Виктория Цой
Мама. Версия 1.0
Он ерзал на стуле, боясь, что она увидит, как в углу комнаты Марта раскладывает идеально свернутые вещи в чемодан, в доли секунды просчитывая оптимальное их размещение.
Они немного поспорили насчет раннего подъема – «Сынок, в аэропорт нужно приехать за два часа!» Наконец, монитор погас.
Он посмотрел на черный экран. Ну и что, что обман. Определенно так легче, а это главное. Современный вид психологической помощи. Он потом ее отключит, месяца через три, чтобы не было привыкания.
А вообще продукт отличный. Мама быстро учится и сегодня не было ни одного вопроса про Дашу. Та, настоящая мама, так и поступала – поняв, что сыну что-то не нравится, затаивалась на какое-то время, а потом снова начинала долбить, что твой дятел.
Он быстро написал очередной отчет: «Изображение как будто зависло на десятой минуте. Я не сразу понял, что это не баг, что она просто держит паузу, когда ей что-то не нравится. Чувак, ну это крутяк!»
Пора спать.
Несмотря на идеальную температуру и влажность, он долго не мог уснуть и, выждав полчаса, Марта подъехала к кровати.
Поморгала синим неоном и вкрадчиво начала: «Расслабь пальцы ног. Колени. Бедра. Руки. Голова становится тяжелой…» Он послушно следовал указаниям и вскоре заснул.
Желтое осеннее солнце раскидало ржавые пятна по листве деревьев. Тонкие березы сбегали к реке, у берега возвышался огромный утес с изъеденными дождями склонами. Из черной расселины выбивалась прозрачная струя воды и разбивалась о чашу, выдолбленную из белого камня. Крошечные капли висели в воздухе, искрясь на солнце.
Он подошел к воде, встал на колени, опустил руку в прозрачную воду и сразу отдернул – такой ледяной она была.
– Сынок, – позвал его тихий голос.
Он обернулся.
Она стояла, прислонившись высокому стволу в цветастом платке поверх медных волос. Поблекшие в последние дни болезни глаза снова светились молодой зеленью, смотрели ласково.
– Не лети завтра. Не надо.
– Почему?
– Рано тебе к нам. Останься дома, прошу тебя. – она развернулась и пошла прочь, трогая рукой черно-белые стволы.
Обернулась, сложила руки рупором и прокричала: «Сына назови в честь отца. Слыши-и – ишь?»
Вечером он, вжавшись в спинку кресла, смотрел как в дальнем углу комнаты в хлещущих струях дождя садится самолет, как тянется из фюзеляжа черный шлейф. Не в силах встать, он таращился на истерично рыдающих людей, отмахивавшихся от подсовывавших микрофоны журналистов, слушал взволнованный голос диктора, рассказывавший о внезапной страшной грозе.