Виктор Зайцев
Дранг нах остен по-русски. Обратной дороги нет
Глава 2
Утреннее пробуждение вышло грустным. Возможно, многие надеялись, что вчерашние события окажутся сном и туристы вновь проснутся в родном двадцать первом веке. Увы, реальность не оправдала подобных надежд. Всё так же стояли по обоим берегам Куйвы огромные ели, сосны, берёзы, окружённые молодым осинником. Так же как вчера, на водопой спускались горные козлы и лоси. Более того, за ночь любопытное зверьё изрядно разворошило сложенные на берегу вещи. На пластиковых лопастях вёсел явственно виднелись следы чьих-то зубов. А палатка с продуктами была в двух местах разорвана, коробка с печеньем выгрызена, рассыпанное печенье образовало целую дорожку в сторону леса, уже облепленную муравьями.
– Придётся на ночь дежурства организовать, – виновато крякнул, увидев происшедшее, Павел Аркадьевич, оправдываясь, добавил: – В наше время никакого зверья на Урале, считай, не осталось. Даже муравьёв редко встретишь.
– Подъём! Подъём! – громким голосом объявил Петро и добавил: – Сегодня у нас большая программа, надо рано отплыть!
Толик с Колей, взявшие на себя привычную роль полицейских, успели покормить пленников, которых усадили на свой катамаран, привязав к настилу. Грузы на сей раз укладывали не в центре катамаранов, а по краям, создавая этакую стенку. Чтобы спрятать детей и женщин от стрел в крайнем случае. Так, что отплывавшие катамараны со стороны выглядели плывущими крепостями, со стенами из туго набитых рюкзаков и поленниц дров. Часть наколотого сухостоя туристы привычно везли с собой, чтобы не терять время на стоянках при организации ужина.
Плыли с утра тихо, без криков и песен, даже разговор вели вполголоса. Все глаз не отводили от берегов, где хватало достойных зрелищ. На берегах стоял фантастический лес, со вздымавшимися вверх, как вышки сотовой связи, огромными лиственницами. Они через каждые полсотни метров, словно сторожевые башни, поднимались над вершинами елей и сосен. Парни заспорили, какой высоты самые высокие лиственницы – восемьдесят или сто метров, настолько нереальной оказалась картина. Причём этот лес, в отличие от того, из будущего, не стоял молчаливой стеной. Нет, в нём постоянно кто-то кричал, птицы перепархивали с ветки на ветку, белки, зайцы, косули и прочая живность, казалось, вещали: «Вот мы, смотрите на нас!»
За полчаса пути дети, да и многие взрослые, увидели столько живых зверей, сколько не видели за всю жизнь. На катамаранах то и дело возникали короткие споры.
– Кто это? Барсук?
– Нет, росомаха.
– Ну да? Может, медвежонок?
– А это кто? Соболь?
– Скорее, колонок или хорёк.
– Горностай?
– Не знаю.
– Мама, гляди, орёл!
– Похоже, только в наших краях орлы не водятся. Скорее, орлан или беркут. Впрочем, кто его знает.
Рыбаки рискнули забросить блесну и тут же выловили трёх полуметровых тайменей. На этом ограничились, понимая, что больший улов не сохранить. К этому времени все убедились, что плывут по Куйве. В указанных местах исправно стояли оба бойца, с каменным безразличием подтверждая слова Павла Аркадьевича. Он и объявил первую остановку у небольшого ручья.
– Стоянка полчаса, вещи не снимать, будем намывать золото.
– Честное слово? – Мальчишки облепили старого туриста, засыпая вопросами: – Где это золото, как оно выглядит?
– Как выглядит, как выглядит? – Мужчина зашёл в ручей, зачерпывая приготовленным тазом мелкий галечник со дна. Сделав пару промывающих движений, вылил обратно. Зачерпнул ещё два раза и позвал любопытных. – Вот оно как выглядит!
На ладони лежали два камешка неправильной формы серого цвета, мужчина поцарапал их ножом, и все заметили блестящие царапины. Дети и взрослые с интересом передавали друг другу тяжёлые самородки, первое золото на Куйве.
– Граммов десять будет, – подкинул Валентин. – После очистки может половина золота оказаться или больше. По закупочной цене двести рублей грамм – тысячи на две рублей.
– Всего? – удивились женщины, покупавшие ювелирное золото в десять раз дороже.
– Это в России такая цена, – вступил в разговор Павел Аркадьевич, – на Руси золота было мало, оно раз в пять или десять дороже. Чего стоим, быстро разошлись вдоль ручья, пока не намоем пару килограммов, не будет обеда!
Смелость города берёт, или наглость – второе счастье. Только так можно объяснить тот факт, что за час золота намыли не два килограмма, а добрых пять. За это время Павел Аркадьевич успел рассказать, что в 1837 году здесь была обнаружена богатейшая золотая россыпь, получившая название Трифонова Дудка. И что основные залежи золота не в реке, а в километре выше по ручью, где идёт кварцевая жила в скале. Если её разработать, золота будет больше. В том же 1837 году из жилы добыли тридцать два пуда самородного золота. Потом добыча упала, а через пять лет прииск истощился и был заброшен.
– И таких мест, только на Куйве, я знаю больше десятка. Причём не только золотые прииски, но и алмазные россыпи, платиновые, не говоря уже о медных и железных рудах. Одно время я специально выискивал места бывших приисков, в надежде найти хоть сувенир на память. Не нашёл, конечно, ничего, но накопил массу информации. – Опытный турист раскраснелся, довольно шевелил усами, впервые он применил свои знания, да с каким результатом! – Например, в десяти верстах ниже будет посёлок Кусье-Николаевск, там даже алмазоперерабатывающий завод стоял до 1993 года. Думаю, неподалёку можно алмазы поискать.
Отплывали туристы уже совсем с другим настроением. Дети радовались приключению, взрослые прикидывали, что не всё так безнадёжно, с золотом можно и в средневековье неплохо устроиться. Стоянку на обед устроили как раз на месте будущего Кусье-Николаевска; на пологом берегу, естественно, никакого посёлка не было. Зато стояли шесть чумов, вокруг которых бегали дети и копошились женщины в национальных костюмах народов Севера. Из мужчин только два старика неторопливо чинили лодку. При виде ярких катамаранов и живописной компании на них дети попрятались за чумы, а женщины насторожённо выстроились возле стариков.
Скомандовав стоянку на обед, к аборигенам отправились двое – Павел Аркадьевич и Валентин, военврач. По матери он был башкир и неплохо понимал восточные языки, нахватался в командировках.
– Здравствуйте, – по-русски начали разговор мужчины, осторожно кланяясь. – Мы мирные люди, плывём на Русь. Кто хозяин здешних мест?
– Мы люди мирные, – повторил географ, не дождавшись ответа, – с нами бабы, дети. Однако три разбойника напали, вон те.
Старики зорко прищурились, разглядывая пленников, которых Николай с Толиком выводили на берег. Явно узнали парней и опустили головы. На их выдубленных временем лицах не выразились никакие эмоции. Мужчины переглянулись в полной уверенности, что пленники из того же племени, что и старики. Об этом говорили и аналогичные узоры на рукавах и груди верхней одежды стариков.
– Убить нас хотели, разбойники, напали ночью, наши вещи брали. Мы дальше поплывём, разбойников татарам продадим или русским. Если хану вашему нужны его люди, пусть присылает выкуп. Если выкупа нет, можем договориться, мы не жадные.
Ничего не ответили старики, молча смотрели на мужчин. Также молчали женщины, пока переговорщики возвращались на берег. Валентин не выдержал и спросил:
– Вдруг они нас не поняли? Если они русского языка не знают?
– Должны знать. Русские живут всего в полусотне вёрст на запад, живут больше ста лет, – уверенно отвечал географ. – Если бы не знали языка, переспросили бы. Я с манси с молодых лет общался, это они. По нынешним временам их вогулами зовут. Знаю их повадки, да и старики те не сильно старше нас, лет сорок, самое большее. Если нас поняли, но не знают, как быть, будут молчать. Ничего, дня через три-четыре нас догонят и предложат выкуп. Или нападут…
– Однако я бы напал. Оружия у нас нет, надо пару поджигов сделать, что ли.
– Ниже часа через два-три пути будет пещера. В эти времена она была закрытой, археологи говорили, для жертвоприношений использовалась. – Задумался Павел Аркадьевич. Летучие мыши там веками непуганные. Значит, много помёта, много селитры. Если русские не добрались или аборигены русским не продали.
– Селитра, это хорошо, с сахаром она отлично пойдёт, да ещё алюминиевых опилок добавить, – мечтательно улыбнулся Валентин.
– Значит, быстро обедаем и плывём, – объявил у костра Петро, выслушав рассказ парламентёров. – Пока собираемся, можно поискать алмазы в том ручье.
– А как они выглядят? – заинтересовались все, даже женщины.
– Ну, не как бриллианты, это точно. Мутные или полупрозрачные кусочки стекла или белого камня. Как осколки от бутылок или разбитого калёного стекла.
– А если это просто стекло? – уточнили деловые мальчишки.
– Откуда здесь стекло. Оно в этих краях дороже железа, – улыбнулся Павел Аркадьевич. – Будете искать, собирайте все разноцветные или тяжёлые камешки. Говорят, тут и жемчужные ракушки водились, проверяйте.
Обедали быстро, родители не спускали глаз с ребятишек, баламутивших воду в устье впадавшего в Куйву ручья. Не прошло и часа, как туристы загрузили нехитрый походный скарб на катамараны и окликнули ребят. Те бежали наперегонки, спеша обрадовать взрослых добычей. Алмазов, жаль, не отыскали. Зато собрали десяток мелких речных жемчужин и притащили добрых два килограмма разноцветных камней.
Павел Аркадьевич серьёзно осмотрел всё добытое богатство, отметил несколько окатышей железного колчедана и галенита. Особенно выделил три странно тяжёлых камешка, отметив, что это не золото. Однако ценится, вернее, будет цениться в двадцатом веке дороже золота.
– Платина, что ли? – не поверили женщины.
– Да, именно она. Самородная платина, лучший в нашем положении материал для химической посуды. Когда ещё мы стекло научимся делать. А платину кислоты не берут, да и катализатор отличный.
– Но она тугоплавкая, – возразила Надежда, доктор химии, судя по выписанному вчера диплому.
– Так она здесь самородная, плавить не надо. Будем ковать молотом, тяжело, но можно. Кстати, больше всего платины не на Куйве, а на реке Серебряной, по которой Ермак в Сибирь пойдёт. Говорят, что её потому и назвали Серебряной, что там кругом серебро и платина, её сейчас серебришком зовут, она дешевле меди. Не вздумайте завышать цену, будем брать как бросовый металл. – Павел Аркадьевич посмотрел на аудиторию, внимавшую его разъяснениям. – Кстати, пора отплывать, у нас много работы вечером.
На этот раз плыли быстро, не отвлекаясь на красоту окружающих мест. Мужчины прикидывали, из чего и как быстро сделать оружие. Распределяли обязанности по ночной охране стоянки. Поэтому занялись делом, едва пристали к намеченному берегу, стараясь не суетиться. Пока дежурные готовили ужин, мужчины готовили оружие.
Инженер Игорь Глотов достал свой лук с десятком карбоновых стрел. Выстрелил пару раз, сломал одну стрелу, попал из четырех выстрелов всего один раз туда, куда целился. Глядя на его потуги, остальные мужчины связываться с ножами и луками не стали, решили остановиться на самодельных огнестрелах. Благо стальных трубок различного диаметра и длины хватало среди имущества туристов. Начиная от каркаса катамаранов, где использовались трёхметровые трубы из нержавейки шестидесятимиллиметрового диаметра, и заканчивая стальными трубками меньшего диаметра, от всяких подставок, ножек и упоров для столиков, шезлонгов и прочей походной мелочи.
Пока мужчины с помощью напильников и единственной ножовки по металлу отпиливали необходимые трубы, вырезали к ним деревянные ложа и приклады, подростки, под руководством Павла Аркадьевича и Надежды, отправились в знаменитую пещеру, искать селитру. Дети и женщины азартно толкли сахарный песок в пудру, чтобы размешать его с алюминиевыми опилками. На «боезапас» пришлось пустить запасное весло из алюминия, его по очереди стёсывали крупным рашпилем. Работали спокойно, сосредоточенно. Взрослые понимали возможную угрозу, а дети смотрели на них и впитывали их напряжение, чувствовали опасность.
Когда ужин – опять исключительно рыбный – был готов, вернулась довольная Надежда, набравшая с помощниками килограммов пятьдесят сухой селитры. Грязной, неочищенной, но явно селитры, отличного средства для выживания в диких краях. Едва пообедав, Надежда принялась готовить взрывчатые смеси, а мужчины приступили к испытанию собранных самострелов. Конструкции в целом совпадали, отличаясь лишь диаметром ствола и длиной, ну и особенностями заряда, конечно. Самые практичные самострелы сделали Николай и Толик, у них были настоящие двустволки, с длиной ствола сорок сантиметров. Стволы, примотанные к удобным деревянным ложам, были сплющены с казённой стороны, с пробитыми дырками для зажигания заряда.
Когда взрывчатой смеси набралось полведра, её равномерно размешали и приступили к испытаниям. Заряжали мелкой галькой, и мишень поставили на двадцать метров. Все с азартом следили за испытаниями, даже сами мужчины, вернувшиеся в детство. Самоделки оказались живучими, ни один ствол не разорвался. Хотя мощность выстрела оказалась разнообразной. Двустволки оперов были самыми слабыми, их хватало лишь на двадцать метров, но вполне убойно, галька пробивала кору сосны на три сантиметра в глубину. Остальные поджиги, с более длинными стволами, показали лучшие результаты. После нескольких попыток установили самую дальнобойную модель, у Петра. Его изделие стреляло уверенно и убойно на сорок метров, но одним свинцовым шариком. Впрочем, подполковник умудрялся попадать им в ростовую мишень.
А изделия инженеров, рискнувших использовать распиленную пополам трубу из арматуры одного катамарана, не уступали по убойности небольшим пушкам. Установленные на опору, супергиганты, как их окрестили подростки, на расстоянии тридцать метров выкашивали убойной галькой целую полосу, до четырёх метров шириной и высотой. С такими тактико-техническими характеристиками даже медленное заряжание не пугало. Тем более что инженеры принялись испытывать способ заряжания самодельными зарядами из бумажных пакетов. В туалетную бумагу заранее заворачивали необходимый заряд «пороха», в другой пакет, из листьев лопуха, скручивали комплект картечи из гальки.
После непродолжительной тренировки лучшего результата, чем пять секунд между выстрелами, добиться не удалось. На том и остановились друзья инженеры, гордые своими самострелами. К этому времени заметно стемнело, и лагерь укладывался спать, оставляя на дежурстве по два человека, сменяемых через два часа. Толик с Колей, когда водили пленников на оправку перед сном, обратили внимание на заметную перемену в поведении вогулов. Видимо, под воздействием артподготовки, которую те не видели, но отлично слышали, пленники заметно погрустнели. Наглость и самоуверенность вогульских хулиганов, демонстрировавших молчание и выдержку, куда-то улетучились. Вечером перед офицерами показали своё истинное лицо три деревенских парня, напуганные взрослыми дядями. Николай лишь усмехнулся, не сомневаясь, что через пару дней всех троих легко сделает своими осведомителями в рядах вогульского князя.
К ночлегу готовились более основательно, чем в прошлую ночь. Начиная от защиты продуктов и заканчивая натянутыми шнурами вокруг лагеря, с повешенными на них колокольчиками и склянками. Второй день из имущества ничего не выбрасывалось, за исключением использованной туалетной бумаги, пожалуй. Женщины берегли все продукты, включая обычную газировку и минералку в пластиковых бутылках. Пустыми были только те бутылки, что изначально планировали под питьевую воду. Так их утром и наполнят заново, из ближайшего родника. А пока предстояла вторая ночь в новом мире, в ожидании встречи с Русью. Как она отнесётся к своим далёким потомкам?
Ещё три дня прошли в спокойном плавании по Куйве, затем по Чусовой, куда вынесли их воды золотоносной речки. Дважды туристы проплывали мимо вогульских стойбищ, ещё два раза делали остановки в таких селениях. Вогулы вели себя мирно, удалось разговориться и узнать, что до первых русских селений на реке Чусовой осталось ещё два дня пути. Как раз туда плыть Павел Аркадьевич не собирался. Нужно было искать место для основательного обустройства. Мужчины сверились с планшетом Натальи, закачавшей в него все сведения по окрестностям реки Чусовой, и окончательно выбрали место в устье речки Ярвы. Там, по воспоминаниям главного туриста, должна быть огромная поляна, достаточная для огородов. Да и на реке Ярве в начале восемнадцатого века будут добывать медь и железо, буквально в десяти и пятнадцати километрах от устья.
Увы, расчёты командиров не оправдались, на выбранной поляне оказалось вогульское селение. Причём довольно крупное, на полтора десятка чумов. Однако деваться некуда, караван катамаранов пристал к берегу Чусовой, неподалёку от вогульского селения. Павел Аркадьевич и Петро отправились на переговоры во всеоружии. С собой командиры прихватили бутылку водки, пару пустых полторашек, один из охотничьих ножей. Что характерно, из личных запасов Петра, взявшего в плавание целых три ножа. Переговоры обещали быть тяжёлыми, учитывая настороженность аборигенов. Видимо, опасаясь чужаков, к берегу подошли два десятка мужчин, вооружённых копьями и топорами. Они сели на корточки, меланхолично рассматривая туристов.
Тут и выпустил на волю пленников Николай, давно завербовавший парней. Благо дремучим аборигенам хватило обещания вручить огнестрельное оружие и научить их стрельбе, коли те будут честно служить туристам. После этого более преданных союзников не нужно было искать. Что говорить, огнестрельное оружие в шестнадцатом веке гипнотизировало неокрепшие умы молодых дикарей сильнее, нежели автомат для негра в двадцатом веке. А когда пленные вогулы поняли, что сильные «люча» (русские) умеют сами делать пищали и порох для них, восхищение достигло небывалых высот. Оставалось только крепко вбить в их неокрепшие умы инструкции, способы связи и выпускать на свободу. Чем и занимались Николай с Анатолием каждый вечер, иногда привлекая к этому делу Петра.
Пока командиры вели долгий разговор с вождями вогульского селения, три засланных казачка разговорились с местными мужиками. Задача у них была самая простая, уточнить, где ближайшие селения вогулов и русских. Времени для этого оказалось больше чем достаточно, общение командиров с вождями затягивалось. Туристы в ожидании скучали на берегу, пока Надежда не напомнила инженерам о том, что они обещали удивить вогулов. Как раз время показать аборигенам заготовленный фокус. Парни достали газовую горелку с наддувом, установили на неё алюминиевый ковшичек и за пару минут расплавили в нём часть добытых золотых самородков. Конечно, Надежда знала, что при таких методах уходит в угар до четверти золота, но деваться некуда.
Фокус был накануне отрепетирован, потому особых трудностей не вызывал. Как только золотые самородки расплавились, их вылили из ковшичка в специальную форму. Откуда взялась форма? Так её прихватил один из фанатов рыбалки, стандартная форма для обычных мормышек и блёсен. У туристов было три дня, чтобы немного эти формочки подработать и заливать золотой расплав. Результат оказался неплохим, на глазах удивлённых аборигенов чужаки из камней отлили золотые амулеты, в виде рыбок и даже волшебного глаза, небесного ока, так сказать. Надо ли говорить, что всё было доведено до сведения вождей этим же вечером, но после переговоров. Потому как командиры вернулись с переговоров без результата. Вогулы накрепко отказывались признавать соседей и не разрешали им поселиться поблизости, на Ярве. Как писал один классик, в вольном переложении: «Сначала они кивали на Кучума и боялись русских, потом кивали на русских и боялись Кучума». Однако действие златого тельца дало свой результат.
Поэтому, когда переговоры на следующее утро были продолжены и паре старичков вручили отлитые накануне золотые амулеты, вогульские представители согласились отдать чужакам земли по берегу реки Ярвы на поселение. Нет, не там, где стояли вогульские чумы, а в десятке километров выше по течению. Там тоже была достаточно удобная поляна и никто не жил. Для скрепления объявленного договора командиры туристов выставили угощение будущим соседям. На поляне устроили настоящий пир, украшением которого стали четыре бутылки водки (смешно сказать, на двадцать мужиков), женщинам достались три полуторки минеральной воды с пузырьками (без посуды), остатки чёрствого печенья, немного конфет и последние вафли. Основным блюдом, естественно, была жареная, копчёная и печёная рыба.
Туристам подобные праздники удовольствия не принесли, понятное дело, но аборигенам понравилось. Потому рано утром туристы начали прощаться друг с другом, конечно, а не с аборигенами. Группа врачей на одном катамаране отплывала вниз по Чусовой, намереваясь двигаться дальше в Россию, в Москву. С собой они увозили весь запас золота, переплавленного в фигурки в виде рыбок. На общем собрании все решили, что золото больше пригодится в цивилизованных местах. Те, кто остается, смогут прожить натуральным хозяйством, чем, собственно, и собирались заняться. А врачи все из цивилизованных мест, привыкли к большому городу… Да и чем в тайге займётся учитель рисования?
Прощание получилось тяжёлым, за неполную неделю сдружиться, конечно, не успели, но все понимали, что расстаются с близкими людьми. Других, настолько близких по духу людей туристы уже не встретят. Да и друг с другом, скорее всего, не встретятся до смерти, просто не смогут. Такая обречённость пугала россиян, привыкших к сотовой связи, интернету, скайпу и прочим авиалиниям. Женщины всплакнули, а мужчины пообещали поддержку в трудный момент. Семь человек на одном катамаране отправились вниз по течению Чусовой, а двадцать остальных туристов на трёх катамаранах пошли вверх по реке Ярве. Именно пошли, ведя катамараны на верёвках вверх против быстрого течения, как бурлаки.
Идти пришлось почти весь день, пусть и какой-то десяток километров. Извилистая речка с каменистым дном, вроде и мелкая, не способствовала быстрому продвижению. Сами мужчины береглись, памятуя о том, что все врачи уплыли, и простейший вывих может привести к инвалидности, а перелом – к смерти от заражения крови. По общему согласию, в ходе подъёма по реке часть мужчин расчищали русло реки от упавших деревьев, что не ускоряло движение. Однако все понимали необходимость создания быстрого и простого пути к Чусовой. Враги всё равно пройдут, а самим туристам расчищенный путь поможет всегда. Да и время не поджимало, его у бывших туристов впереди было много, четыреста с лишним лет до своего рождения. Такие мрачные шутки бродили в коллективе, хотя настроение немного стабилизировалось, даже какая-то определённость способствует спокойствию, особенно у женщин. Павел Аркадьевич, как мог, поддерживал народ рассказами о местных достопримечательностях, о ближайших залежах меди и железа.
Когда наконец туристы добрались до своей поляны, сил едва хватило поужинать и разбить лагерь, установить палатки и спрятать продукты от зверей. Караул на ночь не выставляли, решили жить, как дома. Даже бывшие пленники были выпущены на свободу, вогулы установили себе шалаш на краю поляны. Николай договорился с ними, что те подождут посланцев от хана месяц, если не дождутся, вернутся к Кучуму, вернее, не к самому Кучуму, а его наместнику на Урале. Так, сказать, «смотрящему» за уральскими селениями вогулов, заодно и собиравшему дань с уральских племён, царевичу Маметкулу. Со слов Павла Аркадьевича, именно Маметкул до прихода Ермака станет самым активным борцом против русских. Лишь вмешательство казаков положит конец карьере царевича.
Утро началось с самых неотложных работ, нет, не с постройки жилья, до осени было ещё далеко. Самыми неотложными стали посевные работы по вскапыванию поля для картошки. Высадить решили лишь её, шла середина июня, и картошка вполне могла вызреть до первых заморозков. А семена помидоров, подсолнуха и огурцов оставили до следующей весны, с ними ничего не случится. Даже всхожесть, говорят, у огуречных семян повысится через год. Потому первым делом вскопали по очереди одной штыковой лопатой сотки две, на которых рассадили всю картошку, разрезанную частично на глазки, частично целыми клубнями. Занимались этим трое мужчин, под присмотром опытной огородницы Алевтины.
Остальные мужчины всё-таки приступили к постройке крепкого жилья, тут руководил Павел Аркадьевич, как признанный авторитет в сельском строительстве. Учитывая отсутствие тягловой силы в виде лошадей, деревья на брёвна пилили выше по склону, чтобы была возможность их скатывать. Вроде и бензопила была, и пять топоров, а дело шло медленно. Слишком на большой острог замахнулись горожане, да и опыта никакого не было. Практически никакого. Только Владимир, муж Алевтины, простой механик с сельской автобазы, построивший для своей родни два дома и четыре бани, был практиком в строительстве рубленых домов и валке строевого леса, кроме Павла Аркадьевича. Остальные имели об этом чисто теоретическое представление, чего не стали скрывать.
К счастью, у мужчин хватило здравого смысла не спорить с авторитетом, а выполнять все указания Павла и Владимира. Увы, опыта не хватало катастрофически, и постройка убежища затянулась надолго. Хорошо хоть фундамент не пришлось выкладывать, бутовый камень начинался с полуметровой глубины. На него и клали лиственничные брёвна, вечно пролежат. Венеция на сибирской лиственнице тысячу лет стоит. Основной периметр удалось возвести только через две недели, внутри которого приступили к строительству общежития. Да, именно общежития на двадцать человек. Где на первом этаже будут жить одинокие мужчины, а на втором – семейные пары и женщины. Надежда, главный химик, в это время занималась изобретением печей. Именно изобретением, а не постройкой.
Глины поблизости не было никакой, а уральские зимы без печи невозможно пережить. Топить очаги, как в чумах, туристы не собирались. Нет, если ничего не удастся придумать, придётся каждый день топить дом по-чёрному, а потом греться при тепле остывающих камней. Но это было слишком, при наличии детей и женщин. Поэтому Надежда в сопровождении вооружённого Толика изучала почвы окрестностей в поисках глины или материала для цемента. Одновременно она искала упомянутую Павлом Аркадьевичем железную и медную руду, желательно ближе к жилью. А Толик оказался одним из немногих свободных мужчин, выдерживавших разговорчивого химика в течение дня. Так, явочным порядком и сошлись учительница с офицером, день в июне долгий, читать им мораль никто не собирался.
Быстро наступил июль, близилось к концу короткое уральское лето. А успехи новосёлов оставались, мягко говоря, слабыми. Не дождавшись своих, бывшие пленники ушли на восток, рассказать «смотрящему» о чужаках, осевших на реке Ярве. Дети ловили рыбу, женщины собирали грибы и ягоды. Всё это сушили, запасая впрок. Хотелось бы ещё солить, но соли было мало, её берегли. Холодильников не было, оставалось только сушить. Хотя к началу июля сделали коптильню, ежедневно выдававшую до ста килограммов копчёностей, как правило рыбных. По совету Павла Аркадьевича охоту на горных козлов отложили на конец осени, когда наступят холода, чтобы запастись мороженым мясом. Он же торопил строителей, не уменьшая высоту стен, однако. Народ набирался опыта, наращивал мозоли на руках, рвал кроссовки и штаны об острые камни и сучья.
Короткие летние ночи проходили одна за другой, дело шло настолько уныло в постоянных плотницких работах, что молодёжь стала терять терпение. Пошли разговоры, бросить, мол, всё да уплыть по следам врачей в Россию. Эти разговоры всё нагнетали атмосферу тесного общежития, пока не приплыл с низовьев реки военврач Валентин. Один, без жены, но с сыном. Он рассказал, что у врачей всё неплохо сложилось. Верительные грамоты вызвали у строгановских приказчиков доверие, невиданные сувениры были неплохо проданы и подарены. Довольно обеспеченные врачи отбыли на запад, в Москву. А сам Валентин не выдержал и вернулся, почувствовав, что его место, как офицера, на передовой, то есть в уральской тайге. В Москве ему будет душно.
Жанна, жена Валентина и сестра Алексея, наотрез отказалась возвращаться. Одна перспектива написать портрет самого Ивана Грозного, князя Курбского, Бориса Годунова и других исторических персонажей, вскружила художнице голову. Наталья, жена Алексея и сноха Жанны, полностью поддержала золовку, обещая предоставить ей видеосьёмку и фотопортреты всех интересующих персонажей. Результатом стал семейный скандал, вылившийся в раздел имущества и расставание супругов, со словами: «Раз мы не венчаны, в этом веке не считаемся супругами, будем жить, как свободные люди!» В принципе, это в характере Жанны, уже дважды уходившей от мужа и возвращавшейся обратно. Потому родственники расстались достаточно мирно, Алексей обещал Валентину не давать сестру в обиду.
Там же, в Чусовском Городке, только-только отстроенном Строгановыми, произошёл последний раздел имущества Валентина и Жанны. Муж отдал жене всю одежду и обувь, оставив себе только одну смену да нож с топором, рыболовные снасти и палатку. Трубы из нержавейки и алюминиевые, составлявшие каркас катамарана, врачи тоже отдали Валентину, оставив себе два надувных «банана». В принципе, всё это было собственностью Павла Аркадьевича, на что и обратил внимание Валентин. Пришлось врачам скрепя сердце оставить взамен половину лекарств, включая походный набор со стеклянным шприцем, стерилизатором, набором игл и десятью пачками ампул. В основном с сильнодействующими антибиотиками. Ну, и перевязочный материал, естественно. И, самое главное, два мешка соли, весом до ста килограммов.
Так что туристы получили не только «холостого» мужчину, врача с универсальными навыками, но и подлинное богатство в виде лекарств и заготовок под оружие. Всё это военврач умудрился привезти на купленной лодке, почти две недели усиленно выгребая против течения Чусовой. Кроме того, Валентин узнал текущую дату, правда, в другом летосчислении – 7078 год от сотворения мира. Павел Аркадьевич сразу пересчитал от Рождества Христова, получался 1570 или 1571 год, расхождение стандартное, получается, от плавающего Нового года. Он отмечался то в марте, то в сентябре, а с 1700 года в январе. Так, что обратный подсчёт давал ошибку плюс-минус один год.
Возвращение Валентина не только порадовало всех новостями. Военврач привёз с собой удачу, которая начала подбрасывать один подарок за другим. Мальчишки, забравшись на рыбалку в приток Ярвы, нашли там глинистую почву. После обжига опытных образцов оказалось, эта глинистая смесь отлично держит камни. На первом этаже выстроенного общежития приступили к выкладке печи. Надежда наконец нашла железную руду, всего в километре выше по течению Ярвы. Обжигать железо решили возле жилья, куда на катамаранах стали свозить заготовленную руду. Пока её доставляли, начали пережигать дрова на древесный уголь. Опыта не хватало, даже с этим была морока. Но впервые появилась возможность некоторой специализации. Пятеро плотников с пятью топорами достраивали общежитие, остальные мужчины добывали руду, подростки её перевозили. Женщинам досталось, как обычно, самое нудное и тяжёлое – пережигать древесный уголь и складывать печи. Вроде мелочь, а производительность увеличилась вдвое, наглядный пример пользы разделения труда.
