Обручев собрался, было, к начальнику уголовного розыска на вечернюю планерку, но тут зашла Яковлева и, увидев пустой кабинет, поинтересовалась:
– А где Марианна? Побеседовал с ней, что она еще говорит?
– Я ее отпустил, – ответил Обручев, собирая разбросанные на полу вещи Кашиной и снова заворачивая их в пальто. – Кроме того, что она рассказала тебе, дополнительно ничего интересного не выдала, зато опознала вещи пропавшей. Что по Скворцову, могильщику этому?
– Судим трижды, в последний раз за тяжкие телесные повреждения, отбывал наказание в шестой колонии, освободился два года назад. Без определенного места жительства. Где-то с год работал санитаром в морге, но был уволен за пьянку и перебрался на кладбище, стал рыть могильные ямы. Характеризуется с отрицательной стороны, как человек, склонный к совершению преступления и злоупотреблению спиртными напитками. – Яковлева протянула конверт: – Вот, возьми, там его фотография.
Обручев достал снимок, внимательно изучил его и негромко произнес:
– Знакомый мордень, припоминаю такого санитара, постоянно под градусом… Пойдем к начальнику, доложим, там все уже собрались.
На планерке, после заслушивания руководителей подразделений, курирующих борьбу с различными направлениями преступности, более подробно остановившись на квартирных кражах, захлестнувших город, в конце начальник уголовного розыска объявил:
– А теперь послушаем «тяжей». Сегодня произошел экстраординарный случай, подобное я не припоминаю в своей работе. Обручев был на месте и подробно доложит о случившемся.
– Действительно редкий случай, я тоже не помню что-либо похожее: могила в могиле, это сколько же трупов можно запрятать, если иметь знакомого могильщика! Когда я прибыл на кладбище, родственники покойного мне объяснили, что на дне ямы заметили часть кожаной сумочки, засыпанную песком. Далее они обнаружили женское пальто и сапожки. В сумочке найден проездной билет на имя Кашиной, которая оказалась в розыске как пропавшая без вести при невыясненных обстоятельствах примерно неделю назад, дело ведет наша Людмила Яковлева. Дно ямы засыпано речным песком толщиной примерно двадцать сантиметров, далее следует вечная мерзлота. Песок находится в двадцати метрах от захоронения, и, очевидно, оттуда его перетаскали носилками, которые найдены недалеко от могилы. Я покопался на дне ямы, нашел еще маечку и косметичку с зеркальцем и помадой. Все вещи опознала подруга пропавшей, с которой последняя проживает в общежитии учебного заведения. Как поясняет подруга, Кашина иногда не ночевала в общежитии, но никому не рассказывала, где она бывает в это время. Пропавшая была скрытной, замкнутой девушкой, родителей у нее нет, воспитывалась в детском доме. Из вещей, которые обнаружены в могиле, сапоги и сумочку ей подарили, но никто не знает, кто этот благодетель. Что из всего этого вытекает?.. Будем исходить из того, что ее нет в живых, она стала жертвой преступления. А поскольку мы знаем, что так тщательно случайную жертву никто не будет прятать, можно предположить, что убийца или убийцы хорошо знакомы с Кашиной. Мне представляется, что убитую привезли на кладбище с целью сокрытия под могилой другого человека, но глубина ямы оказалась недостаточной, и, в случае захоронения там девушки, это могло вызвать подозрение у родных официального, если так можно выразиться, покойного. У преступника или преступников времени углублять яму не было, ввиду мерзлоты грунта и невозможности быстрой его разморозки. Поэтому, оставив вещи под песком, тело девушки извлекли из могилы и перепрятали. Думаю, что она покоится недалеко от этого места, где-то там… Теперь о могильщике. Зовут его Скворцов Георгий, ранее неоднократно судим, без определенного места жительства. В последнее время работал в морге санитаром, а теперь халтурит на кладбище. Он пропал, мы готовим ориентировку для его поиска. Какая-либо связь Кашиной со Скворцовым нами не выявлена.
– Все? – вопросительно посмотрел руководитель на Обручева. – По месту ее жительства работали?
– Да, я отработала по месту жительства, – поднявшись, сказала Яковлева. – Как тут доложил мой коллега, Кашина иногда не ночевала в общежитии. Сейчас будем работать в этом направлении, чтобы установить, к кому она ходила, с кем общалась. Думаю, загадка кроется там. После планерки группа розыска в составе пяти оперативников выдвигается в общежитие, чтобы поработать со студентами. Возможно, кто-то видел ее с этим неизвестным нам пока человеком. Но этот человек явно не Скворцов – не тот типаж. Как он ввязался в эту историю – предстоит еще выяснить.
– А где будете искать Скворцова?
– Сегодня изготовим ориентировки и раздадим всем службам, – доложил Обручев. – Завтра с утра схожу в морг и побеседую с работниками. Если живой, в течение нескольких дней, надеюсь, поймаем.
– А что, есть опасения, что он уже того… мертвец? На чем основываются твои догадки?
– А кому нужны лишние свидетели – чирк по горлу, и в могилу… – усмехнулся Обручев. – Это просто предположение, думаю, завтрашний день многое прояснит.
– Все, – подытожил начальник уголовного розыска. – Завтра вечером жду каких-либо результатов.
На следующий день Обручев с утра решил посетить морг, вышел во двор, но не успел сесть в машину, как пейджер оповестил его о том, что надлежит явиться в дежурную часть. Теряясь в догадках, он включил рацию и сделал вызов:
– «Ангара», «Ангара», это «двенадцатый». Кто меня ищет?
Из рации прозвучал голос Яковлевой:
– Анатолий, подъезжай, интересная информация по вчерашнему делу!
– Лечу!
Когда Обручев влетел в кабинет к розыскникам, то сразу увидел там вчерашнюю командиршу копателей могил.
– Что, нашли?! – выдохнул он, глядя на Марфу.
– Нет, нет, никого не нашли, – замахала та руками. – Я обнаружила свежую могилку на месте, где, по моим данным, ее не должно быть. Вот и пришла сообщить вам, а то вы просили же…
– Все правильно, Марфа, спасибо, – поблагодарил Обручев добровольную помощницу. – Далеко от вчерашней могилы?
– Не так далеко, метров семьдесят севернее.
– А как обнаружили? Кто именно нашел эту могилку?
– Я и нашла. Обходила кладбище и наткнулась. Как-то не по себе стало, порылась в документах, вроде такой могилы у меня не числится. Я сразу к вам и побежала.
– Делаем так, – решил Обручев. – Людмила, ты езжай с Марфой на кладбище и осмотри эту могилку сверху, ничего не трогай, может быть, какие-то следы там остались. А я тем временем съезжу в прокуратуру, договорюсь о вскрытии могилы. Без разрешения прокурора нельзя проводить эксгумацию.
В прокуратуре он застал заместителя прокурора Ефремова. Олег Иванович был человеком позитивным и, можно сказать, даже веселым, никогда не пропускал мероприятия в честь какой-нибудь даты или юбилея, устраиваемые уголовным розыском, где мог позволить себе лишнее, но на службе никому, особенно сыщикам, не давал спуску. Он являлся служакой старой закваски, неукоснительно придерживающимся буквы закона. «На кривой козе к нему не подъедешь», – язвили оперативники, идя к прокурору за санкцией, но, тем не менее, все его любили и уважали.
– Здравия желаю, Олег Иванович! – поприветствовал прокурора Обручев. – Хотел с вами посоветоваться.
– Здравия, здравия, – ответил Ефремов, посматривая на сыщика с хитрым прищуром. – Кого хотим арестовать, или обыск какой провести?
– Да не арестовать, а выкопать… Труп один нас интересует, эксгумацию бы провести.
– Так, так, значит, эксгумацию… – удивленно вскинул голову прокурор. – У кого в производстве уголовное дело?
– Да нет пока уголовного дела. Предполагаем, что убили девушку…
Когда Обручев рассказал прокурору о событиях последних дней, тот нахмуренно замолчал, обдумывая свое решение, и, наконец, изрек:
– Эксгумацию кого? Ты знаешь, кто лежит в той могиле?
– Нет, не знаю, – почесал затылок оперативник.
– А вдруг там собака или просто земля. Кого эксгумировать-то?
– Но мы хотели просто проверить…
– Оснований для проведения эксгумации нет. Ваши внутренние приказы позволяют вам проводить оперативный осмотр. Вот и проводите оперативный осмотр могилы… А может быть, там и вовсе не могила, а простая куча песка. Если найдете что-то криминальное, наш следователь подключится.
Такое решение прокурора было равносильно разрешению на эксгумацию, и довольный Обручев помчался в управление.
Яковлева еще не прибыла с кладбища, Обручев решил сходить в изолятор временного содержания, чтобы взять к себе в помощники мелких хулиганов. Он не сомневался, что Марфа на кладбище поможет с рабочими для копки, но все же решил подстраховаться. Мелкие хулиганы содержались в камерах так же, как и уголовники, единственным отличием было то, что их утром выводили на различные хозяйственные работы. Многие хулиганы предпочитали трудиться на улице, чем находиться в душной камере со спертым воздухом, поэтому с радостью соглашались на любую работу, если приходил вербовщик.
В изоляторе, кроме Обручева, находились представители хозяйственной части и лечебного учреждения МВД, которые также прибыли за дармовой рабочей силой.
Дежурный изолятора выстроил двенадцать арестованных в шеренгу и объявил:
– Пять человек на уборку автомастерской. Есть желающие?
Небольшого роста арестованный, юркий и нахальный с виду тип, поинтересовался:
– Какие еще работы имеются? Огласите весь список, пожалуйста!
«Похож на карманного воришку, – мелькнуло в голове у Обручева, – явный отрицала, такой помощник нам не нужен».
По шеренге пробежал смешок, дежурный нахмурился и громко скомандовал:
– Отставить шутки! Кстати, Ковалев, почему ты в строю? Тут имеется рапорт Князева о том, чтобы тебя содержали без вывода на работу. Ну-ка, марш в камеру!
Под легкий гогот шеренги Ковалев, сопровождаемый милиционером, понуро побрел в сторону камеры.
«Точно карманник!» – удовлетворенно подумал Обручев, узнав, за кем числится шустрый арестованный: Князев руководил подразделением по борьбе с карманными кражами и, скорее всего, планировал «примерить» Ковалева к имеющимся нераскрытым преступлениям, пока тот находится в стенах изолятора.
– Имеется одна деликатная работа, ребята из уголовного розыска просят, – между тем продолжил дежурный. – Требуется два человека. Кто согласен?
– С уголовкой не связывайтесь! – издалека крикнул Ковалев, за которым захлопнулась решетчатая дверь камеры. – Против нашего брата понятыми хотят представить!
– А ну, прекрати мне агитировать! – пригрозил ему пальцем дежурный. – Без тебя разберемся!
Обручев объяснил арестованным, что предстоит сделать:
– Необходимо выкопать одну могилу, для этого нужны два человека. Не бойтесь, земля не мерзлая, засыпана недавно…
– Эксгумацию будете проводить? – не дав досказать, прервал его интеллигентного, но пьющего вида мужчина лет сорока. – В таком случае, я согласен.
– А кто вы будете? – спросил его сыщик, удивляясь осведомленности мужчины в тонкостях юриспруденции.
– Пантелеев… Сергей Юрьевич, хирург, бывший. Дебош дома, жена и теща сдали сюда. В принципе, поступили правильно.
– Хорошо, Сергей Юрьевич, – с улыбкой кивнул ему Обручев (хирург пришелся ему по душе) и, уже обращаясь конкретно к нему, спросил: – А второго кого возьмем?
– А можно мне? – шагнул вперед молодой мужчина. – Сотников Игорь, хулиганство в автобусе, пятнадцать суток, шесть отсидел. Копать – моя профессия.
Обручев взглянул в глаза хирургу, тот мигнул и коротко качнул головой, что означало, что он против кандидатуры Сотникова ничего не имеет.
Взяв этих двоих мелких хулиганов, Обручев отправился в управление. На полпути он остановился, выгреб из кармана деньги и протянул их Пантелееву:
– Сергей, сходите вдвоем в магазин и купите себе что-нибудь покушать – в изолятор не успеете к обеду, будем на кладбище до вечера. Возле управления будет стоять вишневый «Москвич», возле него меня и ждите, когда вернетесь.
– Сию минуту! – обрадовался арестованный. – Мы быстро!
У розыскников Обручева уже ждали. Яковлева рассказала о поездке на кладбище:
– Марфа провела меня до той могилы. Она оказалась в том районе кладбища, где хоронят бездомных. Видно, что земля свежая, от силы, месячной давности. Мы с ней еще раз посмотрели документы, но такой могилы там не значится. И номера нет на захоронении… Не знаю… Может еще попробовать поискать этого Скворцова, а могила никуда не денется, всегда сможем ее вскрыть попозже… – Она вдруг осеклась и тихо добавила: Нет, не хочу я вскрывать эту могилу.
– Что с тобой? – удивленно взглянул Обручев на оперативницу, пытаясь понять, куда делось ее боевое настроение. – Никак, испугалась?
– Нет, но на душе как-то неспокойно. Грешно это – вскрывать чужие могилы. Давай, Анатолий, максимально протянем на дальний срок эту неизбежную процедуру, а пока все силы бросим на поиск Скворцова. Эксгумацию хочется провести в последнюю очередь, когда все наши потуги по поиску могильщика Скворцова будут исчерпаны. Для меня служебный долг прежде всего.
– Да не бойся, это же всего-навсего оперативный осмотр возможного обнаружения следов преступления. Я знаю многих оперативников, которые вскрывали могилы, и ничего с ними не случалось.
– А Вася Оконешников? Ты слышал, что с ним стало после эксгумации одного трупа?
– Слышал, что Василий сильно болел, ушел на инвалидность. Но про эксгумацию, которую он проводил, мне ничего не известно.
– Да, так и было, болел он сильно. Но всему этому предшествовало вскрытие могилы женщины следственной группой прокуратуры, куда входил и Василий. Пострадал только он. Рассказать?
Обручев взглянул на часы и, присев на стул, тихо проговорил:
– У нас в запасе час-полтора. Василий был хорошим опером, надежным товарищем, и я хочу узнать, что с ним случилось.
Людмила взволнованно отхлебнула воды из стакана и начала свой рассказ.
– Помнишь, Толя, три года назад ты перевелся в управление к «тяжам», и в это же время к нам отправили несколько оперативников из районов для стажировки? Они сначала проходили подготовку в учебном центре, а потом их направили к нам на практику.
– Да, припоминаю. С того времени знаю Василия, он ведь и у нас проходил эту самую стажировку.
– Да, да, после нас он ушел к вам, к «тяжам». Василий был по-деревенски простым, пышущим здоровьем парнем. Шустроватый и инициативный, темперамент перехлестывал через край. Он быстро вошел в коллектив, своей энергией заводил моих оперов, но был у него один недостаток: когда приезжали на место преступления, всегда лез вперед, иногда нарушая порядок вещей и уничтожая следы преступления, за что несколько раз получал от меня замечания. Однажды вообще поставил меня в неловкое положение. Брали вооруженного преступника, который, по нашей информации, должен был прятаться в одной блат-хате. Я со своими ребятами, в том числе и с Василием, ночью подкралась к этому дому. Поскольку у него не было табельного пистолета, ему выдали автомат. Перед дверью он, как всегда, впереди всех, а меня, как женщину, галантно оттеснил назад. Когда ворвались в дом, застали там несколько человек, сидящих за столом при свечах. От образовавшегося сквозняка открытой двери свечи задуло, и в кромешной темноте прозвучал громогласный голос Василия: «Всем оставаться на своих местах, мы из уголовного кодекса!» Я крикнула, поправив его: «Уголовного розыска!» Хорошо, что догадалась взять с собой фонарик, – преступника поймали. Наутро об этом конфузе узнали все, на планерке у начальника над нами повеселились от души… И вот эта привычка лезть вперед батьки в пекло сыграла с ним злую шутку… – Яковлева встала и в волнении прошлась по кабинету, с силой разминая пальцы рук. Немного успокоившись, она продолжила: – После стажировки Василий уехал к себе в район, и я забыла про него. Прошло более двух лет. Однажды вечером я уже собралась идти домой, как в это время в кабинет зашел сгорбленный, кашляющий старик и поздоровался со мной, назвав меня по имени и отчеству. Я разглядывала его, пытаясь узнать, кого же ко мне привело в столь поздний час. Увидев, что я его не узнаю, человек назвал свое имя, и я просто потеряла дар речи! Передо мной стоял Вася Оконешников – этот оптимистичный здоровяк, каким я его знала всего-то года два назад, а теперь сломленный, больной человек! Я усадила его на стул и стала расспрашивать, что с ним случилось, почему он сейчас в таком состоянии, но ответа не последовало. Он очень тяжело дышал, в руках держал баночку, куда поминутно сплевывал белую пену изо рта. От такой картины я даже всплакнула немного, мы сели друг против друга и надолго замолкли – тишину прерывал только тягучий кашель Василия. Наконец я не выдержала и повторила вопрос. Только тогда он рассказал свою жуткую историю, от которой я не смогла отойти несколько дней. А дело было так: Василий после стажировки вернулся в свой район и успешно работал, стал одним из лучших сотрудников отдела. Однажды в прокуратуру района поступила жалоба, что некая гражданка Семенова год назад была похоронена без вскрытия тела, а так как умерла она от побоев пьяницы-мужа, родственники требовали эксгумации. Дело происходило в конце лета, следственная группа выехала на кладбище, расположенное в трех километрах от поселка. Когда рабочие сместили в сторону надгробный памятник и приготовились к рытью, откуда ни возьмись, появился старик и предостерег присутствующих:
– Худое дело затеяли. А ведь женщина-то была непростая, она правнучка известного в этих краях шамана. Прежде чем пуститься в такую греховность, надо умолять высшие силы, чтобы они не гневались, накормить их досыта, дабы они уняли свое негодование…
Василий подскочил к этому старику и стал толкать его в сторону, приговаривая:
– Иди отсюда, пьянь, тут тебе никто не нальет и стопочки!
Когда рабочие начали рыть могилу, старик словно улетучился – никто не видел, как он ушел.
Вскоре рабочие вырыли яму до надгробной дощатой ниши. Нет, чтобы Василию дождаться, когда рабочие закончат свое дело, он решил поторопить события: приказал рабочим выйти из могилы, схватил с земли топор и, спрыгнув вниз, с размаху ударил им по доске. Тут случилось невероятное: из образовавшейся дырки с шипением стал вырываться воздух, он был ощутим на взгляд – серовато-белесого цвета, и ударил Василия по лицу. Стоявшие вокруг люди бросились врассыпную. Василий тоже выскочил из могилы, попытался улыбнуться вслед убегающим людям, но вдруг почувствовал во всем теле слабость и резко присел на землю. Далее произошло ужасное… – Людмила еще раз отхлебнула воды, пальцы ее мелко подрагивали. Немного помолчав, она вздохнула и продолжила дальше: – Василий на глазах у всех стал опухать. На груди порвалась рубашка, он начал задыхаться, на отекшем лице рот и глаза превратились в почти невидимые щелочки, пальцы в сардельку… Он потерял сознание, а когда очнулся, то ничего не видел, поскольку не мог приоткрыть распухшие веки. Люди с ужасом наблюдали, как за считанные минуты Василий превратился в неузнаваемое существо. Когда его под руки вели в машину, он жестом показал, что ему надо покурить. Кто-то подал ему курево, но он даже не смог взять его в рот, так как губы, разбухнув до невероятных размеров, были плотно сомкнуты. Тогда ему пальцами раздвинули губы и вложили туда сигарету. В больнице Василию поставили капельницу, дали противоаллергические средства. К вечеру ему полегчало, отечность немного спала, и его отпустили домой. Но ночью он снова попал в больницу, поскольку опять стал задыхаться. Пролежал там полмесяца и выписался с диагнозом астмы тяжелой формы. Далее он работать уже не мог, ушел с работы по инвалидности.
– Все, о чем ты мне сейчас поведала, это просто ужас! – тихо проговорил Обручев, впечатленный рассказом оперативницы. – Но этому есть объяснение – трупный яд… Тут никакой мистики, думаю, нет.
– Когда я была в морге, разговаривала с экспертом, он мне объяснил, что существование трупного яда – спорный вопрос. Нет четкого определения, что это такое, но патологоанатомы иногда заражаются им во время вскрытия трупа через порезанную кожу на руке. Когда я описала случай с Василием, эксперт не исключил, что трупный яд может передаваться и воздушно-капельным путем. Тем более в бескислородной, анаэробной среде токсины могут приобрести другие, более опасные свойства.
– Да, да, тут ключевую роль сыграло, наверное, отсутствие кислорода при разложении тела покойной. Например, смертельный ботулизм развивается в анаэробных условиях и может передаваться даже воздушно-капельным путем. Но ботулизм не действует моментально, там присутствует инкубационный период, а тут что-то другое, быстродействующее, но из той же области… Люда, сколько мы с тобой трупов перетаскали, перенюхали – навдыхались этого душка, но не заразились же до сих пор – потому что все они находились в кислородной среде, ботулизма или чего-то другого там не бывает в принципе.
– Все это правильно, но… Василий после того случая искал старика, который подходил к могиле. Но никто не мог объяснить, откуда он. В поселке такого человека нет. Да и выглядел он не по-современному: холщовая рубаха, косматые волосы… Одним словом, Василий думает, что этот старик из потустороннего мира, может быть, сам прадед той самой покойницы.
– Ну, ты скажешь тоже, – пожурил Обручев Людмилу. – Так можно и до чертиков договориться. Короче, так: сегодня вскрытие могилы отменяем, два-три дня плотно поищем Скворцова, а там будет видно. А сейчас я схожу в морг, побеседую с работниками, может, что интересное подскажут насчет разыскиваемого.
– Отлично! – приободрилась Яковлева. – Я всех брошу на поиски этого могильщика!
Мелкие хулиганы, заметно продрогнув, топтались возле «Москвича». В руке у хирурга была хозяйственная сетка с продуктами, молодой держал в руках трехлитровую банку алычового сока.
– Мужики, пройдемте ко мне в кабинет, – издалека крикнул им Обручев, взмахом руки приглашая пройти в управление.
Войдя в кабинет, он тут же объявил:
– Сегодня работа отменяется. Я сейчас отпускаю вас домой, побудьте в семье до вечера, а там явитесь в изолятор. Дежурному доложите, что весь день были на кладбище – рыли могилу. А через два-три дня я вас заберу обратно, и уже по-настоящему пойдем копать. Согласны?
– Конечно! – обрадовались хулиганы. – Дома помыться, побриться, поменять одежду…
– Тогда до свидания!
– А продукты? – вопросительно глянул на оперативника хирург. – На ваши деньги же куплены…
– Оставьте себе, – махнул рукой Обручев и улыбнулся: – Считайте, что от меня «грев» (продуктовая передача в тюрьмах). Вечером возьмите с собой в тюрьму.
– Ой, спасибо! – поблагодарил хирург опера, подбирая с пола сетку, и добавил: – банку сока оставим пока у вас, в изоляторе стеклянную посуду не пропускают.
– Конечно. Затолкайте в тот угол, где вещественные доказательства.
Когда арестованные выходили из кабинета, Обручев остановил хирурга вопросом:
– Сергей, а где ты сейчас работаешь?
– Пока нигде.
– А хочешь, я переговорю со знакомым врачебным начальником насчет работы? Только надо бросить пить…
– Я подумаю.
– Давай, думай. Через два-три дня встретимся, там и скажешь.