Как указывал сам Белинский, задача статьи «О разделении поэзии на роды и виды» состояла в критике догматической и формалистической поэтики классицизма. Для поэтики классицизма роды и жанры – вечные и внеисторические категории. Но этот «внеисторизм» присущ также и романтической эстетике. Шеллинг исходил из учения о «синтетическом» искусстве, совмещающем все жанры. Белинский противопоставляет им историческое рассмотрение поэтических родов и жанров. Замечательно, с какой широтой ставит он эти вопросы.
Приятно, знаете ли, при свете гирлянд и свечей насладиться словооборотами былых времен:
Хотя все эти три рода поэзии существуют отдельно один от другого, как самостоятельные элементы, однакож, проявляясь в особных произведениях поэзии, они не всегда отличаются один от другого резко определенными границами. Напротив, они часто являются в смешанности,…Прелесть же, что такое. Особное!
Скоро, однакож, становится понятно, что где прелесть, а где – Виссарион Григорьевич. Только начнешь погружаться в приятную дремоту под рассуждения об эпическом и лирическом, как для аналогий г-н критик привлекает живопись, зодчество и литературу. Какая дремота, когда такой терминологический поворот: поэзия, значит, не литература? литература – это беллетристика? пока Пушкин не написал прозы, он не считался литератором?
Г-н критик тем временем увлеченно пеняет Вальтеру Скотту и Фенимору Куперу на недостатки их творчества. Погодите, мы же о поэзии… Тщетно, не своротить, не остановить как бегущего бизона и поющего Кобзона.. Сделает передышку, похвалит Жан Поля Рихтера ( за что – не поняла, но спасибо, теперь знаю, кто пустил в ход слово Weltschmerz ) и дальше – раздавать неодобрительные характеристики. Достанется всем, и грекам, и римлянам, и «Рамаяне», и отечественному производителю.
О наших российских «идах», «адах» и «ядах» нечего сказать, кроме «Покойся, милый прах, до радостного утра»Раздача сестрам по серьгам разбавляется рассуждениями о драматическом и эпическом, лишенными оценочного пристрастия. Общие базовые положения, что не умаляет заслуги Виссариона Григорьевича, изложившего их человеческим русским языком.
Отдохнув на теории, мысль критика делает успокоенный кульбит, и он уже хвалит Вальтера Скотта и Фенимора Купера. (Кажется, Белинский писал взахлеб, единым порывом и результат не перечитывал)
Наконец, запал временно угасает и вот уж последняя фраза сего труда. Ах! Финал второго сезона «Шерлока» с подозрением косится на конкурентку по интригующей недоговоренности.
Во всяком случае, она (т. е. эпиграмма) относится не к искусству, а к беллетристике.Поэзия не есть литература. Беллетристика не есть искусство. Эпиграмма есть род беллетристики. Поэзия – искусство, но не литература. Эпиграмма – поэзия, но не искусство… Пасьянс для зимнего вечера.