Вира Шмелева
Мой 2008, или Здесь всегда живет надежда
Обо мне
Сколько раз можно наступать на одни и те же грабли? Сколько времени нужно, чтобы полюбить себя? Можно ли изменить одинокую жизнь так, чтобы это не поменяло тебя?
Возможно, просыпаться одной – это не проклятие, а благословение. Можно ли предположить, что это период для самопознания и небольшая передышка перед настоящим приключением. На все можно посмотреть под разным углом, ведь это жизнь, и она многогранна. Я знаю об этом не понаслышке. Обстоятельства, случайности и люди, которых ты встречаешь на своем пути, – все это не влияет на глобальные мировые события, но это изменяет тебя, и лишь от тебя зависит то, кем ты станешь. Ты не можешь знать любовь, если не ощущал отчаяния, ты не можешь знать дружбы, если ни разу не был отвергнут. Всякая жизнь – это череда ошибок. Просто у кого-то их меньше. Знаете ли вы хоть бы одного человека, который никогда и ни в чем не знал досады? Можете назвать его имя?
Мой рассказ – это сложная история одной девочки, которая постоянно угождает в ямы, созданные самой жизнью, и не может этого изменить, но все же вновь и вновь выкарабкивается из них в попытках достигнуть чего-то невозможного. И достигает. Давайте начнем с самого начала.
Лето, 2007
Лежу на диване с наушниками в ушах, на моем маленьком mp3-плеере емкостью в один гигабайт играет драматичная песня, пробивающая на слезы. Из-под плотно закрытых век пытаются выбежать капли, но я не даю им воли и молча сжимаю кулаки до боли.
Днем я снова видела, как они гуляли во дворе. Эта компания, в которой я никогда не буду своей. Столько лет дружбы скатилось в никуда. Я видела, как Настя ведет себя среди сверстников, – она всегда искренне улыбается… но только вот не со мной, ведь дружить с малолеткой – так плохо для репутации. А я ревную… Единственная подруга, с которой мы знакомы с яслей, игнорирует меня и стесняется перед крутыми новыми друзьями. Она – еще тот экстраверт, а я навечно заперта в своих пыльных книгах. Если бы не литература, я бы просто не выжила. В моей голове вновь и вновь прокручиваются Настины, случайно подслушанные мною слова:
– Да она тихушница, кто с ней вообще будет общаться?
И слезы, которые уже бесполезно сдерживать, просто катятся градом с моих щек. В комнату заходит мама, единственный, искренне любящий меня человек, а я притворяюсь, что сплю. Я часто дремлю со своей музыкой, ведь так мир кажется чуточку лучше. И это все, что мне сейчас надо.
Начало осени, 2007
Быть начитанной в подростковом мире – плохо, одноклассники считают тебя задавакой, а учителя проявляют завышенные ожидания. Вчера я сбежала с чемпионата по шахматам и притворилась больной, лишь потому, что не могу быть даже на пару процентов Касперским. Учитель физкультуры не понимает, что изучить правила игры – это совсем не хитрое дело, сложность состоит в умении продумывать тактику, – того, чего я совершенно не умею и знаю, что опозорюсь на любых соревнованиях.
Но вот с химией у меня сложились совсем иные отношения, я разбираюсь в ней. Я дружу с таблицей Менделеева так, как ни с одним живым человеком, вполне естественно, что окружение меня частенько не понимает.
Когда-то я хорошо общалась со своими одноклассниками, но все закончилось с приходом новенькой. Она разрушила мой маленький космос. Когда-то я верила, что у меня есть лучшие подруги, с которыми я и в огонь, и в воду, и не понимала, почему они вдруг стали меня игнорировать. Можно ли называть людей умными, когда их поведение зависит от чужого мнения? Стоило ли мне называть их друзьями? Но эти вопросы я стала задавать себе гораздо позже. Последние недели я молча обдумываю, что же я сделала не так, почему со мной все перестают общаться. Хожу и перебираю обстоятельства, разговоры, поступки, ищу причину в себе.
Сегодня я вновь долго сидела в библиотеке, – взяла «Три мушкетера» и «Таинственный остров», кажется, у меня есть занятие на ближайшую неделю. Я глотаю книги, как семечки, и они, судя по всему, сейчас мои единственные настоящие друзья, такие же, как mp3-плеер.
Завтра будут подключать интернет с тарифом двести мегабайт на месяц – особо не разбежишься, но все же лучше, чем постоянно совершать дозвоны через модем. На компьютере Насти уже давно был доступ к всемирной паутине, и только благодаря ей я пару лет назад узнала, что это вообще такое. Моя подруга живет в соседней квартире, поэтому мы постоянно ходим к друг к другу в гости… Ходили. Пока она не нашла себе общество интереснее.
Домашние задания не слишком-то занимают меня, обычно мне хватает получаса, чтобы выучить уроки. В основном проблемы случаются с математикой – иногда приходится повозиться, но, по большей части, учеба мне дается легко, порой даже слишком. Не помню, чтобы учила хоть одно правило по русскому языку, ведь грамотность я черпаю из книг. Вечер вновь провожу с музыкой, потому что больше просто не с кем.
Одноклассницы уже вовсю обсуждают мальчиков и караулят «взрослых» восьмиклассников на переменках. Я смотрю на них и тихонько посмеиваюсь. Ориентиры, которых я стараюсь придерживаться, не позволяют мне самой бегать за какими-то парнями, и я наивно ли (?) верю, что в жизни все должно происходить ровно наоборот. Может поэтому, не смотря на то, что я недовольна своим отражением в зеркале, один из популярных восьмиклассников недавно стал оказывать мне знаки внимания. Говорят, что парни не любят доступных девушек, ну а я всегда хожу по школьным коридорам с лицом, преисполненным равнодушия к противоположному полу. Вчера я увидела пропущенный вызов на мобильном телефоне, – оказалось, что звонил тот самый восьмиклассник, Леша. Я чувствую, что событие произведет фурор, и, в надежде, что со мной все вновь станут общаться, я, будто бы слепая ко всему, рассказываю об этом двум своим лучшим бывшим подругам. Под конец дня со мной перестают контактировать абсолютно все, – ревность висит в воздухе, и никто не верит в то, что меня, на самом-то деле, совсем не волнует этот парень.
У каждого есть определенная жизненная модель, по которой он пытается формировать свое будущее. Молодежные глянцевые журналы, которыми я зачитываюсь с двенадцати лет, заложили в меня определенный план. Я верю, что в пятнадцать лет у меня обязан появиться молодой человек, а в двадцать уже можем задумываться о свадьбе и о детях, если не разбежимся, ведь это – обычное дело для первых отношений. Разумеется, к тем же годам я обязана похудеть с 58-ми до 47-ми килограммов и накачать пресс с кубиками, а иначе… как я найду парня? Мир ведь зациклен на идеальной фигуре, красивых картинках и на глупых попсовых песнях. – Нет мира без тебя – поет гелз-бэнд у меня в наушниках. Но без кого нет мира? В попытках прожить эту модную песню я каждый раз захожу в тупик. Для меня очень важно прочувствовать то, о чем поется. Если слушать музыку и ничего не ощущать, то в чем смысл?
Каждое утро я просыпаюсь без всякой мотивации, лишь потому, что так кому-то надо, что кто-то решил и мне нужно вставать. Я каждый день чувствую, как черная пустота у меня внутри все больше и больше пожирает счастье, беззаботность и способность улыбаться. Сейчас уже не верю в то, что буду где-нибудь своей, я просто не вижу выхода и мечтаю стать одним из тех кукольных лиц, которые печатаются на журнальных обложках. Кажется, что им неведома грусть, а их жизнь – просто идеальна. Мечтаю о чем-нибудь таком же для себя, я так хочу с легкостью просыпаться и не чувствовать на плечах весь груз этого мира.
У меня странное отношение к собственной красоте – я очень сильно любила свое отражение в детстве, но чем старше становлюсь, тем больше его ненавижу. Основная причина в том, что лет с одиннадцати я очень сильно прибавила в весе, а остальные девочки в моем классе такие худые, что мне приходится каждый день на себе чувствовать этот жуткий диссонанс. С другой стороны, кто сказал, что мои параметры обязаны быть 90-60-90? Я частенько занимаюсь спортом, стараюсь сидеть на диетах… Правда вот результатов практически нет, ведь гены иногда не дают спуска. Мы не можем спорить с нашим обменом веществ, с нашей гормональной системой. Сколько бы я грейпфрутов не съела, сколько бы я не питалась белками, мне никогда не быть ангелом «Виктории Сикретс». И это не плохо. Сильная сторона тех девушек – внешность, моя же скрыта внутри, но самое главное, что она есть. У каждого из нас свой путь. Мы созданы разными, и нет смысла голодать, доводя себя до гастрита, только потому, что ты не вписываешься в кем-то придуманные идеалы. Самый легкий, но в то же время, трудный путь – принять себя такой, какая ты есть. Естественно, что нужно постоянно работать над самосовершенствованием, однако без фанатизма. Я пытаюсь прийти к принятию этих верных мыслей, к тому, что нужно питаться умеренно, но не впадать в крайности, регулярно заниматься спортом и всегда ухаживать за собой. Эти правила… они кажутся такими легкими, и звучат отовсюду, но придерживаться их очень сложно. Наверное, у меня недостаток личной мотивации, а еще – чрезмерная любовь заедать стресс шоколадом и конфетами. В последнее время, например, слишком много волнений, от которых я не могу избавиться другим путем.
Мама снова приносит шоколадное печенье, я сразу же забираю мешок в комнату и принимаюсь хрустеть этим рассадником жиров и калорий, пока не съедаю все подчистую. А завтра, когда я встану на весы и испугаюсь, снова начну голодать, – и этот порочный круг повторяется вновь и вновь. Смогу ли я однажды его разорвать? Если бы диеты и спорт давали быстрый результат, все было бы легче, но даже они вгоняют меня в тоску, ведь иногда и две недели голодовки помогают сбросить не более чем пару килограммов. Но что я могу поделать со своим организмом?
Середина осени, 2007
Со мной теперь разговаривают только те, кому нужно списать домашнее задание. Конечно же, я даю им свою тетрадь, просто потому, что мне не жалко, а еще я скучаю по общению со сверстниками. Однако одноклассники перестают быть милыми, как только получают то, чего хотят. А я каждый раз будто бы чувствую очередную оплеуху. Быть чрезмерно чувствительной – это непросто в любой ситуации, но ночной кошмар для таких людей, как я – каждый день находиться в обществе, которое тебя ненавидит, но с которым ты так отчаянно пытаешься найти общий язык. У меня нет больше сверстников, с которыми я бы могла поговорить вне школы. Весь мой круг общения – одноклассники, не могу с этим ничего поделать, поскольку мне очень сложно заводить новые знакомства, и в этом причина, почему я так отчаянно держусь за старые привязанности. Привыкать к новым людям – худшее, что я могу представить. Выходить за рамки комфорта – это крайне мучительное занятие, которое требует решительных мер.
Хорошо, что все решает мама.
– Доброе утро – говорит она, заходя сегодня в комнату, каким-то чрезмерно оптимистичным тоном, что меня немного настораживает.
– Дооброе? – протягиваю я слово и с вопросительным видом смотрю на нее.
– После ноябрьских праздников ты переходишь в новую школу – говорит мне мама.
Нужно ли говорить, что меня будто бы по голове ударяют, и первые мгновения я просто пытаюсь осознать, что происходит. После долгого молчания я нахожу в себе силы и произношу: – Подожди, что?.
Надо сказать, что сейчас я учусь в престижной частной школе. В классах – по девять/десять человек, что нетипично для любой общеобразовательной. Однако, как показывает опытный путь, то чем меньше коллектив – тем больше проблем. В маленьком классе жизнь каждого оказывается на виду, всем есть до тебя дело, и хорошо, если бы была подобрана компания единомышленников, а иначе – какие уж тут взаимоотношения и дружба?
Оказывается, что школа, где мне предстоит учиться, находится недалеко от моей многоэтажки. Это заведение не считается лучшим в городе, скорее, даже худшим, но близость к дому и то, что лишь там согласились меня принять в середине года, играет свою роль.
На следующий день мы с мамой отправляемся знакомиться с этим учреждением. Школа встречает нас добродушно. Тут нет шикарного ремонта, да и камер слежения еще даже в проекте не предвидится, но в атмосфере есть что-то располагающее. Ну и первое, что я вижу, это библиотека.
– Хороший знак – проносится мысль в голове.
– У нас в классе 25 человек, но детки хорошие, в большинстве своем – умные, – произносит моя будущая классная руководительница, – блондинка лет пятидесяти, в слегка затемнённых квадратных очках.
Классное помещение поражает меня своими размерами, – кабинеты в прошлой школе были гораздо-гораздо меньше. Я ни разу не видела такое количество парт, и это меня пугает даже больше, чем сообщение о том, что мне придется встретиться с двадцатью пятью незнакомцами. До этого дня еще целых две недели, а столы – вот они, как молчаливое доказательство того, что эта жизненная авантюра скоро станет реальностью.
Я так боюсь оказаться в незнакомой компании с людьми, которые знают друг друга долгие годы и состоят в сложившихся устойчивых дружеских и прочих отношениях. И эти связи складывались на протяжении семи лет… Только интроверты поймут, насколько я сейчас испугана.
Дни проходят как в тумане, я не верю, что моя жизнь скоро в корне изменится. К концу первой недели я забываю о том, что видела семь дней назад, все кажется какой-то иллюзией, а реальность – вот она, с ребятами, которые знать меня не желают, но, тем не менее, нуждаются в моих знаниях. Я гордо сижу за первой партой, потому что унижаться – не мой стиль. Я всегда сохраняю внешнюю невозмутимость, и пусть в душе ревут бури, я не показываю, что меня что-то как-то задевает. Вы можете сказать, что мои отчаянные попытки восстановить отношения – как-то не очень вяжутся с концепцией гордости, но я всегда знаю грань. С одной стороны, я могу забыть про все, ради дорогого мне человека. С другой, я всегда тонко ощущаю, где стоит нажать на «Стоп». Так вот. Я останавливаюсь и не собираюсь больше оживлять мертвые дружеские отношения, тем более что дружескими они были лишь с моей стороны.
Я с детства читала книги, полные доброты, гуманизма и человечности. В попытках брать пример с «Тимура и его команды», с Гули из «Четвертой высоты» да даже со святой троицы – Рона, Гарри и Гермионы, – наверное, я задала для себя слишком высокие планки для человеческих взаимоотношений. Существует ли настоящая дружба? Я так в этом сомневаюсь. Слишком много боли и слез принесли мне отношения, которые, как предполагается, должны были даровать мне поддержку и успокоение. Я всегда пыталась чем-то помогать, быть нужной, находиться всегда рядом, только никто этого не видел или принимал за нечто должное.
Ноябрь, 2007
Примерно с такими мыслями я упаковываю свои вещи в конце отведенных мне двух недель, находясь в нелюбимых школьных стенах. В классе тоскливо и одиноко – одноклассники, точнее, уже бывшие одноклассники, сейчас на выходном, ну а я… Просто ухожу по-английски. Сумку со школьной формой – на одно плечо, рюкзак со сменкой – на другое, пару тяжелых пакетов в две руки и прощай, моя милая альма-матер, надеюсь, больше никогда не увидимся.
Выходные проходят в суетных попытках подобрать модный наряд на мой несколько округлившийся силуэт, – регулярные заедания стресса дают о себе знать. Что я ни надеваю, – из зеркала на меня смотрит жирный поросенок, а не красивая леди.
– Ничего, с понедельника на диету – обещаю я себе в сотый раз. Самое интересное, что я действительно каждый раз держу свое слово, но терпения хватает так ненадолго… Один срыв и ненавистные килограммы возвращаются еще в большем количестве.
– Ненавижу свой организм, и тело свое ненавижу – в очередной раз гневно думаю я.
В итоге, отыскиваю в шкафу серую юбку, которая, вроде как, скрывает мой живот и даже придает видимость талии. Белая блузка и туфли на небольшом каблуке завершают мой завтрашний образ.
– Доченька, ты просто прелесть! – говорит мама, увидев меня.
Проблема в том, что для них, я имею в виду – искренне любящих родителей, мы всегда будем самыми красивыми и лучшими. Но дети обычно не верят этим комплиментам, прислушиваясь к тому, что думают о них сверстники или случайные незнакомцы. И эти мнения иногда бывают уничтожающими. Морально я всегда готова к тому, что меня назовут толстой, но слышать это каждый раз – мучительно. А хуже всего то, что слова незнакомцев ты всегда принимаешь за единственную правду, а то, что говорят родители – за сладкую ложь.
Понедельник. Я не сплю всю ночь, ворочаясь с боку на бок и стараясь хоть чуточку подремать. Сильнейший стресс преследует меня всю дорогу до школы, ноги подкашиваются, а воздуха совершенно не хватает. Наверное, так выражается паническая атака, я читала о них. Утешаю себя тем, что в школе все-таки будут знакомые лица, ведь наш город – такой маленький, их там просто не может не быть. Пусть даже не в моем классе. Я надеюсь, что кто-нибудь просто ободряюще улыбнется мне и скажет, что все будет хорошо.
Задержавшись на секунду перед белой деревянной дверью, я чувствую, что отступать уже некуда, и распахиваю ее. А в следующую секунду будто бы оказываюсь в хаосе. По меньшей мере, пятнадцать пар глаз оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Я замираю, натягиваю улыбку и произношу: «Привет!», тихонько проходя к вешалке, чтобы снять пальто.
Это – абсолютно новый мир. Я никогда не училась в окружении такого огромного количества человек. Первый урок – изобразительное искусство. Я нахожу место на последнем ряду и тихонько присаживаюсь рядом с каким-то молчаливым пареньком. Мальчик, сидящий на одну парту дальше, оборачивается, хмыкает и говорит: – Добро пожаловать в наш улей. Я – Саша, рядом – Даша. – Меня зовут Уля – стараюсь я улыбнуться как можно милее. Честно говоря, мое полное имя – Ульяна, но я его не переношу и всегда представляюсь в сокращенной форме.
– Первый контакт вроде бы прошел неплохо, а люди здесь довольно добродушные – думаю я между делом. Следующие уроки добавляют проблем в мою копилку – оказывается, что я значительно отстаю по программе, и мы многого еще не успели пройти. – Ну, супер, еще этого мне не хватает.
Декабрь, 2007
Первые дни в новой школе очень быстро стираются из моей памяти. Так, как исчезают воспоминания о самых волнительных событиях. Говорят, что женщины после родов не помнят саму боль, так вот и я забываю то, что происходило со мной в последние недели. Наверное, какой-то особенный процесс в мозгу блокирует такие моменты, чтобы человек мог продолжать жить, не впадая в постоянные приступы, навеянные болезненным прошлым.
Самое смешное, что ничего страшного со мной даже не происходило, просто для нервной системы интроверта находиться в обществе двадцати пяти незнакомцев – большое испытание. А еще перед первым днем я так не хотела оказаться самой толстой в классе, боялась, что меня будут снова унижать по этому поводу, что была рада, увидев пару девочек, чьи размеры сильно превосходят мои. Надо заметить, что они не волнуются о своем весе, а ведут себя непосредственно и раскованно, чего я не могу понять и просто мечтаю позиционировать себя так же.
Примерно через месяц я уже знаю имена большинства одноклассников и немного разбираюсь во внутреннем устройстве коллектива. Как и везде, здесь есть популярные ребята, и, как оказывается, с одной девочкой – Ксюшей, мы общались когда-то в детстве. Сейчас она стала признанной красоткой, и парни выстраиваются в очередь, чтобы получить долю ее внимания. Эта девочка – одна из немногих, кто помогает мне влиться в коллектив и оказывает немалую долю поддержки. Только мы слишком разные, и дружба, которая зарождается, не имеет никакой подпитки.
Все популярные ребята всегда ходят вместе, как в школу, так и домой. Удивительно, но благодаря Ксюше, я тоже получила право на совместные прогулки. Однако во многом я чувствую неискренность, они не рады мне. Я знаю, когда в лицо со мной говорят мило, а за спиной обсуждают. Но приятно, что со мной хотя бы общаются. Я, как могу, пытаюсь подружиться с девочками. Оля, очень красивая брюнетка, так располагает к себе. Она – начитанная отличница, но такая, которую не назовешь «серым чулком». У нее идеальная внешность, шикарная фигура, а размышления – очень зрелые для нашего возраста. Конечно же, ее больше всех уважают в классе, что до меня, то я лишь в ней чувствую родственную душу, да и девочка показывает дружеское расположение.
Конечно же, в классе есть классические глупенькие красотки, которых я не считаю даже симпатичными. У меня очень сложные отношения с эстетикой и идеалами. Я редко впечатляюсь чьей-нибудь красотой и чаще всего не разделяю всеобщего восхищения. И не потому, что завидую, я действительно не понимаю того, что так превозносят другие. Или они не видят так, как я. В общем, эти девочки – Лена и Катя, претендуют на то, чтобы быть главными звездами класса, как в учебе, так и по внеклассным занятиям. Однако им не хватает талантов для покорения значительных вершин. Поэтому большую часть времени они проводят за сплетнями и завистью по отношению к другим, более умным и успешным. Например, к Оле. На публике они ее лучшие подруги, а за спиной – главные критики, чему я не раз оказывалась свидетельницей. В этом плюс быть мной – ведь когда тебя никто не замечает, можно узнавать самые интересные вещи. Я не понимаю, как Оля не видит их двуличности и злобы. За «красивыми» фантиками не скрываются конфетки, разве что, самые кислые или испорченные.
Не обошлось в моем новом классе и без «лузеров», людей, общения с которыми все избегают. Они сидят на последних партах и ни с кем не разговаривают на переменках, разве что, друг с другом. Я с ними тоже не иду на контакт, надеясь сдружиться со всеми остальными, однако не понимаю, почему их игнорируют и что-то у меня внутри каждый раз ноет, когда мне приходится видеть эту социальную несправедливость. Учителя закрывают глаза, вместо того, чтобы пытаться сплотить коллектив внеклассными развлечениями, совместными прогулками, играми. Я чувствую, что с этими ребятами у меня больше общего, чем с «красотками» и их парнями. В «лузерах» ощущается глубина, жизненный опыт, которого я еще не постигла. Унижение, через которое они иногда проходят, не ломает их, а делает сильнее. Я удивляюсь тому, как они терпят такое отношение, кажется, что их ничего не задевает. Отсутствие амбиций в наше время – это, скорее, благословение, нежели чем проклятие. Я пытаюсь быть не последним человеком в окружении. И к чему меня это приводит? Я хотела бы научиться их сдержанности, терпимости и доброте. Удивительно, но они кажутся мне самыми человечными в этом хаосе, хотя я даже не знаю их имен.
Понедельник. Первый урок – физкультура. Класс разделяют на команды и заставляют играть в волейбол.
– Катька, лови мяч – кричит Стас, главный поклонник, ухаживающий за «красоткой». Я пригибаюсь, воздух просвистывает в десяти сантиметрах от моей головы. Не люблю мячи, боюсь их – они слишком неконтролируемы, но мне приходится играть. Катька не успевает словить подачу и отпрыгивает в сторону, а мяч попадает по очкам одной из тех, кого я видела на задних партах. Слышится громкий хруст, вокруг повисает тишина. Первым начинает смеяться Стас: – Наш очкозавр остался без очков. Его поддерживает большая часть класса, и веселье постепенно нарастает. Девочка… Бедная девочка стоит в абсолютнейшем шоке. Я так хочу подойти к ней, оказать поддержку, но боязнь потерять новообретенных приятелей останавливает меня. К пострадавшей, которую, как оказалось, зовут Марина, подбегает ее соседка по парте и быстренько уводит в медпункт. Но смех не стихает еще долго, а авторитет Стаса будто бы даже повышается. Парни одобрительно подходят и хлопают его по плечу. Мне кажется, что я чего-то не понимаю.