Виктор Викторов
Андер. Книга первая

Он же спрашивал меня больше о том, какими знаниями я обладаю, что умею, где учился и чему, периодически посматривая на моё правое запястье. Вопросы были грамотные. Я понял, что ему нужно понимать, что я из себя представляю, поэтому свои ответы корректировал в сторону профессиональных навыков, которыми обладал в той жизни.

За это время «показания» солтера его не насторожили, хотя я намеренно соврал ему несколько раз. Значит, прибор либо не действует на меня, либо частота сердцебиения у меня остаётся прежней.

– Когда умерла его мать, мой сын замкнулся в себе. С ним работали лучшие целители, но так и не добились результата.

– И вы решили переместить в его тело меня? Для чего? Чтобы знать, что в оболочке вашего сына существует совершенно другая личность? – для меня это было настолько дико, что я даже не старался подбирать слова, чтобы не задеть его чувств.

– Прежде, чем судить меня, на минуточку представь, что твой наследник, в которого ты вкладывал знания, дарил любовь, вдруг замыкается в себе, а потом просто тихо сходит с ума. И ему никто, – зашипел Норт, – никто не хочет помочь! Хотя могли бы!

– У вас не существует способа излечения таких больных? – задал я вопрос, чтобы подкорректировать ход беседы.

Одновременно я сделал в голове заметку: узнать, почему ребёнку могли помочь, но не захотели, по словам Норта.

– Если бы это был ребёнок Правящего рода, с ним бы уже работали лучшие специалисты. Но мой род, увы, не Правящий.

Спрашивать его на тему: всё ли он испробовал для того, чтобы поставить сына на ноги, я, естественно, не стал. И так понятно, что вариант с подселением сознания был последним вариантом.

– И что вы хотите от меня? Чтобы я стал вашим сыном?

На миг в его глазах промелькнуло такое бешенство, а я понял, что последняя фраза была сказана зря.

– Моего сына уже не вернуть! И никто, слышишь, никто не сможет заменить моего мальчика, а тем более стать им! – он выпрямился и вышел из-за стола. – Мне не нужен сын! Мне нужен наследник, Андер. Тот, кто сохранит наследие, сумеет защитить и не даст угаснуть нашему роду.

– И как вы себе это представляете? Наверняка в поместье куча людей, которые видели Андера в прежнем состоянии. А потом он вдруг излечился?

– Насчёт этого можешь не беспокоиться. В поместье кроме меня, прислуги с охраной и твоих сестёр больше никого пока нет. Сёстры ещё малы, так что проблем не возникнет. А для прислуги заготовлено логическое объяснение. Естественно, спрашивать напрямую у тебя, или у меня, никто не посмеет, но слухи, которые пойдут, можно будет подкорректировать в нужную сторону.

– Хорошо, с этим понятно, – продолжал раскладывать я по полочкам информацию. – А как вы объясните мою потерю памяти? Я же не знаю ничего, что положено знать вашему наследнику.

– А кто сказал, что ты её потерял? – удивился Норт, потянувшись ко мне через стол, он прикоснулся к солтеру на моём запястье.

В следующее мгновение, лампы в люстре кабинета мигнули, а моё тело скрутил спазм всепоглощающей боли. Будто током ударило. Кажется, я дико орал.

– Знаешь, юноша… Солтер – это уникальнейшая разработка. Да, бывали случаи, когда его обходили, но для этого нужна специальная подготовка, которой у тебя просто не может быть, – по голосу было понятно, что Норт улыбается. – Поэтому, ты сам меня вынудил. Придётся спрашивать по-другому.

Новая вспышка боли бросила меня на пол.

* * *

В себя приходил медленно. Боль словно не хотела выпускать меня из своих когтистых лап, периодически вонзаясь в мозг, будто раскалёнными спицами.

Попытавшись пошевелиться, с нарастающей паникой понял, что нахожусь я вовсе не в кабинете, не у себя в палате, хоть и в кресле, а в каком-то неизвестном помещении. Несмотря на комфортную температуру, здесь было сыро и пахло как-то знакомо, из чего я сделал вывод: помещение подвальное. Именно это было первой ассоциацией, как только я принюхался.

Руки и ноги, надёжно зафиксированные широкими кожаными ремнями, полностью исключали возможность двигаться. Кресло, смахивающее на стоматологическое, только массивнее, держало своего «пациента» надёжно.

Рванувшись несколько раз, убедился, что никакого эффекта, кроме больно впившихся в локтевые сгибы и коленные суставы лямок, это действие не дало. Повернув голову, заметил спокойно стоящего рядом Норта и наблюдавшего за моими действиями.

– Какого хрена ты творишь? – отбросив всякую вежливость, прошипел я. – Что я не так сделал?

– Ты мне соврал, – последовал ответ. – Как минимум шесть раз. И я бы очень попросил тебя выбирать выражения.

– А я тебя вообще просил меня выдёргивать сюда? Ты меня спросил, хочу ли я попасть в другой мир? Я бы и у себя жил спокойно, без твоих вот этих идиотских тестов и вопросов.

– И снова ты мне соврал, – губы Норта тронула печальная улыбка. – В своём мире ты умер. Окончательно умер. И без твоего желания скорой кончины, ты бы здесь не оказался. Так что не утруждай себя выдумыванием той счастливой жизни, в которой бы ты и дальше жил, если бы не мой ритуал.

– Да что ты вообще знаешь о моей жизни?

– Если ты помнишь, подробности о ней я и пытался узнать. Но ты решил, что мне можно скормить ложь, а я этого не замечу.

– Что ты собираешься делать со мной? Пытать?

В его глазах промелькнуло удивление.

– Знаешь, родись ты здесь, я бы счёл это оскорблением, – Норт он Сворт задумался. – Сравнить родового аристократа с тюремщиком… Более гарантированный способ заиметь врага нужно ещё попытаться придумать.

– Тогда зачем ты меня пристегнул к этому креслу?

– Видишь ли… Ты сказал, что у тебя нет знаний о реалиях этого мира. А если я тебе скажу, что я дам тебе их?

Тон, которым он это произнёс, мне очень не понравился. На язык просилось закономерное: «но», которое я и озвучил.

– В чём подвох?

– В обычных условиях – это совершенно безопасная. Но в твоём случае всё немного сложнее… – он замолчал.

– А давай ты не будешь здесь замирать в МХАТ-овских паузах, а коротко и внятно объяснишь мне всё? – вспылил я.

– В каких паузах, прости? – удивился Норт.

– Неважно. В чём риск именно в нашем случае?

– Я уже говорил, что мой сын в последнее время был нездоров, поэтому слепок его памяти, который я хочу передать тебе, был сделан недавно… Понимаешь?

Он как-то виновато посмотрел на меня, а я всё больше впадал в растерянность. Не понимая, что такое слепок памяти, тем ни менее я уже нутром чуял, что в его последних словах кроется опасность для меня.

– Стоп! «Слепок памяти». Это какая-то запись воспоминаний? Я правильно понимаю?

– Ну если говорить проще, то – да. Только не запись, а полная копия всего, что Андер когда-то слышал, видел и ощущал до того момента, пока в его теле не появился ты.

– И как нужно смотреть этот слепок?

Норт он Сворт молчал, а до меня постепенно начало доходить, что именно он собирается сделать.

– Не хочу! – рванул я ремни я в очередной попытке. – Освободи меня сейчас же!

– Не могу, – с сожалением развёл руками он Сворт. – Ты должен.

– Я тебе ничего не должен, упырь! – заорал я. – Отпусти меня сейчас же. Я буду кричать!

– Сколько угодно. Эта комната накрыта «Пологом молчания», так что даже, если здесь произойдёт взрыв от разбалансировки магических потоков или прорыв из Преисподней, всё равно никто ничего не услышит. Ты меня дослушаешь?

– Я не хочу тебя слушать и участвовать во всём этом! Освободи меня немедленно!

– Хорошо, я тебя освобожу! Только позволь обрисовать твоё дальнейшее будущее. А после этого я тебя отпускаю, и иди куда пожелаешь. Устраивает?

Прожигать его ненавидящим взглядом – единственное, что мне оставалось в этой ситуации. Видя, что я молчу, он Сворт начал говорить.

– Вариант первый. Ты отказываешься, и через несколько часов я сообщаю, что мой единственный наследник скоропостижно скончался. Я не оставлю угрозу в твоём лице за своей спиной. Вариант второй: ты соглашаешься на слияние со слепком, получаешь доступ ко всем воспоминаниям, а потом принимаешь решение – нужно ли тебе это или нет.

– Да мне в любом случае это не нужно! – взъярился я. – Как ты не можешь понять, что ты мне чужой, как и весь этот грёбанный мир! Да, я хотел бы прожить новую жизнь, но неужели нельзя по-другому договориться? Нанять учителей, списать на потерю памяти в конце концов? Обязательно мне в голову пихать личность твоего сумасшедшего сына?

– Ты не до конца понимаешь, зачем я это делаю. Всё дело в том, что у Андера был дар.

– Дар чего?

Норт сделал щелчок пальцами, и я увидел, как на его ладони заплясал воздушный смерчик, постепенно удлиняясь, пока не достигнул примерно полуметровой высоты.

– Всё дело в том, что, если мы не попытаемся, и я тебя отпущу, рано или поздно тебя убьют.

– За что?

– Не за что, а для чего! Тебя убьют только за то, что ты слаб. А когда выяснится, что у тебя отсутствует дар – ты не проживёшь и получаса, – и видя, что я открываю рот, чтобы снова задать вопрос, он добавил, – Вот для этого я и настаиваю на слиянии. Твой разум достаточно силён для того, чтобы не раствориться в личности моего сына, сошедшего с ума. Я уверен, ты справишься. Но те возможности, которые ты обретёшь, будут хоть какой-то, но гарантией твоего выживания в дальнейшем.

– А вот у меня нет уверенности, что всё пройдёт нормально.

– Верю, – Норт он Сворт подошёл к стоящему у стены комоду. – Но у тебя и выбора нет, как видишь, – он достал из него шкатулку и приблизился с ней к изголовью кресла.

– И всё-таки, я вынужден отказаться от столь заманчивого предложения, – после недолгих раздумий решил я. – В моей голове, кроме меня, мне больше никто не нужен.

– Очень жаль, – притворно вздохнул он Сворт. – Я так и предполагал. Ты просто не оставил мне выбора.

Почувствовав, как мои виски больно сжало, я дёрнулся, но безрезультатно – на голову было водружено что-то похожее по ощущениям на металлический обруч, который при соприкосновении сжался, плотно охватив лоб и виски, чуть выше удерживающей голову кожаной полосы.

Сзади щёлкнуло, что-то похожее на застёжки, и я почувствовал, что моя шея онемела, будто вкололи анестезию.

– А теперь придётся немного потерпеть, – в его руках появился прозрачный заострённый прут из странного материала, похожего на стекло, и у меня внутри похолодело.

Сплетя пальцы в знакомый знак, Норт снова лишил меня речи, а затем аккуратно расстегнув мне рубашку, без предупреждения вогнал этот штырь мне в солнечное сплетение.

Тело выгнуло дугой, а затем я почувствовал, что в груди зародилась сверхновая и полностью выжгла меня изнутри.

Вы не знаете, что такое боль!

Когда в условиях полевого допроса тебе загоняют под ногти зубочистки, ломают пальцы или просто банально бьют, вы и понятия не имеете, что такое боль настоящая.

Когда твоя кровь резко вскипает чтобы превратиться в бурую пыль и уже в таком состоянии двинуться огнём по венам…, когда глазные яблоки лопаются от жара, а ты, чувствуя всё это даже не можешь пошевелить головой…, когда тебе остаётся только молиться, чтобы твоё сердце остановилось, прекратив мучения слабого тела и обезумевшего рассудка…, когда ты не можешь даже закричать, чтобы выплеснуть всё, что в тебе разверзлось… – вот, что значит боль.

Проклятый штырь раскалился настолько, что в полутёмном помещении появилось новое солнце, опаляющее и ослепляющее. Рассудок заволокло красным, а потом всё потонуло во вспышке взрыва, и мои мучения прекратились.

Глава 3

Для чего мы живём?

Реакция на столь заезженный вопрос, до сих пор остающийся открытым, всегда разная. Вряд ли кто-то ответит вам: Мы живём для того, чтоб завтра сдохнуть!

Так бывает только в песнях, где фатализм добавляется, как щепотка пикантной приправы. Как маленькое, но важное дополнение, превращающее сытую жизнь во что-то опасное. Только опасное для других. Тех, кто вам верит. Ты то прекрасно понимаешь, что набор страшных слов – это, как имидж, как стиль жизни, как прямоугольная картонная визитка, на которой может быть написано всё, что угодно. Просто ширма.

Я знал, для чего жил там. Были чёткие приоритеты, цели, принципы, куда же без них. Сейчас же ситуация, мягко говоря, неоднозначна потому, что я пока не понимал, для чего мне жить здесь. И как?

То, что я обрёл призрачный шанс прожить ещё полсотни лет, в которых могу учесть ошибки уже прожитых, ещё не до конца уложилось в голове. Эдакое состояние морального «грогги».

Но то, что я теперь знал – в корне меняло ситуацию. Я жив, пока буду ему нужен.

Открыв глаза, увидел, что снова нахожусь в той же комнате, из которой ранее отправился на разговор к Норту он Сворту. Вот только размер временного промежутка, скрывающегося за этим «ранее», был пока неизвестной величиной. Сколько я провалялся? Сутки? Час? Два?

Ощупав голову, обнаружил отсутствие каких бы то ни было обручей. Солтера на руке тоже не оказалось.

Комната была пуста.

Я снова был заботливо раздет, не иначе сиделкой, а моя одежда лежала аккуратной стопкой на кресле, в котором ранее она восседала.

Грета.

Я теперь знал, что сиделку, которую невольно испугал, зовут Грета. А испугалась она вовсе не взгляда, как поначалу мне показалось. Для её сознания, видимо, оказалось слишком шокирующим, что молодой господин, который был похож на свою безмолвную тень и которого чуть ли не за ручку водили по поместью, вдруг в одночасье стал обычным ребёнком. Ребёнком, в глазах которого больше не плескалось безумие.

Окажись на её месте любая другая – этого бы не произошло. Но случилось так, что именно суеверная Грета в тот момент находилась рядом. Сделав в голове пометку извиниться перед женщиной, я попробовал встать, что легко удалось, хоть и слегка мутило.

Не удосужившись надеть обувь, стоявшую тут же около кровати, зашлёпал босыми ногами в уборную, стремясь попасть туда быстрее, чем узнаю, что ел Андер, когда меня ещё здесь не было.

Через несколько минут, когда меня прекратили сотрясать рвотные спазмы, возникло непреодолимое желание принять душ, в чём я себе не стал отказывать. Разобравшись с переключателями в душевой кабине, сумел настроить приемлемую температуру воды и наскоро ополоснуться.

Когда я выбрался из уборной, меня уже ждали.

– Барон велел проводить вас в его кабинет, – учтиво поклонилась служанка. Не Грета.

– Прямо дежавю, – проворчал я.

– Что, простите?

Я только махнул рукой, понимая, что сарказм только навредит. В этом доме со слугами так не разговаривали. Значит, пока и я не буду.

Когда она открыла передо мной высокие двери кабинета, я лишь коротко кивнул.

– Как себя чувствуешь? – осведомился он Сворт, поднимаясь из-за стола, пытаясь высмотреть в моём лице что-то только ему известное. – Андер?

Несмотря на то, что сказано это было спокойным тоном, понял – он нервничает. Контролируя голос, часто, в период сильного волнения, забываешь о движениях, выдающих тебя с головой. Он слишком поспешно встал.

– Как кусок недожаренного мяса, – ответил я и тут же пожалел, что вспомнил о еде, так как меня снова чуть не стошнило.

– Это должно скоро пройти, – он налил из графина воды, затем капнул в стакан несколько капель из маленького пузырька и протянул мне. – Выпей.

Кочевряжиться я не стал. Хоть пить и не хотелось, но добавленная в стакан вытяжка из риолы действительно должна помочь. Вернув стакан, я опустился в кресло и прикрыл глаза.

– Значит, всё получилось! – констатировал он. – Чудесно! Надеюсь, ты на меня не в обиде.

Когда о чём-либо сожалеют, или хотя бы делают вид, в голосе появляются виноватые нотки, чтобы собеседнику было легче поверить в то, что пред тобой извиняются. Сейчас таких ноток не было и в помине. Он даже не попытался скрыть от меня, что его забота фальшива и насквозь формальна.

Вот только я теперь прекрасно знал, что за фрукт передо мной сидит и что от него можно ждать. В моём мире подобных субъектов характеризовали: «импульсивен, склонен к аффективным состояниям».

Не дожидаясь дальнейших расспросов, голосом, который резко стал мне противен, я первый начал говорить.

– Знаешь, если бы мне было шестнадцать, я бы вызвал тебя на дуэль за то, что ты сделал. И приложил бы все усилия, чтобы открутить тебе башку.

– Что!? Не забывайся! – возмутился он Сворт, явно не ожидавший такого.

– Я не договорил, – лениво перебил я его. – Так вот… Мало того, что ты не смог окружить заботой свою жену, так ты ещё после этого сам почти угробил пацана из-за какого-то вонючего магического секрета, когда тебе лишь показалось, что от тебя что-то утаили. А когда понял, что вот-вот тебя прихватят за задницу церковники – вызвал меня, чтобы я разгребал то, что ты здесь наворотил. Вот скажи мне, кто ты после этого? Не мудак ли?

– Ещё одно слово в таком тоне… – прошипел он, скорее интуитивно поняв значение незнакомого «мудак», – и я буду вынужден…

– И что ты сделаешь? – я открыл один глаз. – Снова будешь держать меня в запертой комнате несколько лет, чтобы никто не видел, что твой наследник – слюнявый идиот? Как же… что подумает общество, правда? А слухи о том, что это не твой сын – просто слухи, ведь так? Главное же – знания? Которые без меня тебе не получить. Я же правильно всё сказал?

Графин со звоном разлетелся о стену. В какой-то момент я подумал, что уже перегнул. Показалось, что барон плюнет на здравый смысл и просто придушит меня прямо в кресле. Но он Сворт сдержался. Да, сейчас его выдержка только всё осложняла.

Несколько секунд он смотрел на меня с такой незамутнённой чистой ненавистью, а потом прошипел:

– Честь рода он Сворт не должна быть запятнана!

– И это сейчас ты мне говоришь о чести Рода? – удивился я. – А ты в курсе, что о тебе говорят собственные слуги? Или спросим у твоих собственных дочерей, что они думают о таком папаше? Ты в курсе, что они тебя, как огня боятся? И я очень надеюсь: когда ты сдохнешь, они вздохнут с облегчением, по достоинству оценив подарок, который ты им преподнесёшь.

– Не смей даже упоминать о моих дочерях! А слуги… По-твоему, меня это должно беспокоить? Что они могут вообще знать?

– Знаешь, а я не удивляюсь, почему ты всё довёл до такого абсурда, – я поудобней устроился в кресле, постаравшись принять максимально вальяжную позу. Раздражающую. Будто я здесь хозяин. – Просто потому, что ты редкостный слабохарактерный говнюк, предпочитающий жить в своём выдуманном мирке. Ты же уже угробил свой Род! И если бы не клятва, то эти самые слуги, о которых ты только что так презрительно отзывался, ушли бы ровно через пять минут. А тебе пришлось бы самостоятельно драить свой баронский сральник потому, что с твоей репутацией никто бы никогда не пошёл к тебе в услужение. Знаешь почему? Да потому, что ты жалкое ничтожество, служить которому позор даже для слуг.

Грохнулся опрокидываемый стул, и в следующее мгновение голову мотнуло от удара, а меня попросту вынесло из кресла. Перед глазами плыло, и снова затошнило со страшной силой.

А ещё запахло ментолом.

– Мелкий ублюдок! – в рёбра с хрустом впечаталась нога и меня всё-таки стошнило на ковёр только что выпитой водой. – Если бы не твоя гнилая кровь, ты бы сдох ещё в младенчестве, тварь, – отрывисто прорычал барон, ударив меня ещё раз.

Я закашлялся.

Новых ударов не последовало, и я сделал попытку встать. Нужно ковать железо, пока горячо. Охнув, от неожиданности снова завалился на пол. Несмотря на то, что детские кости гибкие, этот урод, кажется, сломал мне рёбра. И, как минимум, обеспечил сотрясение, судя по тому, что меня снова тянет блевать.

А к запаху ментола примешалась ещё корица.

Я почувствовал, как меня вздёрнули в воздух за шкирку, несколько раз встряхнув.

– А теперь слушай сюда, ублюдок. Ты сделаешь то, что я скажу, понял? В точности выполнишь все мои указания, иначе…

– Какой же ты всё-таки непроходимый идиот, – я попытался улыбнуться, поняв, что в воздухе меня удерживала только непонятная сила Норта. – Ты только что сам себя лишил всего. Неужели ты думаешь, что после того, что ты сделал, я буду тебе помогать? Дядя Петя, ты дурак?

– Да ты вообще не Андер! – заорал он, покраснев. – Ты – не он! Тебя не должно быть, понял!? Это я тебя призвал! И ты сделаешь то, что я тебе скажу! Иначе, я с тебя шкуру спущу!

– Вижу, что хвалёное дворянское воспитание, в твоём случае – просто дешёвая позолота. Ты же сам распинался мне о тюремщиках. Видишь, какое ты говно? А насчёт «призвал» – скажи это церковникам, Норт.

Судя по тому, как скрипнули его зубы, я прошёл по грани, поставив перед выбором: дать волю гневу и прибить меня на месте, или утереться и попытаться со мной договориться. Сдать меня церковникам он не сможет, поскольку вместе со мной он попадёт сначала в пыточные, а потом предстанет перед церковным трибуналом, как применивший богомерзкий ритуал, запрещённый на территории империи. И он прекрасно это знал.

Если он меня убьёт – навсегда лишится шанса заполучить магический дар рода он Батов. Рода матери Андера.

Начатое представление нужно было доигрывать, поэтому я и не думал останавливаться.

– Слушай, а меня вот Андера всегда интересовал один вопрос. А что ты чувствовал, когда узнал, что та, которую ты любил, трахалась с другим? – я видел перед собой помутневшие от ярости глаза. Ты же всегда знал, что она тебя ненавидела и насквозь видела твою гнилую душонку. Тебе просто плюнули в лицо Норт он Сворт! Вот так плюнули!

Медленно утерев мой плевок, он сжал руку. Меня резко впечатало в пол.

«А вот теперь – готов!», – понял я, когда увидел, как он Сворт, повернувшись к столу, взял лежавший там нож для корреспонденции. Побелевшие от чудовищного напряжения костяшки сейчас были для меня, как лакмусовая бумажка. Он больше не будет пользоваться магией. Он просто сделает это лично. Ручками.

– Ты решил отрезать свою мужскую гордость, которой так и не смог заделать второго сына? – издевательски произнёс я, больше не делая попыток подняться. – Режь, она все равно тебе больше не понадобится. Да и не гордость! Так, висюлька бесполезная.

Эта фраза оказалась последней каплей.

Утробно зарычав, барон выплеснул душившую его ярость, в один момент утратив всё человеческое, напрочь отключив голову. Всё, что я успел сделать – свернуться калачиком, и взяв на шее руки в замок, прикрыть от ударов голову.

«Только бы не сдохнуть раньше!».

На миг мелькнула предательская мысль, что я ошибся. Что, если у меня сейчас ничего не получится?

Когда нож воткнулся в моё бедро, я заорал от боли и инстинктивно попытался оттолкнуть его от себя, чем только больше разозлил.

– Я тебя на куски разрежу, ублюдок, – прохрипел Норт, провернув нож в ране, отчего меня выгнуло от боли. Хорошо, что я прикрыл лицо руками и лезвие не доставало до глаз, рассекая кожу предплечий.

Когда в груди возникло знакомое для Андера ощущение, я постарался прочувствовать его, чтобы запомнить. Чтобы в этом мире больше не чувствовать себя беспомощным…

Пьянящее чувство силы появилось внезапно.

Больше не было сил терпеть удушающую вонь ментола и корицы. Я почувствовал, что буквально задыхаюсь. И прежде, чем лезвие ножа второй раз вошло мне под рёбра, заставив одуреть от липкого чувства страха, я вытолкнул из себя всю ту энергию, которой уже не было места в моем теле. Наружу. Изо всех сил!

Я уже не слышал хруста собственных костей, когда неведомая сила отшвырнула нас друг от друга в противоположные стороны, практически размазав по стенам. Не видел, как Норт он Сворт с неестественно вывернутой головой остался валяться под противоположной стеной в обломках тяжёлого стола.

Единственное, что я запомнил – тошнотворная вонь ментола и корицы.