Виолетта Векша
Слишком красива
Вскоре показалась заброшенная церковь – вот уже как 10 лет в ней никто не молился и не проповедовал: пожар в начале 90-ых годов уничтожил половину здания. Когда мужчины подошли к краю леса и Вадик, взмахом руки раздвинув острые копья сосны, уверенно вошел в темную чащу, Боря на мгновение заколебался. А уж не двинулся ли умом его старый товарищ? Мужчина уже хотел было повернуть назад, но потом, представив себе горы денег – много денег! – тяжело вздохнул. Успокоив себя мыслью, что его более везучий кореш просто нашел в лесу клад и теперь хочет похвастаться этим, Борька вздернул вверх свою трусливую голову и вслед за другом шагнул в дебри заросшего леса.
Идти ночью по лесу было тяжело и неудобно: листья давно поопали, оставив голые деревья стоять скрюченными уродами, мертвая трава под ногами покрылась слизью и от нее исходил зловонный запах. Ночь окутала землю густой черной тенью, и чем дальше они пробирались вглубь леса, тем сильнее тянуло из земли сырым, могильным холодом. Борька почувствовал, что трезвеет, а вслед за этим начинает и замерзать.
– Твою мать, – под его ногами что-то хрустнуло, он зацепился за выпирающий из земли бугор и непременно упал бы, если бы вовремя не ухватился за скользкий ствол какого-то пня.
Пошарив рукой в темноте, он поднял с земли что-то невообразимо вонючее и мерзкое на ощупь. Вадик, обернувшийся на шум, посветил фонарем, и Борька брезгливо бросил черный ком на землю. То была полуразложившаяся туша мертвой белки.
– Фу-ты, черт! Я аж перетрухнул. И развелось же здесь этих тварей…
Вадик, слегка дрожащей рукой освещая мертвого зверька, другу не ответил.
– Белка, белочка, бельчонок… – нараспев продекламировал Борька, перешагивая через трупик. – Ну, мы идем? Чего встал?
Вадик несколько раз моргнул, потом отрывисто выдохнул и, резко развернувшись, шагнул во тьму леса. Стиснув в руке фонарь, он бездумно, словно наобум, стал продираться сквозь колючие кусты ежевики. Его безрассудство было, однако, обманчивым – мужчина отлично знал, куда нужно идти.
– Если бы не наш спор, я бы уже давно плюнул на всё и пошел назад, – продолжал ныть бывший омоновец. – Долго нам еще?.. Слышишь ты, черт окаянный!
Вадик перешел поваленное дерево, подождал, пока мужчина перелезет толстый широкий ствол, и только потом ответил:
– Скоро. Мы почти на месте.
– Ну слава яйкам!.. – Борька, с трудом одолев препятствие, понял, что совсем не чувствует пальцев рук. – Я уже весь заледенел. Если ты продуешь, а ты, черт тебя побери, точно продуешь – будешь мне доплачивать за такие штуки.
– А если продуешь ты? – спросил Вадик с усмешкой.
Борька не ответил.
Они прошли еще шагов сто, не меньше, прежде чем Вадик остановился. Борька догнал своего товарища, обдувая замерзшие пальцы и осматривая поляну, которую Вадик услужливо освещал фонарем.
– Ну и в чём прикол? – спросил Борька, обводя близорукими глазами небольшую лужайку. Непроизвольная дрожь прошлась по всему его телу – не то от холода, не то от страха перед густым мраком, стеной окружавшим полукруг прогалины.
– Сейчас узнаешь.
Вадик бросил лопату наземь, обошел поляну кругом, потом остановился в центре лужайки – к удивлению, там, на небольшом клочке, словно бы отдельно от леса и его давно отмершей природы, все еще зеленела сочная трава и даже дряхлые низкорослые кустики сохранили на своих ветвях ослабевшие листья. Вадик вытащил из земли какую-то железяку и позвал друга. Борька подошел.
– Вот здесь, – Вадик указал на место, куда уходил в землю след от палки. – Будем копать здесь.
Борька тупо посмотрел на него.
– Ты, кажется, говорил, что замерз? Сейчас быстро согреешься.
Всё с тем же тупым выражением лица Борька смотрел, как мужчина кладет фонарь на траву, берет свою лопату в руки и резкими, отрывистыми движениями начинает отрывать от земли большие клочки грязи. Щурясь и беспомощно вертя головой, Борька громко засопел и нехотя начал копать холодную землю вслед за другом.
Копали друг против друга. На Вадика в эти минуты было страшно смотреть – он весь побледнел, его и так худое лицо стало резким, изможденным, словно бы вмиг постаревшим на пару десятков лет – щеки впали, вместо глаз – пустые ямки. Искусственный свет от фонаря придавал ему вид только что восставшего из могилы мертвеца. Борька отвел глаза и занялся делом. Чем быстрее они откопают скрытый под землей клад, тем скорее уйдут из леса.
Копать было неудобно: почва была плотная, тяжелосуглинистая. Через какое-то время мужчина почувствовал, что его руки начинают потихоньку оттаивать, его полному телу снова стало тепло и настроение у него поползло вверх. Через час, максимум полтора часа, он, Давыдов Борис Игоревич, будет лежать дома на любимом диване и с довольной ухмылкой пересчитывать выигранные в споре денежки. То, что он выиграет, было для него делом очевидным и, даже можно сказать, решенным.
Наткнувшись лопатой на что-то твердое, Борька подумал, что он просто резанул металлом по камню. Сколько в лесу таких камней, как этот? Тысячи, может, даже миллионы… Э, нет, этот какой-то чудной. Продолговатый, удивительно правильной формы. Округлыми линиями он напоминал зародыш какого-нибудь мамонта, умершего много-много лет назад. Отойдя от света, Борька лопатой подцепил с земли необычную находку. От яйцевидного холмика открошился крупный ком и трухой повалился на землю.
– Это и есть твой грязный секретик? – хохотнул мужчина, приподнимая камень как можно выше.
Вадик, вздернув голову, замер, так и не опустив лопату до земли. Вдруг стало очень тихо. Размеренно лил дождь. Падая на мокрую, раскромсанную мужчинами землю, он стекал по Вадиному капюшону, ударяясь о его черные, заляпанные грязью ботинки. В глубине леса жалобно завыл волк.
Борька нахмурился и, держа громоздкий валун под дождем, в нетерпении поднес его к свету.
– Ничего не понимаю… – бормотал он, подходя к фонарю. – Это же не… но… Сука!
Шарахнувшись, мужчина вскрикнул и бросил лопату наземь. Яйцо, словно подкинутый в воздух футбольный мяч, резво покатилось по мокрой траве. Борьку заколотило.
– Срань Господня! – завизжал он не своим голосом. – Это еще что за хуйня?!
Вадик молча смотрел на него. Медленно, словно бы в кошмарном сне, Борька перевел взгляд на останки черепа. Полуразвалившийся, с комками черной земли в ввалившихся впадинах, он – словно ограненный опытными руками алмаз – преспокойно блестел на мокрой земле жутким, бледно-желтым свечением. Дождевая вода стекала по его белесым костям, омывала его, придавая черепу гладкий, будто бы прошедший сотню полировальных машин, вид. Две пустые глазницы приковывали взгляд и заставляли неотрывно смотреть на то место, где когда-то в тесном сожительстве гнездились два живых глаза.
– Во что ты втянул меня, сука?! – зарычал Борька, а затем, сбросив с себя оцепенение, бездумно кинулся на друга.
Он схватил мужчину за грудки и с силой затряс его каменное тело. Завязалась борьба. Через какое-то время Вадик с чувством оттолкнул от себя мужчину, повалив его наземь. Борька, сжавшись в комок, сдавленно заскулил.
– Не визжи. Лучше скажи мне: ты удивлен? У меня получилось? – глаза Вадика оживились. – Я смог тебя удивить? Ну что ты нюни распустил! Как баба, честное слово.
Оставив мужчину корчиться на земле, Вадик подошел к треснувшему пополам черепу. Он бережно поднял останки с земли, протер лобные кости, стирая плывущую черными ручьями грязь.
