Виталий Ефимович Кулик
Роковое счастье
Но с чего начать, как и куда податься – этого девушка пока не знала, и это было ещё одной горькой каплей в её переполненную отчаяньем душу.
От безысходности Олеся до хруста сжала кулачки. «Господи, ну почему вдруг столько лиха на меня свалилось?!» – в который уж раз она мысленно взывала к Богу. А в ответ всё то же самое – тишина…
Никто не знает, слышит ли Бог наши к нему мольбы и вопросы, но, вполне возможно, что ему тоже очень хочется встречно спросить людей: «А чего ж вы вспоминаете обо Мне только тогда, когда беда уже за руку вас схватила?» Вот спросит Бог так, и в ответ будет почти то же самое – тишина! Ибо многим из нас в оправдание и сказать-то нечего…
Мысли Олеси от безысходности всё чаще и чаще выделяли из памяти бабушку с её пророческими словами…
Ещё в раннем детстве, слыша восхищения взрослых, маленькая Олеся уже тогда догадывалась, что она какая-то особенная. Ничего толком в то время не осознавая, девчушка часто играла с бабушкой и дразнила её: «Я класивая, а ты сталая!» На что «сталая» сокрушённо качала головой и всегда грустно отвечала, что уж лучше бы тебе, внучка, родиться счастливой, а не красивой.
Четырёх-пятилетняя Олеська тогда не понимала смысла этих слов и часто ревела, думая, что бабушка нарочно не признаёт её «класоту». Однако именно эти слова бабушки о красоте и счастье почему-то накрепко врезались в память внучки.
«Какая же я тогда глупенькая была! И счастливая…» – горестно думала Олеся, в глубине души понимая, что все её теперешние беды – это расплата за грехи. А красота?.. Выходит, красота – дар подчас роковой.
Однако, как бы девушка ни была занята своим горем, она вдруг почувствовала, что рядом кто-то стоит.
– Ну и што ты, красуня, вздыхаешь?! – слащаво раздалось над самой её головой.
Вздрогнула Олеся, полностью очнулась от мрачных дум и испуганно подняла глаза – подбоченясь, рядом с ней вальяжно стоял неказистый переросток, из кожи лезший вон, чтоб выглядеть бравым молодцом.
– Бачу, торг не шибко идёт. Так я ж того… могу подсобить! – неумело пыжась высокопарностью, произнёс он. – Што пригожуня хочет за своих… хм… чудо-птиц?
Насмешливая ухмылка змеилась на лице шалопая, и было ясно как божий день, что до курей ему никакого дела нет.
– Не мои это куры… Попросили приглядеть, – в смятении сказала Олеся первое, что пришло на ум.
Не особо видный собою хлопец был явно не из зажиточной семьи – обыкновенный оболтус. Но вот девушку разглядывал нагло, бессовестно, прямо-таки ощупывал глазами. Это Олесю больше всего и смутило.
– Ну канешне не твои… – ухмыльнулся хлопец и хитро зыркнул на дружков. Те игриво переглядывались в сторонке и подмигивали друг другу в предвкушении скорого представления.
Олесе вдруг невольно пришло на ум, что жеманство стоящего перед ней хлопца больно уж напоминало лицемерные манеры паныча, который подло её обманывал, и она сразу насторожилась: надменная улыбчивость переростка ничего хорошего не предвещала.
– Я вот, может, хочу всех твоих кур купить, – наигранно важно произнёс хлопец. – Тебе будет в радость всех их сразу продать, а мне… Думаю, мне будет забавно с тобой поторговаться, – с намёком ухмыльнулся наглец, и на глазах его заблестела вожделенная поволока.
Олеся уже пришла в себя и была готова к подобным словесным выпадам.
– Если б думал, не нёс бы околёсицу, – резко ответила она, – а сказал бы прямо, что позубоскалить с дружками захотелось.
– Разумная, што ли? – сразу набычился хлопец. – Дак, можа, поделишься своими разумными думками?
Олеся недобро ухмыльнулась.
– Отчего ж не поделиться. Кривдой я уже по горло сыта, наглоталась… так что мне сейчас больше правда по душе. То, что покупать ты ничего не собираешься, – это сразу видно: на лбу у тебя отмечено, что в одном кармане твоём ни шиша, а в другом – дырка. Так что шёл бы ты отсюда да торговку попроще поискал – может, с кем и сторгуешься.
Хлопец явно не ожидал такого отпора и несколько растерялся. Он непроизвольно прикоснулся ко лбу, словно проверяя, есть ли на самом деле там какая-нибудь отметина. Опомнившись, отдёрнул руку и злобно сверкнул глазами. Отступать на виду у дружков было зазорно, и он решил, не особо церемонясь, проучить строптивую девку.
Не привлекая постороннего внимания, он как бы по-дружески приобнял её и вдруг сильно сжал пальцами девичью шею сзади чуть ниже затылка. Олеся скривилась от боли и попробовала было вырваться, но хватка оказалась на удивление крепкой.
– А ты, оказывается, яще и языкастая, – склонившись над девушкой, процедил хлопец. – Дак я тебе сейчас покажу, як разгова… – речь его вдруг оборвалась на полуслове.
Изящная трость легонько похлопывала сзади по плечу наглеца. Он распрямился и резко обернулся – перед ним стояла важная супружеская пара. Мужчина выглядел особенно солидно и уверенно.
– Ответь-ка мне, милейший, – произнёс он, строго глядя на хлопца, – сколько тебе нужно отсидки в остроге, чтобы слегка поубавилось твоё хамство? Месяц? Три? Год?
Хлопец ошарашенно таращил глаза на нездешнего господина, внешний вид которого просто кричал, что это высокий чин. Самоуверенность нахала быстро сменилась испугом.
Некрасивая женщина презрительно ухмыльнулась и обратилась к спутнику:
– На сколько прикажете исправнику, на столько и заточит этого хама в тюрьму.
Сакульский глянул на супругу, одобряюще кивнул и мимолётно отметил: «Вот баба, схватывает всё на лету!». Никакого исправника они и знать не знали, просто на ходу умело разыграли сцену, чтобы сбить спесь с наглеца.
Хлопец же всё принял за чистую монету. Желания встретиться с полицией у него почему-то не возникло – там не поторгуешься. Решив не испытывать судьбу и отбросив показную удаль, он с места прытко рванул в гущу народа вслед за исчезнувшими дружками.
Сакульский криво хмыкнул ему вслед и перевёл взгляд на Олесю. Оценивающе осмотрел девушку с близи и мирно произнёс:
– Что не испугалась хама – похвально. А вот торгуешь ты… из рук вон плохо. – Сакульский глянул на притихших куриц. – Хотя… с таким-то товаром не особо и торг будет.
– Я первый раз тут… – виновато произнесла Олеся и, опомнившись, добавила: – А за заступничество спасибочко.
Ядвига приблизилась к девушке, заглянула в глаза, осмотрела с головы до ног, словно вещь собираясь прикупить. Взяв Олесю за плечо, легонько повернула её боком и, отклонившись, снова скользнула взглядом по её ладной фигуре.
Не смея противиться и ничего не понимая, Олеся лишь недоуменно хлопала глазами.
Женщина вопросительно посмотрела на супруга. В её глазах читалось явное удовлетворение.
Собрав в кулак всю свою выдержку, Сакульский лишь едва заметно склонил голову в знак одобрения. А в душе – в душе его просто распирало: «Вот это юница! Вот это прелестница!»
Обтрёпанная одежда не могла скрыть от опытного мужского взгляда пленительное очарование этой девушки. Сакульского особенно почему-то тронули растерянно-печальные глаза торговки и её по-девичьи наивная пухлость губ.
Открыто разглядывая местную красавицу, мужчина с трудом скрывал свой восторг! «Да-а уж, та невзрачная городская деваха ни в какое сравнение не идёт с этой провинциальной чаровницей», – восторженно подумал он, с содроганием вспомнив о предыдущей кандидатке, от которой едва уговорил Ядвигу отказаться. И ведь дело-то уже тогда зашло довольно далеко. Несмотря на молодость, деваха та оказалась замужем и была весьма плодовитой, поэтому без особого упирательства согласилась родить ещё и для барина. Разумеется, более чем за достойное вознаграждение. Сакульский был уверен, что такое решение приняла мать молодки, с которой Ядвига вела переговоры.
«Но, слава тебе господи, что всё тогда обошлось», – мысленно перекрестился моложавый мужчина и ещё раз незаметно кивнул супруге.
Легко состроив на лице маску с простодушной улыбкой, Ядвига обратилась к девушке:
– Я так понимаю, ты из какой-то деревни?
– Из Берёзовки… – быстро кивнула Олеся. – Вы, наверное, слышали…
– Нет, о такой деревеньке мы не слышали, – перебила девушку Ядвига. – А сколько лет-то тебе будет?
– Да уж семнадцать…
Вместе с кивком Ядвиги на губах выскользнула и барственная ухмылка. Скрывая довольство, женщина снова спросила:
– Ну а дома, с родителями тебе как живётся? Семья большая у вас?
Олесе было стыдно рассказывать о своей непутёвой семье, и её смекалка быстро нашла выход.
– Сирота я…
С горькой миной на лице женщина сочувственно покачала головой, да вот только глаза её уже просто искрились радостью. Всё складывалось как нельзя лучше! Задав Олесе ещё несколько вопросов, Ядвига перешла к главному.
– А ты не хотела бы жить в городе? – спросила она девушку.
Растерявшись от забрезжившей удачи и боясь её спугнуть, Олеся лишь растерянно пожала плечами.
– Я никого там не знаю… Да и жить ведь где-то надо… – неуверенно промямлила она.
Да, Олеся поняла, что она чем-то приглянулась этой паре и, похоже, ей вот-вот могут предложить место в богатом доме. Она готова была идти хоть в прачки, хоть в посудомойки, хоть куда, лишь бы не упустить шанс начать новую жизнь!
«Господи, помоги мне!» – воззвала она к богу, и радостное волнение рванулось наружу, но внутренний голос тут же предупредил, что перед богачами лучше предстать тихой и застенчивой девицей. А то, что не испугалась хулиганов – это ещё ни о чём не говорит: с жаху-перепугу и заяц может на волка прыгнуть!
– Если хочешь… мы можем помочь тебе… и с работой, и с жильём, – вкрадчиво предложила Ядвига.
Ага, «если хочешь!» Да Олеся сейчас больше всего на свете этого хотела! От радости она чуть было не всплеснула в ладоши, но вовремя сдержалась и с трепетным волнением снова лишь пожала плечами:
– Ну… я не знаю…
Олеся бросила на господина испуганный взгляд. Она привыкла к укладу жизни, где решающее слово всегда остаётся за главой семьи. Мужчина хоть и выглядел чинно, но перечить женщине не пытался, и Олеся поняла, что в этой семейной паре, похоже, главенствует супруга.
– А тут и знать нечего, – приняв застенчивость девушки за согласие, Ядвига даже приобняла её. – Нам сейчас как раз горничная нужна. Приоденем тебя, подучим – будешь девицей на загляденье! Да что девицей – барышней! Городской! – назидательно подняв пальчик, добавила Ядвига.
Это был шанс! Да ещё какой! Жизнь изменится к лучшему! Олеся вспыхнула благоговейной благодарностью к женщине и уже готова была без оглядки шагнуть за ней в новый и неизвестный для неё мир. Некрасивое лицо богатой незнакомки теперь не казалось девушке таким отталкивающим.
– Я так полагаю, тебе нужно некоторое время, чтобы собраться… – женщина кивнула в сторону тревожно притихших кур, – завершить кое-какие дела, да и мало ли что ещё…
– А когда надо идти… ехать? – взволнованно поинтересовалась Олеся, страшно боясь, что незнакомка может передумать.
– Мы собрались сегодня уезжать, но, полагаю, можем ещё на денёк задержаться… – Ядвига посмотрела на небо. – Ветер что-то разгулялся, как бы непогоды не нагнал. Вот и переждём до утра. Ты к которому времени можешь завтра подойти сюда?
– К обедне. Я успею к обедне, – живо выпалила Олеся, даже не подумав, что к этому времени она вряд ли успеет.
– Вот и хорошо. Возле церкви мы будем тебя ждать. Завтра нам предстоит дальняя дорога – постарайся не опаздывать.
Женщина вдруг задумалась, снова глянула на куриц и, неожиданно достав из сумочки деньги, протянула Олесе.
– На вот. Это тебе на скорейшие сборы и за твой товар. Отдай-ка этих несчастных куриц кому-нибудь… просто так.
Олеся держала в руках синюю пятирублёвую купюру, трепетно уставившись на изображённые на ней узоры и буквы. Она, конечно же, видела такие деньги не раз, но вот держать в руках «синицу» ей довелось впервые. Также она лишь приблизительно представляла истинное достоинство этой бумажки. Но одно Олеся знала точно: её невзрачные куры вместе с яйцами и корзиной в придачу и близко не стоят таких денег.
– Так может, вам куры надобны? – совсем растерявшись, спросила Олеся.
Мужчина и его спутница не сдержались и прямодушно заулыбались. Их явно тронула неподкупная простота девушки.
Незнакомка бодро, почти весело произнесла:
– Нет, нам это ни к чему. А то пока домой доедем, так из яиц родятся… ой, пардон, – женщина рассмеялась и изящно махнула рукой, – вылупятся цыплята.
Слово «родятся» вдруг обрушилось на Олесю ушатом холодной воды! Она внутренне вздрогнула и в страхе оцепенела! Только теперь Олеся подумала о том, что беременна, а такую никто служанкой не возьмёт!
Сдавив душу мёртвой хваткой, эта мысль держала девушку в ступоре до тех пор, пока, наконец, не выдавила из неё воспоминание о старухе Хомчихе.
Глава 3
Впервые о необычных способностях и тайном ремесле старухи Хомчихи Олеся услышала несколько месяцев назад. Но главное, узнала об этом не в родных местах, а в городе, почти за сотню вёрст отсюда! И вот теперь вместе с воспоминанием об этой старухе в памяти красавицы всплыли и другие наставления и советы, по случаю данные ей компанией… распутных девок.
Словно за спасительную соломинку, Олеся вцепилась за один из этих советов. И почему ей раньше не пришло это в голову?! Хотя чего уж тут себя корить: всё равно без грошей этот совет-соломинка несбыточный. Но теперь-то у Олеси есть чем расплатиться! Хороший дали ей совет!
Было это около трёх месяцев назад…
Плетя против бедняка Ефимки Асташова оговор, паныч Зибор вынужден был ездить в город по разным инстанциям. В одну из поездок ему пришлось взять и Олесю – как-никак обвинения основывались на её показаниях. В городе они остановились, как уверял паныч, у его хороших знакомых.
Зайдя в большой и довольно небедный дом, Олеся тогда была сильно шокирована представшей перед её глазами картиной! Девицы в вызывающих нарядах, какие-то хлыщи со слащавыми улыбками и странной поволокой на глазах, дым сигарет, вино в бокалах на длинных и тонюсеньких ножках, большие зеркала и многое другое – всё это просто резало глаза совсем молоденькой девушке из глубинки. Не к смеху будь сказано, но Олеся тогда вдруг испугалась… хрупких бокалов! Её сразу же ударила страшная мысль, что если ей, не приведи господь, дадут эту негодящую чарку, то она неизбежно лопнет в её руках, привыкших к грубой деревенской посуде. Но всё обошлось, а вот то, что вольно ведущие себя девицы оказались теми самыми «хорошими знакомыми» её Зибора – это для Олеси оказалось весьма неприятной новостью.
На следующий день Зибор отлучился по делам – Олеся осталась в доме. К этому времени она уже хоть и познакомилась с девицами, но всё равно чувствовала себя довольно скованно. В непринуждённых чисто женских беседах она большей частью только слушала. Вот тогда-то Олеся и узнала много чего такого, что в обычных разговорах обсуждать не только было не принято, но и считалось весьма непристойным.
Глупая, она даже и не подозревала, что по просьбе Зибора всё это говорилось специально для неё… как для начинающей!
Узнав, откуда гостья родом, старшая среди девиц заметно оживилась и рассказала об Олесиной землячке бабке Хомчихе, к которой даже из губернии иногда тайно приезжают женщины, оказавшиеся в интересном положении. Но знают об этой старухе лишь немногие, ибо свои способности та не афиширует. Услышала Олеся и сколько это стоит. Деревенская красавица снова была шокирована! Оказывается, убить человека, хотя и в самом зародыше, стоит довольно дорого…
Ни тогда, ни сейчас Олеся не думала, что за такой грех придётся платить дважды – на земле и там, наверху, где и будет взиматься главная плата! Вот только на суде Божьем ещё никому не удалось откупиться деньгами!
И ещё Олесе запомнилось, как она тогда внутренне возмутилась от таких советов! Нет, ей это не понадобится! Она не такая! Да вот, гляди ж ты, жизнь прижала – и очень даже понадобилось!
Что ж, теперь остаётся немедля к этой таинственной бабке!
Олеся прекрасно знала, в какой стороне нужный ей хутор на отшибе, где жила Хомчиха, но вот побывать там хотя бы вблизи не доводилось. Слухи ходили разные, но толком никто ничего не знал ни об обитателях хутора, ни о самой старухе.
Времени совершенно не было, поэтому Олеся во второй половине дня, спешно сорвавшись с базара, сразу ринулась к ворожее Хомчихе. Благо хутор стоял почти на пути домой, лишь чуть в сторонке.
Свернув с тракта, девушка оказалась на обычной для Полесья просёлочной дороге – вездесущая грязь, частые крюки вокруг непроходимых топей, гати в болотистых низинах да вплотную подступающие заросли. Идти надо было вёрсты четыре, а по такой дороге – это немало. Нужно спешить, тем более что и непогода, судя по измывающемуся над облаками ветру, может совсем разыграться.
Но как бы Олеся ни торопилась, в одном месте она вдруг поневоле замедлила шаг и залюбовалась высокой красавицей берёзой, стоявшей в гордом и в то же время печальном одиночестве на взгорке. Бросая восхищённые взоры на это чудо Полесья, путница, однако, надолго сбавлять шаг не стала, не до этого. Да и под ноги надо постоянно поглядывать: зазеваешься – враз по пояс в тине барахтаться будешь.
А погода всё больше начинала портиться.
Олеся спешила. Как назло, встречный ветер взыграл сильнее. Небо вдруг закрылось пологом туч, нахмурилось. Потемнело всё вокруг. Как и опасалась Олеся, ветер-буян всё-таки выискал где-то и пригнал грозовою тучу с нависшим над землёй огромным чёрным брюхом словно на сносях. Было понятно: небо вот-вот разродится хоть и коротким, но неистовым ливнем. От такого ни одно дерево не укроет!
Олеся ускорила шаг. Успеть бы!
И вот под напором уже прямо-таки взбесившегося ветра угрожающе начал роптать лес, затрещали сучья.
Лихостью разыгравшаяся стихия гнула деревья, заставляя их под гнётом своей силы низко кланяться, но не тут-то было – стену леса не так-то просто согнуть! И вдруг сзади раздался громоподобный треск!
Душа Олеси сиганула в пятки! Ноги едва не подкосились. Крестясь, девушка в ужасе оглянулась и увидела жуткую картину: ствол совсем недавно стройной и высокой берёзы почти в обхват в комле был сломан как былинка, голова-крона брошена на землю к ногам. Эх, кудрявая! Не захотела низко кланяться ветру-душителю – голову и потеряла! Куда ж тебе, непокорная, в одиночку-то силами мериться со стихией грозной?! Если уж стоять против бури, то только всем лесом вместе – ветка к ветке, ствол к стволу! А так…
Всё прискорбно.
Олеся не смогла долго смотреть на печальную картину – у неё свой путь, надо идти! Напуганная и расстроенная, она на ходу решительно развернулась и внезапно наткнулась на ветку сосны – хвоя болезненно кольнула в глаза. От неожиданности и боли путница едва сдержалась, чтоб не разрыдаться.
Слёзы в глазах, отчаяние в душе, боль в теле! Почему?! За что?!
На немые крики души небо вдруг с треском вспоролось яростной вспышкой молнии и оглушительным громом. Быстро вошедшая в раж гроза уже ревела и стонала, в упоении наслаждаясь своей неукротимой мощью.
Вздрогнула Олеся! Не успела перевести дух от испуга, как её тут же обожгла суеверная мысль: «О, Боже милостивый! Это ты возбраняешь содеять мне страшный грех!»
От такого озарения Олеся застыла в полной растерянности, не замечая остервенелого ливня, косо и нещадно начавшего сечь всё вокруг. Крупные капли дождя били по лицу и, смешиваясь со слезами, солоноватыми ручейками скатывались вниз.
Сколько времени так простояла Олеся, потрясённая пугающим озарением, она не знала. Но, в конце концов, красавица вдруг мысленно взбунтовалась и решила, что сама будет строить своё счастье!
Да! Вот сейчас вскочит брыкливой судьбине на спину и завернёт её, словно норовистого коня, куда ей надо, и устремится к лучшей доле!
Пока в голове Олеси яро бились мысли за жизнь и за смерть человеческого зародыша, ливень уже «кровью» истёк; ветер-басурман и тот выдохся. А тут и небо вроде бы начало проясняться – солнце в каждую щёлочку меж облаков нос свой лучистый норовило просунуть да поскорее разглядеть, что там, на земле, сотворилось, пока оставалась она без присмотра. Вот только непросто сразу найти прореху в облачном пологе, непонятно кем и какою силой сотканном!
На земле прошла обыкновенная летняя гроза с молниями, громом и с порывами ветра – ничего удивительного и необычного! Однако падкие на суеверия полешуки в каждом природном явлении непроизвольно выискивали какие-то указующие для себя знаки. Вот и Олеся сначала посчитала разыгравшуюся непогоду недовольством небесных сил, а как только ливень закончился и погода наладилась, тут же увидела в этом уже добрый знак свыше. А если так, то выходит, она сделала правильный выбор!
Да, она сама хозяйка своей судьбе!
Отбросив последние сомнения, Олеся решительно пошла дальше. К хутору!
По дороге она на всякий случай всё же просила у бога прощения и за свой замысел, и за то, что ослушалась вразумляющего знака свыше, ежели таковой, конечно, был. Девица и представить себе не могла, что это вовсе не бог бесновался из-за греховного намерения будущей матери – совсем другая сила не хотела допустить прерывание беременности…
Подходя к хутору, Олеся ожидала увидеть угрюмое жилище ведьмы, что уж точно холодило бы душу страхом и навевало б мысли о связи Хомчихи с тёмными силами, подтверждая её необычные способности. Но вид заурядного хуторского селения, да ещё и задорный галдёж играющей у луж детворы несколько сбил девушку с толку. Она остановилась и огляделась, не ошиблась ли с местожительством старухи.
Увидев Олесю, трое разновозрастных детей трёх-десяти лет притихли и, застыв, с интересом уставились на незнакомку. Казалось, даже мирно гоготавшие неподалёку гуси были удивлены и, тоже замолчав и вытянув шеи, опасливо выжидали, стоит ли поднимать гвалт.
Словно из-под земли перед Олесей вырос совершенно болезненный с виду мужик с взлохмаченной гривой, да и с такой же бородой – судя по всему, батька ребятишек. Казалось, из его волос и щетины вот-вот начнут выпадать свалявшиеся клоки. Тухнущим взглядом, явно из последних сил цепляющимся за жизнь, на промокшую гостью смотрели печальные глаза. Вид глубоко впавших глазниц просто кричал, что они уже обращены в другой мир…
«Не жилец…» – первое, что сразу пришло на ум Олесе.
Мужик долго и подозрительно приглядывался к девушке в довольно простенькой одёжке, и у Олеси тут же самопроизвольно сложилось впечатление, что таких, как она, неимущих гостей здесь не жалуют.
Мужик наконец тихо спросил:
– С пути сбилась… али как?
Прикинув в уме, что сказать, девушка решила, что терять ей нечего – действовать нужно решительно.
– Али как, – твёрдо ответила она. – Мне к бабке Хомчихе надобно. Она тут живёт?
Бросив настороженный взгляд мимо Олеси, мужик повёл глазами по местности. Не обнаружив ничего подозрительного, он ещё раз рассмотрел гостью, не забыв при этом украдкой скользнуть взглядом по её животу.
– Срок маленький. Гроши есть, – упредив всякие расспросы, снова открыто рубанула Олеся. Ходить вокруг да около не было ни времени, ни желания.
– Хм, – удивлённо хмыкнул мужик. – И кто ж это тебя такую бойкую направил сюда… напрасно?
От последнего слова глаза Олеси распахнулись в испуге, лицо помертвело. Имена тех девиц, что «поучали её жизни», Олеся уже давным-давно позабыла за ненадобностью. Да и к чему это теперь, если всё напрасно?!
– Я… это… как же теперь… – начала было нескладно говорить Олеся, но мужик, подняв руку, остановил её.
Неподдельный испуг гостьи не ускользнул от его внимания, и он убедился окончательно: утица не подсадная.
– Ладно… постой тут, – сказал он, и у Олеси мороз по коже пошёл от его взгляда – то ли презрительного, то ли просто осуждающего.
Мужик нетвёрдой походкой потянулся к хате.
Прошло совсем немного времени, и Олеся уже смущённо мялась в обыкновенной крестьянской хате перед обыкновенной деревенской старухой. Хлопотавшая у печи молодица по кивку старухи молча выскользнула на двор.
Сама не понимая почему, но перед мужиком сорому у Олеси совершенно не было, а вот тут что-то нашло, даже краска ударила в лицо.
Старуха долго и проницательно ощупывала взглядом клиентку, изучала.
– Пригожая… – наконец с неуловимым сожалением обозвалась она. – Табе б щастя трохи замест етай красы… Ну, ничога. Можа, перерастеш.
Олеся даже поёжилась от слов Хомчихи. В последнее время она слишком уж часто слышала похожие слова о красоте и счастье.
А старуха вздохнула и спокойно проскрипела:
– Знала, што буде сённи работа… Ну, сказывай, што тябе сюды привело?
– Что и остальных, бабушка, – смущённо пожала плечами Олеся.
– Не кажи за других, за сябе отвечай. Для хворей всяких – молода яще, – довольно строго произнесла Хомчиха и тут же ещё строже спросила: – Што, нагуляла?
Олеся даже несколько растерялась от такой прямоты, а старуха, приняв это за признание, беззлобно заворчала:
– О-хо-хо, молодые да дурные: венчанье под плото́м, а свадьба потом.
– Я замужем, бабушка… была. Мужик помер, а с дитём одна я не выдюжу, – голос Олеси звучал искренне, ибо как ни крути, а выходит, говорила почти правду.
– Хай буде так, – вздохнула Хомчиха. – А тяпер, голубка, вспомни, хто табе пра мяне рассказав?
Не вдаваясь в подробности, Олеся сбивчиво рассказала о разговоре с развратными девками, правда, имён так и не припомнила.
– Сороки, – беззлобно буркнула старуха и уже по делу спросила: – Скольки нядель?
Олеся неуверенно пожала плечами.
– От Спасу… кажись.
– Ну-ну, – с сарказмом покачала головой Хомчиха и, подойдя к стене с рядами висящих на ней высушенных трав в пучках, стала выбирать и снимать некоторые из них.
– И яки ж ета табе Спас так на душу ловка лёг: Медовы або Яблычны?
– Яблочный… наверно, – чуть слышно ответила девушка.
– Вот то-то и яно: «наверно», – брюзжала старуха. – Приходят и сами не знают: што, кали да от кого, а мне тут потом думай, як бы заместа аднаго смертнага греха два не вышло…
Словно что-то вспомнив, старуха вдруг резко повернулась к Олесе и едко спросила:
– А табе што, не говорили, што при етым грешным деле буде шибко кровить и ты можаш богу душу отдать?
– Не-е, – испуганно замотала головой Олеся. – А что… разве и такое бывает?
Хомчиха вперила взгляд на наивную девку и, сокрушённо покивав головой, тихо сказала:
– Да пошти палавина памирае… кали сами хочуть избавицца от завязи.
В ужасе приложив руки к груди и вытаращив глаза, Олеся попятилась. Хомчиха ухмыльнулась.
– Не трясись. Тут яще ни одна не памерла. Загавор у мяне добры, верны… да и багульник с девясилам подсобят. А уж кровушку потом, як нихто други, я особым загаворам астанавлю. У мяне всё надёжнае… а посему и стоит дорого.
Хомчиха вдруг замолкла и несколько мгновений задумчиво смотрела на Олесю, а та на распятии могла присягнуть, что старуха в эти мгновения её не видела. Словно очнувшись, Хомчиха неожиданно спросила:
– Гроши ийе?
Олеся разжала руку с приготовленной пятирублёвой купюрой. Подавшись вперёд и аж вытянув шею, старуха жадно уставилась на деньги. На лице едва заметно проступило разочарование. Хотя чего можно было ждать от деревенской девки в заношенной одёжке?
– Ладно, на безрыбье и рак – рыба, – смирилась старуха. – Хотя красненькая была б луччай тваёй синицы.
Ещё что-то недовольно буркнув себе под нос, Хомчиха кивнула на мокрую одежду девушки.
– Здымай. Застынеш не к часу.
Олеся замялась и оглянулась по сторонам.
Бросив Олесе домотканную постилку с замысловатым орнаментом, Хомчиха властно проскрипела:
– Прикрыешся. Всё здымай. И ступай в баню. Невестка всё подготовила, яна и расскажа, што рабить. Для начала у дежцы з кипенем посидеть табе надобно, да глядите там, штоб не ошпарилась. А я скора падайду.
Хомчиха явилась в баню, когда Олеся уже изрядно просидела в бочке с горячей водой почти по грудь. Приблизившись к бочке, старуха привычно сунула руку в воду и тут же, выдернув её, резко отшатнулась.
– Ох, ты ж! – вскрикнула она. – Ты што, зварыцца хочаш? – выпучив глаза, она накинулась было на Олесю, но тут же, внимательно глянув на неё, настороженно спросила:
– Табе што, не горячо?
– Ну-у… терпимо, – последовал ответ.
Без слов старуха пристально воззрилась уже на невестку. Та всё поняла и виновато пролепетала:
– Я ж, как обычно, доливала кипяток и спрашивала, или не горячо, а она крутит головой и вот так же нукае, мол, не печёт.
Старуха некоторое время раздумывала с озадаченным видом, а затем произнесла:
– Ладно, авось не зварыцца. Иди, – кивнула она молодице.
Оставшись наедине с Олесей, Хомчиха присела на лаву и буднично произнесла:
– Табе яще трошки посидеть надобно так… Ну, а пока расповедай, откудова ты такая и чья будешь?
Сидя в бочке, Олеся рассказала о себе сущую правду: семья почти нищая, батьки нет, старый муж умер, что сейчас делать – она не знает. Единственной неправдой в истории Олеси было то, что она нездешняя, издалека, и добиралась сюда несколько дней.
Выслушав исповедь девушки, Хомчиха сочувственно покачала головой. Поверила она или нет – трудно было понять. Старуха ещё раз подошла к бочке и с опаской сунула пальцы в воду – хотя и не так резко, но снова отдёрнула руку. Странно уставившись на Олесю, она молчаньем требовала объяснений.
Для Олеси вода, конечно же, была горячая, но не настолько, чтоб не выдержать. Видя дикое изумление Хомчихи, девушка поняла, что для старухи такое было впервые. Похоже, в такой горячей воде человеку и в самом деле усидеть нельзя! Что ж, пусть будет так, как нужно.
– Ой, мне и вправду уже невмоготу, – притворно скривилась Олеся, скоренько вылезая из бочки. – А-ай, как горячо!
Тело и впрямь сильно покраснело до уровня, где была вода. С тревогой на лице старуха провела пальцами по коже Олеси – никакого ожога! Надо же…
– Ладно. Кажись, всё добре. Очухайся трохи, а то яще сомлеешь, – немного успокоившись, прошамкала Хомчиха и протянула девушке чашку с тёмной жидкостью. – Выпи, потом на лаву ложись. Да гляди, не засни – совсем погано стане! Ежели хочешь, можаш яще… якую-нибудь небывальщину рассказывать, штоб на сон не так клонило.
Сказав о небывальщине, старуха едва заметно ухмыльнулась. Если бы Олеся это заметила, она наверняка бы догадалась, что Хомчиха не очень-то поверила в её россказни.
Ну, а раз надо и сейчас говорить, то Олесю неожиданно потянуло расспросить про одну из злободневных тем в народе – грехи и нечисть.
– Бабушка, вот вы ж уже прожили немало, да и… – Олеся запнулась, собираясь с мыслями, как лучше сказать, – …и с силами какими-то знаетесь… Вот я и хотела спросить…
– Да ты не боись, спрашивай. Коль знаю – скажу.
– Вот почему… ну… черт там или дьявол, или вообще нечистая сила людей губит?
– И-ы, – сощурилась Хомчиха, несказанно удивившись вопросу. – Дурёха! Ты де-нибудь бачила, штоб черт или дьявол гонявся за людьми с топором или с вилами?
– Не-е, – растерянно протянула Олеся.