Виктория Томилина
Пока демоны спят
Глава 4
И вот прошло десять лет. Мы на том же месте. Почти в тот же час. Он не особо изменился, я изменилась сильно, но жалеть, пожалуй, так и не научилась, не о чем жалеть.
– Привет!
– Привет! – я прерывисто вдохнула и обняла себя за плечи.
– Целоваться будем?
– Я думаю, как-нибудь обойдемся. Зачем звал?
– Помощь твоя нужна, – он смотрел на меня и улыбался.
– В чем?
– Да, я думаю ты знаешь. Ты же меня узнала, ни могла не узнать.
Я стояла и молчала.
– Сильно изменился?
– Да нет. Борода тебе не идет, на геолога-разведчика похож.
– Хорошо, что не на гинеколога-проктолога.
– Может и на него, я их не видела.
– А ты вообще не изменилась. Все так же смотришь на мир широко открытыми глазами и ждешь чуда. Ждешь ведь?
Я пожала плечами. Что мне было ответить?
– Так что тебе нужно?
– Помощь, я же сказал.
– Какая?
– Какая-какая, – передразнил он, – валить мне надо и подальше.
– Я что должна делать?
– Довезешь меня до одной деревеньки в Бресте, поцелую я тебя и прости-прощай, теперь авось навсегда.
– До Бреста, это же Белоруссия…
– Ну логично.
– Но как? Ты же понимаешь, первые менты и все – нас повяжут. Да и сама ситуация на приграничных территориях… Вряд ли, мы останемся без внимания.
– Никто нас не повяжет. Я сомневаюсь, что полиция поняла, что это я там был.
– А если они за мной следили?
Он пристально посмотрел на меня.
– Ты что-то заметила?
– Нет, просто, после того… – я подыскивала слова. – Меня тогда допрашивали и опер все спрашивал, почему ты кинулся меня спасать.
– А ты что ответила?
– Что не знаю.
Он засмеялся.
– Ну вот видишь, ты не знаешь, менты пока сообразят, я за это время буду в краю, где вечное лето и где никому не будет до меня дела. Так что давай ты меня по-быстрому отвезешь и закончим.
Я стояла и смотрела себе под ноги. Я знала, что задавать этот вопрос глупо. И не задать я его не могу.
– Почему ты меня спас?
– А? Чего ты там бормочешь?
Я подняла голову и громко спросила:
– Почему ты меня спас?
Он наклонил голову на бок и улыбнулся.
– Не чужой ты мне человек, кисуля.
– Понятно.
– Не нравится такой ответ?
– Лучше бы ты меня там пристрелил.
Выражение его лица стало брезгливо-злым.
– Что за херь ты несешь?
– Кит, там, там… – я начала заикаться, но продолжила, – Там была девушка с ребенком. Они умерли. Вы их убили.
Я зажала себе рот рукой, чтобы не завыть.
– Что за показательные выступления начинаются? Десять лет прошло, а ты все так же. Не можешь без них? Обязательно устраивать демонстрации своих духовно-нравственных терзаний?
Я посмотрела на него и ужаснулась абсолютному безразличию в его взгляде. Единственная эмоция – это отвращение, но его, так полагаю, вызывала я.
Я почувствовала, что у меня по щекам потекли слезы. Как обычно, потоком.
– Это же… Этому нет оправданий, это нельзя понять, это просто нечеловечески, – я давилась рыданиями. – И я не могу… И это ты… Ты… Как? Как ты мог? Понимаешь, я не могу с этим жить, не могу!
Слезы застилали мне глаза и у меня не было сил остановиться.
Он меня сильно тряхнул, я открыла глаза и перед собой увидела его лицо. Перекошенное. От него пахло пивом.
– Слышь ты, идиотка, ты чего устраиваешь? Ты за этим приехала? Чтобы рыдать и убиваться над тем, что я нечеловек? Написала бы, что я подлец и все. На хер припираться и показывать мне эти представления? Сама перед собой что ли так оправдываешься? Сама себе что ли грехи отпускаешь? – он схватил меня за волосы и притянул в упор к своему лицу. – На хер ты мне это демонстрируешь? Ты думаешь, я не знаю, кто ты? Что за корчи из себя святой невинности?
– Ты не понимаешь, не понимаешь!!! Ребенок, он ни в чем не виноват… – я уже тихонько подвывала.
– Никто ни в чем невиноват. Вот только ты, что же ты меня ментам-то не сдала? – его глаза смотрели на меня в упор. – Может быть, они уже нашли бы меня и понес я заслуженное наказание, как любит выражаться твой братец.
Он все смотрел и смотрел. Время остановилось. Птицы не пели. Мне было холодно и жутко, в его взгляде не было ничего, он чувствовал себя правым. Я стояла лицом к лицу с этим человеком, лишенным моральных и этических норм, человеком, не знавшим, что такое раскаяние и считавшим, что можно все. Он не знал ни любви, ни жалости, ни совести, ни вины. Мне было страшно. Я боялась его пустоты, в которую меня утягивало, в которой рождались жуткие мысли, подобные той, что нет наказания, когда нет вины.
– Хочешь, скажу почему ты меня не сдала? – тихо прошептал он мне на ухо.
Я молчала, а соленые ручьи так и скатывались по моим щекам.
– Потому что в глубине души, как ты называешь то, что у тебя над кишками, ты уверена, что не тебе меня судить. Да, сучка?
Я молчала.
Он тряхнул меня.
– Отвечай, если уж тебе понадобилось затевать этот разговор по душам.
Я молчала.
Он встряхнул меня еще раз и я тихо сказала:
– Лучше бы мне остаться на том крыльце.
Он отпустил меня, отошел и я услышала, как щелкнул предохранитель. Я подняла голову. Он стоял, усмехался и целился в меня.
– Кисуль, ну твое желание для меня закон.
Я тоже усмехнулась и закрыла глаза. Слезы текли и текли. Пожалуй, это самый лучший конец моей нескладной жизни. Сына жалко, но Сашка найдет ему новую маму. А у меня нет больше сил. Все время притворяться, играть, смеяться, делать вид, что тебе все равно, что не больно, что ничего не задевает. Настолько вжиться в эту роль, что поверить самой, что нестрашно и неодиноко, что засыпать ночью рядом с мужем и есть счастье, что большего никогда не хотелось, что первая любовь не имеет отношения к реальности, что ни все мечты становятся реальностью, что на самом деле никогда и не любила, а так детство, и что нестрашно, нестрашно, совсем не страшно!
Грохнул выстрел.
Я так и стояла.
Я открыла глаза.
– С радостью тебя бы пристрелил, чтобы не видеть твоих фальшивых добродетелей, но сегодня ты мне нужна.
Я почувствовала, что у меня дернулся рот.
– Я никуда тебя не повезу, я поеду домой.
Я развернулась и действительно хотела уйти. Рывок за плечо остановил меня, он подтащил меня к перилам беседке, приложил лицом к ним и навалился сверху.
– Последний раз говорю – завязывай с сольным выступлением. Я понял, что ты терзаешься и ужасаешься. Оставь при себе свои впечатления. А своими разговорами про то, что лучше бы тебя там убили, ты ничего не добьешься. Хочешь выебу тебя прямо здесь и заскачешь как козочка, весело повизгивая и ни о чем не думая? – он поднял подол моего платья, стянул на бедра трусики и вставил в меня палец. – Ты ведь этого хочешь? Тебе же ничего, суке, другого не надо, чтобы тебя только ебали и ебали, тогда ты будешь молчать и радоваться. И все остальное тебя не будет волновать?
Он вставил еще палец и еще. Мир вокруг меня бешено вращался, сжимаясь и разжимаясь где-то в мозге. Сознание успевала отмечать какие-то маленькие детали: на дереве вспорхнула птица, солнца совсем не видно, пол беседки засыпан бычками, мое лицо прижимается к выцарапанной надписи: Саша+Катя=любовь.
Саша, Сашка, мозг зацепился за это имя. Я не должна, я не могу, я не хочу. Человек сзади все трогал меня изнутри. Я не знала этого человека, мне было больно и противно.
– Нет, нет, пожалуйста, не надо. – я услышала себя со стороны. Противный писклявый голос.
– Надо, мразь, надо. Выебать тебя в жопу надо, вот так, по-сухому, чтобы ты наконец-то научилась молчать.
Я почувствовала что-то твердое около своего зада, я не понимала, что это. Что-то холодное и твердое, с какими-то острыми шипами. Было больно, больно. Я зажмурилась и не услышала, а скорее уловила, что тихонько-тихонько скулю как собака, которую оставили на морозе. И ей очень холодно, но больше страшно, что ее бросили, что теперь нет теплого угла, нет рядом твердой, теплой руки, которая даст поесть и погладит. Нет надежной руки, а осталась только боль и отвращение. И все ими пропитано, весь воздух, все мысли, вся земля, все вокруг. Вдруг боль прекратилась и мне на ухо сказали:
– Улыбнись!
Я открыла глаза и увидела, что по дорожке идет женщина с ребенком, они с некой опаской посматривали на нас. Я попыталась улыбнуться.
Они прошли мимо, женщина оглянулась. Наверное, я могла бы позвать на помощь, наверное я могла бы попытаться достать пистолет из сумки, наверное могла бы убежать. Миллионы «могла бы» и ни одного «смогла». Он прав, я – просто дрянь, ни на что неспособная дрянь, которая только и может носиться со своими пиздостраданиями.
Я обернулась назад, он сидел на лавке и потирал рукой лицо. Отнял руку ото лба и посмотрел на меня.
– Ты меня достала! – сказал устало.
Я покивала.
– Вытри сопли и поехали!
Я достала из сумки носовые платки и зеркало и попыталась привести себя в порядок. Задница у меня еще побаливала.
– Что ты пытался вставить мне в зад?
Он распахнул куртку и показал на пистолет.
– А если бы выстрелил, прикинь, тебя бы залило моими кишками и дерьмом?
– От дерьма отмыться можно, а от того бреда, что ты несешь, никуда не деться. Он встал с лавки, вынул из-под нее спортивную сумку и пошел по тропинке. Я секунду подумала и поспешила за ним.
Мы шли по лесу к машине.
– Если тебе станет легче, ребенка я не убивал.
Я в испуге посмотрела на него.
– Ну чего ты глаза таращишь? Баба эта появилась совсем не вовремя, не собирался я в нее стрелять, но тут ты вышла и я слегка разволновался, и промахнулся. Целил в охранника этого придурка, а попал в нее. Но в коляску я не стрелял.
– А кто в нее стрелял?
– Тебе не за чем это знать.
Я помолчала и все-таки задал вопрос:
– Они будут тебя искать?
– Некому меня искать, – он посмотрел на меня и подмигнул.
Меня чуть передернуло.
Он заметил и сказал с улыбкой:
– Только не надо читать мне мораль, что убивать плохо.
Мы сели в машину, он кинул сумку на заднее сидение, откинул кресло, лег и закрыл глаза.
– В сумке то, что я думаю?
– Да?
– Они все там?
– Да.
– Никит, нам надо разработать план, давай все обсудим.
Он приоткрыл глаза и лениво посмотрел на меня:
– Не забивай себе голову. Поезжай по прямой и все. Переночуем в Минске, завтра отвезешь меня в Брест и разбежимся.
– Но менты, и женщина в парке нас видела, да мало ли кто еще мог нас видеть. И деньги эти на заднем сиденье. Вдруг нас остановят?
– Влад, я тебя по-человечески прошу – заткнись. Я хочу спать. Делай, как я сказал, и ни о чем не волнуйся.
– А если все же остановят? Ты же понимаешь, какая сейчас ситуация во всех этих приграничных городах.
– Тебя часто останавливают?
– Нет, но…
– Значит будешь отстреливаться до последнего патрона.
Я с сомнением покосилась на него, но решила промолчать.
Стемнело. Машин было мало. Тихо играла музыка, я гнала по прямой, объезжая редкие фуры по встречке. Я торопилась. Быстрее, быстрее, убежать от своих мыслей, от всего. Кит уснул и сопел во сне. На его лоб падала челка, лицо выглядело уставшим, но при этом очень юным, хотя, я прикинула в голове, ему будет 33. Я изредка посматривала на него и по моим щекам начинали течь слезы.
Зазвонил мой телефон. Брат. Я выключила звук. Минут через пять снова звонок. На этот раз муж. Я глянула на Никиту и ответила.
– Да.
– Привет. Ну чего, как ты там? Когда приедешь?
– Сань, тут такое дело, я это в Белоруссию решила поехать.
Воцарилась пауза.
– Зачем?
– Ну, я там никогда не была, вот Минск хотела посмотреть.
– Влад, разворачивайся и домой приезжай. Чего за херня?
– Саш, ну правда, я хочу.
– Какое хочу, тут такие дела творятся, а ты куда-то там собралась уезжать! А если в ментовку вызовут? Я сегодня, итак, весь день бегаю, жопа в мыле, чтобы все как-то уладить, чтобы нас не заебывали, а ты куда-то уехать собралась! – муж начал орать.
– Саш, мне правда надо уехать, мне надо побыть одной, подумать.
– О чем тебе думать? И чем?
– Саш, пожалуйста.
Муж тяжело вздохнул:
– Косте позвони, он меня уже задрал, где ты и где.
– Скажи ему, что я уехала, приеду, позвоню. Не могу я сейчас с ним разговаривать, сил нет.
– Ладно. Когда ты намереваешься вернуться?
– Завтра или послезавтра.
– Ладно. Будь осторожнее, – муж помолчал. – И помни, о чем я тебе сказал.
– Я помню, – я покосилась на Никиту, он спал. – Я люблю тебя, Саш.
– И я тебя люблю, малыш.
Я положила трубку и прибавила газу.
– Муж? – услышала я его голос.
– Муж.
– И кто у нас муж?
Я пожала плечами.
– Чем занимается?
– Бизнесом.
– Ну, судя по твоей машине, его дела идут неплохо.
Я промолчала.
– И как же братец согласился? Или они тебя на пару трахают?
Я дернула носом и еще сильнее нажала педаль газа.
Глава 5
Наша мама была женщиной весьма занятой. А занималась она, в основном, своей личной жизнью. Официальных мужей у нее было пять, а сколько неофициальных, я думаю, она и сама не помнила. Костя своего отца не знал. Точнее, его не знала даже мама. С моим отцом ситуация обстояла получше. На его роль претендовали аж три кандидата, хотя мама родила меня в законном браке. Ее третий муж и по совместительству мой официальный папа был геологом. Он усыновил Костю, дал ему свою фамилию и отчество, и всячески потакал маминым капризам. Но, когда мне было года два, он отчалил в очередную экспедицию и затерялся. Его образ в моей памяти не отложился. Мама недолго терзалась ожиданием и вскоре выскочила в очередной раз замуж.
Когда я пошла в первый класс, а Костя заканчивал школу, мама встретила Мужчину своей мечты. Именно так. С большой буквы! Он был американец, лет на 20 старше мамы, лысоватый и толстоватый. Но у него было большое ранчо в Канзасе, налаженное фермерское хозяйство, приносившее изрядный доход, а главное – отсутствие какой-либо родни, что делало его кандидатом номер один среди всех прочих ухажеров. Девушкой наша мама была юной и, уж точно, не могла иметь семнадцатилетнего сына, да и дочь моего возраста ей была ни к чему. Так что о нас новоиспеченному супругу она благополучно умолчала и с радостью отчалила в Америку.
За нами присматривала сестра мамы, дама добрая, но несдержанная на язык и склонная к разгульному образу жизни. В общем, мы были предоставлены сами себе, но с деньгами, которые мама исправно присылала. С тех пор на родину она не стремилась, хотя, вскоре фермера покинула, повстречав удачливого игрока на бирже. Мы к ней тоже не рвались, имея где-то на периферии мозга воспоминания, которые, во всяком случае у меня, были такими смутными, что, когда раз в месяц я видела лицо мамы в Скайпе, не могла ее узнать.
Тем не менее у меня была счастливая жизнь и мне никогда не было одиноко, ведь у меня был самый лучший брат на свете. Мое первое и отчетливое воспоминание из детства – это Кот катает меня на спине по гостиной, а я, как лошадку, бью его ногами по бокам, он хохочет и говорит:
– Только не по почкам.
Когда я боялась грозы или мне снились страшные сны, или кто-то меня обижал, я прибегала к нему в комнату, забиралась в кровать, обнимала за шею и все страхи исчезали, все было хорошо. Он учил меня кататься на велосипеде и на коньках, плавать, рыбачить и много чего еще. Он водил меня в школу, помогал с уроками, плел косички и кормил ненавистной овсянкой. У меня было по-настоящему классное детство. Я обожала брата.
Когда мне было лет 11, он пришел домой с девушкой. Она была очень милой. У меня случилась истерика. Я плакала, как-то пыталась задеть эту девушку, вела себя ужасно. В общем, Кот повез ее домой, вернулся глубокой ночью. Я не ложилась спать. Я ждала его.
– Влада, что это за выходки?
Я порывисто встала, подошла к брату и обняла его.
– Костя, я тебя очень люблю.
– Это прекрасно. Но вести себя так, как ты вела сегодня – отвратительно.
– Я не хочу, чтобы у тебя были девочки.
– Как так? Я уже взрослый мальчик. Мне пора жениться.
– Женись на мне.
Брат посмотрел на меня и засмеялся:
– Ты моя сестра! Я не могу на тебе жениться!
– Почему?
– Это неправильно, брат не может жениться на сестре. Так законом не положено.
– Давай никому не скажем, что мы брат и сестра? Вдобавок, у нас папы разные, так что, вообще это не считается.
– Ты у меня еще такая глупышка!
– Если ты женишься, ты перестанешь меня любить.
– Влада, я никогда не перестану тебя любить.
– Нет, но ты будешь своих девчонок любить больше, чем меня.
– Никогда. Ты – моя самая большая любовь.
– Кость, ну, пожалуйста, ну, не надо их больше.
– Все, Влад, давай с этим я сам разберусь.
И тут я попыталась запечатлеть на губах брата поцелуй, взрослый, как в кино его показывали. Брат отпихнул меня, рассмеялся и дал по попе.
Шло время, с девчонками я его больше не видела, а сама я взрослела и замечала, что мое тело меняется. У меня появилась грудь, начались месячные. В своей внешности я не была уверена, но слышала, как друзья брата, приходя к нам в гости, говорят ему, что я – настоящая красавица. Иногда я видела, что брат на меня смотрит как-то с печалью. Я начинала его тормошить, играть с ним, чтобы он не грустил.
Мне было лет 14, когда меня что-то расстроило и я, как обычно, пришла к нему в комнату, залезла под одеяло и обвила его руки и ноги своими конечностями. Я была в трусах и маечке.
Мы лежали, обнявшись, я рассказывала ему о своих переживаниях, он гладил меня по голове, и в какой-то момент брат как-то замер и тяжело задышал. Потом отодвинулся от меня и сказал строгим голосом:
– Лад, завязывай ходить ко мне в постель. Ты уже для этого слишком большая девушка. Это неправильно.
Я смотрела на брата и чувствовала, что он что-то скрывает, что-то недоговаривает. Я молчала и рассматривала его. Потом протянула руку и положила ему на штаны.
Брат в панике посмотрел на меня и произнес зло:
– Перестань!
Я закусила нижнюю губы и покачала головой. Я легла сверху на брата и осторожно-осторожно коснулась его губ своими. Он резко вздохнул и спихнул меня с себя.
– Перестань, я сказал, что за игры!
Но я уже все поняла. В глубине каждой девочки, я уверена, есть женщина, которая абсолютно не вербально, на инстинктивном уровне, понимает, что на самом деле хочет мужчина. Наверное, это грязно и аморально, но мне ни капельки не было стыдно, мне нравилось играть со своим братом, нравилось чувствовать свою силу, которая заключается в том, что если мужчина вдруг начинает тебя хотеть, вожделеть, сильно вожделеть, то назад дороги уже нет. А тебе остается делать только то… Только то, что хочется тебе. В итоге, Костя резко вскочил и ушел из комнаты.
С того дня я заметила, что что-то в нем сдвинулось. Он держался на расстоянии от меня, я знала, что его терзает вина за постыдную слабость, но вот его взгляд, его взгляд не оставлял никаких сомнений. Я с усмешкой смотрела на брата и понимала, что какие-то границы он никогда не перейдет. Я же границ не знала вообще. Гормоны и желания одолевали мое тело и мозг. Мне снились странные, клокочущие, абсолютно реальные сны. Я просыпалась от нестерпимого наслаждения, разливавшегося где-то внизу живота, и хотела, чтобы это ощущение никогда не заканчивалось.
Начали появляться мальчишки. Но все не те, какие-то слишком скромные, слишком нерешительные. Мой брат был с ними приветлив и строг, никто дальше поцелуев и поглаживаний моей спины потными ладошками не шел.
А потом появился Никита. И все изменилось. Напрочь и навсегда. Я узнала, какая она настоящая любовь.
На следующий день после того, как Никита все-таки позвонил, мы пошли в кино. Мне кино было на фиг не надо, уверена, что и ему тоже, но он потащил меня туда. Мы смотрели какой-то дурацкий фильм, ели попкорн из одной коробки, я клала голову ему на плечо, он меня отпихивал, но я все равно упорно жалась к нему и он смирился.
Потом мы ели китайскую лапшу, и он кормил меня палочками, и я втягивала каждую макоронинку губами, стараясь делать это максимально эротично. В итоге, он разразился безумным смехом и сказал, что я раздуваюсь как лягушка.
У него была классная спортивная машинка – мечта всех моих ровесников, хотя ему было всего 21. Мне даже не пришло в голову спросить откуда она, хотя, я помнила по его рассказам, что родители у него совсем не богатые. Он разрешил мне сесть за руль, брат меня к тому времени уже хорошо научил водить, хотя прав мне еще не полагалась. Но быстро ездить Кот мне не разрешал, а тут я летела со скоростью 220, никто меня не останавливал и я была безгранично счастлива.
А потом мы приехали к нам домой. Кота не было. Мы открыли вино и выпили по бокалу. Поднялись ко мне в комнату. Я села на кровать. Кит включил музыку и зажег свечи.
Он посмотрел на меня и сказал:
– Я не знаю, что еще делают в таких ситуациях.
– В каких?
– Когда решают соблазнять непорочных девиц.
Я усмехнулась про себя его мыслям про мою непорочность, но вслух сказала:
– Должны быть еще лепестки роз и шампанское.
Он подошел ко мне, раздвинул мои ноги и встал между ними.
– Я думаю, обойдемся без них.
Он повалил меня на кровать, задрал на мне футболку, достал из кармана своих джинсов какой-то сверток, высыпал мне на живот белый порошок и вдохнул его. Поднял на меня голову. Его глаза горели сильнее, чем обычно.
– Что это?
– Попробуй, тебе понравится. И, потом, будет не так больно.
Он скатился с меня и лег на спину. Я задрала на нем футболку. Моему взору открылся смуглый рельефный живот. Я провела по нему пальцами, языком. Он следил за мной глазами. Я гладила и гладила его живот.
– Кисуль, пошевеливайся, а то я сейчас перестану сдерживаться.
Я посмотрела на него, взяла у него из рук сверток, высыпала ему на живот порошок и втянула сначала в левую, а потом в правую ноздрю. Нос чуть онемел и я ощутила какой-то слегка горьковатый привкус в горле. Он перевернулся, я оказалась под ним. Моя и его футболки куда-то делись. А потом пропали и джинсы. И все остальные детали одежды. Он почти не ласкал меня, я чувствовала, я видела по его лицу, что он уже ничего не соображает, что им начали править инстинкты. Он раздвинул мои ноги, послюнявил себе пальцы и потер меня ими. Взял мою руку, облизал ее и провел ей по своему члену. После этого он начал медленно вставлять член в меня. Я почувствовала резкую сильную боль, я закричала, он закрывал мне рот своим кулаком, я впилась зубами в тот кулак и, кажется, потеряла сознание. Когда я пришла в себя, он медленно двигался надо мной, боль внутри была, но не сильная, я увидела, что с его руки капает кровь. Мне нравилось как он двигается. Медленно вперед и медленно назад, медленно вперед и назад, вперед и назад, потом пару раз резко и быстро, я вскрикивала. Я трогала его волосы и мерцавшую серьгу. Его глаза были открыты, он как будто вглядывался внутрь меня. Лицо же было абсолютно бессмысленно, как будто его и не было здесь и сейчас. Он никогда не закрывал глаз. И его лицо всегда было таким, когда он любил меня. Хотя, он всегда и говорил, что занимается со мной сексом и никогда не сможет заниматься со мной любовью, потому что не любит, но я знаю, что он любил меня. Бывает так, что наши руки и наши глаза не могут скрыть то, что мы прекрасно прячем в ворохе никому не нужных слов. Он все так же медленно двигался, я так же гладила серьгу и мне казалось, что я в открытом море, лежу на матрасе, и меня слегка покачивает на волнах, я засыпаю и чувствую абсолютный кайф и в свободу. В какой-то момент я посмотрела в сторону. Я увидела, что в дверях комнаты стоит мой брат и, не отрываясь, смотрит на нас. Я прикрыла глаза и улыбнулась, Никита понял мою улыбку по-своему, начал двигаться быстрее, еще быстрее, кровать стучала об стену и скрипела, а потом я почувствовала, как что-то пролилось мне на живот.
Первый раз я не кончила, но это оказалось и не так больно, как пишут в книжках и обсуждают на форумах.
– Ты как? – я услышала его голос.
– Ты был прав, говоря, что мне понравится.
Он усмехнулся, куснул меня за попу, повернулся на бок и уснул.
А я встала и пошла в ванную комнату.
Когда я вышла из душа, на пуфике около ванны сидел Кот.
Я уперлась своими коленями в колени брата. Он посмотрел на меня исподлобья.
– Ну как? Довольна?
Я улыбнулась и прижала голову брата к своей груди. Это было мгновение, когда время не стало. Я оказалась в какой-то бесконечности. Где больше ничего нет: нет моего тела, мыслей, страхов, злости, волнений. Я плыла в бесконечности вселенной, чувствуя себя малюсенькой частичкой, но при этом защищённой со всех сторон, как будто сидела внутри пузырька из пуленепробиваемого стекла.
– Кот, мне кажется, я его люблю.
Брат поморщился и отстранился от меня.
– Не выдумывай. Это у тебя дурь в голове играет, как и у всех малолеток.
Я не стала спорить. Брат умный. Он знает. И я знаю.
Шло время. Я жила в абсолютно счастливом мире. Меня окружали лучшие в мире мужчины. Кот заботился о моем комфорте, учебе, жизни. А Кит был просто моей жизнью. Он не рассказывал мне про любовь, не писал смсок, не сюсюкал со мной. Зачастую он бывал злым и даже злобным, но такого чувства именно внутренней общности, понимания друг друга, у меня не было даже с братом. Мы были любовниками, но, главное, мы были друзьями. Иногда он пропадал на день, неделю, месяц. Я быстро научилась не звонить и ничего спрашивать. Я знала, что он вернется.
Когда-то в самом начале мы лежали в свете фонаря на полу, мы были потными и пахли сексом. Я дрожала, потому что это было его первое возвращение. Его не было неделю, я не спала, не ела, названивала ему миллион раз на дню, он ответил один раз и сказал:
– Я занят!
И положил трубку.
Я худела, бледнела и тихо сходила с ума, ночью сидя на подоконнике и уткнувшись носом в стекло, я как заклинание повторяла одно слово:
– Пожалуйста, пожалуйста!
А закончить мысль мне не хватало сил.
Когда он вернулся и мы лежали, сплетясь телами словно змеи, он мне сказал:
– Ты же знаешь, что мне нужна.
Это не было обещанием вечной любви или признанием в неземной страсти, эти слова, по сути, не значили ничего, но я поняла, что он всегда будет возвращаться.
А мое дело – не ждать, а просто жить.
Может быть, я ошиблась. Все-таки я была маленькой и, наверное, даже романтично настроенной. Может быть, мой мозг был полон иллюзиями, а уши слышали те слова, которых никто не говорил. Не знаю. И узнавать не хочу. В конце концов, правда лишь то, во что мы сами верим. В него я верила. Я верила в Нас.
Мне было хорошо. Он оказался потрясающим любовником. Даже отсутствие опыта в этом вопросе не стало помехой, чтобы понять. Он, скорее, был очень страстным и очень злым, каким-то абсолютно властным, он делал все, что хотелось именно ему, но при этом как-то так получалось, что мне все это нравилось. Мне кажется, ни один наш секс не был похож на другой. И дело ни в позах, а в эмоциях. В эмоциях за гранью чувств, слов, мозгов. Когда в голове пустота, твоего тела нет, тебя нет, а есть единое сердце, которое стучит очень быстро, быстрее, еще быстрее, еще, быстрее, быстрее, быстрее, взрыв и вечная пустота. Вечная пустота. В которой по правилам не должно быть проигравших и победителей. Но правила придумали, чтобы нарушать. Поэтому проиграла я. А может мне только так казалось.