Виктория Игоревна Иванова
Заря и Северный ветер. Часть III

– Спасать? – догадался Владимир.

– Ну, да, – Ирина покраснела. – Это, наверно, звучит высокопарно или наивно… Я знаю, что доктора не всесильны, да и не факт, что я стану хорошим специалистом. Но сама мысль… что вот я своими руками, – она раскрыла перед собой ладони, – смогу делать что-то важное – меня будоражит. Понимаешь? Я смогу немного, ну типа улучшать мир. Сама. Круто, если я буду полезна другим.

Прислонившись к стене, Владимир внимательно поглядел на неё.

– А почему ты стал архитектором?

– Сложный вопрос.

Ирина усмехнулась этому повтору.

– Архитектура – это наслаждение, – задумчиво начал Владимир, – с ней моя жизнь становится полноценной. Я создал идею, придумал что-то, дальше это построили – и моя идея стала реальностью. Её можно увидеть и потрогать. По ней можно пройти. Пройдёт время – она обрастёт своей историей и станет посланием, которое кто-то сможет прочесть. Так, как читаю их сейчас я, – в глазах его появился живой блеск. – Вот я приезжаю в европейский, американский или азиатский город, и всё понимаю: что это, как и когда построено, я наслаждаюсь формами, пропорциями, решениями. Я читаю через линии и детали историю. Это как будто вторая жизнь, в которую только я могу заглянуть. Я и сам могу создать эту жизнь, эту историю, это послание в будущее. Понимаешь?

Ирина изумлённо кивнула. Она сама сейчас как будто заглянула в какую-то скрытую от других историю. Та страсть, с которой Владимир говорил о своей работе, была очень близка и понятна ей. Только Ирина стеснялась и не умела так говорить.

– Мне нравится моя профессия. Она тяжёлая, потому что я всю жизнь свожу несводимое. Продумываю всё, до мельчайших деталей, все возможные риски. Вот мы построили самый большой торговый комплекс на территории СНГ. А как люди будут эвакуироваться? Нельзя одной лестницей объединять все уровни. Нужно сделать так, чтобы люди со всех этажей эвакуировались быстро и безопасно. Я должен просчитать это. Решить. Это тяжело. Но мне это нравится.

Остаток вечера они проговорили о работе. Владимир рассказал о странах, в которых трудился над объектами. Объясняя тонкости готической архитектуры, он показывал любопытной Ирине фотографии замков и соборов. У Ирины сложилось впечатление, что Владимир живёт кочевником: он исколесил всю Европу и половину земного шара. Кроме работы, ничто не интересовало его, только о ней он мог говорить полно и вдохновенно. На другие вопросы он отвечал односложно и уклончиво, жену и вовсе не упоминал. Ирина и не спрашивала. Она тоже многим поделилась с ним, даже своей мечтой: после учёбы уехать на практику в Германию. О Дюссельдорфе она узнала от одного украинского блогера-медика, и с тех пор загорелась идеей. В тот вечер Ирина обнаружила, что архитектура и медицина очень похожи: и та, и другая создавали, боролись и сохраняли.

На следующий день Владимир приехал притягивать доски. Чтобы не болтаться без дела, Ирина освобождала для него новые участки, перетаскивая с места на место вещи. Владимир просил её не носить тяжести, но она не могла сидеть сложа руки. Когда она в очередной раз поволокла в угол туго набитый мешок, Владимир раздражённо повторил:

– Ирина, пожалуйста, ничего не трогай, я сам.

Мешок лопнул, и содержимое высыпалось наружу. Ирина ойкнула и виновато посмотрела на Владимира. Он ничего не сказал ей и продолжил заниматься работой. Она принесла новый мешок и сгребла в него весь хлам, затем плюхнулась на диван с найденной коробкой из-под обуви.

– Это моя детская сокровищница, – объяснила она, – я складывала в неё разные памятные, дорогие мне вещи.

Заинтересованный Владимир сел напротив неё.

– О, анкета! Я её в пятом классе вела, – она взяла мятую тетрадку за корешок и веером перелистала страницы. – У вас, наверно, тоже девчонки вели такие? Или песенники.

– Нет.

Ирина извлекала из коробки разные мелочи и описывала события, связанные с ними: потрёпанная синяя заколочка-бабочка, этикетка от мороженого, радужная фенечка с бусинами, значок с пацификом, письмо от Оли, вырезки из журналов с «Вольмой», билет с их концерта и много всякой мелкой ерунды. Лишь одна вещь, спрятанная на дне коробки, показалась незнакомой – это была сложенная в несколько раз открытка. Когда Ирина развернула её, на пол упало кольцо. Со звоном ударившись, оно отскочило в сторону и покатилось к двери. Пока Владимир ловил его, Ирина прочла написанный угловатым почерком текст.

– Твоя ступа припаркована у ворот. С днём рождения.

Сердце её с глухой болью толкнуло кровь, в ушах стало звонко и плотно. В приступе дежавю она узнала и эту щемящую печаль, и эту открытку с нежным акварельным подсолнухом, и эти строчки. Но она не могла вспомнить событие. Голова пошла кругом, Ирина на мгновение прикрыла глаза. Когда комната перестала ходить ходуном, она прошептала:

– Не помню… – затем поглядела на Владимира и запнулась.

Он был бледен. Со смесью ужаса и изумления он смотрел на кольцо.

– Что это? – Ирина подошла к нему.

Он молча протянул ей серебристое кольцо, и она надела его на левый безымянный палец.

– Я не помню, откуда оно, не помню, от кого эта открытка. У меня была травма головы, и я столько всего забыла. Но мне говорили, что ничего страшного, что это незначительные вещи. Ну, знаешь, люди же не помнят всего, что с ними происходило раньше, мозг освобождает место.

Владимир ошарашенно посмотрел ей в глаза.

– Ничего страшного, – заверила его Ирина. – Возможно, со временем всё восстановится. Жить можно.

Глава 6. Против ветра

В воздухе витал мягкий аромат акварели, смешанный с запахом талого льда и прелых яблок. Ирина в расстёгнутом пальто брела по безлюдной аллее парка. Она прижимала к груди стаканчик кофе и щурилась, любуясь пёстрым куполом, пронзённым слепыми солнечными лучами. Ветер бросал матовые листья на дорожки, и они приятно шуршали под её ногами. Ей было спокойно и хорошо тут. Из-за отменившейся последней пары у неё появились свободные полтора часа, которые она рассчитывала потратить на прогулку. Она обещала себе, что в этом учебному году будет отдыхать чаще.

Отпивая кофе маленькими глотками, она улыбалась своим мыслям. Его сливочный вкус, оставляя на языке нежную горечь, напоминал о Владимире. Она встретила его на парковке по пути сюда. Он шёл к перекрёстку, как всегда погружённый в себя и отстранённый. На нём был необычный чёрный глухой костюм с тонким красным узором на стоячем воротничке. В нём он выглядел суровее и угрюмее обычного. Ирина хотела догнать его, поздороваться и поблагодарить за присланный месяц назад подарок, но на светофоре загорелся красный, и она осталась на противоположенной стороне.

Хорошо, что они разминулись. Едва Владимир приблизился к дверям французского ресторанчика, как из него выпорхнула высокая красивая брюнетка в молочном тренче. Увидев Владимира, она улыбнулась ему, они заговорили. Когда Ирина перешла дорогу, они направились вглубь сквера. Болтая без умолку, брюнетка обхватила локоть Владимира и прижалась к его плечу. Её плавные очертания и гибкие движения наводили на мысли о хищной кошке. Ирина посочувствовала Владимиру: если это была его бывшая жена, которую он, как она догадывалась, не мог забыть и отпустить, то он пропал.

– Мы хотим одного и того же, – сахарным голосом ворковала спутница Владимира.

– Только способы выбираем разные. Не тяни из меня кровь, Маша. Говори прямо.

Ирина не хотела подслушивать их разговор. Она замедлила шаг, затем свернула на проулок, ведущий к парку.

С Владимиром она не виделась больше месяца. Он помог ей с ремонтом и исчез. Ирина не понимала, как к этому относиться: то ли он был слишком занят работой, то ли вовсе не планировал продолжать их общение, то ли она сама отпугнула его. В августе после покраски пола он предложил ей переночевать у него, она испугалась и отказалась. Заметив её реакцию, он смутился и объяснил, что уедет, и квартира всё равно будет пустовать. Но она отговорилась неудобством и переждала сутки у родителей Оли. Они жили в соседнем дворе. Остаться у них было уместнее и всё-таки безопаснее.

В начале сентября он прислал ей подарок, как гласила записка, по случаю завершения ремонта. Сначала Ирина подумала, что это ошибка, что коробка предназначается её неполной тезке. Но курьер уточнил данные и подтвердил, что посылка для неё. Ирине случайно приписали фамилию заказчика – Чернова Владимира. Он купил для неё восхитительный светильник. Когда Ирина включала его, перерождающаяся мраморная луна горела, как настоящая, превращая её спальню в живой ночной лес. Ирина написала Владимиру восторженное сообщение, но оно дошло до него только спустя сутки. По всей видимости, он снова был в отъезде.

Ирина хотела при встрече ещё раз поблагодарить его. Но было бы неправильно делать это при его жене, пусть и бывшей. Она могла помешать им, может, у них всё налаживалось. О том, насколько уместен тогда его подарок, она старалась не думать. Она интерпретировала это как приятельский жест. Они ведь много говорили о ремонте, архитектуре и дизайне. Владимир любил коллекционировать осветительные приборы. Вероятно, он по-дружески поделился с ней чем-то, что нравится ему. Люба, конечно, видела в этом скрытый умысел.

Ирина села на лавочку и позвонила ей.

– Природа очистилась настолько, что в каналы Венеции вернулись дельфины, а Никитина вспомнила обо мне! – захохотала в трубку Люба.

– И тебе привет, – улыбнулась Ирина. – Как у вас дела? Как Андрей?

– Гоняет голубей.

– Что случилось?

– Ничего.

– Поссорились?

– Нет… Не знаю, Ирин… – Люба помолчала, собираясь с мыслями. – Не могу понять, что с ним. Он стал рассеянный такой, тревожный. Спрашиваю, он говорит, всё нормально, ты придумываешь. А я же вижу! У меня такое уже было. Бывший так же молчал-молчал, а потом свалил в закат. Вот и тут такая же хрень. Спросила напрямую, так он… Как будто испугался.

– Что расстанетесь?

– Угу. Мне кажется, он сам об этом думал, решался. Но, когда я произнесла это вслух, испугался. Вцепился в меня, я думала, задушит. Он мне такие вещи говорил, Ирина… А у самого в глазах слёзы.

– Какие вещи?

– О том, как он любит меня. Ирина, я никогда ничего подобного не слышала! Мается он, мается, только не рассказывает почему.

– Может, дело не в тебе, Люб? Может, это из-за родных?

– Я тоже так думала. Да разве от него добьёшься чего. Не полезу же я в его телефон!

– Ну да…

– Ой, Иринка! Я уже и себя винила. Мне показалось, что он замкнулся после того, как я предложила поехать к тебе на новогодние праздники.

– Что-о?

– Ну, я хотела тебе сюрприз устроить. Не волнуйся, согласованный. В декабре я бы написала тебе. Ну вот, я предложила Андрею поехать, и он весь побледнел, как будто я в Минск его к родственникам мириться тащу.

– Так, может, тогда и не стоит вам ехать?

– Я сразу сказала: не хочешь – не поедем. Он ничего, говорит, Иринка тоже, наверно, соскучилась, посмотрим, времени ещё много. Не знаю я, что с ним… Ладно, не бери в голову. Ты-то тут ни при чём! Это наши заморочки. Сама-то как? Что там твой Владимир? Были какие-то новые подношения?

– Он не мой.

– Но ты интересна ему. Тут к гадалке не ходи.

Ирина запрокинула голову и, упершись затылком в спинку лавочки, поглядела на небо: ясно-голубое, как его глаза.

– Его интересует только бывшая жена.

– Он сказал?

– Нет. Они развелись, а он не снимает кольцо.

– Рэд флаг, Ирина. Рэд флаг. Никакая она не бывшая! Это всё враньё, чтобы переспать с тобой.

– Люба, он ничего такого не делает, никаких намёков, – только Ирина сказала это, как внутри неё шевельнулось сомнение. – Нет! Мы просто общаемся, – убеждая саму себя, подытожила она.

– В этой жизни ничего не бывает просто.

– Ну не знаю. Да мне всё равно, разведён он или нет. Мне это не нужно. Мне хорошо одной сейчас. Вот правда, спокойно и легко.

– Что не нужно? Отношения? Пф! Ирина! А кто сказал, что ему это надо? Так, ни к чему не обязывающий секс. Полезно для здоровья. Но ты так не умеешь. Поэтому смотри, как бы не наступить на те же грабли. Закончено свидание, это был увлекательный аттрак-цион.

– Какой аттракцион?

– Да такой, что он тебе навешает лапши про «дружбу» без обязательств, а ты втюришься, и привет новые зависимые отношения.

– Да ну тебя! Он об этом даже не думает! И вообще мы с ним разные. Ты бы видела его машину, как он одевается! Он мотается по всему свету, а я не могу накопить, чтобы приехать к тебе. Этот светильник стоит почти как половина моей квартиры. О-о-о! – Ирина уже жалела, что приняла этот подарок. – Короче, мы из разных миров. Так что всё равно, женат он официально или нет, любит он её или нет – меня это не касается.

– Вот именно, – не унималась Люба. – А я тебе о чём? Они в любовницы выбирают именно таких, как ты. Сама посуди! Ты сирота, живёшь очень скромно, ты привлекательна, не идиотка, вроде.

– Ну спасибо.

– Всегда пожалуйста, душа моя. Он прекрасно понимает, что ты видишь разницу между вами и чувствуешь себя ниже его. А значит, тобой уже можно управлять! Ему легко тебя впечатлить. Он будет одаривать тебя, особо не заморачиваясь и не тратясь, а ты будешь видеть в этом что-то невероятное, будешь рассыпаться в благодарностях, потому что тебе неловко. Он приручает тебя. Между мужчиной и женщиной, Ирина, должно быть равенство, иначе кто-то обязательно будет зависимым. Это база!

– Ладно уж, не нагнетай, база! Я всё это знаю. Люба, мне правда кажется, что ему это не нужно. Ну, вот чувствую я. Да и вообще он не мой типаж. Мне всегда нравились светленькие парни. Правда, оказываются, они всё время какими-то козлами.

– Ну-у-у, ты уж не обобщай. Мой краш чего-то чудит, конечно, но к животным этой породы не имеет отношения.

Они засмеялись.

– Надеюсь ты права, я просто нагнала саспиенса и твой Владимир не окажется последней свиньёй. И всё равно, Иринка, смотри в оба. Мы так легко себя обманываем! Между мужчиной и женщиной не бывает дружбы.

– Хорошо. Да я, может, вообще никогда его не увижу больше.

Но она увидела его. В ноябре.

***

День рождения Ирина провела на «Фестивале особенного кино». Чтобы не пропал второй билет, она пригласила свою коллегу Алю, но они не совпали сменами. Услышав их разговор, Лёня вызвался составить Ирине компанию, он как раз был свободен. После сеанса, провожая её на остановку, он взахлёб делился с ней всем, что знал о кино: биографии любимых режиссёров, их стили, награды, бюджеты, кассовые сборы… Ирина теребила медицинскую маску и хмурилась, стараясь вникнуть в суть этого монолога и не запутаться в ответвлениях.

Лёня не давал вставить ей ни слова, даже когда сам спрашивал о просмотренных фильмах. Стремясь растолковать элементарные в его представлении вещи, он перебивал её и уходил в разъяснение деталей и аналогий. Потеряв в конце концов нить его рассказа, Ирина поняла, что Лёне нужны лишь её уши. Это удивило её: на работе он всегда был суховат и несловоохотлив. Сейчас же он превратился в болтуна, которому необходимо было выплеснуть из себя всё, что до краёв заполняло его ум. Мнением, чувствами и настроением собеседника он пренебрегал, они ускользали от его внимания. Ирине оставалось только терпеливо «угукать».

Когда они проходили мимо фитнес-центра, она отвлеклась, разглядывая прозрачный стеклянный фасад, за которым сиял бирюзой огромный бассейн.

– Здесь абонементы, наверно, золотые, – вслух подумала Ирина: она скучала по спорту, но времени и денег на него сейчас не было.

– А? – не понял Лёня. – Ну да, ага… Так вот, у Кубрика… – телефонный звонок прервал его.

Они остановились на дорожке. Переступая с ноги на ногу, Ирина изучала центр и парковку, пока Лёня озабоченным голосом с кем-то говорил.

– Понял. Без проблем. Сейчас подъеду.

Ирина ощутила прилив сил и оживилась: она была рада распрощаться с Лёней прямо тут.

– Мне надо в больницу, – сухо сообщил он, перевоплотившись в сдержанного ассистента хирурга.

– Ничего страшного! Я всё равно думаю перекусить где-нибудь.

– Хорошо. До встречи.

– Пока. Удачи!

Оставшись одна, она сунула мятую маску в карман куртки и вскинула голову. Вечерний морозный воздух приятно заполнил её лёгкие. Ирина решила не ехать на троллейбусе. До её дома было всего несколько остановок. По пути она могла бы зайти в «Клубок» и вкусно поесть, как никак у неё был день рождения и можно было позволить себе скромный праздничный ужин. Она уже повернулась идти, но тут что-то на парковке перехватило её внимание. Она пригляделась и узнала неторопливую уверенную походку Владимира. Он шёл со спортивной сумкой к своему автомобилю. Когда он открыл багажник, что-то подтолкнуло Ирину вперёд. Не понимая, зачем делает это, она подошла к Владимиру.

– Привет!

От неожиданности он вздрогнул. Его плечи заметно напряглись. Медленно и даже как-то недоверчиво он оглянулся и растерянно обронил:

– Здравствуй…

Наступила неловкая пауза.

– А я мимо проходила, смотрю ты идёшь, – оправдалась Ирина.

Он рассматривал её так, словно видел впервые. Она откашлялась и поправила шарф.

– Хотела ещё раз поблагодарить за светильник. Он потрясающий.

– Я рад.

– И за помощь спасибо. Ты мне очень помог летом.

– Я ничего особенного не сделал.

– Сделал. Спасибо.

– Это я должен благодарить тебя.

Ирина посмотрела на свои ботинки и стукнула носочками, стряхивая соринки. Не зная, что ещё сказать, она стала неловко прощаться.

– Ну ладно, я пойду. Рада была увидеться.

– И я…

Не успела она сделать и нескольких шагов к проспекту, как Владимир окликнул её. Ирина обернулась.

– Давай я подвезу тебя? – скомканно предложил он.

Медленно пятясь, она покачала головой.

– Не нужно. Я же рядом живу.

– Уже поздно. Я провожу тебя. – Владимир захлопнул крышку багажника.

– Я не домой сейчас.

Его взгляд внезапно потускнел, с лица сошла вся решимость. Владимир облизал губы и медленно кивнул. Ирина остановилась и объяснила:

– Я в «Клубок». Если ты голодный, присоединяйся. Тут рядом совсем.

Она не знала, зачем зовёт его с собой, она ведь хотела побыть одна. Но, к своему удивлению, сожаления по этому поводу Ирина не испытывала.

– Как учёба, работа? – спросил Владимир, когда они вышли с парковки на продуваемую со всех сторон улицу, пронизывающий колючий ветер ледяным порывом распахнул борта его тонкого пальто.

– Ну-у… – задумчиво протянула Ирина, наблюдая за тем, как Владимир застёгивает пуговицы. – Если коротко, то полный завал. Как обычно: ничего не успеваю, вся в долгах. Завтра после пар надо на отработку по микробиологии… Неохота так. У тебя как? Ты уезжал в сентябре?

– Да. Уезжал. Семейные дела.

– Блин! Погода портится! – она зябко поёжилась.

– Снег пойдёт.

– Тебе не холодно? Не простудишься без шапки?

– Нет. Я привык к зиме.

Они шли против ветра по безлюдному проспекту и обменивались короткими замечаниями. Погода стремительно менялась, с неба посыпал редкий рваный снег. Миновав остановку, они нырнули в тепло ресторанчика. Помогая снять куртку, Владимир склонился к Ирине, и она ощутила его запах – свежий и терпкий, как будто с шершавым лесным оттенком. Летом ей не показалось: Владимир тоже пользовался одеколоном, который будто бы преследовал её.

Хостес проводила их в дальний угол жёлтого зала.

– А я когда-то работала тут, – вспомнила Ирина, листая меню.

Владимир с вопрошающим любопытством посмотрел на неё.

– Недолго. Где я только ни работала…

– Почему ушла из травмпункта?

– Не понравилось. Работа тяжелая и нервная, зарплата копеечная, пациенты… кого там только не встретишь! Ощущение беспросветного мрака, тоски. Особенно зимой, когда из окон дует, холодно… Вокруг всё обшарпанное, дряхлое. Мы же там были. Помнишь?

– Разве в реанимации легче? – Владимир привалился к спинке дивана.

– Не легче, – просматривая разворот с салатами, сказала Ирина. – С возрастом наши вкусы меняются, – она перелистнула страницу и подняла на него глаза: – Теперь мне нравится, что не легче. Мне по силам.

– Что ещё поменялось в твоей жизни? Что ещё ты переосмыслила?

К ним подошла официантка, и они стали заказывать ужин.

– Валентина, простите… Вы можете проследить, чтобы стейк не пережарили? Пожалуйста! – мягко попросила Ирина, молитвенно сложив руки. – Мне очень не везёт с мясными блюдами.

– Вы хотите, чтобы мясо было непрожаренным, более сочным, правильно? – делая пометку в блокноте, вежливо уточнила официантка.

– Верно. Спасибо огромное!

– Хорошо, я вас поняла, – закончив писать, Валентина повернулась к Владимиру.

– Я сейчас, – поднимаясь, бросила ему Ирина.

В уборной она стёрла под глазом осыпавшуюся тушь, смазала сухие губы бальзамом и переплела волосы. Выправив водолазку из-под шерстяной юбки, Ирина глянула на себя в зеркало и убедилась, что теперь всё в порядке.

– Ты не ответила, – встретил её напоминанием Владимир, он придвинул к ней бокал вина, которое сам заказал для них.

– Что ещё поменялось? – она вслед за ним пригубила напиток, затем машинально перекрутила своё кольцо. – Не знаю… Так просто всё не соберёшь. Моя жизнь вообще-то очень скучная и однообразная. Жила себе и жила, училась, работала без всякой цели. Потом наделала глупостей, потом от них сбежала. И вот, кажется, повзрослела: учусь в университете, работаю в реанимации, планирую стать детским хирургом. А ты?

– Что за глупости? – глядя на её пальцы, спросил Владимир.

– Вышла замуж за главу наркокартеля. Ты не ответил на мой вопрос.

– Моя жизнь ужасно длинна и однообразна. Жил себе и жил, учился, воевал и работал, стало быть, совершал глупости ради «великих» целей. Потом наделал новых глупостей, но сбежать от них не смог. Теперь работаю архитектором, ничего больше не планирую. И да, к счастью, жена моя не была главой наркокартеля. Она была всего лишь варщиком.

Ирина зажала зубами нижнюю губу, чтобы не расплыться в улыбке. После нескольких глотков она посерьёзнела.

– Ты воевал? Расскажи?

– Зачем?

Она стушевалась.

– Это неинтересно, Ирина. Это не то, чем можно бахвалиться.

– М-м-м… Я просто тут, ну… книжку читаю… – она достала из рюкзака помятого Ремарка.

– «На Западном фронте без перемен»? – Владимир опустошил свой бокал. – Она так и не стала уроком человечеству… Она бессмертна. Война повторяется и будет повторяться.

– Это меня и поражает. Я не понимаю, как после всего, что здесь написано, она случилась снова. И всего через каких-то… двадцать лет?

– У человека короткая память.

– И настойчивая тяга к саморазрушению. И много чего ещё алогичного, – Ирина повертела ножку бокала. – Может, тебе это покажется неуместным, но мы сравнивали пандемию с войной. Анатолий Евгеньевич, это наш реаниматолог, говорил, что мы на передовой. Было очень страшно, мы ничего не понимали, будто остались в темноте совсем одни, без помощи, без оружия… вокруг хаос, мёртвые и раненые. Их столько, что ты не успеваешь! Время несётся, и ты не успеваешь реагировать, продумывать свои решения. Я вообще не думала, делала всё на автопилоте. Если бы я начала думать, то не выдержала бы и… наверно, уволилась. А этого нельзя было, понимаешь?

– Понимаю.

Ирина смутилась своей многословности и допила остатки вина. Владимир чуть сдвинул брови и всем видом показал, что ждёт продолжения.

– Нам часто не хватало масок, экранов, костюмов… Да, блин, даже медикаментов! И когда… мы забили тревогу, благотворительные фонды согласились нам помочь. Но наш главврач не принял их СИЗы. Он сказал, типа нам всего хватает. Хотя мы одноразовые костюмы стирали, сушили и снова надевали! Разве это не подлость? Ему нужно было создать видимость, и ему было плевать, что люди рискуют жизнями и умирают… У нас от вируса умерла Надежда Сергеевна, у неё семья осталась.

– А ты не боялась? Заразиться, умереть, – Владимир подпёр подбородок скрещенными пальцами.

– Я же говорю, я ни о чём не думала.

– По твоей статье не скажешь, что ты не думала.

– О… Ты тоже читал?.. Ну, это был просто порыв. Отчаяние, а не осмысление.

– Но ведь ты пошла против ветра. Это смело.

– Ты представляешь меня каким-то борцом. А я просто высказала, с чем не согласна. Я описала то, что видела, то, что итак было очевидным.

– Иногда, чтобы назвать вещи своими именами, нужна смелость.

– Ну пусть будет так. Но на самом деле я просто совершаю импульсивные поступки. Потом жалею и реву. Если для тебя это смелость… – Ирина дёрнула плечом.

Им принесли еду и подлили в бокалы вино, они отвлеклись на ужин.

– И всё-таки, ты ведь не могла не думать о смерти, – скоро вернулся к прежней теме Владимир. – Ты привыкла к ней?

– Когда смерть становится рутиной, ты… ну как бы начинаешь тупеть и покрываться коркой. Иногда воспринимаешь её остро. А так… психика человека адаптируется к экстремальным условиям. Включается функция защиты. Но я ещё до пандемии думала о смерти. Наверно, это возрастное.

Владимир опустил голову, чтобы скрыть свою улыбку, но Ирина услышала вырвавшийся сквозь его зубы воздух. Выждав пару мгновений, он неторопливо выпрямил шею и оглядел Ирину внимательно-нежным взглядом. От неловкости она уткнулась в тарелку.

– Ты совсем ещё юная.

Она хмыкнула, решив, что не скажет ему, что сегодня ей исполнилось двадцать восемь, и отхлебнула вина. Оно уже приятно отуманило её разум и расслабило плечи. Ирина ещё сохраняла контроль, но алкоголь раскрепощал её и подталкивал к откровениям.

– Жаль, что люди не задумываются о том, что они смертны, – сказала она. – Может, если бы они понимали, как внезапно это может случиться, то больше бы ценили свою жизнь и время, которого у них так мало. Может, думали бы больше о том, как прожить его счастливо и правильно.

– Что значит правильно? – Владимир пил столько же, сколько и она, но не пьянел, его глаза оставались сосредоточенными на Ирине.

– Ты весь вечер меня расспрашиваешь, – шутливым тоном возмутилась она. – Попробуй сам ответить. Что значит прожить правильно жизнь?

– Спасать людей? Это похвально.

– Звучит как сарказм. Было бы здорово, если бы ты ответил про себя, а не оценивал мои «мечты».

– Это не сарказм, Ирина. Мне интересно, что ты думаешь и чувствуешь.

– А мне интересно твоё мнение. Поэтому отвечай.

– Я не знаю, как правильно жить. – после секунды молчания Владимир мягко надавил на Ирину: – Твой черёд.

– Теперь я чувствую себя глупо.

– Почему?

Ирина посмотрела в сторону, пытаясь сформулировать причину.

– Говори, как думаешь. Не бойся быть откровенной со мной.

– Ладно, – собралась она с духом. – По-моему, всё очень просто. Достаточно быть честным и справедливым, не делать зла, стараться любить людей и приносить пользу. Вот и всё. Мне кажется, иногда сложные вопросы исчерпываются очень простыми ответами.

– Ирина, бывают такие чёрные времена, когда всё вокруг обезображено, вывернуто наизнанку. Выйти из них человеком… – в лице Владимира мелькнуло что-то уязвимо горькое. – Тяжело.

– Но можно попробовать. Постараться сохранить в себе человека. Даже если никто об этом не узнает, даже если не всегда будет получаться. Да, мои слова звучат идеалистично и даже претенциозно. Но я не оторвана от жизни. Я не наивная, это просто моя стратегия. Я хочу попробовать сохранить свои ценности, чтобы остаться собой и умереть с чистой совестью.

– И увидел я мёртвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и судимы были мёртвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими¹³.

– Не в этом дело. Мне всё больше кажется, что после смерти ничего нет. Важно сделать это для самого себя. А ты боишься его?

Владимир провёл указательным пальцем по виску.

– Самый страшный суд – вот здесь.

– Вот и я примерно о том же. И ещё… Ты вот спрашивал, привыкла ли я к смерти. Может быть. Но я всё равно не могу осознать её. Я могу подробно описать, в какой последовательности органы человеческого тела прекращают функционировать, когда сердце перестаёт качать кровь или когда в головном мозге повреждаются жизненно важные центры. Я знаю, какие физиологические процессы приводят к тому, что на ЭЭГ вместо кривых зубцов появляется прямая линия. Но! Я не могу понять, куда исчезает сама жизнь, понимаешь?

– Объясни.

– Представляешь, вот живёт человек – один такой на свете, похожий на миллионы других и отдельный от них. В его голове – целый мир. И вот однажды этот мир исчезает. Бесследно. Вообще. Его воспоминания, чувства, мысли, его талант, юмор, весь его обретённый опыт становится ничем. Словно его никогда и не было. Вся эта маленькая вселенная просто исчезает и всё. Остаётся только тело. А ведь и я когда-нибудь стану просто телом. Вдруг исчезну. И я думаю, какая у меня короткая жизнь. А тебя не пугает, что ты умрёшь когда-то? Ты не думаешь о смерти?

– Нет. Жизнь пугает меня больше.

– А я вот иногда очень боюсь умереть.

– Ирина? – Владимир резко придвинулся к столу, в его расширенных зрачках отражалось потрясение. – Ты хотела бы стать бессмертной?

Ирина несколько секунд смотрела на него в немом изумлении.

– Не знаю. Цифровое бессмертие не внушает мне доверия. Где гарантии, что в компьютер загрузят меня, а не мою копию? И что, если оно превратится в тюрьму, из которой нет выхода?

– Я о биологическом бессмертии.

– Я слышала, что учёные думают над лекарством от старения. В теории оно помогло бы замедлить этот процесс или остановить его. Но люди всё равно погибали бы – от техногенных катастроф или других болезней. Так что биологическое бессмертие невозможно.

– А если бы такое лекарство было? Если бы у тебя была возможность продлить свою жизнь. Твоё тело не накапливало бы повреждения, не изнашивалось, а само чинило себя. Никаких возрастных патологий, дряхлости, болезней. Но у тебя появилось бы время, чтобы успеть многое сделать, ты могла бы увидеть, как меняется мир: социум, инновации, этика… Ты могла бы стать одним из строителей этого нового мира.

– Уф! Звучит жутковато. Это как-то противоестественно.

– Почему? Чем это отличается от лечения заболеваний, разработки вакцин, пересадки органов? Разве это не вмешательство в естественные процессы?

– Хм! Ну да, ты прав, – Ирина потёрла лоб. – Я никогда не думала об этом в таком ключе. Ты прав, в этом нет ничего плохого.

– Значит, ты согласилась бы принять это лекарство?

– Но такого лекарства не существует.

– И всё-таки.

– Ну, если бы это был постепенный эволюционный процесс – люди успевали бы приспосабливаться, в этом случае, я вижу только плюсы. Но, если бы мне дали какую-нибудь волшебную таблетку бессмертия, я бы отказалась.

– Почему?

– Мне кажется, если бы человек жил веками, он всё равно превращался бы просто в тело. Такой живой труп без желаний, без жажды к жизни и познанию. Он устал бы. Устал бы от одного и того же. Способность испытывать чувства стала бы рудиментом. И что в остатке? Просто тело.

– У меня есть желания. Я чувствую.

– Но ты же не бессмертный, – Ирина засмеялась.

Весь вечер они оживлённо беседовали, споря или соглашаясь друг с другом. Они не замечали никого и ничего вокруг. Время и пространство для них утратили свою значимость. Опомнились они лишь ближе к полуночи из-за официантки, неловко обратившейся к Владимиру: