Здесь так любят рубить головы. Странно, что
кто-то еще вообще уцелел.
Льюис Кэрролл
После казни прошло всего одиннадцать дней, а Генрих уже объявил своей женой ту самую фрейлину Анны, которая недавно восседала у него на коленях. Джейн была девушкой тихой и кроткой, представляя собой полную противоположность предыдущим женам короля.
Фредерико все это время находился в Англии и с ужасом наблюдал за разыгрываемой на его глазах кровавой драмой. По большому счету на острове его больше ничего не держало, и он мог бы спокойно ехать во Францию к любимой. Но граф де Вилар не отпускал соотечественника от себя, давая ему мелкие поручения, а в основном используя его в качестве собеседника. Граф любил практиковаться в языках и заставлял Фредерико во время разговора по нескольку раз переходить с английского на испанский и на французский.
– Короля в Риме уже давно отлучили от церкви, – объяснял де Вилар, – он ничего не боится. Поверь, если эта жена не родит ему сына, он и ее отправит на эшафот. Первый брак короля признан недействительным, принцесса Мария – незаконнорожденной. Теперь также участь постигла и принцессу Елизавету. Что хуже, ее мать обезглавлена. Брак также признан недействительным. Генрих может продолжать в том же духе бесконечно. Англиканская церковь полностью подчиняется ему, и ей плевать на мнение папы.
– Сколько мы еще будем оставаться в Англии? – время от времени интересовался Фредерико. – Франция и Испания снова ведут военные действия. Не пора ли нам покинуть двор английского короля?
Но граф никуда не торопился и всеми силами удерживал Фредерико возле себя. Лишь однажды последнему удалось пересечь Ла-Манш. Осенью ему поручили отвезти тайное послание Франциску. В Англии начинался мятеж – новый указ короля о закрытии монастырей вынудил людей открыто выступить в защиту католической веры. Формально никто Генриха свергать не предлагал. Требования касались лишь воссоединения с Римом, признания принцессы Марии законной наследницей престола и ограничения власти короля, особенно в вопросах церкви и веры.
За простыми мятежниками стояли и более важные персоны. Воспользоваться случаем хотелось многим – на стороне восставших было в десятки раз больше народу, чем на стороне тех, кто защищал короля. Тем не менее, помощь Франциска совсем не помешала бы. Оттянув силы на борьбу с внешним врагом, Генрих не смог бы в полную силу противостоять внутреннему.
Добраться из Лондона до Йорка, где ждали Фредерико, чтобы передать ему письмо, оказалось непросто. Преданные королю войска стояли полукругом, отрезая путь к столице. Они не вступали в открытое противостояние с превосходившими силами восставших, но переезд на север страны стал представляться делом практически невозможным. Впрочем, обратный путь тоже несказанно осложнялся. Но Фредерико пока предстояло преодолеть первую часть путешествия.
– Мы приглашены в Хэтфилд Хаус, – объявил граф прямо перед отъездом.
– Это тот небольшой дворец неподалеку от Лондона, где живет принцесса Елизавета? – поинтересовался удивленный Фредерико.
– Точно! – граф улыбнулся. – Ты поедешь в сторону Йорка с личным поручением от графини Норфолк. Ее племянник стоит на стороне короля. Так что тебя пропустят без проблем на всем протяжении пути.
– Почему графиня помогает мятежникам? – не понял Фредерико.
– Она является ревностной католичкой. В глубине души, конечно. Графине не нравится то, что делает король с монастырями и с религией в принципе. Она женщина пожилая и сама не может предпринимать какие-то решительные действия. Тем более, что она приставлена к Елизавете, незаконнорожденной принцессе, дочери казненной королевы Анны. Разве такое положение при дворе не унизительно?
Когда Фредерико и де Вилар прибыли в Хэтфилд Хаус, там царило небывалое оживление. Оказалось, принцессу решила навестить сама королева. Джейн старалась не портить отношения ни с Марией, ни с Елизаветой. Со старшей дочерью Генриха наладить хорошие отношения было практически невозможно. А вот маленькая Бэт, недавно потерявшая мать, быстро привязалась к новой жене короля. И Джейн старалась почаще приезжать в Хэтфилд. Ей и самой было куда приятнее проводить время в небольшом, тихом дворце при дворе Елизаветы, чем в шумных покоях Гринвича или Ричмонда.
Неожиданно, вслед за королевой к Елизавете пожаловал и отец. Не успели испанцы разместиться в своих комнатах, как суматоха, поднявшаяся во дворце, только усилилась.
– Если бы я не был так скромен, то подумал бы, что вся эта суета из-за нас, – засмеялся Фредерико, – не отменили бы нашу встречу с графиней.
– Не думаю, что кто-то заметит наше присутствие. А уж тем более, что кому-то потребуется присутствие престарелой графини, – граф усмехнулся, – пошли, попробуем покончить с делами побыстрее. Чем раньше ты выедешь отсюда, тем лучше.
Граф ошибался. Их присутствие заметили. Правда, позвали только Фредерико. И не кто-нибудь, а сам король. Он шел по коридору, окруженный свитой. Испанцы почтительно отошли к стене. Но Генрих увидел Фредерико и поманил его пальцем.
– Ага, а не тот ли это верный слуга моей достопочтимой сестры, который несколько лет назад просил отпустить его в Испанию? – король подошел к Фредерико поближе. – Как твоя больная матушка?
Иногда Генрих поражал своих поданных великолепной памятью. Он вспоминал мелочи, которые, казалось, давно забыты и не имеют никакой важности. Фредерико вздрогнул, но постарался сохранить спокойствие.
– Ваше величество, узнав меня, вы мне оказываете великую честь, – он низко поклонился.
– Кому же ты теперь служишь? – спросил король. – И что делаешь при дворе моей дочери Елизаветы?
Фредерико постарался быстро обдумать сложившуюся ситуацию.
– Я служу графу де Вилару. Он тоже из Испании, и был так любезен, что взял меня к себе в услужение. Здесь мы проездом. Собирались на север, но там, говорят, сейчас неспокойно, – Фредерико понял, что скорее всего, все-таки сморозил глупость, но отступать было уже некуда.
– Э, да ты мне пригодишься, – король кивнул, – иди за мной. У меня будет к тебе поручение. Граф как-нибудь обойдется несколько дней и без своего слуги.
Фредерико послушно пошел за королем. Де Вилар остался растерянно стоять в коридоре.
– Итак, – начал король, войдя в небольшую комнату, – тебе надлежит встретиться с предводителями восстания и привезти их требования мне. Пусть напишут, кто против, против чего, что хотят. Я лично не могу с ними вести переговоры: ты же понимаешь – королю не пристало заниматься такими делами, – Генрих говорил негромко и даже, можно сказать, ласково. – Тебе же следует добраться до них, не выдавая себя до поры до времени. И после, добравшись до тех, кто возглавляет мятеж, а возглавляют его, конечно, не крестьяне и не плотники, скажешь, что приехал по поручению короля.
– Ваше величество, но почему они должны будут довериться мне? – спросил, не совсем понимая сути своего задания Фредерико.
– Это уже твоя задача сделать так, чтобы доверяли. Скажи, король хочет знать, чем недоволен его народ. Что он готов пойти на уступки, но ему не докладывают всей правды. Поэтому он и просит передать требования лично ему. Поезжай сегодня же. Думаю, ты справишься. – Король махнул рукой в сторону двери. – Ах, да, – остановил он в последний момент испанца, – подожди немного. Я велю подготовить тебе сопроводительные письма, чтобы ты без проблем добрался, куда надо.
«Куда надо» означало пробираться в Йорк почти через полстраны.
– Ты ведь едешь, именно в то место, в которое мы и хотели направляться, – порадовался граф, – король, сам того не ведая, отправил тебя туда своим собственным приказом!
И ранним утром Фредерико выехал из замка Елизаветы, не успев даже мельком увидеть маленькую принцессу. По большому счету, ему было не до нее. За пазухой привычно приютились письма: верительные грамоты от Генриха и два письма от графини – племяннику и некоему Роберту Акту, якобы возглавлявшему мятеж.
Погода в начале декабря не придавала Фредерико ни оптимизма, ни хорошего настроения. Из-под копыт его лошади вылетали комки грязи, в разные стороны летели брызги грязной жижи, хлюпавшей при каждом прикосновении копыта к земле. Судя по всему, лошадь тоже была недовольна: она постоянно фыркала и трясла гривой, пытаясь закусить удила. Фредерико вспоминал Матильду, которую он так давно не видел, проклинал Англию и клялся самому себе, что в эту страну, где люди творят чего хотят, не считаясь ни с Богом, ни с собственным королем, ни уж тем более с другими странами, он больше не вернется…
Первым его принял сам герцог Норфолк. Он ознакомился с письмом тетки, с грамотами короля и беспрепятственно пропустил Фредерико дальше. На пути следования теперь стояли мятежные Шеффилд и Йорк. Где-то там следовало искать некоего Роберта Акта, а может и кого другого.
В рядах мятежников народа было побольше, чем в войсках короля, а порядка гораздо меньше. Но пронырливый Фредерико все же сумел попасть, куда следовало. Только одно лицо, как выяснилось, отправляло письмо Франциску, и совсем другое Генриху. Искренне сохранять монастыри от разграбления собирался тот, кто писал Генриху, и его действительно звали Роберт Акт. Он честно перечислил требования народа в своем послании королю, заверил Генриха в преданности его вассалов, поставил подпись и приготовился ждать ответа. Лорд Киннингем преследовал совершенно иные цели: свергнуть короля с престола, и уж заодно вернуть в страну католическую веру и поддержку Рима. Если французский король начнет против Генриха военные действия, то королевские войска будут оттянуты с севера страны на юг, к проливу Ла-Манш. Тут-то лорд и его приспешники смогут беспрепятственно занять Лондон.
Содержания писем Фредерико не знал. Он привычно положил бумаги за пазуху и снова поскакал в сторону Лондона.
Елизавете – три года. Она слышит голос отца и выбегает и своей комнаты. По чьему приказу отправляли ее мать на эшафот, ей неизвестно, да она пока над этим вопросом и не задумывается. Бэт бежит навстречу крупному, высокому мужчине. У него на голове красуется синий, бархатный берет с пером. Бэт хочется с пером поиграть, но она побаивается, что отец рассердится.
Генрих подхватывает младшую дочь на руки. Она чудным образом напоминает ему самого себя и Анну. От этого ощущения порой сжимает сердце, но король не позволяет себе подобной слабости.
Маленькая ручка все же касается пера. С огромной высоты Бэт опускают на пол.
– Как вела себя моя принцесса? – спрашивает отец.
– Хорошо, – Елизавета кивает и делает реверанс. Ей трудно устоять на ногах, но она очень старается и держит спину прямой-прямой, как велит герцогиня.
Отец идет дальше, а Елизавета возвращается к себе. В комнате сидит Джейн. Милая подружка, папина новая королева. Она не очень хороша собой, зато очень добра. Джейн рассказывает Елизавете, что хочет родить мужу сына. Тогда король обрадуется, и Джейн будет считать, что свой долг перед страной выполнила. Бэт не совсем понимает, о чем речь, но с удовольствием слушает спокойную речь мачехи. Она тоже с нетерпением начинает ждать появления на свет брата.
Иногда отец при Бэт обсуждает важные вопросы. Елизавета не очень понимает, о чем речь, но с удовольствием слушает голос Генриха.
– Испанец, бывший слуга моей отошедшей в мир иной, любимой сестры Екатерины, привезет требования мятежников. Я с ними ознакомлюсь и приглашу зачинщиков мятежа к себе для их обсуждения. Так мы получим возможность ознакомиться с планами наших врагов, а также заполучим самих врагов тихо и мирно.
– Ваше величество считает, что они поверят отправленному вами человеку?
– Думаю, да, – Генрих хлопнул руками по толстым ляжкам, обтянутым панталонами. – Мятежники не говорят о свержении короля, они лишь хотят вернуть в Англию католическую веру, власть папы, сохранить монастырские земли и богатства. Нам надо выяснить, не стоит ли за всем этим что-то еще.
– Все-таки заговор?
– Увидим.
***
Бэт нравилось слово «заговор». Окружающие произносили его чуть слышно, оглядываясь по сторонам и втягивая голову в плечи, словно это была какая-то большая тайна, секрет, который хотелось раскрыть. Она вспоминала сказки – «заговора» в них не бывало, но ей казалось, что слово очень хорошо бы туда вписалось.
А вскоре выяснилось, что мачеха Джейн ждет ребенка. Все засуетились и начали гадать, кто у нее родится. Бэт так же, как и Джейн, хотелось, чтобы родился мальчик. Свою старшую сестру Марию видела она редко и не очень любила. Та постоянно Елизавету обижала, дразнила и никогда с ней не играла, а даже напротив, часто отбирала игрушки, хоть и была уже взрослой. Отец тоже недолюбливал старшую дочь и говорил, что «она некрасива – пошла в мать». Так что вся надежда была на Джейн, которая родит Елизавете брата…
Рождество 1536 года Елизавета праздновала весело: Генрих пригласил дочку во дворец в Гринвиче. Там, кроме радостной Джейн, находился и новый друг Бэт, Роберт. Мальчик был ровесником принцессы, сыном графа Уорвика. Детям сразу понравилось общество друг друга. Они играли, открывали подарки, которые в огромном количестве вручили Елизавете, и не обращали внимание на суетившихся вокруг взрослых.
Король также пребывал в прекрасном настроении. Фредерико блестяще справился с данным ему поручением и привез список тех, кто руководил мятежом. Не то чтобы его составляли специально для отправки Генриху. Просто они все поставили свои подписи под требованиями, изложенными в письме королю. Генрих лишь усмехнулся проявленному простодушию. Он велел пригласить подписавших послание в Лондон.
– Для обсуждения требований, – пояснил король, – пусть подъедут сюда лично.
Он отпустил испанца восвояси, даже не отдав приказ за ним проследить. Зачем? Даже если мятежники и вели двойную игру, Генрих посчитал дело сделанным. Вскоре в Лондон прибудут те, кого следовало казнить. Их письма, секретные переговоры и великие планы разрушатся в одночасье.
– Ведь когда враг мертв, то он уже и не враг, – заключил Генрих.
Новый год обещал перемены к лучшему: король надеялся получить, наконец, наследника, мятеж будет подавлен без особых усилий, монастырские богатства окончательно перетекут в казну. Он с нежностью посмотрел на молодую жену – неприятности закончились, воспоминания о предыдущих браках ушли в прошлое вместе с неудачными женами, канув в лету.
Опять он опоздал. С письмом к Франциску Фредерико прискакал тогда, когда мятеж был полностью подавлен.
– Что ж за невезение такое, Матильда? – вопрошал он свою возлюбленную, положив голову ей на колени. – И тут я не успел. А главное, из-за меня казнили столько народу! Генрих обещал рассмотреть требования мятежников, а сам хитростью заманил их в Лондон и прилюдно казнил. Всех, кто подписал письмо, которое я привез королю, повесили во дворе Тауэра. Проклятое место! И как казнили! – продолжал Фредерико взволнованно. – Снимали с веревки еще живыми, потом вынимали внутренности и четвертовали.
Матильда смотрела на испанца круглыми от ужаса глазами. Не то чтобы во Франции людей предавали смерти какими-то милосердными способами, но все-таки ей хотелось верить, что Франциск был чуть менее жесток.
– Некоторых, особенно не угодивших своим поведением королю, подвешивали на цепях, которые опутывали все тело. Несчастные умирали в страшных муках несколько дней!
– Тебе не стоит возвращаться в Англию, – пролепетала Матильда, – оставайся здесь.
На некоторое время Фредерико решил и в самом деле задержаться во Франции. Граф де Вилар писал ему из Лондона, рассказывая последние новости и выражая надежду, что его преданный слуга все же одумается и вернется. А Матильда надеялась, что испанец выполнит обещание и на ней женится. Пока же Фредерико выполнял поручения двора французского: королева не забыла его и вовсю пользовалась умением Фредерико скакать без устали на лошади из одного конца страны в другой. У нее всегда находились письма, которые следовало тайно кому-нибудь передать. Оплачивала она свои поручения щедро, и молодой человек с удовольствием удирал из очередного замка, в котором располагался двор непоседливого короля Франции.
В конце лета Элеонора в очередной раз попросила Матильду привести Фредерико к себе. Король и его приближенные разместились в Фонтенбло. Перестроенный Франциском замок поражал великолепием. Английские замки больше не казались Фредерико лучшими в мире – за годы своего правления Франциск сумел возвести несколько строений, впечатлявших даже видавших виды путешественников.
Отправляли с поручением Фредерико в Лондон.
– Не избежать мне этой страны, – жаловался он фрейлине, – но скоро там у короля должен родиться наследник.
– Или очередная наследница, – звонко рассмеялась Матильда.
– Или наследница, – согласно кивнул Фредерико. – Все равно будет интересно. Да и граф не собирается уезжать в такое время. Будут вершиться судьбы королевства, – заключил испанец высокопарно, процитировав предложение из последнего письма де Вилара.
– Я по тебе очень скучаю. Ты постоянно уезжаешь, – пожаловалась Матильда, – а сейчас еще и решил ждать родов английской королевы. Конечно, это куда лучше, чем сидеть со мной. Особенно если родится девочка.
– Почему? – не понял Фредерико путанной речи своей возлюбленной.
– Потому что Генриху, видимо, снова придется разводиться или отправлять жену на эшафот. Он иначе не умеет.
– Ааа! Нет, ты не права. Он обычно дает жене шанс родить нескольких детей. И вот, когда младенцы поумирают при родах или окажутся девчонками, только тогда он приступает к аннулированию брака.
Они оба захохотали. Проблемы королей касались их постольку-поскольку и не воспринимались серьезно.
– Ладно, – заключил Фредерико, – перед отъездом я на тебе женюсь. – Он встал перед Матильдой на одно колено. – Стань моей женой, дорогая. Если, конечно, твоя королева и госпожа позволит тебе выйти за меня замуж, а мне уехать в Англию чуть позже.
Матильда запрыгала от радости и захлопала в ладоши.
– Нам разрешат пожениться, я уверена! Пойду, попробую поговорить прямо сейчас! – И она побежала к двери. – Жди меня здесь, никуда не уходи! – Юбки мелькнули и исчезли вслед за хозяйкой.
Фредерико почесал в голове: «Ладно, я ж не король Генрих. Женюсь один раз и навсегда», – пообещал он себе.
Конечно, Элеонора позволила своей фрейлине выйти замуж, а Фредерико немного задержаться во Франции. Она даже дала им хорошую сумму денег на свадьбу. Фредерико приглашать было некого. Его семья жила в Испании, немногочисленные друзья – в Англии. А вот у Матильды родственников хватало, и все они жили в одной деревне, неподалеку от Парижа. Это был достаточно знатный род, представители которого свысока и с презрением смотрели на испанского жениха. Они считали, что, находясь при дворе, Матильда могла бы найти себе мужа и более высокородного, и более богатого. Впрочем, приданное дали – все-таки, опекала пару сама французская королева.
Так Фредерико, родившийся в Испании и пристроенный в юные годы служить королеве Екатерине Арагонской в Англии, женился на француженке, фрейлине королевы Элеоноры во Франции. Обе королевы были испанками, что объединяло всю компанию. Правда, Екатерины уж не было на свете, но это дела не меняло.
Молодая семья вместе пробыла недолго. Фредерико умчался на остров, где его заждались и граф, и те, кто вел переписку с французской королевой. Она активно обсуждала вопросы веры с теми, кто в Англии стоял на стороне католической церкви и Рима. Противоборствующие стороны объединял Генрих – он вовсе не собирался отрекаться от Библейских заповедей, позволяя себе лишь вносить небольшие, скромные правки в текст. Он же являлся и причиной раскола – земли и богатства, принадлежавшие церкви, ныне принадлежали ему. Из соборов и монастырей добро выносили мешками. Казна пополнялась, король радовался, а вот отдельные его вассалы негодовали.
Отчасти такая развеселая жизнь даже привлекала Фредерико. Испания и Франция потихоньку воевали, лишая себя радости разводиться с королевами, лишать принцесс права наследия престола, менять церковный устав, людей неугодных попросту жечь на костре, четвертовать и вешать. Нет, все же последнее – многочисленные казни – происходили и на материке. Но как-то без должного задора и азарта. Рим тоже пытался принимать посильное участие в перетягивании на свою сторону то одних, то других, то третьих. Из всей троицы Англия оказывала папе самое ожесточенное сопротивление. Испанцы и французы, тем не менее, по очереди делали попытки подружиться с Генрихом, которому главное было не дружить с Римом.
Так рассуждал Фредерико, продвигаясь к проливу. В перерывах между размышлениями о политике, он вспоминал молодую жену и улыбался. Пока приключения представлялись ему чем-то необременительным. Даже смерть держалась в сторонке, занимаясь другими персонами. В те дни у нее было много дел: войны, казни, болезни не давали ей передышки.
Он прибыл в Лондон в начале октября. Церковную реформу, полным ходом идущую в Англии, начало затмевать событие более важное. Королева номер три должна была вот-вот родить. Король не стал заранее готовить турниры и празднества, но ему очень нравилась жена, он искренне к ней привязался и потому надеялся, что Джейн его не подведет и родит сына.
– Ты вовремя, – поприветствовал Фредерико де Вилар, – третье действие спектакля под названием «Жены короля» только начинается.
Джейн лежала вся в поту, ее била лихорадка и ей уже было все равно, кто там у нее родится – так плохо она себя чувствовала. А вокруг царила суета: родился-то все-таки наследник престола, мальчик! Принцессе Елизавете было позволено навестить мачеху и теперь она сидела на низкой скамеечке возле Джейн, сочувственно держа ее за руку. Бэт, конечно, тоже обрадовалась тому, что у нее родился брат, но она видела, как мучается Джейн, и не могла не печалиться.
– Наши молитвы услышаны! – Генрих, еще больше поправившийся за последний год, вошел в спальню королевы. – И пусть наши враги увидят – Бог на стороне английского короля! – Он нагнулся к своей жене, словно и не замечая Елизавету, примостившуюся рядом. – Дорогая, выздоравливай скорее. Тебя ждет великолепный праздник в честь рождения наследника.
Джейн с трудом приоткрыла глаза и постаралась, собрав последние силы, кивнуть. На ее лице даже появилась улыбка. Она искренне была рада видеть мужа, которого сумела нежно полюбить. Пожалуй, Джейн единственная его не боялась и с легкостью терпела приступы плохого настроения. Но с ней у Генриха плохое настроение случалось редко. Внешне эта пара менее всего подходила друг другу: Джейн была невысокого роста, неброской внешности, и Генрих возвышался над ней как скала. А вот по характеру, видимо, королю и нужна была кроткая, заботливая жена, не пытавшаяся вмешиваться в государственные дела, флиртовать с другими мужчинами и выказывать крутой норов мужу.
Бэт вслед за Джейн тоже улыбнулась. Она положила головку на постель и смотрела на отца снизу вверх. Впервые после смерти матери окружающий мир начинал понемногу теплеть.
– Я тоже хотела бы пойти на праздник, – тихонько произнесла Елизавета.
Отец ее услышал. Он посмотрел на рыжеволосую дочку, которая как солнышко озаряла темную комнату королевы:
– Конечно. У тебя, наконец-то, родился брат. Это великое событие для всей Англии, для всех подданных. Ты сможешь присутствовать, Бэт.
Врач, стоявший в стороне, почтительно опустив голову, нервничал. Королеву следовало оставить в покое. Роды проходили тяжело, а после что-то пошло и вовсе не так, как должно было. Вторые сутки Джейн лихорадило, она потеряла много крови, и главное, ее состояние только ухудшалось.
– Я еще навещу тебя, – пообещал Генрих, решив, наконец, покинуть жену, – хочу посмотреть на сына. – Он повернулся к двери и снова заметил Елизавету. – Пойдем, не надо утомлять Джейн.
Бэт послушно встала со скамеечки. Напоследок Джейн легонько пожала ей руку. Девочка расправила платье и серьезно посмотрела на мачеху. Бледное, бескровное лицо королевы было почти неразличимо на белоснежных подушках. «Дорогая Джейн, не умирай, – подумала Елизавета, – без тебя и мне, и папе будет очень плохо». Она тихонечко вышла из комнаты вслед за отцом.
– Где вы были, ваше высочество? – спросила обеспокоенная герцогиня, встретив Елизавету в одном из коридоров дворца. – Я вас ищу несколько часов. Вы не должны уходить одна и так надолго.
– Я навещала Джейн. Мне позволили посмотреть на брата и посидеть возле королевы. А после пришел отец и разрешил мне присутствовать на празднике, который он придумал провести в честь рождения брата, – быстро протараторила Бэт и сделала реверанс.
Пожилая герцогиня вздохнула. Она не могла заменить маленькой принцессе мать, да и не очень старалась это сделать. Но Леди Маргарет сочувствовала малышке и понимала, как той тяжело расти одной без матери, да фактически и без отца, который был занят куда более важными делами, чем общение с объявленной незаконнорожденной дочерью.
День проходил за днем, а королеве не становилось лучше. Елизавета оставалась во дворце и поэтому постоянно приходила к Джейн. Бэт привычно присаживалась возле кровати, брала мачеху за руку и сидела какое-то время молча. Говорить было не с кем: те, кто лечил и ухаживал за королевой, не обращали внимания на девочку, а сама Джейн практически не приходила в сознание или была так слаба, что не могла вымолвить и слова.
Вскоре праздник в честь сына короля, названного Эдуардом, состоялся, несмотря на тяжелое состояние королевы. Генрих был уверен, что его жена поправится, и не желал обращать внимание на очевидное – Джейн умирала.
Она выбралась из своей комнаты. Врач был против, но королева должна присутствовать на чествовании ее сына, быть рядом с королем. Ее одели, причесали и, с трудом передвигая ноги, Джейн появилась в огромном зале, забитом людьми. Она, казалось, плыла над полом, едва касаясь его ногами. Она улыбалась запекшимися губами, кивала направо-налево тяжелой, постоянно болевшей головой, протягивала ледяную руку для поцелуев. По спине противными струйками протекали капли пота. Ноги подкашивались, ослабев от перехода из одного помещения в другое. Глаза старались разобрать мелькавшие лица, но тщетно.
Бэт Джейн заметила сразу. Это лицо она не могла не заметить, ведь видела она его все последние дни рядом, у постели. Преданный детский взгляд, в котором мелькал то ужас, то слезы, то радость от того, что ее, наконец, заметили. Королева кивнула девочке, та кивнула в ответ. Странное чувство возникло между ними – обе понимали то, что было известно, пожалуй, лишь им одним да еще Господу Богу. Остальные от этого знания были избавлены.
На торжестве присутствовал и придворный художник. Ему велели не просто запечатлеть портреты короля и королевы, но изобразить их всех вместе, собравшихся в честь чествования Эдуарда. Ганс Гольбейн сидел в сторонке и делал наброски. Его больше всего привлекала фигурка Елизаветы – принцессы, не имевшей никаких прав на корону. В отличие от своей старшей сестры Марии она даже в четыре года выделялась из толпы серьезным взглядом и каким-то прямо-таки королевским поведением.
«Не простая девочка», – подумал Ганс и сделал набросок принцессы.
Генрих пребывал в прекрасном расположении духа. Он, казалось, не замечал состояния своей жены.
– Спасибо, дорогая за прекрасный подарок, – шептал он Джейн на ухо, – надеюсь, последует продолжение. Мы должны порадовать Англию детьми. Господь был благосклонен к нам. Наши действия находят поддержку свыше.
Джейн старалась понять, что ей говорит муж, но у нее не получалось. Все голоса, близкие и далекие, сливались в один постоянный, непрекращающийся гул. Она забывалась на некоторое время сладкой дремой, из которой ее выдергивал чей-то громкий голос или прикосновение руки Генриха. В такие мгновения королеве хотелось умолять их оставить ее в покое: «Я родила вам наследника престола. Я сделала все, что могла. И даже больше того, что могла. Позвольте мне удалиться. Тихо, никому не мешая, удалиться и немного отдохнуть».
Но ее никто не слышал. Только Бэт хотелось подойти чуть ближе и как-то поддержать мачеху. Она видела в ее глазах боль и страдания, но не понимала, почему они там поселились. Их взгляды иногда пересекались и две женщины посылали никому не ведомые сигналы. Маленькая ловила их и в бессилии что-то предпринять начинала покусывать ногти. Старшая с облегчением вздыхала, понимая, что хоть кто-то пытается ей сопереживать, и начинала кусать итак уже донельзя искусанные губы…
Долгий вечер подходил к концу. Генрих проводил жену в ее спальню, не пытаясь настаивать на близости.
– Дорогая, мы можем и подождать. Сын родился, и тебе стоит собраться с силами, чтобы произвести на свет других детей, – объявил он Джейн у входа в комнату, нежно прикасаясь губами к ее руке, – отдыхай. У тебя есть время.
Она вошла к себе и обессилено села на кровать. Фрейлины осторожно снимали с нее тяжелое, бархатное платье, украшения и заколки, крепившие замысловатую прическу на голове. С плеч спал немыслимый груз, волосы рассыпались по спине и наступило долгожданное облегчение. Джейн мгновенно заснула, а врач обеспокоено дотронулся рукой до ее лба. Жар не спадал.
На следующий день ей стало хуже. Казалось бы, куда уж хуже? Но теперь глаза Джейн совсем не открывались, а рука, раньше отзывавшаяся на прикосновение Бэт, оставалась бессильно лежать на простыне. Жар спал, но телу это не принесло долгожданного облегчения, оно будто уснуло, перестав посылать сигналы вовне.
– Ваше величество, – к Генриху осмелился обратиться герцог Сеймур, дядя Джейн, – вам, наверное, следует навестить вашу жену. Она умирает.
Генрих с удивлением посмотрел на посетителя.
– Умирает? – переспросил он, словно его будили ото сна. – Вчера все было в порядке. Она присутствовала на торжестве, посвященном рождению нашего сына и чувствовала себя прекрасно. О чем вы говорите? – Генрих сердился. Что происходит? Жена, которая его устраивала во всем, собиралась покинуть этот мир в самый неподходящий момент! Разве он ее велел казнить? Отправить на эшафот? Аннулировать брак? Разве он был чем-то недоволен? Как можно выполнять приказ, который никто не отдавал?
– Врачи говорят, что ничего уже нельзя сделать. Она не приходит в сознание, – пробормотал герцог, пятясь к двери.
Генрих схватился за голову. Берет, украшенный пером и несколькими драгоценными камнями, соскользнул на пол. Странные видения начали появляться перед глазами короля: кровь, заполнившая серебряные кубки вместо вина, человеческие внутренности на круглых подносах, украшенных виноградной лозой, расширившиеся от ужаса зрачки, губы, которые продолжали шевелиться на лице обезглавленного, пальцы, которых на руке не пять, а шесть …