Цеху недолго осталось. Со дня на день придут люди и доломают всё окончательно. ДГЭ не понимал, почему так всё устроено: те руки, которые собирали его и собратьев по деталям, сейчас должны были его разобрать, и, фактически, уничтожить. Другим ДГЭ повезло больше. Они сошли с конвейера и успели выполнить то, ради чего их создали. А он терпеливо ждал здесь. Ждал день, месяц, год. Он видел, как ветшал завод, как уходили работники, как рассыпался памятник во дворе, оставив после себя лишь постамент, который оказался крепче всего остального. Сменялись сезоны, разбивались стёкла, в трещинах стен прорастали деревья, сквозь дыры в потолке проникал дождь, снег, и экскаватор не заметил, как сам стал разрушаться вместе со своим окружением.
Сначала он верил, что успеет поработать. Неважно сколько, лишь бы ощутить тяжесть земли в ковше, жар работающего мотора, запахи смазки и масел. Но постепенно надежда ржавела, а ожидание работы превратилось в ожидание утилизации. Так они это называли – «утилизация». Бездушное, страшное слово, ничего не значащее для них, но, наверное, это и правильно – у экскаваторов нет души, а значит, нет и смерти. Просто утилизация.