В. Г. Белинский
Непостижимая. Владимира Филимонова

– Верю, – сказала графиня и, после некоторого молчания, спросила Ипполита:

– Были вы в 1815 году в Дрездене?

– Был, графиня.

– Вы были там в картинной галерее?

– Был.

– Вы однажды поутру входили туда во фраке, с каким-то дипломатическим чиновником нашим при австрийском дворе?

– Точно, с бароном Ш ***.

– Итак, князь, на ваше «не знаю» я вам скажу, что я – «все знаю».

Далее, во время разговора, «она очаровательными глазами своими взглянула на него с таким чувством, с такою выразительностию» и заключила разговор так: «Узнаете, все объяснится… все должно объясниться». В третьей, кажется, части все объясняется следующим образом: Альма долго не хотела показать Ипполиту своего таинственного кабинета, которым давно уже раздражала его любопытство; наконец святилище отворено для него, – и он увидел там изображение Иоанна и свой собственный портрет… Мы не отвергаем, что бывают предчувствия, что человек иногда инстинктивно, непосредственно предвидит горе или радость, и потому предчувствие может играть свою роль в романе – но слегка, вскользь. Выстроить же на этом зыбком основании такое большое здание, посвятить предчувствиям и эстампам так много страниц, – это значит искать эффектов слишком юношеских…

Что же до устарелости, то вот самый резкий ее образчик. Желая возвысить свою героиню до идеального совершенства, автор заставляет ее любить русскую литературу, которую все истинно поэтические женщины полюбили, как и следовало, только с Пушкина. Мало этого: он заставляет ее читать даже «Вест– ник Европы». Теперь удивительно ли, что она фразами из него вот как судит о русских писателях: