Эльвира Смелик
Зови меня Шинигами
Довольно неоднозначная и тревожная ситуация: остаться на ночь в одном номере с почти незнакомым, очень странным парнем, которого боится даже нечисть. Но…
Внешне то он, конечно, парень. А как там, по сути? Может, он вообще бесполое существо, если человек всего лишь отчасти?
Кира тоже подошла к окну, выглянула наружу.
Обычный внутренний дворик: газон, кустики, цветочки в окружении, казалось, сплошных, неаккуратно прилепленных друг к другу стен. И Ши, похоже, никуда не собирался, так и сидел неподвижно.
Медитировал, может? Подпитывался внешними энергиями. А что потом? Между прочим, она соглашалась только спрашивать, ни о каком ином партнёрстве речи не шло. И Кире неожиданные сюрпризы не нужны.
– Ну, понятно. Спать тебе не обязательно. Есть можешь редко. А как с остальным… с человеческим? – Кира неуверенно замялась. – Ну-у-у… секс, например.
Ши отмер, в движениях, повернулся к Кире, но на лице по-прежнему ни одной эмоции, только губы шевельнулись.
– Ты хочешь?
– Нет! – выдохнула Кира, чересчур поспешно, чересчур громко.
Но это потому… потому что он всё не так понял, поменял знаки с минуса на плюс.
Нужно учиться не говорить коротко, а, вообще, молчать. Молчать в тряпочку, не задавать глупых вопросов, чтобы не чувствовать себя потом полной дурой или ещё кем, похлеще.
– Утром приду, – невозмутимо сообщил Ши и сиганул с подоконника вниз.
Легко, без страха. Подумаешь, второй этаж! Не третий же. Приземлился твёрдо на обе ноги, даже не пошатнулся.
Зачем утруждать себя хождением по коридору, лестницам, вестибюлю, когда есть короткий путь? Раз – и на свободе.
Кира проводила Ши настороженным, полным сомнения взглядом, сдёрнула с плеч рюкзак, поставила на единственный стул.
Если бы она ответила «да»? Вот интересно, он бы остался и…
А-а-а-а-а! Что за мысли лезут в голову?
Укатился и ладно. Тёмный колобок. Спать одной в номере в сто раз спокойнее, а от него у Киры по-прежнему мурашки по коже, словно в самом напряжённом эпизоде фильма ужасов. Но надёжней спутника она навряд ли найдёт. Если нечисть предпочитает с ним не связываться, людей, когда он рядом, совершенно не стоит опасаться. В данной ситуации самое страшное – как раз он. Но и самое оптимальное.
Ши. Что за имечко? Никогда Кира не сможет воспринимать его серьёзно.
Глава 3. Время пришло
Когда всё началось, Кира могла сказать уверенно. Не назвать точно месяц, число и день недели, а соотнести с определённым событием. А если по датам, то в конце пятого класса, незадолго до того, как Кире исполнилось двенадцать.
С утра она себя чувствовала не очень хорошо, живот немного побаливал, и в целом какая-то вялость. Делать ничего не хотелось, особенно в школу тащиться, но мама не прониклась несчастным Кириным видом, не поверила в недомогание, объяснила обыкновенной ленью и чуть-чуть усталостью.
– Ну, Кирюш. Всего-то день осталось перетерпеть. Уже завтра выходной.
Тогда ещё Кира училась в гимназии, располагавшейся от дома на довольно приличном расстоянии – двадцать пять минут не слишком быстрой ходьбы или три остановки на автобусе.
Обычно Кира ходила пешком, а тут свернула к остановке. Но на автобус она так и не села – из-за человека, который прошёл мимо неё.
Высокий такой, широкоплечий мужчина, средних лет. Кира не могла точно сказать, сколько ему лет, потому что для неё тогда возраст старше восемнадцати казался действительно неопределённым, средним между юностью и старостью.
Сначала Кира выдвинулась поближе к краю дороги, чтобы заглянуть поглубже в перспективу – не мелькает ли там нужный автобус? – потом отступила назад к стеклянному павильону остановки. Так спиной вперёд и отступила, и едва не налетела на проходящего мимо человека.
Тот в последний момент сумел ловко обогнуть Киру. Она вскинула голову под влиянием извечного девчачьего любопытства: кого это она чуть не задавила? И чтобы извиниться, конечно. Человек тоже бросил на Киру мимолётный взгляд, и она торопливо отступила ещё на шаг, мгновенно забыв про вежливость. Потому что… потому что это был не совсем человек.
Сквозь привычные людские черты проступили совсем другие. Будто два изображения наложились друг на друга, два слоя на одной фотографии. Верхний – самый обычный, а под ним таилось что-то загадочное, непонятное, страшное. Серая морщинистая кожа, приплюснутый, словно раздавленный нос, сильно выступающие надбровные дуги, глубоко под которыми прятались горящие синим глаза.
Кира ошарашенно смотрела вслед прохожему. Покрытый густыми тёмными волосами затылок на самом деле был абсолютно лысым, неестественно широким и тоже морщинистым и серым.
Любая нормальная девчонка на месте Киры помотала бы головой, протёрла глаза, чтобы избавиться от неприятного наваждения, списала бы галлюцинацию на плохое самочувствие или фильм ужасов, просмотренный перед сном, отмахнулась бы: «Вот ведь померещится!» и продолжала бы спокойно жить дальше. Но Кира нормальной не была. Правда, тогда она ещё об этом не знала.
Кира, как заворожённая, двинулась вслед за странным прохожим.
Зачем? Знать бы самой. А с «почему» всё просто.
С головой у неё не в порядке. И с остальным тоже. Сейчас это как никогда понятно.
Прохожий шёл неторопливо, но уверенно, по аллейке, засаженной тремя рядами дубов, к парку, а Кира тащилась следом, на приличном расстоянии. И боясь, и изумляясь, и не в силах остановиться, и даже намекающе давящий на плечо ремень школьной сумки, взявший на себя роль угрызений совести, не образумил её. Словно там, на остановке, во время случайного столкновения, Кира зацепилась за конец невидимой верёвки, которую прохожий нёс в руках, и теперь, хочешь не хочешь, послушно волоклась за ним, как собачка на поводке.
В парке в такое время пустынно, встретишь разве что одинокого бегуна или бомжа, совершающего водные процедуры на дальнем берегу большого пруда. Один такой как раз стоял на широких каменных ступенях, уходящих с невысокого берега прямо под воду, протирал мокрое лицо грязноватой, неприятной на вид тряпицей. На длинной и толстой росшей почти абсолютно горизонтально ветке ближайшего дерева висела потрёпанная, вконец засаленная зимняя куртка и ещё какое-то барахло.
Прохожий двинулся по тропинке вдоль пруда. Крадущуюся за ним Киру он не замечал, да и она старалась сильно не отсвечивать, не нагоняла, не выскакивала на открытые места. И по-прежнему не могла объяснить, зачем она преследует его, что она надеется узнать, каких добиться объяснений.
Бежать надо было – прочь и подальше. Хотя сейчас-то Кира прекрасно осознавала: не в тот раз, так в другой, позже, гораздо или не очень, но она всё равно непременно вляпалась бы в подобное приключение. Наверное, она должна была обязательно это увидеть, уяснить, что существует другой мир, скрытый от большинства, но не менее реальный. И Кира имела к нему непосредственное отношение.
Бомж не обращал внимания на прохожего, он уже давно не стыдился своего положения. К тому же он и не представлял, что у весьма приличного на вид человека есть к нему какие-то дела.
Береговая линия круто заворачивала, и Кира не пошла дальше, боясь, что её обнаружат, спряталась за старым деревом с толстым стволом. Непонятно откуда возникла уверенность: прохожий направляется именно к бомжу, и сейчас непременно что-то произойдёт.
Прохожий не сбавлял шага, и Кира уже решила, что сейчас он проскочит мимо каменных ступеней, мимо по-прежнему игнорировавшего его существование бомжа, но всё-таки он свернул, резко, стремительно. Бомж не успел оглянуться, а прохожий быстро вскинул руки, ухватил мужичка за голову и с силой крутанул её.
Даже до Киры долетел глухой хруст, с которым разломились шейные позвонки.
В глазах на мгновенье потемнело, содержимое желудка перевернулось, и Кире пришлось изо всех сил вцепиться пальцами в толстые складки древесной коры, чтобы удержаться на ногах.
Тело бомжа запрокинулось назад, ударилось о твёрдые ступени, и даже подскочило немного, прежде, чем застыть окончательно. Прохожий чуть отступил в сторону, чтобы не оказаться задетым, но не ушёл. Склонился над растянувшимся на камне мертвецом, присел на корточки и положил ладонь ему на грудь. Кажется, именно на то место, где несколько секунд назад ясно ощущалось биение сердца.
Но, может, оно и сейчас ещё билось, совершало последние толчки, не веря, что уже нет смысла, трепыхалось в агонии. Уже не живое, но пока и не до конца мёртвое. И Кирино сердце вторило ему, готовое вот-вот остановиться. От страха.
Прохожий не шевелился и руки не убирал, и его скрытая внешность проявлялась всё ярче, растворяя в себе нормальные человеческие черты. А тело под рукой как будто начало сдуваться, оседало, темнело, морщилось, с каждой секундой становясь всё больше похожим на высохшую древнюю мумию. Потом по нему побежали синие огоньки, едва заметные при дневном свете.
Прохожий распрямился, отодвинулся, пламя вспыхнуло, целиком охватив мертвеца, и через несколько минут от бомжа остались только изломанный силуэт, нарисованный на каменных ступенях белёсым пеплом, да куртка, траурным флагом висящая на ветке. А жуткая внешность опять спряталась под привычной человеческой, едва просматривалась – для Киры. Остальные, наверняка бы, её не разглядели, приняли бы прохожего за самого обычного мужчину средних лет.
Да и Кира на него больше не смотрела, вжималась спиной в дерево, дышала глубоко и громко. Глаза закрыла, потому что перед ними плыли тёмные круги, а парковый пейзаж превратился в отражение на воде, искажённое сильной рябью. И словно неведомый груз давил вниз, колени обессиленно подгибались.
Ну почему? Почему она такая дура ненормальная? Зачем она потащилась за незнакомым человеком? Да ведь и не человеком. Он же по-настоящему страшный и, даже самому тупому ясно, очень опасный.
И куда потащилась? В парк, в котором утром безлюдно и пусто. Ори громче пожарный сирены, тебя никто не услышит. Некому потому что. А если бы этот жуткий незнакомец заметил её раньше, чем бомжа, теперь бы Кирин прах раздувал ветер?
Бежать отсюда! Как можно скорее.
Кира отлепилась от дерева, одновременно открывая глаза, но тут же опять впечаталась в ствол, крепко ударилась затылком, но совсем не почувствовала боли. Все прочие ощущения перебил ужас.
Прохожий стоял прямо перед ней, меньше чем в одном шаге, и смотрел в упор двумя парами глаз. Обычными, человеческими, светло-карими и сквозь них ещё одними, полыхающими синим огнём, за которым пряталась бездонная чернота. Смотрел, не отрываясь, и, кажется, прекрасно понимал: Кира видит то, что видеть не должна.
Мамочки! Чего сейчас будет?
Кира уже опять слышала омерзительный хруст ломающихся костей, её костей, видела синие огоньки, перебегающие по её безжизненному телу. Пепел забьётся в трещины коры, да и ту не пощадит странное пламя, обуглит, обожжёт до черноты, и на дереве тоже останется выгоревший отпечаток – последняя память о Кире. А впереди её ждёт…
Да, тот самый мрак, что прячется за пламенем дьявольских глаз. Вечный мрак, и более ничего нет. И Киры тоже нет.
Мамочки!
– Я… – через силу выдавила она, желая заверить, что ничего не видела, ни о чём не догадывается и, вообще, никому никогда не расскажет, что заходила с утра в парк. Она же в школе должна быть, на уроке. – Я…
Но прохожий не стал слушать, отступил, развернулся, пошёл прочь, не оглядываясь. Не слишком торопился, но постепенно скрывался за деревьями и наконец исчез совсем.
Кира сползла вниз, скользя спиной по стволу. Ткань куртки и ремень сумки цеплялись за неровности коры, обиженно шуршали. Кира обхватила руками колени, уткнулась в них лицом.
Сколько она так просидела, неизвестно – время совсем не имело значения, может, и вовсе не существовало. Всё не существовало. Бред, наваждение. Ну не бывает же такого на самом деле. Ну ведь правда – не бывает?
Потом Кира кое-как поднялась, двинулась к выходу. Брела по тропинке, запинаясь за собственные ноги. Неведомый груз по-прежнему тянул вниз.
Наверное, это из-за набитой учебниками и тетрадями сумки. Хотелось скинуть её с плеча, отбросить прочь. Зачем она, такая тяжёлая? И школа – зачем? Хотелось упасть на плотно утрамбованную земляную дорожку, свернуться клубочком, заснуть.
Кира так и сделала: упала, возле самых ворот, не удержалась. Мир поплыл из-под ног, открывая чёрную бездну, внутри которой полыхал синий огонь, и Кира рухнула вниз, во мрак. Она же предполагала, что именно это и случится.
***
Очнулась Кира на кушетке в больничном кабинете. За столом сидела тётенька в белом халате. Врач или медсестра. Заметила, что Кира шевелится, сразу встала со стула, подошла, устроилась на краю кушетки возле Кириных колен.
– Ну что, очухалась? Как себя чувствуешь?
– Не знаю, – честно ответила Кира.
Никак она себя не чувствовала. И в мыслях, и в ощущениях сплошной туман.
– Что-нибудь болит? – не унималась врачиха, и Кира призналась:
– Живот.
– Тянет вниз, и как будто что-то сжимается внутри, а потом немного отпускает?
– Ага.
Кира удивилась: до чего точно описала врачиха изводящую её боль.
– Тебе сколько лет?
– Одиннадцать. Скоро двенадцать исполнится.
– А крови нет?
– Крови, – голос у Киры дрогнул.
Неужели она, и правда, умирает, истекает кровью? Тот ужасный прохожий всё-таки сделал с ней что-то?
Врачиха улыбнулась, накрыла Кирину ладонь своей, тёплой и мягкой.
– Ну что ты сразу испугалась! Да ведь знаешь уже, наверное, что такое «критические дни». О чём не надо вы всегда раньше времени узнаёте.
Кира смутилась, отвернула лицо, а врачиха продолжала говорить.
– Скоро мама за тобой приедет. Нашли её телефон в твоём дневнике. Это хорошо у вас в гимназии придумали, телефоны родителей в дневнике писать. И дожидаться не понадобилось, когда ты в себя придёшь. А теперь вот – на! Таблеточку выпей. Но-шпу. От неё точно полегчает.
Врачиха принесла со стола заранее приготовленные стакан с водой и маленькую жёлтую таблетку. Кира бросила её в рот, но запивать не торопилась. И зря. Таблетка оказалась ужасно горькой, и Кира залпом осушила весь стакан.
– А ты что в парке делала в такое время? – опять заговорила врачиха. – Тебе же в школе положено быть.
– Не знаю, – пробормотала Кира. – Не помню.
«Не хочу вспоминать!» Слишком жутко и невероятно, и всё равно никто не поверит.
Врачиха качнула головой с осуждением, открыла рот, намереваясь расспрашивать дальше. Или, может, читать нотации о том, что нехорошо прогуливать школу, о том, как девочке-подростку опасно болтаться одной в безлюдных местах, о том, что люди попадаются разные. Хотя убеждать в последнем Киру не требовалось. Но тут дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась мама.
Вот именно, ворвалась, как будто Кира находилась не в больнице, а в заточении в самой высокой башне самого мрачного замка в плену у самого ужасного дракона и её необходимо было срочно вызволять.
Да так и есть.
– Кирюшенька! Что с тобой, солнышко?
Врачиха перехватила маму.
– Да не волнуйтесь вы так. Всё уже в порядке. Вполне типичная реакция. Слабость, небольшой обморок. И такое случается, – она болтала скороговоркой, не давая посетительнице вставить и слово. Очень ловко у неё получалось заговаривать зубы и перепуганных до смерти мам. – Пусть пока девочка поднимается, собирается, а мы побеседуем чуть-чуть в соседнем кабинете. Ничего страшного с ней не случилось. Просто взрослеет. Время пришло.
«Время пришло». Немного позже папа повторил это же словосочетание, но у него оно прозвучало не успокаивающе, не мимолётно-беспечно, а с ноткой отчаяния и тоскливого смирения. Кажется, папа очень надеялся, что такое время не придёт никогда.
Кира не стала рассказывать родителям подробно, что с ней произошло. Хорошо ещё, врачиха не проболталась, что подобрали их дочку возле парка, а вовсе не по дороге в школу. И мама вполне удовлетворилась объяснением: «Шла, потом голова закружилась. Сильно. И в глазах потемнело. Не удержалась, упала. А очнулась уже в больнице». Мама до сих пор считала, что всё так и было, да Кира и сама начинала всё сильнее в это верить.
Ну не могло же на самом деле случиться то, что случилось. Наверное, Кире это привиделось или приснилось, пока была в отключке. Ведь полный бред: человек с двумя ликами, прикосновением руки превративший бомжа в мумию, огонь, возникший ниоткуда и в несколько мгновений бесследно уничтоживший тело. Просто кошмарный сон. А возле парка Кира оказалась потому, что плохо себя чувствовала, плохо соображала, вот и свернула не туда: вместо налево, направо.
Вполне могло так быть. Кира убеждала себя, а сама с пристальным вниманием всматривалась в людей на улице: одновременно ожидала и ужасно боялась встретить ещё одного человека, под обычной внешностью прячущего другую, таинственную и жуткую. А как-то не выдержала и специально отправилась в парк, к дальнему краю пруда.
Никакой старой грязной куртки на ветке дерева, конечно, не висело, и Кира облегчённо вздохнула, без боязни подошла к каменным ступеням, ведущим к воде. И застыла.
Едва различимый – заметишь, только если как следует приглядеться – на ступенях рисовался изломанный человеческий силуэт. А ведь вчера дождь прошёл и, по делу, должен был смыть все следы! Но странное синее пламя, видимо, навсегда оставило памятный отпечаток, сделало отметку в книге жизни о чьей-то несложившейся судьбе и странной смерти.
А потом Кира нашла альбом на антресолях. Случайно. Полезла туда за ящиком с инструментами – чтобы поменять батарейку в настенных часах, понадобилась крестовая отвёртка. Плёвое дело. Кира сама с подобным справлялась, а не дожидалась папу.
Пока Кира придвигала к себе ящик, задела стопку старых журналов и ещё каких-то бумаг. Та покосилась, самая верхушка поехала вниз лавиной. Кира попыталась поймать журналы на лету, но сама едва не грохнулась со стула. Забыв про отвёртку, спрыгнула на пол, принялась собирать рассыпавшееся. Тут его и обнаружила – альбом.
Он отлетел всех дальше и раскрылся на одной из страниц. Кира его, скорее всего, и так бы пролистала, но теперь-то уж точно не смогла безучастно отложить в сторону.
Со страницы на Киру пялилось жутковатое существо. В двух видах: в полный рост и портрет покрупнее. Оно очень походило на человека, если бы не некоторые детали – слишком длинные руки и огромные почти правильно круглые глаза.
Незанятое картинками пространство страницы было плотно заполнено словами, написанными мелким угловатым почерком. Папиным. Кира с трудом в нём разбиралась и сейчас читать не стала, перевернула несколько листов.
На каждом нарисовано новое существо, то больше похожее на человека, то меньше, то совсем уж напоминающее зверя. А вот и знакомые черты: голова неправильной формы, слишком широкая, как у кобры, расправившей капюшон, лысая, морщинистая, скошенный подбородок и глубоко спрятанные глаза. Точно он.
Кира поёжилась, даже показалось, что нарисованные глаза вспыхнули синим.
Ключ звякнул в замке, распахнулась входная дверь.
– Кир, ты почему тут по полу ползаешь? Потеряла чего? Иди упала? – Папа заметил альбом у неё на коленях. – Ки…
Словно надуваемый воздушный шарик вырвался из пальцев и улетел, сжимаясь, превращаясь в бесформенное нечто. Так и папа. Плечи у него опустились и лицо как-то заострилось, стало бледным и неподвижным.
– Где ты взяла? – он не ругался, не сердился, произнёс тихо и аккуратно, словно боясь своих же слов.
– С антресолей упал, – честно доложила Кира, заглянула в отцовские глаза. – Это ведь ты рисовал? Ты тоже их видел?
Папа окончательно сник, присел рядом, спросил:
– А ты, значит, видела?
Кира чётко осознала: ему бы очень хотелось услышать в ответ беззаботное «нет». Оно чуть было и не вырвалось само по себе, но…
Папа не покрутит пальцем у виска, не отправит дочь к психиатру, и не засмеётся, упомянув её богатое воображение или осудив: «Поменьше надо гадости всякой по телевизору смотреть».
– Вот этого, – Кира указала на рисунок. – Недавно. Ну, помнишь, когда мне на улице плохо стало?
У папы губы задрожали, он обхватил Киру за плечи.
– Он ничего не сделал с тобой?
– Нет, ничего, – Кира решительно мотнула головой и рассказала подробно обо всём, что случилось.
Она замолчала, и папа долго молчал, потом забрал у Киры альбом, вздохнул тяжело, произнёс обречённо:
– Видно, время пришло. Никуда не денешься. А я так надеялся, что тебя это не коснётся.
Глава 4. За умеренную плату
– А ты что-нибудь знаешь про Сумеречный храм? – спросила Кира у Ши.
Она сидела на кровати в гостиничном номере, а он на подоконнике. Рамы опять настежь распахнуты, будто ему воздуха не хватало. Того, что в комнате.
Ши отрицательно качнул головой, медленно и скупо, даже длинная чёлка не шелохнулась.
– Почему? – Кира не столько удивилась, сколько испытала разочарование. – Я думала, в скрытом мире это известное место.
Она предполагала, что Ши сейчас промолчит. Он же всегда так делает, если считает, что раньше всё уже сказал. Но тот неожиданно толкнул целую речь:
– Мне известно, что храм существует. Но я не принадлежу скрытому миру. Поэтому не в курсе его традиций и принципов. Я хорошо знаю только одно. Как убить любого из относящихся к нему существ.
Кира несколько секунд ошарашено молчала, а потом сердито пробормотала:
– Последнюю фразу обязательно было добавлять?
И так не по себе рядом с ним, неестественно неразговорчивым, сдержанным, бесстрастным, а он ещё постоянно повторяет «убить», будто слово обозначает что-то совершенно пустячное. Или расхожее. Типа «привет», «пока».
– Обязательно. Чтобы ты не сомневалась. Я сумею защитить тебя от кого угодно. При условии: ты будешь делать то, что от тебя требуется. Как договаривались, – выдал Ши на одной ноте. Словно автомат.
С утра вчерашнее решение уже не выглядело таким разумным и удачным, хотя и поводов окончательно отказаться от него пока не возникло. Но на всякий случай Кира решила уточнить.
– А если не сделаю?
– Идёшь своей дорогой, – прозвучало в ответ. – Одна.
Так просто? Кира не поверила до конца, поэтому опять уточнила:
– То есть, тогда ты даже не в обиде?
– А ты?
Нет, он не переживал, что Кира обидится. Он хотел сказать, что её легко обидят другие, и в одиночку Кирин путь прервётся на первой же недоброжелательно настроенной твари. И как у него получалось это выразить почти без мимики и смены интонаций?
Вообще, это бесит: разговаривать с чёлкой, носом и губами. Совсем не видя глаз. Постепенно появляется чувство подчинённости, ущербности по сравнению с собеседником. Словно он одет, а ты голая. Словно ты стоишь на открытом месте, а он спрятался в надёжном укрытии, и ты понятия не имеешь о его намерениях и о том, что у него в руках. Появляется нестерпимое желание протянуть ладонь, и самой откинуть волосы с его лица. Но Кира, пожалуй, перетерпит.
– Через кого договаривалась о встрече с сумеречниками? – резко поменял тему Ши. Уверен, что Кира сделала правильные выводы насчёт полезности для себя их соглашения, и у неё больше не появится глупых мыслей о свободном полёте или бунте.
– С одним парнем. Мне про него рассказали. Он в магазинчике работает, где всякая ерунда продаётся. Якобы магическая: амулеты, обереги, ловцы снов. Я ещё и заплатила ему, – припомнила Кира с негодованием и обидой. И с расчётом, что Ши преисполнится сочувствием к ней.
Хотя, конечно, глупая идея. Они, наверняка, даже о существовании друг друга не подозревают: Ши и чувства.
– Так ты ещё хочешь поговорить?
Кира не поверила сначала, переспросила даже:
– Что?
Не стал повторять, да она и не нуждалась. С первого раза хорошо расслышала и поняла. Просто удивилась. Неожиданной озабоченности Ши её проблемами. Подтвердила поспешно:
– Конечно, хочу. Они же сумеречники. У кого же ещё узнавать?
Ши отодвинулся от подоконника.
– Пойдём. Покажешь, где этот магазин.
Кира резво подскочила с кровати.
Неужели получилось заставить его делать то, что надо ей? Или для него встреча с сумеречниками не менее важна? Не зря же он тоже болтался возле строения номер тринадцать.
Магазинчик располагался в полуподвале одного из домов в исторической части города. Двухэтажного, старого, выстроенного, наверное, не менее ста лет назад. Здесь почти все такие были: приземистые, аккуратные, много раз перекрашенные, с лепниной, с крылечками, с крутыми щербатыми лесенками, ведущими вниз, в цокольный этаж.
Кира вошла первой. Продавец спокойненько посиживал за прилавком. В ушах – наушники, сам тихонько покачивался в такт музыке, дёргал плечами и беззвучно подпевал. Расслабленный, беззаботный. Кирин приход просто не заметил, потому что располагался спиной к двери и, похоже, не ждал покупателей.
Может, к нему всегда заходят не за покупками, а совсем-совсем за другим. Хотя сам он обычный человек. Ни скрытой сущности, ни колдовской ауры.
Парень обратил внимания на Киру, когда она подошла вплотную к прилавку, повернулся, вскинул глаза. И сразу озадаченно моргнул, дёрнул за свисающий на грудь проводок, и наушники словно пробки выскочили из ушей.
– Ты? – воскликнул удивлённо, но быстро взял себя в руки, принял невозмутимо-невинный вид. – Ну что, поговорила?
– Почти, – произнесла Кира, и прошлась вдоль прилавка, опять уводя его взгляд от дверей.
Но он словно почувствовал. Или точно почувствовал. Повернулся и мгновенно подпрыгнул со стула, тоже метнулся вдоль прилавка к тёмному дверному проёму между стеллажей, ведущему вглубь дома. А Кира первый раз увидела на что действительно способен Ши.
Трудно осознать, как такое возможно, но тот в один прыжок легко настиг парня, обхватил рукой. Продавец даже не подумал сопротивляться, застыл, напрягся.
– Убегать-то зачем?
– Зачем? – дрожащим голосом обиженно переспросил продавец. – Слышал я про тебя! Как что, сразу нож к горлу.
– А-а-а! – протянул Ши. – Сразу бы предупреждал о предпочтениях.
Молниеносное движение, Кира его едва отследила, и сверкнул металлом обоюдоострый клинок – откуда только взялся? – воткнулся остриём в шею. Причём, не просто обозначил место. Медленно набухла и скатилась по побледневшей коже, оставляя ярко-красные след, капля крови.
– Так лучше?
Кира вцепилась руками в прилавок, потрясённая. Скоростью, реакцией, выверенностью движений. Алой полоской на белой шее.
– Чего ты хочешь? – с трудом промямлил продавец.
– Тут разговор не состоялся, – холодно объяснил Ши, – и обещание осталось не выполненным.
Кинжал отдалился от шеи, словно сам по себе крутанулся в пальцах, лёг на прилавок. Узкий, не слишком длинный. Рукоять – чёрная с серебром. Без гарды. Самый кончик острия – тёмный. От крови.
Отпущенный продавец отшатнулся, но снова убегать не пытался, прислонился спиной к стеллажу с товаром, осторожно прикоснулся рукой к шее. Пальцы дрожали – издалека заметно. Пялился на Ши, не отрываясь, настороженно фиксировал каждое его движение. А в глазах – страх. Кира никогда раньше не видела такого страха.
– Чтобы один. Как договаривались, – диктовал тем временем Ши, чётко разделяя слова, как будто парень пытался за ним записывать. – Сегодня. В одиннадцать. Прямо здесь. И ты слышал… про меня. Я найду. И тебя, и их. Если что.
Дожидаться подтверждения он не стал, перемахнул через прилавок, не оглядываясь направился прямо к двери. Кинжал опять крутанулся в пальцах и исчез под футболкой.
Он же точно как автомат! Ни одного лишнего движения. Даже самого мелкого. Настолько рассчитано и отработано, что рождает мысли о механизме.
Кира втянула воздух. Ощущение, будто до сих пор не дышала, и только сейчас получилось.
Она очнулась, отлипла от прилавка, тоже двинулась к дверям. На продавца даже не посмотрела. Не получалось. Вроде как стыдно и жалко.
– Зачем надо было кинжалом-то махать? – спросила уже на улице и услышала в ответ безучастное:
– Он сам попросил.
– Перестань. Не просил.
Ши повернулся. Как же хотелось отметить следом – посмотрел. Но ведь нельзя утверждать, точно не зная. Пояснил сухо:
– Так быстрее.
И всё. Заткнулся, больше не проронил ни слова. А Кира представила: он ведь подобным образом, запросто, и с ней обойдётся. Чтобы не тратить лишнего времени. «Ломаешься? А если так?» – и укол металлического жала в шею. И опять не возникло сомнений: этот – может.
Вот ведь она ввязалась!
В магазин вернулись вечером, как запланировали, в одиннадцать. Опоздали минут на десять. Кое-кто, чересчур самонадеянный, нарочно не торопился и ни капли не сомневался, что всё будет, как он сказал. А Кира сомневалась. Но дверь магазина действительно оказалась не запертой.
Вошли – на это раз Ши первый – и сразу заметили в дальнем углу блёклую серую фигуру. Бесформенный балахон, несоразмерные руки, круглые лемурьи глаза. Тот самый – длинный, который разговаривал с Кирой прошлым вечером.
Увидел вошедших, зашевелился, чуть пригнулся, улыбнулся угодливо, произнёс:
– Извини, Анку. Не разобрались.
Так! Кира озадачилась. Это что ещё за новое имечко? Где-то когда-то слышанное уже.
Это он так Ши называет? А тот что, коллекционирует нелепые прозвища?
Анку… Анку… Откуда-то из фольклора. Кире подобное точно раньше попадалось. Папа рассказывал, или сама где-то читала. Просвещалась, изучала, что может подкинуть внезапно открывшееся дарование.
Ши подошёл к прилавку, присел, скрестил на груди руки. Голова чуть опущена, словно вздремнуть собрался. Сумеречник безмолвно маячил в углу, следил за Кирой огромными глазищами. Даже сейчас с трудом скрывал плотоядность во взгляде.
Кира брезгливо поморщилась. Смотрел бы с таким вожделением вон… на своего Анку. То есть, Ши. Свихнёшься с его именами.
И чего все ждут?
Ах, да. Кира же сама собиралась спрашивать.
– Так ты слышал про Сумеречный храм?
– Само собой, – прошелестел сумеречник. – Кто же о нём не слышал?
Кира обрадовалась и разволновалась оттого, что сейчас узнает, хотя бы в какую сторону идти или ехать.
– И как его найти?
Сумеречник растянул губы в ехидной ухмылке.
– Его не надо искать.
– Почему?
Ну вот, начинается. «Путь туда тернист и опасен. Надо пройти десять страшных испытаний». И т.д., и т.п.
– У него нет определённого места.
– В смысле? – Киру начали раздражать загадочные ответы, она уставилась сумеречнику прямо в глаза. – Значит, храм просто выдумка? Легенда?
– Ну почему же?
С какой же жадностью эта тварь посматривает на Киру. Медленно поворачивает голову, наклоняет то к одному плечу, то к другому, словно примеряется, с какого боку лучше подкрасться и куда удобней присосаться. И Кира не выдержала, почти заорала:
– Ты нормально можешь говорить? Конкретно. Как туда попасть?
Сумеречник бросил короткий взгляд на Ши, потом опять уставился на Киру.
– Кого там ждут, легко туда попадёт. А нас туда не пускают. Считают, не достойны. Не знаю я, как в него попасть.
Вот ведь…
Кира засопела возмущённо, прошипела себе под нос:
