Виктор Снежен
Последний читатель
– Увы, дорогуша, – с искренним сожалением вздохнул Никодим. – Загружен работой на целый месяц вперёд.
Он кивнул на маячащего за спиной Леголаса с огромным фолиантом в руках.
Стелла, однако, по-своему восприняла спутника Никодима.
– Вот как, вы теперь мальчиками интересуетесь, – плотоядно усмехнулась она. – Можно и втроём, чем не сюжетец?! Ты не против, ушастенький?
Леголас стоял каменным истуканом, и Стелла сразу потеряла к нему творческий интерес.
– Ну, так что же? – спросила она, вытягивая из обширного декольте сложенную вдвое книжонку. – Устроит вас безумный секс и десять тысяч наличными за одну читку?
– Не в этот раз, дорогуша, не в этот раз, – кисло улыбнулся Никодим, ясно ощущая, что дело едва ли закончится миром.
Так и вышло. Прекрасное лицо Стеллы исказила гримаса ненависти.
– Педик! Гнусный педик! – прошипела она и Никодим попятился, выставив перед собою трость. Отвергнутая женщина страшна в гневе. Что уж говорить об отверженной писательнице!
Стелла с презрением плеснула шампанское из бокала, целя в лицо негодяя-читателя, но Никодим успел увернуться и благородный напиток окропил грудь Леголаса.
– Вот тебе, гадина! – выкрикнула писательница, замахиваясь и норовя запустить в Никодима пустым бокалом. Леголас на мгновение опередил её, закрыв голову Никодима эльфийской скрижалью. Бокал ударил в твёрдую обложку фолианта и лопнул с оглушительным звоном.
Подоспевшие охранники скрутили мечущуюся в истерике Стеллу и вывели её из банкетного зала.
А в зале между тем назревала свалка. Писатель-маринист Апостол Беспредельный прилюдно чистил своего иллюстратора.
– Это что, я тебя спрашиваю, мазло ты этакий, осьминог? – ревел он, схватив чахоточного художника за грудки. – Это клякса какая-то с тремя конечностями.
– Это условность, игра воображения, – пытался возразить иллюстратор. – Я так представляю, я так вижу образ животного.
– Ах, ты так видишь, – наседал Беспредельный. – Ну, так сейчас мы тебе зрение подправим.
Он схватил со стола вилку с насаженным на неё пикулем и высоко занёс над художником. Это был, скорее театральный жест, но он послужил сигналом для драки. Иллюстраторы, которых в зале оказалось не меньше дюжины, обступили Беспредельного, мгновенно обезоружили его и принялись молча и сосредоточенно тузить.
– Братцы, наших бьют! – заорал Беспредельный, закрывая брыластую голову от тумаков.
Между иллюстраторами и писателями давно жила глухая вражда и, если случался повод, то, обыкновенно, дело доходило до суконного мордобоя.
Писатели, хватая на ходу бутылки и стулья, бросились на выручку маринисту. Их было значительно больше, и они легко оттеснили иллюстраторов в угол зала. Художники отбивались со стойкостью гладиаторов и, поверженные, один за другим падали на пол. Но и к ним подоспела подмога. В зал с гиканьем и воем ворвалась толпа корректоров, переводчиков и выпускающих редакторов. Весь этот литературный пролетариат давно точил зуб на писателей и теперь жаждал расправы.
Писатели, не ожидавшие неприятеля с тыла, дрогнули и смешались. Теперь поле битвы превратилось в кучу-малу. Кто-то истошно орал, матерясь на латыни, кого-то растерзанного и окровавленного под руки уводила охрана.
Мимо Никодима в опасной близости пролетел стул. Однако, несмотря на всеобщий бедлам, он был спокоен. Никто не посмел бы поднять руку на читателя. Это было бы верхом святотатства. Лавируя между дерущимися и, ловко уворачиваясь от кулаков и бутылок, к Никодиму подскочил распорядитель.
– Не угодно ли в кабинет? – спросил он с поклоном. – Здесь несколько шумно-с. Я заказал для вас ушицу из стерлядки и расстегаев. Всё, как вы любите.
Никодим благосклонно кивнул и, переступая через упавших, направился к кабинету. Мимо грузной рысью пронёсся Беспредельный, зачинщик сегодняшней баталии. Из его сжатой руки торчал обрывок рисунка со злополучным осьминогом.
Стол был накрыт по-королевски. Помимо ухи, томящийся в глиняном котелочке и блюда с расстегаями, имела место бутылка итальянского Шардоне, сырное ассорти, сёмга, запечённая на углях и фрукты. Никодим опустился в большое удобное кресло. Толмач помялся в нерешительности, и присел напротив, не выпуская фолианта из рук. Ужин начался под приглушённые вопли дерущихся и звон битой посуды. Никодим предложил Леголасу вина и рекомендовал уху с расстегаями. Однако, пресветлый эльф отказался от трапезы, положив перед собой лишь румяное яблоко.
Разгоняя аппетит, Никодим пригубил Шардоне, найдя его недурным и закусил ломтиком сыра. Затем он отворил крышку на котелочке и, подцепив деревянным половником истомлённую, щедро дымящую гущу, переместил её в супную тарелку. Кабинет наполнился таким духом, что Никодим застонал от вожделения. Уха, наваристая, жирная, сияющая как расплавленное золото, была его несомненной слабостью.
За время ужина не было произнесено ни слова. И, лишь когда дело дошло до десерта, принесённого после смены блюд, Никодим обратился к погружённому в далёкие мысли толмачу:
– Любезный Леголас, – спросил он, опуская ложку в креманку с мороженым, – Не мог бы ты вкратце, в двух словах, передать суть вашей книги? И кто такой этот ваш Ара..кара..гор?
– Ангорд, принц Нолдора, третий сын благородного Финарфина, – с достоинством поправил эльф.
– Вот, вот, этот самый, – ободрил толмача Никодим. – Чем он так знаменит?
– Стояла зима. – произнёс Леголас низким потусторонним голосом. – Ночи были темны и безлунны, и равнина Ард–Гален простиралась во мраке под льдистыми звездами от горных крепостей нолдоров до подножий Тангородрима. Неярко пылали сторожевые костры. И внезапно из Тангородрима вырвались реки пламени, что бежали быстрее балрогов, и затопили они всю равнину; и Железные Горы изрыгнули ядовитые испарения, наполнившие воздух, и были они смертельны. Так погиб Ард–Гален, и огонь пожрал его травы, и стал он выжженной пустошью.
Голос Леголаса, перешедший было в трагический шёпот, окреп, возвысился и он продолжил:
– Горы Дортониона и Эред–Ветрин сдержали натиск огненных потоков, но леса на обращенных к Ангбанду склонах выгорели, а дым затуманил зрение защитников. Так началась четвертая из великих битв – Битва Внезапного Пламени.
Впереди огня шел Глаурунг Золотой, пращур драконов, во всей своей мощи, а за ним следовали балроги, и по их следам катились волны орков, и было их больше, чем доселе видели или представить себе могли нолдоры.
Все чёрные силы Моргота обрушились тогда на укрепления Нолдора. Сыновья Финарфина, Ангрод и Аэгнор, приняли на себя главный удар Моргота и погибли.
Леголас закончил свой рассказ так неожиданно, точно споткнулся о придорожный валун.
– Это всё? – недоверчиво спросил Никодим, косясь на пудовую громадину фолианта, лежащую на соседнем столике.
– Вы же, просили покороче, – пожал плечами толмач.
Когда Никодим в сопровождении эльфа вышел из кабинета, побоище в банкетном зале давно закончилось. Роботы уборщики деловито поднимали с пола опрокинутые столы и стулья, сметали в контейнеры бутылочные осколки и торопливо замывали пятна застывшей крови. Повсюду валялись вырванные из книги листки. Никодим наклонился и поднял один из них. Это была страница из той самой «Кровавой пули». Должно быть, бедолаге автору, всё-таки, устроили «тёмную»…
Дома Никодим ещё с порога перепоручил Леголаса на попечение Амалии и та, взяв толмача за руку, увела его обустраивать на постой. Фёдор тоже увязался за светлым эльфом, причитая и смахивая с его штанин многочисленный сор.
