– Как-нибудь безумно, например, Добро или Мир. Какая разница, если этих детей никогда не будет?
Уля и Антон одновременно посмотрели на горизонт и постарались разглядеть в зареве новые оттенки красного: чуть-чуть бордового, поменьше алого, как кровь.
– Добро и Мир. Действительно, безумно.
– Зачем ты меня остановил?
Уля чувствовала, как гравитация и бессмысленность тянут её вниз, но песня в наушниках не давала сделать этот последний шаг. Антон включил её снова. Зачем?
– Просто захотел с кем-то послушать мою любимую песню.
«Напоследок», – хотел сказать он, но передумал.
– Ты странный.
Когда песня подходила к концу, Уля начинала чувствовать раздражение. За то, что Антон никак её не отпускает, за то, что эти провода тянутся из их ушей к круглому монстру у самых ног, который всё извергает и извергает музыку. Снова и снова. Ей оставался всего один шаг, и всё – впереди были бы и встреча с мамой, и встреча с Соней, которая утонула, когда им было 7 лет.
Но нет, тут дверь на крышу открылась и появился Антон – запыхавшийся, с алыми щеками. Он на секунду испугался, замер. Уля решила, что прямо сейчас он закроет дверь с другой стороны и постарается забыть всё, что видел. Будто бы не было ни Ули, ни её неуместных чувств. Так поступали все до него. Просто закрывали Улю ладонью, чтобы не видеть, чтобы было поудобнее жить. «Жизнь и так сложная, а тут ещё ты», – часто думали, реже – говорили вслух.