюду.
Если пошла непруха, так по самые гланды! Ещё и «ласточка» капризничала, не хотела заводиться. Говорили, что «Логан» надёжнее отечественных машин. Но видимо, мне попался не тот «Логан». Ковыряться с ним приходилось не меньше, чем с «четырнадцатой», владельцем которой я был до этой «иномарки» московской сборки.
Трудился я техником по обслуживанию информационной сети в одной полувоенной, полудебильной, полузакрытой структуре. С её знаменитой присказкой, что работают в ней только полудурки. Умные – не идут, а совсем дураков – комиссия не пропускает. Но я считаю, что устроился неплохо. Не кайлом на ж/д-путях машу. Сижу в кабинете, разбираю мутки заглючивших сетей, сломавшейся оргтехники. Бывают, конечно, загибы ума за разум, такая уж структура, но всё же у меня их было меньше, чем могло бы быть.
И – пишу программки и сайты в свободное от работы время, прямо на работе. Это – приработок. Только скинуть их заказчику прямо с рабочего места – нельзя. В «структуре» – своя, закрытая сеть, не имеющая выхода в Интернет.
Дорога была настолько привычна, что вел я почти на автопилоте. Вот и дом. Привычно, как в «Дне сурка». Всё привычно. И моё место на стоянке – занято. Пришлось раскорячивать машину, оставляя задок на дороге с риском, что невнимательный либо пьяный водитель его просто снесёт.
И дома – привычные, дежурные, претензии жены, крики, что я никто, звать меня никак, что я не мужик. Не зарабатываю, о ней и дочери не забочусь. Летаю в облаках, только о своих «программках придурошных» и думаю.
Нет, я не отвечаю. Не спорю, что я – эгоист, самовлюблённое ничтожество и слизняк. Я даже не думал о том, куда делась та красивая и ласковая девочка, которую я брал в жёны. Или – которая брала меня «в оборот», «захомутав» – это с другого взгляда. Вопрос этот был философским, а сегодня – пятница. И я так устал, что любое шевеление мыслей было неподъёмным.
Я поцеловал дочку, которая скривила личико, показывая, что «ну вот, опять!», и прошёл на кухню. Плита была заставлена сковородами и кастрюлями. Полными, горячими.
– Вот выкину щас всё в толчок! – продолжала разоряться жена.
– Я тоже люблю тебя, – ответил я, причём искренне.
– Пошёл ты! – отрезала она, разворачиваясь. Вышла из кухни, продолжая выговаривать из прихожей, обуваясь: – Еду – сготовила. Солнышко – поела уже. Уложишь. Бельё в машинке. Разбери, развесь. Я – к Наташке. Заберёшь.
Хлопнула дверь. Я поставил пиво обратно в холодильник – я, оказывается, ещё за рулём, махнул жене вслед, типа «Иди-иди! Тише будет».
Тише не стало. Дочка тут же села за стол напротив. И – тараторит, тараторит. О таких важных, для неё, детсадовских вещах, которые для меня никак не могли быть важными и интересными. Но надо проявлять интерес, поддакивать, да попадать в такт. Дочь обидеть не хотелось совсем. Хотя сегодня её щебетание умиления, как обычно, не вызывало.
– Что, пап, совсем задрали? – участливо спросила дочь.
Я и сейчас, автоматом, дежурно поддакнул, но спохватившись, рассмеялся, обнял дочь, поцеловал в макушку:
– Какая же ты у меня умница!
Самый лучший выход. Дочка ускакала, тут же из зала донеслись до тошноты знакомые голоса героев и мелодии любимых мультфильмов дочери.
Ужин, посуда, бельё, скинуть файл, полчаса убить в переписке с заказчиком, что опять изменила требования к этому, уже ненавидимому «калыму», даже пытаться не стал переделывать – сегодня явно не заладится. Два часа незаметно улетели, пока проверял почту и сайты.
Дочь подозрительно притихла. То щебетала, играя в куклы и этого розового рогатого коня, а тут – тихо. Точно – время «детское» кончилось. Я погасил компьютер. Дочь сейчас же заявила, что голодна, спать не хочет «ну, совсем!», хочет в туалет. И вообще – «завтра выходной!».
Пока ели, бесяще-неспешно, пока туалет, то, сё, то уже и у самого глаза слипаются. Какая катка в «Танки»? Слиться задаром, не сбив ни одной звезды? А дочь – не засыпает одна. Только на моей руке, прижавшись ко мне спиной.
Пока дочь засыпала, пролазил весь «Тютюб», как его называла дочь, на телевизоре в спальне, да так и уснул под бормотание очередного блогера.
Разбудил меня телефон. Подвыпивший голос жены – опять орал. Ну да, это был уже четвёртый её звонок. Первых трёх не слышали ни я, ни дочь, что так и спала на моей руке.
Переложил дочь на её постельку, накрыл, накинул на свои плечи ветровку, по тяжести карманов «пощупав», что права и ключи на месте.
Пока завёл машину, стала бить крупная дрожь – похолодало в ночь. Настывшая машина. Спросонья – околел. Чтобы печь быстрее начала гнать тёплый воздух, газанул по знакомой, до автопилота, дороге.
Вспышку я ещё успел увидеть, а вот удара уже не услышал.
Водитель, что врезался прямо в водительскую дверь моего «Логана», уронив телефон, когда пытался ответить на вызов переживающей за него супруги, опустив глаза за телефоном, не заметил не только, что выехал на встречку, но не увидел и вылетевший на дорогу легковой автомобиль. А я – спросонья, да в спешке – не увидел авто на главной дороге. Да, на моей полосе, да, с подвыпившим водителем за рулём, что забыл включить свет своей машины, отвыкнув на иномарке, разбитой им два месяца назад, что на отечественной машине свет надо включать – принудительно, а не вместе с поворотом ключа зажигания.
Прибывшие на место ДТП полиционеры долго чесали затылки. Они привыкли уже, казалось, ко всему. Но чтобы машина всмятку, в покорёженном салоне кровь, обрывки окровавленного тряпья, даже кусок скальпа с окровавленными волосами на полосе металла, а тела – нет? Обход территории расширяющейся спиралью не помог обнаружить тело.
Потому хоронили закрытый гроб с кусочками плоти и обрывками тряпок, по анализу крови, а потом и генетической экспертизой установив, что они точно принадлежали владельцу разбитой отечественной иномарки. А исчезнувшее тело пополнило список городских легенд.
Но это уже не имеет отношения к нашей истории. Тем более новая жизнь семьи Головановых без меня, Вадима Голованова.
А куда же делся сам водитель «Логана»? Сейчас он появится. Вот-вот! Вот!
Читатель, вспомни появление Арни Чёрнокузнецова в классическом «Терминаторе». Вспомнил? Благодарю, читатель, ты упростил мне описание спецэффектов моего появления в далёкой-далёкой галактике. Нет, ещё раз напоминаю, не в той далёкой-далёкой, где махались разноцветными фонариками, а злобно хохочущий Пал Палыч изображал электрошокер. Но опять же это не имеет значения.
Итак, осознал я, что лежу на пластикобетоне в позе эмбриона, в соответствующем эмбриону костюме Адама. И даже без фиги и листа. Но целый и – невредимый. Как заново рождённый. И даже выбритый. Наголо. Под нуль. Абсолютный. Во всех местах тела. Даже ресниц не было, не то что бровей.
Итак, пришёл я в себя, сел, щуря глаза, которые слепил яркий утренний синеватый свет ГН-3098. Осмотрелся щёлками глаз, потряс головой. Не помогло. Протёр глаза. И даже – побил себя по щекам. Надеясь, что «отпустит».
Не «отпустило». Пришлось вставать на ноги и использовать первичный метод познания – щупать. Гладкую и чуть шероховатую светло-серую ровную поверхность дороги, убеждаясь, что это не асфальт. И на бетон не очень похоже. Продолжил щупать стены зданий, зажимающих дорогу в узкий переулок. Щуриться на странное солнце, что давало не тёплый желтоватый свет, а холодный голубоватый свет люминесцентной лампы.
Громкий, непривычный, но до боли знакомый звук заставил вздрогнуть, обернуться. И заставил мои ноги бежать от источника звука прежде, чем глаза рассмотрели собственно сам источник этого звука. Потому что инстинкт и рефлексы мне подсказали раньше, чем глаза и разум, что такие нарочито неприятные звуки используют «полиционеры» всех стран и народов. А голому, ничего не понимающему человеку от этих служителей правопорядка ничего хорошего ждать не приходится. Потому ноги сделали сами себя, унося владельца этих ног подальше от сирены.
Потому что сознание в моём теле – отсутствовало. Спасовав от вида черно-белого транспортного средства, перемигнувшего сине-красными огнями. Транспортное средство не имело привычных стёкол. Не затонированных, а вообще. Никаких. Но не это вызвало когнитивный диссонанс, а отсутствие колёс. Перемигивающееся нечто висело в воздухе на пару ладоней от серой поверхности. А под ним – лёгкое искривление воздуха.
«Оно летает!» – была первая, она же последняя мысль в моей голове.
Дальше – бессознательное тело делало то, что оно привыкло делать – убегало от ментов.
Не то чтобы был я жуликом или преступником-рецидивистом. Но как-то привык, что я, как и остальные члены нашего общества, и менты должны находиться в разных реальностях. Даже не на разных сторонах улицы, а вообще вне видимости друг друга. Ну не любят у нас полиционеров. Не то чтобы боялись их, а просто стараются не видеть. Как стараются не замечать цыган, бомжей, бездомных собак и – ментов. А при столкновении с этими людьми в погонах и в асфальтовой форме всякий старается максимально разорвать с ними дистанцию, даже не чуя за собой «косяка». Без ментов как-то проще. А с ними – как-то сложно всё. По закону да под протокол. Долго и нудно.
А тем более, когда ты голый, явно укуренный, под глюками, неизвестно где. И не помнишь, как ты попал сюда, как и кто тебя «укурил», и понятия не имеешь, когда тебя «отпустит».
А пока я бегу, познакомимся с ещё одной жертвой «ошибки умников».
Он был, так же как и я, гол, лыс, но – могуч ростом и телосложением. Нет, он не был обладателем массивной и рельефной мускулатуры мистера Олимпии, но широкие его плечи, широкие ладони на длинных руках и ступни на ногах-ходулях говорили сами по себе, что скелет этого человека фундаментален и очень прочен. Мускулы его были развиты, но не как у культуриста, а скорее, как у легкоатлета. Его стального цвета глаза с ледяным спокойствием смотрели на безжизненное море у его ног.
Только рассказать про этого человека особо и нечего. Потому что он и сам о себе рассказать ничего бы не смог. Первое, что было в его жизни – как раз это самое море и голубой свет ГН-3098. Как вы поняли, человек этот полностью утратил не только свою самоидентификацию, но и память – полностью. И в голове его не было никаких мыслей, только шум, похожий на шум морских волн, набегавших на волнорез.
Естественно, высокий голый и лысый человек, неподвижно стоящий на набережной, привлёк к себе внимание. А ввиду раннего утра, когда добропорядочные люди ещё спят, он привлёк к себе внимание недобропорядочных.
Трое отморозков, иначе и не назовёшь, возвращались с «дела». Злые, потому что «дело» не выгорело. А «стимуляторы», принятые ими, уже выветривались. Вот они и докопались до длинного, выпытывая у него, чего он тут встал, мешая пройти уважаемым людям. Почему он так одет, а точнее, не одет, не возомнил ли он о себе слишком много, почему он смотрит так дерзко, и вообще – хочет ли он проблем?
Но высокий голый и лысый человек ничего не отвечал. Он с искренним вниманием слушал отморозков, с детской непосредственностью смотрел на их танцы и распальцовку. А самым бесящим отморозков был тот факт, что лысый не проявлял должного к ним уважения, то есть не боялся их. Совсем. Как ребёнок не боится ничего, так как не знает, насколько опасен и болезнен этот мир. Особенно – насколько опасны населяющие этот мир двуногие болтливые сущности.
И это было последней каплей для чаши терпения хозяев улиц. Один из отморозков раскрыл телескопическую дубинку, ударил лысого этим прутом в основание шеи.
Высокий человек взвыл. Боль, ощущаемая им впервые, ему не понравилась.
Отморозки тоже немного подвисли – этот удар должен был свалить любого человека сразу же. Удар был хорош – вон даже прут погнулся. Чего раньше не случалось. А любая непонятка у всех индивидуумов со слабо развитыми мыслительными способностями примитивно устроенной психики вызывает однозначную реакцию – агрессию. Потому они кинулись все трое. Опять же – рефлекторно, на полуживотных рефлексах. Желая задавить числом и массой.
Но высокий человек не хотел больше испытать подобных негативных ощущений. Потому он постарался не дать себя ударить вновь. Любой другой человек бы последовал моему примеру и убежал бы от неприятностей, но этот высокий парень почему-то не побежал. Возможно, просто не догадался до такого простого, логичного и даже инстинктивного действия.
Проследим его мысли. Ах, вот оно что! Он решил, что убежать не самый лучший способ. Ведь отморозки побегут следом. То есть это не решит проблему. А проблему решать надо кардинально. Только так её и можно решить!
И высокий человек стал уворачиваться от ударов, очень ловко смещаясь, буквально на миллиметры расходясь с прутом, ножом и руками-ногами отморозков. Но всё же один прямой и сильный удар ногой прямо в живот прошёл. И тут же кулак одного из отморозков впечатался в скулу лысого. При этом сам отморозок взвыл, хватаясь за сломанную руку, будто он не в голову человека попал, а в кирпичную стену.
Это на секунду вызвало паузу. Отморозки смотрели друг на друга в недоумении, а лысый удивлённо поднял одну бровь.
Он запомнил удары. И тут же один отморозок от мощнейшего удара ногой в корпус улетает через перила набережной – вниз, на «пляж», точнее, на глыбы волнореза, а второй рухнул как подрубленный, с громким хрустом ломающихся костей, от удара огромного кулака в лицо. Третий отморозок, выронив нож, побежал.
Прямо на бегущего из переулка другого лысого и голого человека – на меня. В ужасе отморозок заметался, как загнанная крыса. Ещё один голый и лысый его напугал до мокрых штанов, а за этим лысым – патруль. Отморозок упал, провернулся, скользя по серому покрытию набережной ногами, шмыганул, как крыса, перпендикулярно опасностям.
А я, вылетев на набережную, ох… похудел ещё больше – море, голубоватый свет, огромный диск небесного и полосатого тела в небе, размером – как шесть Лун. И – голый, лысый великан, что разглядывал лежащее у его ног тело. Каким-то глубинным инстинктом почувствовав общность с этим великаном, я припустил к нему, крича на ходу:
– Помоги!
Сержант-инструктор Прибрежного отделения Департамента безопасности Болан Энгирд только собирался на службу. Он заканчивал привычную пробежку по набережной, когда увидел любопытную картину – схватку высокого голого человека с крысами из банды Рима Кривоуха, видел, как из переулка складских комплексов выбежал ещё один голый человек, а за ним – патруль.
«У них что, новый заскок?» – подумал он про голых людей. Это было модно. Придумают очередное сумасбродство, а потом в Сеть выкладывают. Болан направил свою прогулочную трусцу к этому флешмобу.
Уже много лет прошло, а ему по-прежнему было приятно ощущать, что вот они – ноги, под тобой, а не летают перед твоим носом отдельно от тебя. Несут тебя туда, куда ты хочешь. Болану было приятно ощущать упругую работу собственных живых мускулов.
Меж тем действо стремительно развивалось. Из патрульного бота высадился дежурный наряд, громкоговоритель требовал соблюдать спокойствие, не поддаваться панике и не оказывать сопротивления сотрудникам Департамента безопасности. «Маленький» голыш спрятался за «большого». Наряд двигался стандартной процедурой задержания. Но всё пошло нестандартно.
– Нет! – закричал Болан. – Не делай этого!
И перешёл с лёгкой пробежки на стремительный спринт.
Большой голый человек пнул патрульного в корпус. С такой силой, что ноги патрульного вылетели из-под него, сотрудник безопасности упал лицом на мостовую, разбивая тактическое покрытие шлема. Второму патрульному великан ударил кулаком в шлем, да так, что осколки шлема полетели во все стороны.
Болан пробежал мимо этих голых людей, которые не пытались его перехватить, подбежал к патрульному боту, хлопнул по сенсору открытия дверей. Сенсор считал данные Болана с его руки, продублировав запрос на нейросеть, открыл двери. Болан схватил передатчик, закричал в него кодовую фразу нападения на патруль департамента. Передатчик сам считал личностную принадлежность Болана с его сети.
Всё это время Болан смотрел на этих двоих. Большой разглядывал лежащих у его ног людей с каким-то детским любопытством. Мелкий (по сравнению с большим, хотя он был одного роста с самим Боланом) дёргал большого за руку, что-то требуя от него на незнакомом языке.
Болан направил на этих двоих преступников излучатель, сорванный с держателя патрульного бота, потребовал сложить оружие. Видя удивление на лице большого, Болан и сам понял, что сморозил глупость. Тогда Болан стал убеждать их, что не надо оказывать сопротивления. Большой поднял руки, показывая свои большие открытые ладони.
– Вы напали на патруль! – кричал Болан, приставным шагом сближаясь с преступниками. – Это тяжкое преступление. Вам следует сдаться властям!
Большой всё так же равнодушно смотрел в глаза Болана, а вот другой – махнув рукой на всё – попытался бежать. Болан чуть шевельнул излучателем, нажимая на спуск. Невидимый импульс ударил в спину бегущего, вызывая паралич сразу всей нервной системы и перезагрузку нейросети. Голый человек как манекен грохнулся на мостовую, чуть проехав по ней с набранной инерцией скорости.
Увидев движение большого, Болан излучил парализующий заряд и в него. Но вопреки ожиданию большой не рухнул на набережную, а сделал ещё один большой прыжок. Болан был инструктором тактической подготовки в их отделе. Навыки рукопашного боя персоналу отдела ставил тоже он. Потому он сумел увернуться от удара ногой великана, успел ещё раз излучить парализующий импульс увеличенной силы прямо в грудь высокорослого голого человека. Форсированный заряд парализатора должен был сжечь дотла нейросеть и сковать смертельной судорогой все мускулы человека, но великану парализатор лишь ослабил удар.
Когда вспышка боли в скуле гасила сознание Болана, он успел подумать, что великан – предсказуем. Только два удара – прямой ногой в корпус и боковой в голову. Этим утром других ударов не было. Но и этого хватило.
– Как ты, Валан? – услышал Болан голос капитана Вержа, его старого друга и сослуживца.
Они подружились ещё до того, как устроились в этот департамент. Насколько возможна дружба между высокородным дворянином Вержем, урождённым благородным уже в сотом поколении, и простолюдином Боланом. Но именно Болан вытащил тело капитана Вержа с той провальной высадки. Лишь они двое смогли не только добраться до спасборта, но и прорваться через шквальный зенитный огонь. Тогда Болан и потерял свои ноги, левую руку, полпечени, несколько метров кишечника, одну почку и правый глаз. И всё – от единственного попадания в их спасборт, от разлетавшихся обломков перегородок и оборудования. Дальше спасборт шёл на автопилоте.
Но Верж оказался истинным благородным. В благодарность за своё спасение он не только оплатил полное лечение Болана, но и пригрел его, когда их обоих – за дезертирство с поля боя – выставили с флота. Без выходного пособия и сохранения выслуги, званий, пенсии.
Семья пристроила Вержа в это тихое место, где капитан быстро выслужился до привычного звания, вытащив и Болана, но так и коверкая его имя – в Валана. А за капитаном – остальные. Так Болан Энгирд стал Валаном Игидом. Даже в официальных, но внутренних отчётностях.
– Бывало и хуже, – ответил Болан, привычно отлепляя от себя датчики. – Ты видел?
– А то! – усмехнулся капитан. – Это теперь хит Сети Прибрежного – голый переросток уделывает на раз-два самого Игида!
– Кто он? – Болану было неприятно, что его так «прославили».
– А вот это сложно, – покачал головой капитан. – Давай приводи себя в порядок да дуй в штаб-квартиру отдела. Чует мой хвост, что наш тихий отпуск закончился.
Капитан ушёл, а Болан всё смотрел в его спину. Предчувствия Вержа – не шутка. При их первой встрече он впервые удивился, что капитан – «хвостом чует». Болан был уже старым, тёртым волком, а Верж – высокородным выскочкой, что со студенческой скамьи – сразу на батальон. И в первый же день в бой. Но Болан уже повоевал, потому верил приметам и предчувствиям. И – насторожился. И не зря. Вместо бунтующих фермеров они угодили в боевые порядки Легиона Хаоса. Разведка прозевала, что аграрная планета не просто подняла бунт сепаратизма, а пала под натиском Хаоса. И «прогулочка» обернулась кровавой баней. Их батальон, под тысячу бойцов, со всей техникой вынесли за считанные минуты. Болан тогда тащил половину Вержа, залитого санитарным гелем, и чётко шёл туда, куда указывал единственный палец офицера. Так они вышли к спасборту, так он маневрировал – чётко смотря на палец Вержа, а не на сенсоры, прорываясь через шквальный огонь зениток. И – почти прорвались. Схлопотав единственное попадание, хотя и такое фатальное, выбившее пилота – самого Болана. Но автоматика залила их гелем, довела борт до корабля-матки.
Болан, привычно не глядя, прошёл до душевой, смыл с себя остатки раствора регенератора, прошёл до шкафчика, надел новую, ещё не обмятую форму – привычная одежда так и висела дома.
Вот так вот он неожиданно для себя оказался в этот день на работе. Не из дома, а с пробежки. Да, через мед-капсулу.
– Ты как? – спросила Асара, суя ему в руку стакан с кофе.
Болан увидел в её карих глазах смех, потому не ответил. Фыркнув, Асара убежала. Болан долгим взглядом смотрел ей в спину. Чуть ниже спины. Поджав губы.
Надо же было так: Болан влюбился на старости лет. И в кого? В невесту Вержа. Ну, как невесту? Они жили вместе. И иногда Асара жила не с Вержем. Два раза – даже с Боланом. Но Болан хотел не случайных случек с этой ветреной, но ослепительной девушкой, а постоянной связи. Только с ним, с Боланом.
Болан ещё раз вздохнул, открыл пластиковый стакан, отпил. Его любимый кофе. Асара знает.
Она не плохая. Даже наоборот. Очень умная, очень живая, весёлая, легкая. И – надёжная. Настоящий боевой товарищ. Её ветреность проявляется только в постели. Слишком скучно ей спать всё время с одним и тем же самцом. Именно так. Не она для мужчин. Они для неё. И с Вержем она не потому, что у неё какие-то чувства к нему, а потому, что он – капитан, командир их отдела, аристократ. И – умелый любовник. Всё это с её слов. Асара не врала. Никогда. Не считала нужным ничего скрывать, хитрить, увиливать.
И от Вержа не скрывала свои похождения. Но и не хвалилась ими. Считала всё это своим личным делом, которое никого, кроме неё, не должно трогать. Сам же Верж и жаловался Болану. Нет, это не вызвало меж ними разлада. Верж говорил, что ему так даже спокойнее было бы, если бы она была только с Валаном. Но девушка вечно ищет приключений на свою… да-да, такую сладкую задницу!
– А, Валан! – кивнул сержант Нок, что был сегодня по графику оперативным дежурным.
– Какие дела? – спросил Болан, бросая пустой стакан в приёмник утилизатора.
– Утро было очень интересным, – усмехнулся Нок. – Самого Валана Игида отколотили прямо на улице!
– Пошёл ты! – отмахнулся Болан. – Как ребята?
– Бот спасателей прибыл быстро. Всё в порядке. Если не считать крыс Кривоуха. Один разбился о камни – отлив же. Другому этот здоровяк сломал шею. Представляешь, Иги! Удар в скулу – сломал шею!
Замигал индикатор вызова. Нок спохватился.
– Иди, капитан тебя уже искал. Он утром прилетел из департамента. Я тут буду. Может, дождусь тебя. С чего капитана в департамент вызывают?
Болан зашёл в приёмную. Рата как раз выходила от капитана, поправляя одежду.
– А, Валан, – кивнула она, чмокнув Болана в щёку и проведя пальчиками по тому месту, куда приложился кулак здоровяка с набережной. – Как ты?
– Нормально. Бывало и хуже, – поморщился Болан. Ему было неприятно, что его конфуз стал новостью дня в их тихом и скучном прибрежном пригороде космопорта.
– Я ему только что сводки занесла, – лукаво строила глазки Рата. – Есть минутка.
– После, – качнул головой Болан.
А то он не видел, как Рата оправлялась. Быть сразу вторым не очень приятно.
Рата была незаменима. Помогала не только своей безграничной памятью, но и своей бездонной глоткой и ненасытной… хм, снять напряжение после посещения руководства. Но девушка была милой, общительной и – красивой. Потому Болан приобнял её и пощекотал, заодно проверив свою догадку. Точно, капитан уже воспользовался её помощью.
– Рата, кофе. С…
– Я знаю, Иги, всё знаю, – улыбнулась Рата. – После капитана – жду. Я помоюсь. Брезгливый ты наш!
«Ну, вот! Умница! В департаменте тугодумов не держат», – подумал Болан, входя.
Верж стоял всё так же – в полной форме перед большим обзорным окном, как всегда, когда был в задумчивости – заложив руки за спину и раскачиваясь с пятки на носок.
Болан прошёл к столу для совещаний, подвинул к себе проектор, стал пролистывать сводку.
– Не понял, – протянул удивлённо Болан, – мой конфуз случился после твоего отлёта. А сводка – пуста. Что случилось? Настолько скверное, что в сводку не угодило? Зачем тебя в порт вызывали?
– Да ничего особенного. – Верж потёр лицо руками, повернулся к Болану, долго его разглядывал, прошёл к столу, сел прямо на стол перед Боланом.
– Ты знаешь, почему я приблизил тебя, Валан? – спросил вдруг Верж.
– Даже так? – откинулся на спинку стула Болан.
Капитан кивнул. Достал свой планшет, что-то открыл, показал Болану. Болан присвистнул.
– Сокращение отменяется? – удивился Болан.
– Флот расщедрился настолько, что выделяет нам, не знаю, как остальным, но моему отделу – десять штатов, тридцать внештатов и – полные комплекты снаряжения на всех. Полные! А офицерам – базы данных по криминалистике, противодействию диверсии, подавлению сепаратизма, следующего ранга от имеющихся.
– Опа! – воскликнул Болан, сам листая данные планшета Вержа. – С каких пор Стира под угрозой мятежа?
– То-то и оно! – капитан встал, снова подошёл к окну. – И вот я вернулся к своему вопросу. Тебя, Валан, я приблизил за твоё редкое свойство – оказываться в нужное время в нужном месте.