Виктория Александровна Миско
Шаг навстречу
– Нет, почему?
– Ты так считаешь, – кивнула она. – На моём месте ты бы уже сидел с ней в такси.
– Но я не на твоём месте.
– Ты меня осуждаешь. Тебе кажется, что я равнодушная. И жестокая.
– Да с чего мне?..
– А мне не всё равно! – громко сказала Диана, и санитары, которые курили у машины скорой помощи, переглянулись. – Она моя мама! Я волнуюсь, но всё равно злюсь на неё. Я не могу ни пойти туда, ни уехать домой. Ничего не могу.
– Ты можешь просто перестать злиться, – Диана поморщилась и покачала головой. – Твоя мама в больнице! А злость на другого человека – это часто злость на себя. Отношения с родителями… это стержень, это важно. В них так много о нас, что порой становится страшно, да…
– Думаешь, это так просто? Взять и простить?
– Да что произошло-то?!
Небо над ними продолжало разрываться от звуков фейерверков.
Егор думал, что понимает эту девушку. За три месяца общения он почти поверил, что она идеальна. Но он знал, что это огромная редкость, это почти нереально.
– Мы наговорили друг другу лишнего. Её не было рядом, когда мне это было больше всего нужно.
– И поэтому теперь ты не хочешь быть рядом с ней, когда это нужно ей?..
Диана резко замолчала.
– Ну знаешь что? – она засунула руки в карманы и строго посмотрела на Егора.
– Что?
– Хорошо, что мы узнали обо всём этом, – она сделала неясный жест рукой, – при первой же встрече.
– Отличное место для первого свидания, – холодно кивнул Егор.
Диана развернулась и пошла в сторону больницы.
Снег заметал дианины следы и оставлял после себя белое полотно. Будто бы разрешал людям начать всё с чистого листа.
Дверь хлопнула.
В приёмном покое было непривычно тихо. Через одну мигали лампочки на гирлянде.
– Ваша мама на отделении, – сказала Егору медсестра, протянув стаканчик с кофе. – С Новым годом. Пойдёмте, я вас провожу.
Они остановились у палаты, и девушка пропустила Егора внутрь.
– О, нет, – пожилая женщина закрыла лицо руками.
Она лежала на кровати возле окна.
– Ты не должен быть здесь. Она всё-таки тебе позвонила…
Парень опустился рядом, прикоснулся к маминой ладони и почувствовал бессменный аромат её духов из розового флакона.
– Сколько можно, – покачал он головой. – Я точно перестану летать на самолётах и буду ездить только на поездах. А лучше… Перееду к тебе.
– О, нет!
– Буду жить в своей комнате.
– Там уже давно мой кабинет, ты же знаешь, – тепло улыбнулась Вера.
Егор серьёзно посмотрел в её серые глаза, аккуратно подведённые чёрным карандашом, на маленькие золотые серьги с аметистами – подарок отца.
– Как ты себя чувствуешь?
– В основном, виноватой. За то, что ты провёл новогоднюю ночь в приёмном покое больницы.
– Было весело.
– Весело, как же! – хмыкнула женщина.
– Я познакомился с девушкой.
– Правда? – недоверчиво свела брови мама.
– Да.
– А как та девушка из Инстаграма*?
– Это она и была, – пожал плечами Егор. – Приехала к маме. Тоже.
Женщина резко вдохнула и схватилась за сердце, так что парень уже подскочил с кровати, чтобы броситься за медсестрой.
Мамина рука крепко обхватила его запястье.
– Не может быть.
– Правда, – кивнул Егор.
– И как она? – прошептала Вера.
– Она забавная, но…
– Но…
– Мама, тебе пора отдыхать, – он потянул одеяло и укрыл её ноги.
– Расскажи, – обиженно нахмурилась она. – Я три часа провела в приёмном покое. Они там только и говорили, что обо мне и моих болячках. Теперь я хочу услышать твою историю.
Егор выдохнул.
– Она злится на свою маму.
Вера непонимающе улыбнулась.
– И всё?
– Что значит «и всё?», мам?
– Но ты же сказал, что она приехала к ней.
– Но она злится! Злится на маму, даже когда та в больнице!
– Ты что же, – Вера внимательно посмотрела на сына, – осуждаешь её за эти чувства? Ты ведь тоже злился.
– Что ты такое говоришь?
– Прямо сейчас стоял в приёмном покое и думал о димкином фирменном глинтвейне. Разве не так?
– Но я…
– Злился, конечно. И это нормально.
Они оба замолчали. Кажется, можно было услышать, как за окном шуршит снег.
– Помнишь, когда у меня впервые подскочило давление? Это тоже было 31 декабря, а накануне мы поссорились. Помнишь?
Егор кивнул.
– Помнишь, как ты на меня злился?
– Я злился на себя, мам.
