Виктория Волкова
Вернуть любой ценой
Глава 7
Глава 7
Ужин проходит в тягостном молчании. Да и о чем говорить? Даня сосредоточенно пыхтит над своей тарелкой. Жует котлету, отодвигая в сторону ломтики картофеля.
– Я пюре люблю, папа, – вздыхает он.
– Ну прости, – развожу руками. А сам смотрю на Лизу. Заплаканная и жалкая, она сидит, опустив голову над тарелкой.
Вот о чем думает? От чего расколбасило в хлам?
Раньше бы я бросился успокаивать. Как настоящий джентльмен подавал бы воду и коробку с салфетками. Но сейчас, зная цену маленькой дряни, сидящей напротив, я стараюсь не замечать ее слез и страдальческого выражения лица.
Это я должен биться башкой об стену. Меня предали все. Родители, друзья. Жизнь перевернулась, с грохотом упала на бетонный пол и треснула пополам.
– Какой мультик будем смотреть? – спрашиваю сына, поднимаясь из-за стола.
– Мимимишкимушки, – пыхтит он с набитым ртом.
– Переведи, – улыбаюсь Лизе.
– Мимишки, – вздыхает она и добавляет строго. – Даня, только один мультик. Ты сегодня уже смотрел.
– Какие-то проблемы с глазами? – интересуюсь мимоходом. Щелкаю пультом, пытаясь найти на ютубе нужный мультик.
– Нет, все в порядке. Мы проверялись недавно, – словно двоечница на экзамене, лепечет Лиза.
– Кто смотрел? – рычу негромко. У нас в Шанске врачи делятся на две категории – слепые ленивцы, просиживающие штаны в кабинетах, и подвижники. Последние никогда с работы не уходят. Могут только из жизни. Вперед ногами. Только одному мне удалось удрать в смежную специальность. И то благодаря Феде Анквисту.
Стоит подумать, и айфон на полке заходится резкой трелью, поставленной именно на компаньона по бизнесу.
– Да, Федь, – вздыхаю в трубку.
– Как оно ничего? – басит в трубку мой единственный дружбан.
– Да нормально все, – роняю я, включая ребенку мультик. Даня от счастья прыгает на лежанке. Подпевает, стараясь попасть в такт заливистой песенки. И плюхается попой на подушку. Сейчас бы поиграть с ребенком. Побороться. Но я держу дистанцию. Ребенок меня плохо знает. Может испугаться.
Накинув на плечи куртку, выхожу на крыльцо.
– Что там у тебя происходит? В детство впал? – слышится из динамика изумленный бас Анквиста.
– У меня оказывается, сын есть. Прикинь?
– Да ну ладно! Разыгрываешь.
– Точно. Приезжай. Познакомлю.
– Да нет, я тут в баню намылился. Девочек хотел выписать… Тебя пригласить.
– Не могу я, -морщусь недовольно. Честно говоря, в баню с девочками я точно не собираюсь. Не мой формат отдыха.
– Ребенка не с кем оставить? Давай, няню найдем.
– Да какая няня! Он тут с матерью, – фыркаю возмущенно. Включаю освещение, заливающее двор ярким светом. И как завороженный бездумно пялюсь на огромный газон и чернеющую за ним речку.
– Сколько ему?
– Четыре.
– И ты ничего не знал?
– Прикинь, – усмехаюсь я и добавляю с усмешкой. – Знаешь, как при адюльтере. Посрадавшая сторона узнает в последнюю очередь.
– Сочувствую. И что теперь?
– Женюсь на матери моего сына. Вступлю в отцовство.
– Может, проще забрать. Признать ее невменяемой. Или дать денег.
– Нет, так легко она не отделается, – роняю с кривоватой усмешкой. – Проще жениться. На суд много бабла уйдет. И результат непредсказуемый.
– Тебе, конечно, виднее, – словно филин ухает Федор. – Но надевать на себя ярмо? Нафига, Витя?
– Это простая формальность. В моей жизни ничего не изменится, Федь.
– Ну не знаю. Ты, конечно, прошаренный, доктор. Но кажется, чего-то не догоняешь.
– На работе поговорим, – заканчиваю разговор, поворачиваясь к окну. Зябко ежусь на сквозняке. И с тоской смотрю на Даню, прижавшегося к матери. Холодный ветер выстуживает и без того покрытую льдом душу. А так хочется завалиться на лежанку рядом с сыном. Смотреть мультики. Что-то обсуждать. И чувствовать на своем предплечье маленькую ручонку.
Эх! Но так просто ничего не происходит.
Вернувшись в дом, подхожу к камину, собираясь развести огонь. И тут же торможу. Ребенок маленький в доме! Очень опасно. Придирчиво осматриваю студию, будто впервые вижу. Стеклянный стол надо убрать. Ножи с кухонного стола перевесить на стену. А еще купить заградители для варочной панели. И самое главное, надежно закрыть бассейн. Воды в нем уже нет. Вылил я до первых морозов. Но если малыш упадет, может сломать ногу или позвоночник. Много ли ему надо? Опытным взглядом врача оглядываю худенькую фигурку сына.
Чек-ап нужно сделать в ближайшее время. И узнать, какой тут приличный детский сад имеется поблизости. И к остеопату знакомому сводить.
– Лиза, можно тебя на минутку, – зову, беглым взглядом пробегая по кухне. Со стола убрано. Тарелки вымыты. Ну и на том спасибо!
– Что, Витя? – направляется ко мне мать моего сына. – Ты что-то хотел?
– Давай чаю попьем и поговорим, – предлагаю миролюбиво. – Пока Даня занят, проведем время с пользой.
Ставлю кипятиться электрический чайник, выставляю на стол чашки и заварочные пакетики. И сам сажусь напротив. И так придется жить несколько лет? Правда?
«Господи, тоска-то какая!» – вздыхаю обреченно. Не хочу я жениться. Но похоже другого выхода у меня нет.
Обложила меня со всех сторон Лиза Столетова.
– Ты паспорт с собой взяла? – спрашиваю негромко. – Завтра надо в ЗАГС съездить. Оформить документы.
– Странное предложение руки и сердца, – дергается она как от удара. И добавляет нарочито спокойно. – Я не хочу за тебя замуж. Раньше мечтала. Теперь не хочу.
– А мечты так и сбываются, дорогая, – тяну цинично. Бесит она меня, эта Лиза. Свалилась на мою голову. А потом еще притащилась в постель. Ну я и воспользовался. Идиот.
– Отпусти нас. Пожалуйста, – шепчет она еле слышно. Прикусывает губу, стараясь сохранить спокойствие. Но куда там! Слезы снова ручьями бегут по щекам. А у меня внутри расцветает глухое раздражение.
Ну как маленькая девочка, блин!
– Даже не надейся, – отмахиваюсь сердито. – Тут условия выдвигаю я. И ты их услышала. Хочешь, приступим к варианту Б?
– Какому? – непонимающе охает Лиза.
– Пригласим полицию. Пусть разберутся с твоим весьма интересным прошлым. Как тебе идея?
– Ты с ума сошел, – шепчет тихонько Лиза.– Я знала, что ты на все пойдешь. Но даже не думала, что опустишься до шантажа и угроз.
– Я такой, – киваю с сарказмом. – Привыкай.
Наливаю в чашки кипяток. Выставляю на стол конфеты со стевией и сухофрукты. Приятного чаепития, как говорится!
– Ты же понимаешь, что мой брат меня защитит, – жалко лепечет Лиза, даже не притрагиваясь к чашке. Смотрит хмуро, как на врага.
– Сомневаюсь, – роняю негромко. Кошусь на ребенка, увлеченно смотрящего мультики. И замечаю не повышая голоса. – В твоем случае связи и талант адвоката не помогут. Но ты сама выбрала этот путь, дорогая. Тебя никто за руку не тянул.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – мотает она головой. Изображает из себя правильную девочку. Театр одного актера, твою мать.
– Пей чай, Лиза, и надо ложится спать. Завтра наверняка сюда чуть свет завалится Богдан. Хочу его встретить хотя бы выспавшимся.
Глава 8
Глава 8
Лиза
– Папа говорит, Богдан приедет завтра утром. И Антошка, и Хеля. Мы будем играть , – шепчет засыпая Данька.
«Ошибается твой папа», – утыкаюсь носом в маленькую вихрастую макушку. Вдыхаю самый родной в мире запах и тяжело сглатываю тяжелый ком, застрявший в горле.
Данечка, мальчик мой любимый! Я же не смогу жить без тебя. Остается только сбежать. Заранее договориться с братом. И уехать с ним в Сестрорецк. Там нас с Данькой никакой Витя не достанет.
Осторожно встаю с постели, и подойдя к окну, смаргиваю слезы. Расфокусированным взглядом обвожу слабо освещенный двор, валяющиеся под навесом оранжевые кожаные мешки, мангал, сложенный из кирпича. И огромный белый внедорожник, замерший около ворот. Такой же крутой и агрессивный, как и его хозяин.
Руки сами тянутся к телефону.
«Богдан, – пишу сообщение брату. – Забери нас отсюда. Не хочу видеть Торганова. Редкая сволочь. Будешь завтра выезжать, напиши».
«Лиза, это Аня, – тут же приходит сообщение от невестки. – Богдан за рулем. Мы уже в дороге. К утру будем у вас. Конечно, заберем, если тебе там плохо».
«Спасибо! Спасибо, родные!» – пишу, глотая слезы. И улыбаюсь радостно. Переночуем тут. А утром с Богданом уедем. И ничего Витя Торганов не сделает. Кишка у него тонка против моего Дана.
«Чем Витя тебя шантажирует? Что предъявляет?» – приходит сообщение от невестки. И сразу следующее. – «Лиза, нам нужно точно знать, что имеет против тебя Торганов. Витя не тот человек, чтобы кидаться голословными обвинениями. Подумай, где ты могла накосячить?»
«Да нигде!» – печатаю порывисто. Попадаю пальцем не на те буквы и, стерев, снова пишу.
Аня, что же ты делаешь? Включила адвоката? А про голову забыла? Сама подумай, что против меня может иметь Торганов? Мы с ним провели одну ночь и утром я уехала.
«Дверь захлопни», – снова слышится в голове его голос. И снова я прикусываю губу, стараясь не разреветься. От горькой и застарелой обиды, хочется закричать в голос. Но нельзя. Данька спит.
«Что я сделала не так?» – думаю, вернувшись к сыну. Укладываюсь рядом и, смаргивая слезы, любуюсь своим единственным ребенком. Данька спит развалившись посреди двуспальной кровати. Мой маленький мужичок, так похожий на своего отца. И если раньше я любовалась и мысленно находила схожие с Торгановым черты, то сейчас черная обида заливает душу.
Как же ты мог, Витя! Я такого сына тебе родила. А ты… Никогда не поинтересовался даже. Ни одной копейкой не помог. Зато сейчас права качаешь.
Сын дергается во сне. Бьет кулачком воздух, кричит кому-то. И сонно перебирает ногами. Бежит куда-то.
– Тише, мой золотой, – целую в темечко. – Мама рядом.
Не просыпаясь, Данька обнимает меня и вздыхает тяжко.
– Мамочка, я тебя больше всех люблю, – бормочет спросонья. – И папу, – добавляет со вздохом.
Снова откатывается на середину кровати. И спит так сладко, что я готова разреветься от умиления.
«Папа! Опять этот папа!» – думаю раздраженно. И в душе закипает злость. Торганов несколько часов назад объявился и сразу же занял место в сердечке сына. А что будет, когда он, наигравшись в отца, снова свалит в даль светлую. Как я объясню ребенку? Как вытащу его из ямы отчаяния?
Нужно уезжать. Срочно. Нельзя позволить Торганову завоевать безотчетную любовь ребенка. Пусть приезжает иногда. Общается. Но живет своей жизнью. Не ранит малыша собственным равнодушием и надменностью. Естественно, первое время наш Виктор Петрович будет выпрыгивать из штанов. Проявлять заботу и играть в доброго папочку. А потом обязательно захочет жить своей жизнью, в которой нет места нам с сыном.
Дверь захлопни!
Он-то ее точно сразу запер на все замки и даже не вспомнил обо мне.
Интересно, что я сделала не так? Почему даже не заинтересовала. Баба Юна постоянно твердила о последнем шансе. Вот я и воспользовалась. Сама пришла. Да и как не прийти, если любимый мужчина спит в соседней комнате? Прокралась на цыпочках по темному коридору и, осторожно проникнув в спальню Торганова, спросила.
– Витя, ты спишь?
– Нет, Лиза. Что случилось? – приподнявшись на локте, встрепенулся Торганов.
– У меня стресс, – заявила с порога и улеглась рядом. Упала в руки, как никому не нужное перезревшее яблоко.
«Он тебя никогда не любил, – обрывает воспоминания рассудок. – Торганов всегда бегал за Надей Щербининой. Плел ей косички на уроках. Таскал портфели. И все годы учебы в медицинском мотался к ней на свидания. Страдал. Ты же все об этом знала. Зачем полезла к раненому мужику? Спасти хотела? Тоже нашлась служба девять-один-один! Он об тебя ноги вытер и пошел дальше».
Горько всхлипнув, подминаю рукой подушку. Усталость и нервы берут свое, отключая разум. Проваливаюсь в глубокий спокойный сон и, проснувшись, перекатываюсь на другую половину кровати. Пустую и холодную!
«Он забрал ребенка! – бьется в голове ужасная мысль. – Пока ты спала, дуреха, Витя забрал Даньку и увез в неизвестном направлении».
Подорвавшись с постели, босиком несусь вниз. И замираю посреди лестницы, заслышав детские голоса.
Мой сын и племянники валяются на королевской лежанке Торганова и с интересом рассматривают какую-то книжку. В кухонной зоне за столом заседает целый совет. Вернее, брат с невесткой читают какие-то бумаги. А Витя, как добрый хозяин, заваривает чай.
И тут я! Перепуганная, в ночной рубашке и босиком.
Отступаю осторожно на цыпочках. Вернувшись в спальню, быстро переодеваюсь. Наспех зачесываю волосы и чищу зубы. И никак не могу понять, что там такое важное рассматривают брат с невесткой. Компромат на меня у Торганова? Целая папочка? Или это что-то другое, не имеющее ко мне никакое отношение?
Мало ли общих дел у Торганова и Столетова? С детского сада дружат.
Сердце колотится от предчувствия большой беды. Нужно сдержаться. Брат меня в обиду не даст. Никогда. Но и я не рохля какая-то! Могу за себя постоять. Быстро спускаюсь вниз. И замираю, наткнувшись на хмурый взгляд брата. Да и невестка смотрит на меня настороженно. Что же им наговорил Витя, пока я спала?
– Привет! – со всех ног кидаюсь к родственникам. Целую Богдана в небритую щеку, а затем и Анечку, пахнущую селективным парфюмом.
И если невестка в ответ клюет меня куда-то в висок, то брат морщится как от боли. Не отвечает. Он всегда так делает, когда злится на меня. Витя оговорил, ясное дело. Кошусь на стол, на котором уже накрыт обильный завтрак. И подняв взгляд выше, нахожу на стеллаже злосчастную папку. Что в ней?
«Твой приговор», – подсказывает интуиция. А ноги подкашиваются только от мысли, что мог сфабриковать Торганов.
Глава 9
– Народ, завтрак готов, – зовет детей Витя.
Дергаюсь как от выстрела и изумленно таращусь на него. Красивый мужчина как ни в чем не бывало достает из холодильника молоко. Голубые джинсы и черная майка плотно обтягивают накачанное тело. Влажные волосы отброшены назад. Сердце пропускает удар, стоит нам только встретиться взглядом. И тут же леденеет от дурного предчувствия.
Падаю на первый попавшийся стул. И даже не знаю, что делать. Есть? Так кусок в горло не лезет.
– Можно мне двойной кофе, бро, – игнорируя меня, улыбается другу Богдан. – А то нам еще до Шанска гнать. Эти суслики сразу задрыхнут, – улыбаясь, кивает на жену и слезающих с лежанки детей.
– Оставайтесь у нас. Погостите, – спокойно предлагает Витя. Будто мы с ним семья и вопрос о нашей свадьбе давно решен. И впереди нас всех ждет волшебство Нового года.
Ага. Сейчас!
– На обратном пути заскочим, – делая жене бутерброд, мотает головой Богдан и, одарив меня хмурым взглядом, по-свойски подцепляет орешки кешью из вазы. Всю горсть отправляет в рот. – Заодно проверим, как вы тут… – бурчит с набитым ртом.
– На рыбалку бы сходили, – заманивает в свои сети Торганов. – Тут в реке сазаны водятся. Местные говорят. Я сам так и не выбрался еще. Давай, вместе сгоняем.
– На обратном пути, Витек, – тяжко вздыхает брат. – Мать навестить надо. Внуков показать. И решить, что делать с Зеро.
– А что с ним? – резко откликается Торганов, подставляя чашку в кофемашину. По дому сразу растекается аромат кофе. А мне хочется плакать от бессилия.
– Мать с новым мужем живет. Лизу с Данькой ты забрал. А собака одна во дворе останется. Нехорошо, – поясняет Богдан, принимая из рук Торганова дымящуюся чашку с капучино. – А к себе я забрать не могу. У нас же лабрадор. Помесь кабана и белого медведя. Куда еще ротвейлера! Хоть усыпляй, блин.
– Нет! – вскрикиваю, захлебываясь слезами. Сжимаю кулаки от охватившей ярости. – Только не это! Не позволю усыпить мою собаку!
Ладонь Торганова тотчас же ложится мне на плечо. Жест успокаивающий, вот только мне от него не легче.
– Привози Зеро к нам, – недолго думая предлагает Витя. – Двор большой. Псу место найдется. Да и нас он всех знает. Привыкнет быстро.
– А это идея, – с облегчением выдыхает брат и тут же обращается к детям. – Эй, партизаны, живо за стол.
Малышня радостно бежит, занимая места.
– Я хочу сидеть с мамой и папой! – кричит мой сын, делая ударение на последнем слове.
– Конечно, сынок, – улыбается Даньке Торганов и отодвигает соседний стул. И сам садится рядом.
– Папа, а у нас хлопья есть? – радостно интересуется мой сын.
– Нет. Потом купим, Даня, – вздыхает Витя, придвигая к сыну тарелочку с белым варевом. – Я манную кашу сварил. Ешь. Она вкусная.
– Да-а, – тянет Данька не попробовав. – Очень вкусная, папа.
Папа. Снова папа!
Похоже в борьбе с Торгановым у меня союзников нет. Сын – маленький предатель и подлипала. Богдан тоже не горит желанием помогать. И явно перешел на другую сторону баррикад. А невестка… Она всегда заодно с моим братом. Помощи ждать неоткуда. Придется справляться самой. Вот только, надо узнать какие у Вити доказательства. Если Богдан безоговорочно принял сторону друга, то аргументы в папочке собраны серьезные.
– Тебе лучше согласиться на Витины условия, – шепчет мне Аня, когда мы с ней после завтрака моем посуду. – У Вити собраны все доказательства. И ради сына он даст им ход. Ты же понимаешь, что это добром не кончится…
– Какие доказательства? Чего? – ошалело смотрю на невестку. – Ань, я ничего не понимаю. Мы с Витей только одну ночь провели вместе. Вы тогда с Даном уехали. А я у него ночевала.
– Так об этом и речь, – тихо роняет невестка. С излишним усердием трет тарелку и пожимает плечами. – Вам лучше самим поговорить. Как взрослым людям. Он на тебя злится, конечно. Но все поправимо. Просто тебе самой нужно набраться смелости и сделать правильный шаг. Хотя бы ради ребенка.
– Я ничего не понимаю, Ань, – мотаю головой. Растираю слезы, бегущие по щекам. – Я ни в чем не виновата. Просто поверь мне, – умоляю невестку.
Если хоть Аня будет на моей стороне, то она сможет убедить Богдана.
– Нет, систер, – печально вздыхает Анечка. – Я и так выступила сегодня как твой адвокат. Но мне крыть нечем. Витя сам погасил долг. И там, судя по расписке, сумма немаленькая. А до этого провел расследование. И знаешь, что самое поганое в этой истории. Витя обращался к частному детективу. Я его знаю. У Тимы Морозова работал. Игорь Порезов. Так вот он никогда факты не передергивает. Очень четко работает.
– И в чем же меня обвиняют? – спрашиваю насмешливо. Бред какой-то! Честное слово.
– Ты хочешь поднять этот вопрос при Данияре? – слышится сзади хриплый голос Торганова. Поворачиваюсь резко и утыкаюсь лицом в мускулистую мужскую грудь.
– Не-ет, – охаю, пытаясь отпрянуть. Но крепки руки Тора обхватывают мои плечи.
– Сына днем спать уложим и поговорим, – примирительно роняет он, удерживая меня рядом.
– Ладно, мы поехали, – вваливается в дом брат. Смотрит на меня внимательно и отчужденно. А затем переводит взгляд на друга детства. – Раз уж так вышло. Бабло я тебе компенсирую, Вить.
– Не надо, – мотает головой Торганов, отпуская меня. – Мы с Лизой сами разберемся.
Что? Почему? Хочется закричать от отчаяния и неизвестности.
Но из-за суматохи в доме не решаюсь сказать и слова. Нервно кутаюсь в шерстяную шаль и вместе с Данькой и Витей выхожу во двор проводить семью брата.
Перед тем как сесть в машину, Богдан кидается ко мне. Стиснув грубовато, прижимает к себе. А я реву навзрыд будто маленькая.
– Ну ты и учудила, Лиза, – шипит брат еле слышно. Гладит меня по затылку и выдыхает гневно. – Как ты могла? Не ожидал.
Выпустив меня из медвежьей хватки, делает шаг к Торганову.
– Прости, бро. Был не прав, – обнимает порывисто. Две небритых щеки лишь на секунду прикасаются одна к другой. А две крепких ладони сливаются в крепкое рукопожатие.
Обвожу потерянным взглядом двор. Двух больших сильных мужчин, бодающихся на прощанье лбами, красавицу невестку, усаживающую племянников на заднем сидении Лексуса. Прижимаю к себе сына и с ума схожу от отчаяния.
Кто меня оболгал? И зачем?
Глава 10
Глава 10
– Я бы хотела тоже посмотреть на компромат, – заявляю твердо, как только мы заходим в дом.
– Да, пожалуйста, – пожимает плечами Витя. – Вон папка на полке лежит. Читай, – кивает Витя на длинный металлический стеллаж, берущий начало в кухонной зоне. Там в него встроены посудомойка и духовка, а дальше – уже стоят цветы и книги.
– Давай играть в медведя, Даня? – развернувшись к сыну, предлагает добродушно Витя.
– В медведя? А это как? – растерянно смотрит на отца малыш.– Я не умею. Мы с мамой так не играем.
– Ты будешь охотником, а я медведем. Будем гоняться друг за другом.
– А мамочка? – требовательно интересуется сын и сам предлагает. – Мама будет медведицей и охотником.
Замерев около стеллажа, улыбаюсь невольно. Солнышко мое. Единственный человек, который любит и не предаст.
– Мама рядом посидит, отдохнет. Документы почитает. Договорились? – перехватывает инициативу Витя. Вот просили его! Откуда он вообще мне на голову свалился. Тетя Лида с дядей Петей клялись и божились, что ничего не говорили сыну. Наверняка, кто-то из них сдал. Хотели как лучше.
Данька со всех ног бежит к лежанке.
– Я медведь! Папа! И тут моя берлога. Ты меня не поймаешь!
– А я – охотник! – подхватывает игру Торганов. – Хожу вокруг берлоги, выискиваю медведя.
– А зачем? – лукаво спрашивает маленький почемучка.
– Хочу к себе забрать, – топает ногами Витя.
Понимаю, что это игра. Но мне не смешно. В каждой фразе чудится намек. В каждом движении угроза. А ну, как заберет у меня сына? Я и мяукнуть не успею.
Дрожащей рукой тянусь к папке, лежащей около цветочного горшка.
– А ты не боишься, что вода попадет? – киваю на серый поддон.
– Это копии, – мимоходом роняет Витя и деловито бежит вокруг лежанки. – Где этот медведь?
Кто бы рассказал, не поверил. Наверняка, Торганов полюбил сына с первой минуты. Только мне от этого ничего хорошего не светит. Отберет. Точно отберет.
– Лыллы- рычит с мягких подушек Данияр.
Вздохнув, беру папку. Такое чувство, что бомба в руках. И усевшись за стол, открываю мягкий прозрачный край. С удивлением смотрю на приколотые по порядку листы. Действительно, копии! Хорошо человек подготовился. Но Торганов с первого класса был отличником. И я прекрасно помню, как мама гоняла брата и ставила в пример Витю. Может, тогда я и влюбилась в этого идеального мальчика, ставшего со временем циничным и бездушным бревном.
Пролистываю документы и ничего не понимаю. Первой приколота фотография книжного шкафа в Витином кабинете в той самой московской квартире, где мы провели вместе одну единственную ночь. И именно сюда, в эту комнату я пришла из крохотной спальни к любимому мужчине.
Дура была! Ничего не поделаешь.
Но как сейчас помню, как улеглась рядом. Как Витины руки безотчетно прошлись по моему телу. И хриплую просьбу «Лиза, тебе лучше уйти», я тоже до сих пор помню.
Но не ушла. Решила не проворонить тот самый единственный шанс. Идиотка.
Сжав губы в одну линию, стараюсь выровнять дыхание и не закричать от отчаяния. Зачем я только полезла к человеку, который кроме мимолетной дружеской симпатии не испытывал ко мне ничего. Ни хорошего, ни плохого. Почему вдолбила в свою дурную голову несусветную любовь к Торганову?
Я-то ему не нужна. А вот за сына он поборется.
Смаргивая слезы, перелистываю страницу за страницей. Какие-то объяснения и расписки. А дальше отчет частного детектива, как и говорила Анечка. Подробное описание какой-то иконы, а затем и ее исторической ценности. Копии старинных документов, подтверждающие право владения. Экспертное заключение из музея. И наконец, расписка, подтверждающая передачу денег. Виктор Петрович Торганов передал, а Николай Иванович Еремеев принял, претензий не имеет и заявление из полиции обязуется забрать.
Сколько? Перечитываю снова сумму. Не веря своим глазам, считаю нули.
Пятьсот тысяч?
Ой мамочки, а это за что?
Лихорадочно перелистываю страницы в обратном порядке. Пытаясь понять, что стоит таких денег и почему Витя заплатил по первому требованию. И почему некто Еремеев обозначил именно такую сумму. И самое главное, какое отношение к этому ребусу имею я?
Теперь уже внимательно вчитываюсь в каждую строчку и разглядываю фотографии. На первой – иконка есть. Маленькая округлая, как тарелочка, в серебристом окладе. А на второй – уже нет.
«Что же получается?» – в ужасе тру глаза. Даже слезы высохли, а в голове ни одной мысли. Только безотчетная паника. Куда бежать? И что делать? И главное, ярлык мне уже привесили. Не отмоешься.
– Тебе лучше вернуть панагию, – подходит сзади Торганов. – Мы с Еремеевым решили, что как только ты вернешь реликвию, он мне деньги перечислит обратно.
– А у меня ее нет! – охаю я. – Тебя развели, Витя. И на меня все свалили, – подскакиваю, сжимая кулаки. – Я ничего не брала. Богом клянусь.
– То есть по-хорошему ты не хочешь, – сверкнув глазами, садится за стол Торганов. Кладет на стол руки, сжатые в кулаки. И сверлит негодующим взглядом. Вот я попала. Помоги, господи!
– Когда я уходил, панагия еще стояла. Понимаешь? А вот вечером ее уже не было. Ключи только у меня и у хозяев дома. Они – люди очень порядочные, – выговаривает Витя тихим вкрадчивым голосом, от которого у меня по телу бегут мурашки. Злые и холодные.
– А я, конечно, воровка на доверии, – шепчу яростно. Лицо заливает жаром от невыносимых обвинений. А пальцы трясутся от бессильной злости.
Почему Витя подумал на меня? Почему обвинил, даже не спросив? Молча выплатил полляма и все? Порешал проблему, нечего сказать.
– Почему ты мне не позвонил сразу, по горячим следам? – лепечу, стараясь сдержать слезы. Обернувшись, улыбаюсь сыну, играющему с машинками. Видимо, Богдана дети оставили или подарили.
– Включи Дане мультики, пожалуйста, – прошу, прикрывая глаза. Ребенка нужно отвлечь. Он не должен видеть меня такой. И узнать об этой фантастической клевете никогда не должен. Я просто не переживу. А еще мама… Интересно, Богдан расскажет ей или нет? И перед братом стыдно. Он даже разговаривать не захотел. И Аня тоже. Профессионалы, я вас умоляю.
Сглатываю едкий ком, застрявший в горле. Моргаю глазами, полными слез и никак не могу понять, какие доводы мне нужно привести, чтобы Витя поверил?
– Если не ты, кто тогда? – щелкает он пультом. Находит на ютубе все тех же мимишек и снова сверлит меня грозным взглядом.
– Ты же проводил расследование, – пожимаю плечами. – Вот ты и объясни, почему ни мне, ни брату ничего не сообщил. Просто выплатил деньги незнакомому человеку? По голословному обвинению?
– Тебя пожалел, Лиза, – огрызается Витя. Хмурится как от большой беды и поясняет ровным голосом. – Я жил у профессора Еремеева. Это мой научный руководитель. Честнейший человек. Когда вскрылась пропажа, он хотел обратиться в полицию. Но все сошлось на тебе. Пришлось возместить ущерб.
– А почему ничего не сказал Богдану? Не нашел меня? Странная ситуация, Витя.
– Ты меня обвиняешь? – криво усмехается он. – Просто ты вернешь икону. А Еремеев – деньги, а мы попробуем жить дальше. И все.
– У меня ее нет, – твержу этому дубовому истукану.
– Продала? Кому? Надо забрать, – пригвождает меня сердитым взглядом.
– Никому, – мотаю головой. И подорвавшись с места, несусь наверх. Нет смысла объяснять или оправдываться. Торганов не верит мне. И не надо.
Нужно придумать план и сбежать. Не хочу с ним даже рядом оставаться. И сына нужно увезти подальше. Оградить от влияния Виктора Петровича. А то он потом и ему расскажет о маме- воровке. А этого я точно не допущу.
