Висенте Бласко-Ибаньес
Морские волки
Торговцы на Кубе прозвали его за жестокость и великодушие, расточительность своей собственной и чужой крови, требовательность в делах и драчливость ради удовольствия, Великолепным капитаном, и это прозвище так и осталось за ним и повторялось несколькими уцелевшими матросами из его экипажа, которые с трудом волочили по берегу ноги от ревматизма, кашляя и сгорбившись.
Разорившись без малого на коммерческих предприятиях, он оставил дела и поселился в своем домике в Кабаньале, глядя, как жизнь проходит мимо его дверей и находя развлечение лишь в том, чтобы ругаться, как извозчик, когда ревматизм не позволял ему подняться с места. Несколько дряхлых стариков из числа тех матросов, что служили в прежние времена в его экипаже и получали от него здоровое угощенье палкою, приходили иногда посидеть рядом с ним на панели, под влиянием смешанного чувства уважения и восторга; и они разговаривали вместе, с некоторою грустью, о большой улице, как капитан называл Атлантический океан, считая, сколько раз они переходили с одного тротуара на другой – из Африки в Америку – страдая от бурь и обманывая морских жандармов. Летом, в те дни, когда ревматические боли не изводили их, и ноги могли двигаться, они выходили на берег, и капитан оживлялся при виде моря и изливал свою двойную ненависть. Он ненавидел Англию, так как не раз слышал вблизи свист её пушечных ядер, и ненавидел пароходство, видя в нем морское святотатство. Столбики дыма, скользившие по горизонту, были похоронами парусного мореплавания. На море не осталось настоящих моряков; оно принадлежало теперь кочегарам.
В бурные зимние дни капитана постоянно видели на берегу, где он поводил носом, чуя бурю, как будто находился еще на палубе и готовился встретить ее достойным образом.
В одно дождливое утро, увидав, что народ бежит к морю, он тоже отправился на берег, отвечая сердитым ворчаньем семье, пытавшейся удержать его дома. Среди черных лодок, врезавшихся в песок на берегу, выделялись на фоне свинцового, пенистого моря группы людей в синих блузах и развевающихся от ветра юбках. Вдали на туманном горизонте мчались, точно испуганные овцы, рыбацкие лодки с почти спущенными и почерневшими от воды парусами, выдерживая отчаянную борьбу с волнами и обнажая киль при каждом прыжке перед тем, как войти в порт, обогнув группу красных скал, отполированных водою, среди которых шипела желтая пена – желчь разъяренного моря.
