Виктория Шваб
Сотворение света

– Тише, – сказала мама. – Тише. – По ее щекам струились слезы. Он протянул руку и поймал одну слезинку, залюбовался кристалликом льда, быстро растаявшим в ладони.

Кажется, он никогда не видел, как она плачет.

– Что случилось?

С ее губ слетел сдавленный звук – нечто среднее между смехом и всхлипом, на грани истерики.

– Как – что случилось? – эхом переспросила она и пожала плечами. – Ты ушел. Тебя не было. Я сидела тут над твоим бездыханным телом.

При этих словах Рай вздрогнул. Его снова настигла темнота, попыталась утянуть его память обратно, туда, где нет света, нет надежды, нет жизни…

А мать все еще качала головой.

– Я думала… думала, он исцелил твою рану. Вернул тебя. Не понимала, что только он и удерживает тебя здесь. Что ты был… что ты по-настоящему… – Ее голос задрожал.

– Но теперь я здесь, – успокоил ее он, хотя чувствовал, что частичка его осталась в том, другом месте. Он высвобождался оттуда постепенно, миг за мигом, дюйм за дюймом. – А где Келл?

Королева насторожилась и подалась назад.

– В чем дело? – не отставал Рай. – С ним ничего не случилось?

Лицо королевы потемнело.

– Я видела, как ты умер из-за него.

Его волной захлестнула злость и обида, и он не понимал, его ли это эмоции или сюда примешиваются чувства Келла, но сила была впечатляющая.

– Я жив только благодаря ему, – рявкнул он. – Как ты можешь после этого его ненавидеть?

Эмира отпрянула, как от удара.

– Я не питаю к нему ненависти, хотя и желала бы. Когда речь идет друг о друге, вы слышать ничего не желаете, и это меня пугает. Я не знаю, как уберечь тебя.

– Не надо меня беречь, – ответил Рай и встал на ноги. – Этим занимается Келл. Он отдал свою жизнь – и не знаю, что еще – ради меня. Чтобы меня спасти. И не потому, что я принц. А потому, что я его брат. И я всю свою подаренную жизнь до последнего дня буду благодарить его за это.

– Ему предназначалось быть твоим щитом, – прошептала Эмира. – Оберегать тебя. А не наоборот. От тебя этого никто не ждал.

Рай в сердцах покачал головой.

– Ты так и не смогла понять Келла. И не только его. Мы стали родными братьями задолго до этих чар. Ты хотела, чтобы он защищал меня любой ценой, даже ценой собственной жизни. Так вот, мама, твое желание сбылось. Ты просто не смогла понять, что такие узы всегда взаимны. Я тоже готов отдать жизнь ради него и буду всеми силами его защищать, и от Фаро, и от Веска, и от Белого и от Черного Лондонов, и даже от тебя.

Рай подошел к балконным дверям, раздвинул шторы, чтобы впустить в комнату красное сияние Айла. Но его встретила стена темноты. Принц онемел, гнев сменился ужасом.

– Что стряслось с рекой?

IV

Лайла смыла с ладоней кровь, удивляясь: неужели в ней еще осталась хоть капелька? Тело болело везде, где только можно. Странное дело, оно до сих пор находит, чем ее удивить. А внутри, под коркой боли, была пустота, знакомая по давним временам, голодным и холодным.

Она заглянула в чашу с водой. Отражение расплывалось.

Тирен перевязал ей лодыжку, куда попал нож Ожки; ребра – в том месте, где она ударилась о крышу; руку, из которой она снова и снова выжимала кровь. А уходя, осторожно взял ее за подбородок. Его взгляд был тяжел, но, как ни странно, приветлив.

– Ну как, цела? – спросил он, и она вспомнила о разбитом глазе.

– Более или менее.

Стены перед глазами качнулись, и Тирен не дал ей упасть.

– Тебе надо отдохнуть, – сказал он.

Она оттолкнула его руку.

– Сон – это для богатых и тех, кому делать нечего, – отрезала она. – А я не из таких. И я знаю предел своих возможностей.

– Ты его знала, пока не пришла сюда, – стал поучать он. – Пока не познакомилась с магией. Но у силы свои границы.

Она лишь отмахнулась, хотя, по правде сказать, невыносимо устала. Сверх всяких пределов. Эта усталость пронизывала кожу, и мышцы, и кости, запускала свои пальцы в разум, и от этого путались мысли. Было трудно дышать, трудно думать, трудно жить.

Тирен со вздохом шагнул к двери. Лайла достала из кармана осколок камня, бывший некогда щекой Астрид.

– Надеюсь, я ответила на ваш вопрос.

– Что касается вопросов, мисс Бард, – сказал он, не оборачиваясь, – то, я думаю, мы еще только начали.

В чашу упала еще одна капля крови, вода помутнела, и Лайле вспомнилось зеркало на черном рынке в Сейзенроше – оно хватало ее за пальцы, требовало крови, обещая взамен открыть будущее, которое может наступить. С одной стороны – обещание, с другой стороны – путь к цели. Как соблазнительно было бы перевернуть зеркало. Не потому, что ей хотелось достичь увиденного, просто знание придавало бы сил.

Струйки крови в воде завихрились, сплетаясь в почти узнаваемые формы, потом растворились в розоватой дымке.

Рядом кто-то кашлянул. Лайла подняла глаза.

Она чуть не забыла об этом мальчике. Гастра. Он привел ее сюда, налил чаю в серебряную чашку – та, остывшая, стояла на столе, – наполнил ванну и занял свой пост у дверей.

– Они что, боятся, что я украду что-нибудь или сбегу? – проворчала она, когда стало ясно, что он приставлен к ней. Юноша зарделся и через мгновение стыдливо ответил:

– По-моему, и то и другое.

Она едва не рассмеялась.

– Значит, я пленница? – спросила она. Гастра взглянул на нее своими огромными честными глазами и ответил по-английски с мягким арнезийским акцентом:

– Мы все пленники, мисс Бард. По крайней мере, на сегодняшнюю ночь.

И остался стоять. Переминался, глядя то на Лайлу, то в сторону, то на красноватую воду, то на ее разбитый глаз.

Она никогда не встречала мальчиков, у которых все мысли были бы так отчетливо написаны на лице.

– О чем ты хочешь меня спросить?

Гастра моргнул, прокашлялся и наконец набрался смелости:

– Это правда? То, что о вас говорят?

– А что обо мне говорят? – спросила она, промывая последний порез.

Мальчик потупился.

– Что вы – третий антари. – От этих слов ее пробрала дрожь. – Из другого Лондона.

– Понятия не имею, – отозвалась она, вытирая руку тряпицей.

– Я надеюсь, что вы такая же, как он, – не отставал мальчик.

– Почему?

Он зарделся.

– Я думаю, негоже мастеру Келлу быть одному. Единственному то есть.

– Насколько я знаю, – сказала Лайла. – у вас в тюрьме сидит еще один. Может, пора и из него выжимать кровь? – Она отжала тряпицу, и в чашу упали красные капли.

Гастра вспыхнул.

– Я только хотел сказать… – Он выпятил губы, подбирая слова, а может, хотел их произнести на ее родном языке. – Я рад, что у него есть вы.

– Кто тебе сказал? – Но эти слова не задели ее. Лайла слишком устала для игр. Тело болело – глухо, но неутолимо, и она чувствовала себя выжатой, как лимон. Лайла подавила зевоту.

– Даже антари нуждаются в сне, – осторожно молвил Гастра.

Она лишь отмахнулась.

– Ты говоришь, как Тирен.

Он засиял, будто услышал похвалу.

– Мастер Тирен мудр.

– Мастер Тирен старый ворчун, – отрезала она и снова устремила взгляд на отражение в затуманенной воде.

На нее смотрели два глаза: один обычный, другой в трещинах. Один карий, другой – клубок звездных лучиков. Она всмотрелась внимательнее – что обычно бывало редко – и обнаружила, что теперь, как ни странно, ей легче выдерживать собственный взгляд. Как будто это отражение на шаг приблизило ее к истине.

Лайла всегда относилась к секретам как к золотым монеткам. Их можно копить в сундуке, можно пустить в дело, но если потратишь или потеряешь, то обрести новые ох как трудно.

Поэтому-то она всегда так высоко ценила свои секреты.

Поэтому ограды Серого Лондона не знали, что она уличная бродяжка.

Поэтому патрули на улицах не знали, что она девушка.

И даже она сама не знала, откуда у нее такой глаз.

Но никто не знал, что этот глаз не настоящий.

Лайла в последний раз провела пальцами по воде.

Вот и весь секрет, подумала она.

А других-то и не осталось.

– Что дальше? – спросила она, обернувшись к мальчику. – Мне надо разделаться с кем-нибудь еще? Набедокурить? Вызвать этого Осарона на бой? Или посмотрим, что задумал Келл?

Пока она перебирала возможности, пальцы рассеянно плясали по рукояткам ножей. Одного не хватало. Она не потеряла его, просто отдала на время.

Гастра распахнул для нее дверь и огорченно поглядел на стол.

– Ваш чай.

Лайла вздохнула и взяла серебряную чашку, давно остывшую.

Выпила, поморщившись, горьковатый чай и вышла вслед за Гастрой.

V

Келл и сам не сознавал, что ищет Лайлу, пока не столкнулся в коридоре совсем с другой девушкой.

– Ой! – воскликнула красавица в серебряно-зеленом платье.

Он подхватил ее, чтобы не упала. Но вескийская принцесса не отпрянула, а, наоборот, подалась к нему. Ее щеки пылали, как после бега, а в глазах стояли слезы. Коре было всего шестнадцать, и угловатая подростковая осанка сочеталась в ней с телом молодой женщины. Этот контраст поразил его, когда он впервые ее увидел, но сейчас она больше походила на ребенка, на девочку, примерившую взрослое платье в мире, до которого еще не доросла. И ему до сих пор не верилось, что Рай боится этой малышки как огня.

– Ваше высочество.

– Мастер Келл, – выдохнула она. – Что происходит? Нам ничего не говорят, но тот человек на крыше, и этот ужасный туман, и люди на улицах… я их видела в окно, пока Коль меня не оттащил. – Она быстро тараторила, на вескийский манер проглатывая окончания. – Что с нами будет?

Она прижалась к нему, и он порадовался, что дал себе труд надеть рубашку.

Он осторожно отстранил ее.

– Оставайтесь во дворце, и с вами ничего не случится.

– Ничего не случится, – эхом повторила она и покосилась в сторону ближайшей двери. Стеклянные створки покрылись изморозью, на них плясали тени. – Мне кажется, со мной ничего не случится, только если ты будешь рядом.

– Как романтично, – сухо произнес чей-то голос. Келл обернулся и увидел у стены Лайлу, а в нескольких шагах позади – Гастру. При виде них Кора сжалась в его объятиях, но не отстранилась.

– Я помешала?

Кора сказала «Да», а Келл одновременно с ней – «Нет». Принцесса метнула на него обиженный взгляд, потом обрушила свой гнев на Лайлу.

– Уходите, – приказала она повелительным тоном, каким говорят только королевские особы и капризные дети.

Келла передернуло, но Лайла лишь выгнула бровь.

– Это еще что? – сказала она и шагнула вперед. Она была на полголовы выше вескийской принцессы.

Кора, надо отдать ей должное, не отступила.

– Вы находитесь перед особой королевской крови. Вам надлежит знать свое место.

– И где же оно, принцесса?

– На ступеньку ниже моего.

Лайла ответила одной из тех своих улыбок, которые вселяли в Келла страх. Потому что обычно вслед за такой улыбкой в руке появлялся нож.

– Са-тач, Кора! – Из-за угла появился Коль, ее брат. Его лицо пылало гневом. В восемнадцать лет принц не сохранил ни капли ребячества, свойственного сестре, не обладал и ее текучей грацией. Последние следы молодости задержались лишь в стремительных голубых глазах, а в остальном он был похож на быка, воплощение грубой силы. – Я же велел тебе никуда не уходить из галереи. Это не шутки.

На лицо Коры наползла туча.

– Я искала антари.

– Ты его уже нашла. – Он кивнул на Келла и взял сестру за руку. – Идем.

Несмотря на разницу в размерах, Кора вырвала руку, но на этом ее сопротивление и закончилось. Она метнула смущенный взгляд на Келла, ядовитый – на Лайлу и удалилась вслед за братом.

– Хочешь обижайся, хочешь нет, – сказала Лайла, когда они ушли, – но, по-моему, принцесса хочет завоевать твое, – ее взгляд смерил Келла сверху донизу, – расположение.

Он вздохнул:

– Она всего лишь дитя.

– У змеенышей тоже есть зубы… – Лайла умолкла, пошатнулась, схватилась за стену, чтобы удержаться на ногах.

– Лайла! – Он подхватил ее. – Ты хоть немного поспала?

– Ты тоже глаз не сомкнул, – отмахнулась она и обернулась к Гастре. – Что мне сейчас нужно, это чего-нибудь бодрящего и надежный план. – Говорила она в своей обычной резкой манере, но выглядела очень плохо. На щеках запеклась кровь. Однако Келла куда сильнее зацепили ее глаза – как всегда, глаза. Один теплый и карий, другой в сполохах ярких лучиков.

В нем было что-то неправильное и в то же время очень нужное. Келл не мог отвести взгляда.

А Лайла и не пыталась. Такая вот она была всегда. Каждый взгляд – как состязание, как вызов. Келл подошел ближе, протянул руку к ее щеке. Ладонь ощутила биение ее сердца. Под его прикосновением она сжалась, но не отпрянула.

– Вижу, тебе нехорошо, – прошептал он и провел пальцем вдоль подбородка.

– Если учесть, сколько мы пережили, – прошептала она, – то я еще неплохо держусь…

В нескольких футах от нее Гастра изо всех сил вжимался в стену.

– Иди, – сказал ему Келл, не сводя глаз с Лайлы, – отдохни немного.

Гастра пошевелился.

– Не могу, сэр. Мне велено сопровождать мисс Бард…

– Я беру это на себя, – перебил его Келл. Гастра прикусил губу и отошел на пару шагов.

Лайла соприкоснулась с Келлом лбами. Ее лицо было так близко, что черты расплывались. Лишь расколотый глаз лучился с пугающей ясностью.

– Ты никогда мне не говорила, – прошептал он.

– А ты не замечал, – ответила она и добавила: – А вот Алукард заметил.

Удар достиг цели. Келл отстранился было, но тут ресницы Лайлы затрепетали, и она пошатнулась еще сильнее.

Он обнял ее и тихо произнес:

– Пойдем. У меня комната наверху. Давай…

Она сонно улыбнулась.

– Хочешь затащить меня в свою постель?

Келл натянуто улыбнулся:

– Это будет справедливо. Я же немало времени провел в твоей.

– Если я правильно помню, – произнесла она заплетающимся от усталости языком, – ты все это время лежал поверх одеяла.

– Привязанный, – уточнил Келл.

– Вот было время… – мечтательно начала она и вдруг рухнула лицом вперед. Келл едва успел ее подхватить.

– Лайла! – воскликнул он сначала тихо, потом настойчивей: – Лайла!

Уткнувшись ему в грудь, она что-то прошептала об острых ножах и мягких углах, но так и не проснулась. Келл бросил взгляд на Гастру – тот стоял поодаль, смущенно переминаясь.

– Что ты с ней сделал? – сурово спросил Келл.

– Это всего лишь тоник, сэр, – пролепетал стражник. – Чтобы лучше спалось.

– Ты ее опоил?

– Так приказал Тирен, – защищался Гастра. – Он сказал, что она дура упрямая, загонит себя до смерти, и тогда от нее никакой пользы не будет. – На этих словах Гастра понизил голос, с пугающей точностью подражая тону священника.

– И что ты собирался делать, когда она проснется?

Гастра сжался.

– Попросить прощения…

Келл в сердцах вздохнул. Лайла во сне зарылась носом ему в плечо.

– Я бы на твоем месте придумал что-нибудь получше. Например, искал пути к бегству, – сказал он юноше.

Гастра побледнел. Келл подхватил Лайлу на руки и подивился ее легкости. Эта девушка занимала так много места в мире – в его мире, и трудно было поверить, что она такая невесомая. В его представлении она была сделана из камня.

Ее голова качалась возле его груди. Келл поймал себя на мысли, что никогда не видел, как она спит. Без сурово сжатых челюстей, без складки между бровями, без яростно сверкающего взгляда она казалась совсем юной.

Келл быстро прошагал по коридорам, вошел к себе и опустил Лайлу на кушетку.

Гастра протянул одеяло.

– Может быть, снять с нее ножи?

– На это во всем мире тоника не хватит, – отозвался Келл.

Он накрыл ее одеялом, потом присмотрелся к бесчисленным ножнам на руках и ногах.

Одни из них были пусты.

Это ничего не значит, сказал он себе, укутывая ее, но все же в душе поселилось зернышко сомнений. Он вышел в коридор, и тревога почти угасла.

Это ничего не значит, подумал он, привалившись к двери и протирая сонные глаза.

Раньше, в комнате Рая, он не думал, что уснет. Хотел лишь побыть немного в тишине, перевести дыхание. Приготовиться к тому, что неизбежно настанет.

Кто-то кашлянул. Он поднял глаза и увидел Гастру. Тот вертел и вертел в пальцах монетку.

– Иди, – велел Келл.

– Не могу, – ответил стражник.

Келл мысленно приказал монетке перескочить от Гастры к нему. Стражник тихо вскрикнул, но не попытался отобрать.

Присмотревшись, Келл увидел, что монетка не простая. Она была сделана в Белом Лондоне – деревянный кружок с остатками выжженного на одной стороне подчиняющего заклятия.

Как там говорил Гастра?

«Это я виноват, что она вас нашла».

Вот, значит, как Ожке это удалось.

Вот почему Гастра винил себя.

Келл сжал ладонь и вызвал пламя. Оно быстро расправилось с деревянной монеткой.

– Вот и все, – сказал он, стряхивая пепел с ладони. Гастра остался стоять, смущенно глядя в пол.

– Принц взаправду живой? – еле слышно прошептал он.

Келл вздрогнул.

– Конечно. Почему ты спросил?..

В больших карих глазах Гастры трепетал испуг.

– Вы его не видели, сэр. Не видели, каким он был, пока не вернулся. Он был не просто мертвый. А как будто… давным-давно мертвый. Казалось, не очнется никогда. – Келл насторожился, но Гастра все говорил и говорил, тихо, но горячо, на щеках горел румянец. – А королева, она от него не отходила, снова и снова повторяла, что он вернется, потому что вы, сэр, тоже непременно вернетесь. И я знаю, что у вас обоих одинаковые шрамы, что вы как-то соединены, ваши жизни связаны, и я понимаю, сэр, это не мое дело, но я не могу не спросить. Это что, какая-то жестокая иллюзия? А настоящий принц…

Келл положил руку на плечо стражника – тот весь дрожал. Он всерьез опасается за жизнь Рая. Брат, при всей его глупости, пользовался искренней любовью подданных.

Он указал в конец коридора и твердо сказал:

– Настоящий принц спит вот за этой дверью. Его сердце бьется в груди так же ровно, как мое, и будет биться до конца моих дней.

И шагнул прочь. Его остановил голос Гастры, тихий, но настойчивый:

– В святилище есть одно выражение. Ис авен стран.

– Благословенная нить, – перевел Келл.

Гастра кивнул.

– Знаете, что оно означает? – Его глаза загорелись. – Оно взято из одного мифа, «Появление волшебников». Магия и Человек были братьями, только не имели ничего общего, потому что сила одного была слабостью другого. И вот в один прекрасный день Магия сплела благословенную нить и привязала себя к Человеку, да так крепко, что нить врезалась в кожу… – С этими словами он протянул руки и показал вены на запястьях. – С того дня у них все стало общее – и хорошее, и плохое, и силы, и слабости.

В груди у Келла что-то затрепетало.

– Как же заканчивается эта история?

– А она не заканчивается, – ответил Гастра.

– Даже если они расстанутся?

Гастра покачал головой.

– Никаких «они» больше нет, мастер Келл. Магия так много дала Человеку, а Человек так много дал Магии, что их уже нельзя разъединить. Их нити переплелись, и невозможно сказать, где заканчивается одно и начинается другое. Они связаны воедино. Жизнь одного с жизнью другого. Они – половинки одного целого. Если их разделить, размотаются оба клубка.

VI

Алукард знал дворец Марешей гораздо лучше, чем ем полагалось.

Рай показал ему с десяток входов и выходов, потайные двери и секретные коридоры, лестницы, спрятанные за занавесями, проемы, незаметные в стене. Пути, по которым друг может тайком пробраться в гости, а любовник – в постель.

Когда Алукард в первый раз проник во дворец, он от волнения нечаянно зашел прямо к Келлу. К счастью, антари не оказалось дома; в комнате было пусто, пламя свечи озаряло заправленную постель. Алукард вздрогнул и выскочил тем же путем, а через несколько минут очутился в объятьях Рая. Он хохотал от облегчения, пока принц не зажал ему рот ладонью.

Теперь он копался в памяти, отыскивая кратчайший путь к бегству. Если проходы здесь создаются или маскируются магическими средствами, то он увидит нити магии, однако все дворцовые двери были просты и надежны, сделаны из камня, дерева и гобеленов, а потому искать приходилось не глазами, а по памяти и на ощупь.

Одна потайная дверь вела с первого этажа в подземные ярусы. Массивное здание стояло на шести колоннах. Их прочные основания поддерживали резиденцию Марешей, возносившуюся к небу сплетением эфемерных арок. Там, где вершины соединялись с полом, шесть колонн были пронизаны сетью туннелей.

Оставалось только вспомнить, в какой из них надо свернуть.

Алукард спустился туда, где раньше находилось древнее святилище, и увидел, что его превратили в тренировочный зал. На полу еще видны были круги для медитаций, но их поверхность была усеяна выбоинами и пятнами, какие остаются после учебных боев.

Зачарованное белое пламя одинокого факела наполняло зал всеми оттенками серого, и в этой бесцветной дымке Алукард разглядел на одном столе оружие, на другом – разложенные стихии: чаши с водой и песком, осколки камня. А среди них в вазе с землей рос маленький белый цветок. Его листья выплеснулись через края вазы – тихое растение бешено рвалось на свободу.

Алукард поднялся по лестнице в дальнем конце зала и остановился только перед дверью на самом верху. До чего же она тонка, подумал он, линия, разделяющая то, что внутри, и то, что снаружи, защиту и угрозу. Но там, на другой стороне, его ждала семья, ждала команда. Он коснулся дерева, воззвал к силе, и дверь, скрипнув, отворилась в темноту.

Темнота. А перед ней – тонкая сеточка света.

Очутившись перед пеленой защиты, сотворенной жрецами, Алукард застыл в неуверенности. Она походила на паутинку, но, когда он прошел сквозь нее, не порвалась, лишь дрогнула и снова обрела форму.

Алукард вышел навстречу туману, ожидая, что тот сразу окутает его. Тени касались плаща, захлестывали ноги, тянулись к рукавам и воротнику – но тут же отскакивали, словно испугавшись. С каждым шагом они отступали, но недалеко, всегда недалеко.

У него зачесался лоб, и Алукард вспомнил, как его коснулась Лайла. Нарисовала над бровями полоску крови, уже засохшую.

Защита слабая. Долго ли она продержится? Тени снова и снова пытались найти лазейку.

Он плотнее запахнул куртку и ускорил шаг.

Магия Осарона была повсюду. Но вместо сплетающихся нитей, какими обычно виделись чары, Алукард различал лишь угольно-черную тень, нависшую над городом. Темные пятна, где отсутствовал всякий свет. Темнота сгустками клубилась вокруг, колыхалась, как комната после обильных возлияний, и ее пронизывали запахи дровяного костра и весенних цветов, тающего снега и маков, трубочного дыма и летнего вина. То приторно-сладкие, то горьковатые, но все – дурманящие.

Город словно явился из кошмарного сна.

Лондон всегда состоял из магии и звуков. В воздухе струилась музыка, звенело стекло, смеялись люди, шелестели кареты, гомонил рынок.

А теперь слышалось совсем не то.

Поднявшийся ветер донес стук копыт верховой стражи, лязг металла, призрачные голоса, обрывки слов, рассыпавшиеся на лету. Все они срастались в чудовищную музыку. Голоса – или всего один повторяющийся голос – сплетались в призрачный хор, но слова не доходили до сознания. Мир наполнился шепотами, и в глубине души Алукарду захотелось потянуться навстречу, прислушаться, понять, что они хотят до него донести.

Но вместо этого он произносил имена.

Имена всех, кому он нужен. Всех, кто нужен ему. Всех, кого он не хотел и не мог потерять.

Аниса. Стросс. Ленос. Васри. Джиннар. Рай. Дилайла…

Турнирные шатры стояли покинутые. Щупальца тумана заползали внутрь в поисках жизни. Улицы опустели, горожане прятались у себя в домах, как будто камень и дерево могли остановить чужую магию. Может, и могли. Но Алукард сомневался.

Вдалеке полыхал ночной рынок. Пара стражников тушила пожар, призывая воду из погасшего Айла, еще двое отбивались от толпы.

Каждого человека в этой толпе окутывала черная магия. Она застилала Алукарду взор, гасила зеленые, синие, красные, пурпурные огни их собственной энергии.

Какая-то женщина плакала.

Другая хохотала, глядя в огонь.

Кто-то пробивался к реке, простирая руки, еще один молча преклонил колени, задрав голову к небу. Только кони казались невосприимчивыми к магии. Они фыркали, ржали, махали хвостами, отбивались копытами от тумана, как от ядовитых змей.

За рекой ждали Беррас и Аниса, у причала покачивался «Ночной шпиль», но Алукард невольно зашагал к горящему рынку. Человек из толпы схватил железный лом и ринулся на одного из стражников.

– Рас ал! – крикнул Алукард и выхватил железку из рук нападавшего. Лом, грохоча, отлетел в сторону, но его вид как будто навел остальных на мысль.

Те, кто лежал на земле, медленно встали. Их движения, неестественно плавные, были слаженными, как будто ими повелевала одна и та же невидимая рука.

Стражник бросился к коню, но не успел. Они накинулись на него, вслепую хватая руками за доспехи. Один из них колотил солдата закованной в шлем головой о мостовую, повторяя:

– Впусти его, впусти его, впусти!

Алукард оторвал нападавшего, но тот крепко уцепился ему за руку, впился пальцами в тело.

– Ты встречался с королем теней? – вопросил несчастный. В его широко распахнутых глазах клубился туман, вены почернели. Алукард ударил его ногой в лицо и высвободился.

– Идите во дворец, – приказал второй стражник. – Скорее, пока…

Его прервал скрежет металла, мокрое чавканье клинка, пронзавшего плоть. Стражник опустил глаза – из груди торчал короткий гвардейский меч, его собственный. Он рухнул на колени, а женщина, державшая меч за рукоять, обернулась к Алукарду с сияющей улыбкой.

– Почему ты не впустишь его? – спросила она.

На земле лежали два мертвых стражника, и десять пар отравленных глаз повернулись к Алукарду. Людей паутиной окутывала тьма. Алукард встал на ноги и попятился. По рыночным шатрам все еще плясал огонь, обнажая металлические тросы, державшие ткань. Сталь раскалилась докрасна.

Они хлынули на него, как волна.

Алукард выругался, щелкнул пальцами, и в воздухе просвистели раскаленные тросы. Сначала они метнулись к его рукам, потом – резко прочь. Схватили нападавших в железные тиски, скрутили по руками и ногам, но если те и почувствовали боль, то никак этого не показали.

– Король найдет тебя, – зарычал один.

– Король возьмет тебя, – подхватил другой. Алукард вскочил в седло и пришпорил коня.

Вслед ему неслись голоса:

– Славьте короля теней…

* * *

– Беррас! – крикнул Алукард, врываясь в незапертые ворота. – Аниса!

Перед ним стоял дом его детства, светившийся в ночи, как фонарь.

Невзирая на холод, Алукард вспотел после быстрой скачки. Он пересек Медный мост, задержав дыхание, чтобы не вдохнуть маслянистую слизь ядовитой магии, бурлившую на поверхности реки. Надеялся – глупо, отчаянно – что болезнь, чем бы она ни была, не докатилась до северного берега, но, едва копыта жеребца ступили на твердую землю, надежды рухнули. Здесь стоял совершеннейший хаос. Толпы людей – обитатели трущоб бок о бок с богачами в роскошных нарядах, еще не остывшие после бала, – бродили, разыскивая тех, кого чары еще не затронули, и утаскивали за собой.

И повсюду слышалась та же самая призрачная песнь.

– Ты уже повстречал короля?

Аниса. Стросс. Ленос.

Алукард пришпорил коня.

Васри. Джиннар. Рай. Дилайла…

Алукард соскочил с коня и взбежал по крыльцу.

Парадная дверь была распахнута.

Слуги разбежались.

В вестибюле было пусто, лишь клубился туман.

– Аниса! – кричал он, переходя из холла в библиотеку, из библиотеки в столовую, оттуда в гостиную. Повсюду горел свет, пылал огонь, в воздухе стоял удушливый жар. И повсюду над полом, вокруг столов, среди кресел стелился туман, его щупальца карабкались по стенам, как лозы. – Беррас!

– Да тише ты, ради всего святого! – послышался голос.

Алукард обернулся и увидел старшего брата. Тот стоял, привалившись к двери. В руке он, как всегда, вертел бокал вина, на угловатом лице застыло обычное презрение. Беррас, привычный упрямый Беррас.

Алукард с облегчением перевел дух.

– Где слуги? Где Аниса?

– Так-то ты меня приветствуешь?

– Город в беде.

– Да неужели? – рассеянно спросил Беррас, и Алукард растерялся. Что-то в этом голосе было не так. В нем слышалась легкость, почти веселье, а Беррас Эмери никогда не веселился.

Нужно было сразу понять: здесь что-то не так.

Да здесь всё не так.

– Тут опасно, – предупредил Алукард.

– Для тебя – да. – Беррас подался вперед.

На лицо брата упал свет, выхватив из мрака глаза – в них мерцали щупальца тумана, взгляд остекленел. На лбу блестели бисеринки пота. А под загорелой кожей вены наполнялись чернотой, и если бы Беррас Эмери владел хоть каплей магии, Алукард увидел бы, как она сжимается, отступая перед черными чарами.

– Брат, – произнес Алукард, хотя это слово казалось ему насквозь лживым.

Раньше Беррас тут же огрызнулся бы, услышав любое упоминание об их родстве, а сейчас словно и не заметил.

– Ты сильнее этого, – сказал Алукард, зная, что Беррас никогда не славился самообладанием.

– Пришел за своими лаврами? – продолжал Беррас. – Хочешь добавить к своим титулам еще один? – Он поднял бокал и, обнаружив, что он пуст, разжал пальцы. Алукард усилием воли на лету подхватил бокал, не дав разбиться о мозаичный пол.

– Чемпион, – протянул Беррас, приближаясь. – Дворянин. Пират. Шлюха. – Алукард ощетинился – последнее слово больно задело его. – Думаешь, я не знал с самого начала?

– Перестань, – прошептал Алукард, но это слово утонуло в звуке шагов брата. В этот миг Беррас как две капли воды походил на их отца. Такой же хищник.

– Это я ему рассказал, – заявил Беррас, словно прочитав его мысли. – Отец даже не удивился. Только скривился от отвращения. Сказал: «Он меня разочаровал».

– Я рад, что он умер, – прорычал Алукард. – Жаль только, что меня тогда не было в Лондоне.

Взгляд Берраса потемнел, но легкость в голосе, пустая и бездумная, осталась.

– Знаешь, я ходил на стадион, – болтал он. – Посмотреть, как ты дерешься. Видел все матчи до единого – хочешь верь, хочешь нет. Конечно, не держал твоего вымпела. И приходил не за тем, чтобы смотреть на твои победы. Просто надеялся, что тебя кто-нибудь поколотит. Что с тобой разделаются.

Алукард давным-давно научился стоять на своем. Нигде он не чувствовал себя маленьким и жалким, только в этом доме, перед Беррасом. И, невзирая на долгие годы тренировок, невольно попятился.

– Мне хотелось увидеть, – продолжал Беррас, – как кто-нибудь сотрет с твоего лица эту самодовольную ухмылку. Вот это было бы зрелище!

Сверху раздался приглушенный вскрик, упало что-то тяжелое.

– Аниса! – воскликнул Алукард и на миг отвел глаза от Берраса.

Это было ошибкой.

Брат, гора мускулов и костей, швырнул его спиной о стену. Беррас вырос без магии и с детства умел работать кулаками.

Кулак врезался в ребра. Алукард согнулся пополам, хватая воздух ртом.

– Беррас, – прохрипел он. – Послушай…

– Нет, это ты послушай меня, братец. Пришла пора говорить напрямик. Я – наследник, которого хотел отец. Я уже и так владею домом Эмери, но могу достичь намного большего. И достигну, когда тебя не станет. – Его мясистые пальцы дотянулись до горла Алукарда. – Грядет новый король.

Алукард никогда не любил драться грязно, но в последнее время часто наблюдал за Дилайлой Бард. Он быстро вскинул руки и ударил брата ладонью в основание носа. «Ослеплялка», так она называла этот удар.