И сложится то, что всё время ломалось на части,
Тогда ты поймёшь, что с тобой настоящее счастье.
Горчицы зерно, за которым уход был упорный,
Взойдёт и укроет под сенью своей благотворной.
И даже враги, что ростки его рвали, топтали,
К тебе прибегут, скажут: "Ё-моё, как мы устали!
Ведь всюду жарища, и бьются за глупости люди.
Пусти нас в оазис, прости, мы так больше не будем."
А зря никто не верил в чудеса.
Зажгутся и сгорят протуберанцы,
Наденем мы невидимые сланцы,
И высветится путь на небеса.
И то, что пало, после прорастёт
И снова даст неведомые зерна,
И чей-то дух, весёлый и проворный,
Проснётся и сподвигнет нас в поход.
И вырастут златые города,
Откроются космические дали -
Такие, что доселе не видали,
И вместо "нет" ты вдруг услышь "да".
И первый, и десятый, и двухсотый,
Кто вроде прав и тот, кто точно нет -
Все собраны в невидимые соты
С тех пор, как был устроен этот свет.
Был вторник, наверное, или четверг,
Или понедельник, а, может, среда.
И мне повстречался один человек,
Отправил меня он не знаю куда.
Я всех опросила, куда мне идти?
Где опытный гуру, что может помочь.
Но только никто не открыл мне пути,
А был поздний вечер, а, может, и ночь.
И тёмными – тёмными были леса,
Я долго бродила по этим лесам.
Там были диковинки и чудеса,
И стол накрывался там яствами сам.
С тех пор надо мною витает вопрос,
С тех пор никого ничему не учу.
Что было средь этих шипованных роз?
И точно не знаю, чего я хочу.
Так сильно и долго трясло на пути,
Я стала пуста, как иная сума.
Но я не теряю надежды найти
То самое. Что? Я не знаю сама.
Жил доблестный племени вождь Виннету,
Готов был убить за свою правоту.
(Морально, он против кровавой расправы)
Всегда разделял он неправых и правых.
Но как-то героя поймали шаманы
И зельем его напоили обманом.
А после за что-то его полюбили -
Хоть сильно измучили, но не убили.
Быть может, он просто шаманам наскучил,
Поскольку упёртым он был и живучим.
И, выйдя с трудом из волшебного транса,
Он бил в барабан, сочиняя романсы.
Жестоко от зелья постфактум хворая,
Он помнил сближение ада и рая.
С тех пор рассуждает весьма осторожно,
Ведь непостижимое стало возможным.
И эту науку пройдя не заочно,
Он многое знает, да только не точно…