Виктор Титов
Страх и сомнение
Глава 19
Бездарность нынче в моде. Ей поклоняются. Ей всё прощают и её воспевают. Не нужно быть лучше других, нужно быть такими, как все. Рыбой в море бездарности, не способной выпрыгнуть и взлететь. А зачем? Всё равно не поймут и не примут. Опустят и смешают с помоями. Слишком вычурно, слишком надменно, слишком не по формату. Делай, как все, кушай хлебушек, попивай винишко и радуйся жизни. Ещё больше людей восхваляют бездарность и присасываются к ней, будто прилипалы. И тогда кажется, вот он успех, вот она слава. Под ногами сотни рук, над головой чистое небо. Но вдруг оказывается, что взлететь не получается. Бездарность подпрыгивает, но приземляется, И даже взмахи рук и истеричные выкрики ничего не меняют. И тут неизменно приходит депрессия. Она пожирает изнутри и сказать о ней нельзя. Большая часть не поймёт и скажет «Зажрался». Другая часть начнёт утешать. И вот находится выход. Типичный для бездарности. Алкоголь, наркотики и секс. А потом на горизонте появляется петля смерти. Сколько самоубийств гениальных людей мы знаем. Были ли они гениальны на самом деле, или только казались такими для нас. А для своего внутреннего гения были лишь бездарностями. Этого мы никогда не узнаем…
Дима стоял на вершине свалки в длинном пальто и шляпе. Было необычайно холодно для лета и порывистый ветер пробирал до костей. Бездомные собаки носились среди мусора, поджав хвосты, едкий дым стелился над землёй, обжигая лёгкие и людям, и зверям. Альберт в красных шортах, шлёпанцах и белой футболке держал руки за спиной в замке.
– Зачем ты куришь? – спросил он.
Дима вздрогнул, будто очнулся ото сна.
– По привычке. Бессознательная необходимость. Спроси лучше у них, зачем они живут …
– Никто не задумывается. Жизнь и без того тяжела.
Юля подалась в подмастерья. Училась работать на сварочном аппарате. Получалось с переменным успехом, но всяко лучше, чем сортировать мусор. Да и работа не такая пыльная. Бросила пить, вот уже как три месяца.
– А она старается, – сказал Дима, наблюдая за Юлей.
– Старается, – согласился Альберт, – кто знает, может, жизнь когда-нибудь сжалится над ней.
Из долгожителей на свалке по-прежнему были Лена с дочерью, Андрей, жених Юли, да подслеповатый одноглазый старик. Первые стали друг другу семьёй, последний всё ждал весточки из дома. Остальные сменяли друг друга, будто перелётные птицы.
– А что с нами станет, – улыбалась пьяная Лена, – ангелам мы не нужны, черти от нас нос воротят. Они там будущее строят, в космос летают, а мы так, на отшибе. Прожить бы пару лет да и ладно.
– Это тебе ладно, – возражала Лена. Они сидели в лачуге из поддонов рядом в обнимку, – а я квартиру хочу. И ребёнка. И чтоб не как в прошлый раз.
– Сколько отсюда вырывается? – спросил Дима.
– Дай бог, один из ста, – ответила Лена, – остальные спиваются или умирают.
– А сколько возвращается и не сосчитать, – махнула Юля, – а что, образования нет, прописки нет, паспортов нет… У приезжих и то больше прав.
– Невидимки, – снова подытожил Альберт.
Было уже поздно. Ребята распрощались и ушли в темноту.
– Их мир не терпит слабых, но и не делает сильными, – сказал Альберт, – просто плывут, как палки по реке.
– Порой думаешь, а не наведаться ли нам к высшим мира сего, – согласился Дима, – может, плевать на все рамки, задания, нормы… Были в нашем списке и цари, и министры…
– С этими тяжелее всего, – согласился Альберт, – и не предъявишь и не поглумишься.
– А пошло оно, – рассмеялся Дима. – Я думаю, мы сможем что-нибудь сделать.
Он надвинул воротник на уши, будто ветер доставлял дискомфорт.
Глава 20
Николя заглянул в рюкзак. Всё как всегда, дубинка, нож и пистолет. Канистра с зажигательной смесью. Несколько зажигалок и пара коробков со спичками. Чтоб наверняка. По крышам барабанил дождь, зазывая Николя выйти на улицу. Николя присел на дорожку и попросил помощи небес.
– Пусть выиграет тот, кто борется за свою землю, пусть выиграет тот, кому не безразлична судьба нации и каждого его гражданина, – пробормотал он вместо молитвы.
В тёмной ветровке и чёрном спортивном костюме он вышел из номера. Порывистый ветер гнал по улице мусор и листву. Николя перенял буйный нрав погоды. Он пересёк парк и спрятался в кустах на границе поля. Ходили слухи о разбоях и хулиганствах со стороны мигрантов. Поэтому ночью местные боялись выходить на улицу. Он пробежался вдоль небольшой канавки и оказался на краю леса. Сзади шорох, спереди шорох, сверху, снизу… Всё время кто-то следит.
Среди деревьев Николя вновь увидел лагерь. Теперь он казался неприступной крепостью чумазых разбойников, укреплённую и хорошо охраняемую. Он рысью пересёк поле и залёг в сточной канаве. Сквозь высокую траву он услышал топот. Перед глазами замелькали кроссовки и ботинки. Среди криков он различил знакомую речь.
– Сегодня тёмная ночь, сегодня всё получится! Удача на нашей стороне.
Кто-то запнулся о Николя и с руганью упал в канаву. Его тут же подхватили друзья и потащили дальше. Когда топот стих, Николя выглянул поверх травы. Никого не было. Тяжело дыша, он, чуть пригнувшись, побежал в лагерь. Тут же столкнулся с арабом невысокого роста. Испуганным, не знающим, что делать и куда бежать. Обойдя его, будто столб, он побежал дальше. В лагере было оживлённо, как днём. Николя накинул капюшон и направился к столовой. По узким улочкам его пару раз толкнули в плечо, но он не ответил. Время расплаты ещё не пришло. По странному стечению обстоятельств в центре лагеря никого не было. Он огляделся в поиске ёмкостей.
– Они за палатками, – раздался голос Димы.
Николя вздрогнул. За столом сидели двое. Альберт был в зелёном дождевике с капюшоном, Дима в чёрном. Оба ели овсяную кашу. Дождь стекал по воротникам прямо в тарелки, но их это не интересовало.
– Где? – растеряно спросил Николя.
– За шатром, – медленно произнёс Дима, – делай своё дело, и убирайся. Скоро народ набежит.
Николя исчез за палатками и вскоре вышел с пустой канистрой.
– Через пять минут будет взрыв, – предупредил он, – вам лучше уйти.
– О нас не беспокойся, – махнул Дима, – нас здесь не будет.
– Вы могли сами всё сделать… – начал Николя.
– Но поручили тебе. И ты справился. Молодец.
Дима снова махнул в сторону поля. Николя бросил спичку и побежал. Через пять минут лагерь запылал, как пионерский костёр.
Глава 21
А зачем нам с вами встречаться? Какую ценность вы для меня представляете? И какой смысл нашего общения? Поносить окружающий мир, на чём свет стоит? Плакаться на жизнь или обсуждать перипетии чужих судеб. Неужели быть копиркой чьих-то историй так привлекательно? Люди с экрана, люди по работе, знакомые… А ваша жизнь только в свидетельстве роддома, в зарплатных и налоговых ведомостях и на надгробной табличке. Кто-то за стенкой постучится и скажет «Хватит». Не занимайте место, проходите, друзья, дайте шанс следующим.
– Да это разве шанс? – воскликните вы.
– Рождённые в овечьей шкуре не имеют шанса, – услышите в ответ, – а вам нечего оправдываться. В следующей жизни с овцой поменяетесь. Будет время подумать.
– Ну и ладно, – подумаете вы и будете дальше жить тенью.
Одиночество рождает мысль, мысль приводит к намерению, намерение переходит в действие. Никакая пьяная вечеринка, толпа единомышленников или большая компания не приводят к сдвигам сознания. Гуляйте, сколько влезет, но никогда не жалуйтесь. Сильные не услышат, слабые посмеются. Если вы докажете себе, что есть виноватые в ваших бедах, то крах вам обеспечен. Хотя тут и крошиться то нечему. Вы уже проиграли в войне за жизнь.
Альберт опрокинул стакан после короткого монолога. Саша внимательно слушал. Агитаторская деятельность в планировании революций занимает важнейшую роль.
– Ты пойми, – перехватил Дима. – Ты в беспроигрышной ситуации. Если власть победит, то докажет свою живучесть, если проиграет, чёрт с ней. Мы тебя в обиду не дадим, гнилых правительств много, поле деятельности огромно. Учи языки, грядут командировки.
– Мне нужен теракт против мигрантов, – заявил Саша, – надо склонить общественное мнение, а то и так выглядим варварами какими-то.
Ребята посовещались и утвердительно кивнули.
– Что-нибудь придумаем, – сказал Дима, – кровь во все времена была сильным катализатором. Будь активнее на азиатском направлении, правительство сейчас не понимает, откуда идут потоки, для всех они жертвы военных действий. Мы дестабилизируем обстановку в соседних странах, чтобы проще было подобраться к границе. Как говориться, если ты тигр, к тебе боятся подойти, если ты собака, тебя кусают за бока. А там и до мыши недалеко.
– Раскачать соседние страны разом? Такое возможно? – удивился Саша.
– Конечно, – усмехнулся Дима, – это же мир Бондов. Герои, злодеи… Всё размыто до безобразия, кляксы именуют искусством, насилие – самовыражением, а революции – голосом народа. По щелчку можно бомжа превратить в звезду. На экранах телевизоров больше правды, чем в жизни. Там хотя бы закулису показывают.
– Лагеря функционируют исправно, – переключился Саша, – можно ещё открыть. Больше – лучше.
– Больше не лучше, – возразил Дима, – надо подключать мигрантов второго и третьего поколений. Это пушечное мясо ничего не скажет, если на них гаркнуть, а вот рождённые здесь имеют права и возможности. В них обострённое чувство справедливости. Поставь их во главе центров помощи, и увидишь, как у толпы появится язык и голос.
– Отчёт по общественной деятельности, – продолжил Саша, – насилия и разбои замалчиваются, ответки раздуваются и осуждаются.
– Неплохо. Подключи их к уборке дворов и улиц. Пусть сажают цветы в парке. Народ должен видеть их за работой. Пусть знают, кто поддерживает чистоту их жизни.
– И да, – добавил Альберт, – открой кампанию против коррупции. Поставь этакого всезнайку из народа. Народ любит обсуждать, кто и сколько своровал. Некоторую информацию мы предоставим, остальное пусть додумают твои агитаторы-затейники. Пусть те, кто своровал копейку, окажутся должны десяток. Если надо, кого-нибудь из мелких сошек сольём.
– Это отвлекающий манёвр? – уточнился Саша.
– Конечно. На одной борьбе с коррупцией правительство не поменяешь…
Глава 22
Наутро ужасно болела голова и легче не стало. Трясущимися руками Вася открыл ноутбук, и попробовал зайти на счёт. Не удалось. Как выяснилось позже, заморозили по подозрению в финансовых махинациях.
– Лишь бы с работы не выгнали, – думал Вася, опустошая стакан воды.
Помониторив новости, ничего подозрительного он не нашёл.
– Накрутил себя понапрасну, – в конце дня успокоил он себя и выдохнул, – всего лишь изъяли то, чего не было.
Похмелье начало проходить, а чашечка кофе совершенно привела его в чувство. Всё-таки не было ничего лучше крепкого кофе.
Утром он побрился, умылся и отправился на работу. Были ещё опасения, что начальство может оштрафовать за какие-то проступки, но это мелочи. Главное, чтобы не уволили. А увольнять было не за что. И приглашение клуб в любом случае пришлёт. Почему-то Вася верил в это.
Была прекрасная морозная погода и обычный инженер спешил на работу, как не спешил никакой инженер. Красная девятиэтажка показалась ему родным домом, как только её верхние этажи забрезжили перед взором.
Неожиданно раздался взрыв… Как написали позже, бытовой газ заполнял коридоры и этажи все выходные, а охранник был с похмелья и проспал всю смену под вентиляторами. Короткое замыкание и большой фейерверк. Вместе с теми немногими, кто успел войти в здание, и принял газовый запах за ремонтные работы.
Вася шмякнулся на край тротуара и вытер со лба пот. Вокруг паника, мигалки и хаос. Жертвы… Такова была цена проигрыша на уровне С-2.
– Больше не пойду, – подумал Вася, вытирая белила с бетонных ограждений.
– Отказаться не получиться, – насмешливый голос вывел его из небытия, – и не думайте, что смерть станет лёгким билетом на выход.
Рядом стоял огненно-рыжий толстячок, в жёлтом плаще и чёрной шляпе. Он курил и безучастно смотрел на окружающий хаос.
– Мой вам совет, хорошенько подготовьтесь к следующей игре, – он выбросил сигарету, – иначе последствия будут катастрофичными.
– Кто вы? – пролепетал Вася.
– Меня зовут Дима, – усмехнулся собеседник, – но поверьте, это вам не поможет, – он слегка приподнял шляпу и растворился в толпе.
Помнилось ужасное состояние воскресного утра. Когда на душе плохо, остаётся только отравить тело. Чтобы почувствовать себя низшим из разумных. Как же глупо, всего один проигрыш в отдельно взятой игре.
К вечеру, изрядно напившись, пьяница отправился по одному ему известному маршруту. А именно, Пушкинская, 250. Он хотел получить ответы и на этот раз у мадам не было шанса отвертеться.
Однако какого было его удивление, когда вместо двери, вплотную к стене стояло дерево. Огромный дуб, шириной в два обхвата крепко подпирал здание.
– Так, – пробормотал Вася, – что за чертовщина.
Он обошёл дерево и пощупал кору. Шершавая, с наростами мха, кора была изрезана глубокими продольными линиями времени. Может, он ошибся адресом? Выйдя со двора на основную улицу, он увидел табличку с номером дома.
– Даже если они закрылись и переехали, то какого чёрта там возникло дерево, – продолжал думать Вася, возвращаясь домой, – может, заговор правительства? Они любят такие головоломки.
– Никакого заговора, – тихий спокойный голос слегка отрезвил Васю.
Невдалеке, под сенью деревьев стоял маленький лысый человек в вельветовых штанах и полосатой водолазке. Голова его покачивалась, отбивая одному ему известный ритм.
– Вы играете? – спросил Вася, так же покачиваясь по воле алкоголя.
– Когда-то играл, – ответил незнакомец, – тяжело и мучительно, но выбора не было…
– Вы дошли до конца? – уточнил Вася.
– Как сказать, – пожал плечами лысый, – каждый раз финишная прямая оказывалась лишь стартом новой дистанции. Как знать, может, у вас будет по другому. Но уйти вам однозначно не дадут…
Следующие несколько дней Вася не выходил из дома. С проницательностью бухгалтера он искал любые упоминания о шашечном клубе, но ничего не нашёл. Закрытая структура, как и полагается, ничем себя не выдавала.
Тогда Вася сходил в магазин, купил месячный запас продуктов и принялся ждать. Ноутбук не выключался сутками, тетради вдоль и поперёк были исписаны ходами и разборами всевозможных партий. Он не отвечал на звонки, чтобы не отвлекаться, и полностью абстрагировался от мира. Единственное, Вася начал курить. Он помнил, как отвлекал его дым во время игры, и для адаптации и хоть какой-то расслабленности он купил сигареты.
Списки работников собирали долго и по поводу работы его не тревожили.
К концу месяца в квартире стоял беспорядок и хаос. Мухи кружили над вонючей мусоркой, да и от самого Васи, который ни разу за всё это время не мылся, пахло не лучше.
Время шло, но никто к нему не обращался. Прошло полтора месяца и Вася стал тревожиться. Запасы иссякали, да и денег оставалось немного. Скрипя сердцем, он решил ждать ещё месяц, и если ничего не изменится, вновь выйти в свет. Через несколько дней в дверь постучали. На пороге стоял мальчишка-курьер с конвертом в руках. Вася улыбнулся и дал щедрые чаевые. Быстро вскрыв конверт, он увидел долгожданную надпись: "Шашечный клуб. Пушкинская, 250. Суббота, 22:50. С-3"
– Проигравшие приходят и уходят первыми, – пробормотал Вася, бросая приглашение на стол, – что ж, пусть будет так.
В субботу он выбрился, умылся и выгладил единственный чёрный костюм. Предстояла самая важная встреча в жизни, когда он познал выигрыш и знал риски, когда соперники были неизвестны, а за отказ, судя по всему, назначалась смерть не только ему, но и всем, кого он знал.
Перед выходом он положил в карман визитку, пачку сигарет и отправился в кафе. Не следовало нарушать традиции, даже в случае проигрышей.
Вася снова подошёл к клубу заранее, помня о неловком моменте с деревом. Как и следовало ожидать, на его месте красовалась железная дверь. Помня о правилах, Вася погулял ещё минут десять, прежде чем постучать в дверь. Холодный взгляд мадам не выражал ничего, кроме безразличия. Она провела игрока за обшарпанный стол у стены, за которым сидел невозмутимый комендант. Через десять минут появился соперник, высокий азиат с тонкими чертами лица и длинным, будто у Буратино, носом. Вася сцепил руки в замок и сосредоточился. Игра началась…
Глава 23
Али лежал в засаде. Несмотря на тёплую погоду, земля была холодной. Он съел небольшой провиант и положил рюкзак под живот. Сегодня будет его первая попытка. Трое запрыгнули в фуры и всех сняли. Али кубарем скатился по склону и затаился в канаве. Машины двигались медленно и Али долго решался запрыгнуть в какую-нибудь из них. Наконец, когда холод пробрал тело, он взобрался на дорогу и запрыгнул в кузов внедорожника, закрытого тентом. Место крайне неудачное, с точки зрения пересечения границы. Самым лучшим было бы забраться в большую фуру, перевозившую продукты или пшеницу. Далее шли фуры с бытовыми приборами, среди которых тоже можно было затеряться. Но внедорожник…
Али подъехал к сверкающему, будто новогодняя ёлка, блокпосту. Когда досмотрщик подошёл к тенту, где-то вдалеке произошёл взрыв. Все встрепенулись, и половину пограничников сняли с поста. Внедорожник беспрепятственно пропустили. Али приоткрыл тент и увидел огромный красный столп над лагерем, и в сердце всплыли воспоминания взрывов и пожаров прошлой жизни.
Он выпрыгнул у второго от границы отеля, когда внедорожник замедлил ход на светофоре. Не зная, что делать, он сел на скамейке и осмотрелся. В зарождающемся рассвете никого не было и мир казался аппликацией фантастического рассказа.
– Всё получается? – спросил вышедший из темноты Дима.
Он был в приталенных джинсах и серой короткой куртке.
– Как вы и говорили, – встал Али.
– Череду интересных событий готовит нам грядущее, – поздоровался Альберт.
Длинные шорты цвета хаки и красная в клетку рубашка навевали мысли об отпуске и море.
– Вот тебе деньги на первое время, – передал свёрток Дима, – день отоспись и выдвигайся в город, отмеченный на карте.
Альберт достал из маленькой сумки атлас.
– Ни с кем не разговаривай, никому не дерзи, – предупредил Дима, – здесь другие законы и порядки, которые те, в лагере, принимать не хотели. Поэтому и поплатились.
– Пожар ваших рук дело? – тихо спросил Али.
– Конечно нет, – улыбнулся Дима, – мы не убийцы. Отдыхай, скоро длинный путь и новые вызовы.
Впервые за долгое время Али спал в кровати. Чудесной периной показался ему продавленный матрас и он долго не засыпал, впитывая приятные ощущения. Подушку он отложил в сторону, так как привык спать без неё.
– Жизнь не такая уж и плохая штука, – подумал он, засыпая.
Наутро, к своему удивлению, он почувствовал боль во всём теле. С трудом сев на кровать, он помял бока и растянулся. Не зря ему дали два дня, знали, что подобное произойдёт. Али собрался с силами и спустился в холл. Пожилая женщина косо на него посмотрела.
– Чужаки мы здесь, – подумал Али про себя.
Набрав в магазине хлеба, воды, шоколадок и конфет, он вернулся в номер. Вкус сладкого вскружил голову, и Али засиял от счастья. Вечером он взял банку пива и жизнь показалась ему совершенно прекрасной.
– Думаешь, он не сломается? – спросил Альберт, потягивая коктейль на веранде элитного ресторана.
– Чего-чего, а этого я предсказать не могу, – пожал плечами Дима, – не справится, найдём других.
– Представляешь, сейчас дали Нобелевскую премию за доказательство того, что метисы более всего приспособлены к жизни, – Альберт допил коктейль и поставил на стол.
– Смешные они, – вздохнул Дима, – полукровки без роду и племени более всего приспособлены к жизни только в качестве паразитов. Расы приспосабливались к условиям обитания, низкие, высокие, белые, чёрные… И тут кто-то говорит, что нечто среднее будет более приспособлено. Дойдёт и до того, что трансвеститы будут признаны самыми живучими… Ну да пусть признают. А мы посмеёмся.
Глава 24
Жизнь всё время помогает. Она подбрасывает нелюбимую работу, заставляет ложиться рано, когда не хочешь спать, и поднимает, когда глаза не открываются. Ты идёшь злой и взбешённый, туда, куда не хочешь идти и молишься, чтобы часы поскорее прошли. Треть жизни ты хочешь, чтобы прошли как сон, треть жизни и так проходят во сне. Остаётся ещё треть, и её ты используешь для саморазложения. Но жизнь от тебя не отстанет. Она не подкинет лотерейный билет в счастье, не наградит за «просто так» сундучком благополучия. Чтобы ты не скис и не превратился в бесформенную массу. Ты должен благодарить жизнь за каждое испытание, должен радоваться, что она не забыла про тебя, не махнула рукой, оставив погибать в лучах спокойствия, достатка и безмятежности. Ты воин, а не парадный лакей. Жизнь лучший тренер и наставник, она не пожалеет, не помилует на алтаре отчаяния. А ты пытайся. Быть может, пробьёт час и солнце взойдёт на твоей стороне. Конечно, ты можешь сказать, что у тебя будет следующая жизнь, чтобы попробовать снова… Говори, у нас же свобода слова, где каждый жалеет себя и поливает грязью других. Клоуны, которые везде гадят, зная, что за это ничего не будет. Но жизнь редко бьёт напрямую, жизнь наказывает изнутри. Когда-нибудь ты разучишься радоваться радуге и простому солнечному дождю. Когда-нибудь ты не услышишь шелеста листвы и шума прибоя. Поздравляю. Твой полипропиленовый мозг затвердел. И дай бог, если эта скорлупа расколется не перед смертью, а раньше.
Юля радовалась. Или, по крайней мере, пыталась. Она вспомнила, как в новый год на свалке в небо пустили петарду и все визжали от восторга. А над городом в это время в воздух взметнулись десятки фейерверков. И они смотрели зачарованные.
Теперь, когда по истечении времени после длительной дружбы с сигаретами и алкоголем, вернулся вкус, а запахи и цвет обрели прошлую силу, мечты стали не просто разговорами, но навязчивой идеей. Она работала и откладывала небольшие средства. Народ смеялся, роптал и поддерживал. Лена хвалила дочь, но со стопкой и сигаретами не рассталась. Здоровье подводило, хронический мокрый кашель будоражил лёгкие. Она себе не давала больше двух лет, и срок подходил.
– В мусоре родилась, в мусоре и умру, – говаривала она частенько пьяная.
Юля от этих слов плакала и по-прежнему откладывала. Вдруг что-нибудь получиться, вдруг и на их свалку заглянет лучик солнца.
Зона отчуждения росла. То ли лечиться стали, то ли хворь отступила, но за год мусорных домиков увеличилось вдвое. Юля резала, варила, ковала и паяла разнообразные детали. Руки её огрубели, а на лице появились шрамы от искр и стружки.
– Ты похорошела, – сказал Дима. Прошло более полугода с их последней встречи.
– Не пьём, трудимся, – ответила Юля.
– Нам сказали, что к соседке по вашему бывшему месту жительства приходили люди, – сказал Альберт, – спрашивали про жильцов сгоревшего дома.
– Сколько лет прошло, – вздохнула Юля. – Разве кто-то ещё нас помнит.
– А ты сходи в администрацию, может, что и выйдет, – посоветовал Дима.
Юля устало кивнула. В соседней лачужке пили за упокой. От туберкулёза умер одноглазый старик. Весточки он так и не дождался.
