Виктор Ночкин
Могила повелителя
Обогнув осажденный город по широкой дуге, кавалькада остановилась. Помещики распрощались с посланниками Айхерна и держались так, будто оказали общине немалую услугу, когда сбежали из города вместе с посольством. Синдик, член Совета, не чинясь, поблагодарил отважных героев – на том и расстались. Владетели разъехались по поместьям, а посланцы Айхерна отправились к центру Круга – в Дом Света.
Когда кавалькада покидала Айхерн через северные ворота, у южных, против которых расположились завоеватели, не прекращалась работа. Горожане со стен вглядывались в движение факельных огней и гадали, что сейчас творится на равнине, однако они не были сведущи в военном ремесле и не понимали занятий осаждающих. После двух часов пополуночи даже самых любопытных стало клонить в сон, и с парапета убрались все, кроме караульных. А осаждающие не прекращали работу. Ройнгард велел работать посменно, партиями, чтобы все успели поспать. Ближе к утру стук молотков в лагере стих, зато факельные огни поползли к стенам. Дозорные испугались, что вот-вот начнется штурм, позвали старшин. Те сгоряча послали за подмогой, заспанные ополченцы поднялись на бруствер, но никто не пытался взобраться на стены, разве что изредка снизу доносился стук и шорох. Тусклые огоньки подползали к стенам и вскоре удалялись к лагерю, чтобы снова ненадолго возвратиться к подножию городских укреплений…
Многое прояснилось утром. Неглубокие осыпавшиеся рвы были заполнены телами – это их вчера свозили под стены. Раздетые и обобранные догола мертвецы громоздились беспорядочными кучами. Зрелище привело айхернцев в ужас – они будто увидели собственное будущее. Количество желающих поглядеть на лагерь Железной Руки резко поубавилось. А поглядеть было на что. Плотники возводили уже второй этаж штурмовой башни и заканчивали собирать защитные галереи для стрелков. Арбалетчики вывесили вдоль деревянных стен коричневые с серой ладонью щиты и заняли места. Вскоре стало очевидно, что стреляют они отлично и болтов запасли вдоволь – стоило кому-то неосторожно показаться между зубцов стены – тут же начинался обстрел. Горожане пытались отвечать, пускали стрелы, но, несмотря на то что их позиция на стене располагалась куда выше, дуэль выиграли арбалетчики Лорда Тьмы. Убедившись в их превосходстве, горожане стали избегать перестрелки.
Потом в лагере собрали катапульты. Сперва испытали, швыряя небольшие легкие камни и куски дерна, потом на город обрушились снаряды посерьезней. Иногда камни, пущенные из катапульт, пробивали кровли, иногда, ударившись в стену, рушились на улицу. Теперь никто не мог чувствовать себя в безопасности. Четыре катапульты метали булыжники размеренно и неумолимо, три малых – раз в полчаса, большая машина – пореже. Но обстрел не прекращался даже ночью, благо камней в округе хватало и люди Ройнгарда не испытывали недостатка в снарядах.
Цеховые старшины, руководившие обороной, с тревогой глядели, как в лагере Капитана наращивают стены штурмовой башни. До сих пор все приспособления Лорда Тьмы работали успешно. Что станется, когда башня будет завершена? Айхерн готовился к худшему и возлагал надежды на Орден…
* * *
Пока Ленлин пел, стояла удивительная тишина – кажется, даже мухи прекратили носиться над столами, чтоб не помешать певцу жужжанием. И едва блондин допел последний куплет и прижал дрожащие струны пятерней, низкий гул затухающего аккорда потонул в дружном выдохе. Будто все, кто был в зале – больше десятка человек, – затаили дыхание. Тут же у входа послышалось:
– Эй, айда! Иди! Сюда иди! Здесь певец снова, тот, который про раамперльского волка!..
Оказывается, кто-то из селян приоткрыл дверь, да так и простоял на пороге, слушая Ленлина. Теперь стал звать земляков. Бородатый хозяин с удовлетворенной улыбкой объявил:
– И эта песня дивно хороша! Ужин ты, парень уже отслужил… сейчас дщерь подаст, скажу ей. А песня, песня-то! Верно ведь, нужен Кругу герой. Ох как нужен!
С этими словами трактирщик направился навстречу землякам, которые оказались на пороге. Предвкушая удачный вечер, бородач напевал:
Заходите, люди, в дом,
Всех накормим, всем нальем!
Принимая медь и раздавая пиво, хозяин объявлял, что сейчас гость покушает с дороги и снова споет прекрасные песни – дескать, садитесь, делайте заказы, кому что по душе, чтоб, когда песня начнется, не пришлось от жажды маяться.
Ленлин задумался, глядя в стол и лениво перебирая струны. Он пытался осмыслить, что только что пел – слова и музыка снова были будто не из его головы. Как подсказал кто… Элина отвернулась. Она размышляла о том, что местные просто не верят в гибель Алхоя. Слишком великое событие для маленьких людей. Им сообщили, что покончено с великим злодеем, а ни один не почесался!
Никто не сможет представить, что вот так запросто Корди разделался с Лордом Тьмы. В одиночку! Вот если бы через деревню накануне промаршировало огромное войско… Войско – это убедительно, а тщедушный паренек – нет…
К ним подошла дочь хозяина с подносом в руках, улыбнулась поэту и сморщила нос, взглянув на его спутницу. Та не удивилась, она привыкла к эффекту, который ее внешность частенько производит на девушек. Пока гости ели, в зале стоял гул голосов – постояльцы и местные чинно потягивали пиво, ожидали песен. Многие поминутно поглядывали на Ленлина, как он? Скоро ли закончит трапезу и возьмется за лютню? Поэту было не привыкать к такому вниманию, а Элине сделалось не по себе, она тихонько шепнула:
– Ты бы поспешил с едой, что ли. А то на нас все зыркают, даже кусок в горло не лезет.
– Мне надо плотно поесть, – пояснил Ленлин. Я, когда пою, пиво хлебаю, и сам не замечаю, как окосеть могу, если на пустой желудок.
Чернявый купец поднялся, подошел и, склонившись над Ленлином, тихо спросил:
– Очень, решусь заметить, интересную мысль ты, парень, высказал. Неужто и впрямь, если Лордов и прочих злодеев истребить, Завеса падет?
Поэт не смутился:
– Вообще, это всего лишь песня… но мне эта мысль тоже нравится.
– Сам выдумал? – осведомился купец. – Или научил кто? Может, в книге какой этакие мудрости написаны? Я бы сам почитал, я грамотный!.. Очень уж любопытно.
Ленлин широко улыбнулся и предложил:
– Послушай лучше еще песню!
Блондин запел о волке из Раамперля, и снова, едва он взял первый аккорд, разговоры смолкли и кружки замерли на полпути…
Сутулый купец возвратился за свой стол. Как только песня закончилась, он поднялся и позвал трактирщика – мол, расплатится, да и в путь.
– Куда же, на ночь глядя? – привычно запричитал бородач, которому не хотелось лишаться платежеспособного постояльца. – А разбойники? А зверье?
Чернявый твердо завил, что знаменитого волка-оборотня больше нет, а человека и волка порознь он не испугается. Потом купец распрощался с Ленлином, спросив напоследок, не в Раамперль держит путь поэт? Там и встретятся, наверное.
Элине этот человек не понравился, а Ленлин не задумывался, он уже был во власти собственного дарования, теперь блондин не думал ни о чем и не замечал никого вокруг – он пел.
* * *
Когда брат Астус наконец отправился в Дом Света, Бремек вздохнул с облегчением: теперь можно валяться в постели, как и подобает избитому до полусмерти. Можно глядеть в потолок, позабыв на время об интригах в Доме Света, о соперничестве, тайных замыслах и расследовании убийств.
Но деятельная натура не давала успокоиться. К тому же охотнику было скучно. Он отоспался, кажется, на десять лет вперед и маялся от безделья и от тяжких предчувствий. Начинало казаться, что, пока он валяется здесь, в тихом раамперльском представительстве, Круг валится в пропасть.
Да и сны большей частью были сумбурные, недобрые, иногда переходящие в кошмар, – будто он, Бремек, снова летит с коня на дорогу, а над ним возносится здоровенный башмак с наполовину оторванной подошвой, тяжелый, грязный – висит, колеблется. Тот Бремек, что во сне, еще не калека, он понимает, что сейчас башмак ударит, что нужно встать, сопротивляться, но, как это обычно бывает в кошмарах, непонятная слабость охватывает тело, сковывает по рукам и ногам, держит, не дает ни увернуться, ни поднять руку для защиты… Во сне Бремеку было страшно.
Тогда башмак медленно опускался, метя в лицо Бремеку, за ногой проступала бородатая харя, но разглядеть ее спящему не удавалось, он жмурился, ожидая удара, корчился, схваченный невидимыми оковами, прижатый к грязной земле, снова страдающий от боли – хотя там, во сне, побои еще только готовились… и вот Бремек просыпался от того, что пытался сорвать повязки, а от этого ушибы и ссадины начинали болеть с новой силой.
Ловчий тряхнул головой, чтобы прогнать остатки кошмара, и с трудом сел в кровати. Рядом, уткнувшись головой в сложенные на столе руки, сидя дремал оруженосец. На соседней кровати белым призраком покоился Олвис, по-прежнему безучастный ко всему. Бремек повернул голову и поглядел в серое окошко. Сумерки, скоро рассвет. Где-то внизу слышны голоса. Несмотря на ранний час, разговаривают громко. Кто бы это мог быть в такую рань? Кровать под Бремеком пронзительно скрипнула, оруженосец встрепенулся и стал тереть кулаками заспанные глаза.
– Сходи вниз, – велел ловчий, – узнай, что стряслось. Слышишь, спорят.
– Да что здесь может стрястись, добрый Бремек? Тишь да гладь… разве у местных какие-то свои дела, пока добрый Астус в отъезде… – забормотал воин, но послушно поплелся узнавать причину шума.
Охотник встал, доковылял до двери и встал в проеме, держась обеими руками за косяк. Некий мужчина твердил, что должен сообщить брату Астусу важные сведения. Ни с кем другим он не собирался разговаривать, требовал Астуса и очень огорчился, когда выяснилось, что глава представительства в отлучке.
Бремек догадался, что это – один из осведомителей, он хочет, чтобы ему заплатили, поэтому отказывается говорить с другими.
– Жаль, – пробубнил незнакомец, – а я-то спешил, думал пересказать брату Астусу новости с юга.
С юга? Бремек заинтересовался. С трудом переставляя ноги и держась за стены, ловчий двинулся к лестнице. Он боялся, что не сможет крикнуть достаточно громко отсюда, из комнаты. Добрел до лестницы, упал грудью на перила, склонился над проемом и позвал оруженосца.
– Веди этого человека сюда!
Перед Бремеком предстал тощий сутуловатый мужчина. Незнакомец с недоверием оглядел избитого охотника. Оруженосец внушительным голосом объявил:
– Добрый брат Бремек из Дома Света, со специальным поручением капитула Ордена.
Пришелец неохотно поклонился, обратив на миг к Бремеку плешь посередине густой черной шевелюры.
– Я отправил доброго Астуса в Дом Света с важным поручением, – пояснил ловчий, – а новости вы можете изложить мне.
Чернявый поморщился, и Бремек добавил:
– Глава представительства объяснил, что добрые люди этого края помогают нашему светлому братству, и я готов отблагодарить… идемте в комнату, поговорим спокойно, без лишних ушей.
Оруженосец помог Бремеку доковылять до кровати, переставил стул для гостя поближе и вышел. Чернявый покосился на неподвижного Олвиса.
– Он в беспамятстве. У нас вышли некоторые… м-м-м… приключения. – Бремек провел рукой вдоль тела, указывая бинты. – Я заплачу, не беспокойтесь. Итак?
– Дело вот какое, – решился сутулый купец. – На юге, у границы с землей Алхоя объявились люди. Утверждают, что Прекрасный Принц убит.
Бремек едва не подпрыгнул.
– Убит?
Его волнение пришелец истолковал как признак недоверия и поспешно продолжил:
– Сомнительно, конечно. Да и люди-то какие – блондинчик, бродяга и рифмоплет, да девка при нем. Ненадежные, одним словом, люди. Я бы не стал почтенного Астуса беспокоить, но бродяга в своих песнях распространяет новую ересь – будто бы с гибелью Лордов Тьмы падет Завеса. Прежде я такого не слыхал, вот и решил, что доброму Астусу…
– Да, правильно, верно, – кивнул Бремек.
Охотник выгреб из карманов несколько монет и протянул осведомителю. Должно быть, тот рассчитывал на меньшее, поскольку, приняв деньги, ухмыльнулся и зачастил:
– Да пребудет Свет с вами, добрый господин! Славно, что доброе братство неизменно печется о благе… и…
– Пребудет Свет, пребудет… Где эти люди? Как их найти?
– Сейчас они, должно быть, на постоялом дворе. – Чернявый назвал деревню, ту самую, неподалеку от которой нашел конец могучий Хагней. – Но не тревожьтесь, они сегодня же будут здесь.
– Здесь?
– Здесь, в Раамперле. Они идут сюда плести свои побасенки о гибели Алхоя. Если не станут задерживаться в пути, еще до вечера доберутся.
Бремек понял, что заплатил слишком много – завтра о бродягах станет судачить весь город. Чернявый спешил, чтобы опередить бродяг, к вечеру его новости и ломаного шульда стоить не будут. Но, делать нечего! Зато он, Бремек, успеет обдумать все как следует и приготовиться.
– Значит, они утверждают, что убили Алхоя?
– Не они, добрый господин, а их дружок. Якобы тот самый, что разделался с волком. Я-то был в отъезде, но слыхал о раамперльском оборотне… Что с вами, мой господин? Вам плохо?
Бремек уже не слышал, он судорожно соображал: да, все сходится. Он, тот самый юнец. Собиратель. Очень сильный собиратель, такого прежде не бывало! Итак, он уже начал свой поход, и Прекрасному Принцу пришел конец. А что за блондинчик? И девица при нем? Неважно, неважно, если рассказ чернявого правдив, это означает вот что: Круг и Орден на пороге катастрофы.
* * *
Бремек уже не мог не то что заснуть – даже спокойно усидеть. Припадая на покалеченную ногу, ловчий мерял шагами комнатенку, натыкался на стул, шипел от боли – и снова ковылял взад и вперед… поглядывал на бесчувственного Олвиса, тихо злился. Вот уж кому нет забот! Лежит себе, как колода… а ведь его свидетельство могло бы оказаться важным. Охотник встал над Олвисом и несколько минут вглядывался в бледное лицо раненого. Пришла странная мысль: а что, если Олвис притворяется? Что, если прикидывается беспамятным, а сам исподтишка глядит и слушает, чтобы… чтобы?..
Но следопыт оставался неподвижен, и только одеяло на груди едва заметно приподнималось. Бремек одернул себя – нельзя отдаваться во власть глупых подозрений. Дело! Нужно делать дело!
Что же, раз на Олвиса рассчитывать нельзя, придется заполучить новых свидетелей – блондина с девчонкой. Нужно поднять тревогу, сообщить капитулу в Дом Света! И свидетели необходимы! Охотник кликнул оруженосца – тот дожидался в коридоре. Должно быть, не хотел лишний раз показываться на глаза начальнику, пока тот не в себе.
Бремек велел подать свою одежду, оружие, разыскать какие-нибудь носилки, на которых он, с искалеченной ногой, сможет передвигаться. Еще потребовал вызвать брата Дорчика, который в отсутствие Астуса оставался старшим в раамперльском представительстве. Оруженосец с трудом убедил погодить с Дорчиком, тот еще досыпает.
– Тоже верно… – согласился Бремек.
Конечно, всем хоть бы хны, все спят, когда над Кругом нависла беда… И оруженосцу тоже хотелось спать. Объясняя, что до рассвета никто не станет заниматься делами, парень отчаянно зевал. Бремек махнул рукой и отпустил беднягу.
Наконец рассвело, ловчий, морщась от боли, с трудом натянул поверх бинтов рубаху, куртку и спустился вниз. Дорчику рыцарь заявил, что берет на себя руководство здешними членами братства. Унылый рыцарь возразил: он не имеет распоряжений насчет того, чтобы подчиняться брату Бремеку. Это обескуражило охотника. Прежде, когда ездили по округе, разыскивая волчьи следы, Дорчик казался недалеким и покладистым. А сделавшись начальником, вмиг переменился.
Пришлось объяснить подробности – насчет того, что победитель волка на самом деле убийца и собиратель зла. По лицу собеседника Бремек видел, что тот сомневается, в себе ли добрый брат. Но у раамперльского рыцаря хватило сообразительности понять: если в словах Бремека имеется хоть толика правды, а Дорчик не окажет содействия – именно на него свалят всю вину.
– Хорошо, добрый брат, – согласился рыцарь, – говорите, что требуется сделать?
– В город идет бродячий рифмоплет, блондин. С ним, вероятно, девица. Сейчас они южней города, у границы владений Прекрасного Принца. Певец – еретик, но важно другое, они хорошо знакомы с собирателем. Их нужно схватить, но по возможности тихо. Шума допустить нельзя. И нельзя допустить, чтобы блондин спокойно вошел в город и сеял свои еретические мысли.
– Так, может, его тихонько того… – начал было оруженосец Бремека.
Ловчий погрозил парню кулаком. Конечно, Бремек поднялся в орденской иерархии не в последнюю очередь потому, что не гнушался действовать решительно, когда требовалось «тихонько того». Но сейчас блондин был нужен живым. Он хорошо знает собирателя – очень важный свидетель. Кто доставит его в Дом Света, окажет Ордену великую услугу.
– Нет, – медленно произнес Бремек, тщательно подбирая слова. – Ты что? Мы же слуги Света, а не разбойники! Брать певца надо тихо, значит, не в Раамперле, а по дороге. Добрый брат Дорчик, отберите с полдюжины братьев понадежней. Таких, кому можно доверять. Вместе с моими людьми будет довольно, чтобы сделать все как надо. И носилки мне. В носилках, кстати, и в Раамперль певца принесем. Посадим в мешок и спрячем, никто не заметит.
– Хорошо, – кивнул Дорчик. – Но, добрый брат, ответственность вы берете на себя. Нас здесь не слишком любят… как вы убедились на собственной шкуре. Если народ увидит, что мы хватаем невинных на улице…
– На дороге! – перебил Бремек. – Именно на дороге, не на улице. И так, чтобы никто не увидел!
– Тогда я иду нанять носилки, а Кервину велю отправляться по тракту, высматривать певца с девкой.
– Зачем это? Кервин слишком молод, чтобы…
– Зато глаз у него острый и нога легкая, – отрезал Дорчик, сердито шмыгая красным носом. – А знать он ничего и не будет, пусть стережет наших… гм, гостей. Скажем ему, что эти двое – важные свидетели, этого довольно.
Дорчик еще раз показал норов. Вытребовал, чтобы ловчий при свидетелях повторил, что ответственность в случае чего полностью ложится на него, Бремека. Добившись этого заявления, повернул все по-своему.
Бремеку ничего не оставалось, как проглотить досаду и согласиться. Он не считал возможным спорить, ибо без содействия красноносого рыцаря мог не справиться с делом. Проклятое увечье!
* * *
Отряд воинов Ордена неторопливо следовал к Айхерну. Братья продвигались медленно, часто высылая разъезды и выбирая дороги, проходящие между полей и голых равнин. Известно, что Капитан Ройнгард мастер устраивать засады.
Магистр Воттвульк, которого добрейший послал к осажденному городу, был человек спокойный и осмотрительный. Притом он был подвержен внезапным приступам гнева, сам знал об этой своей особенности и старательно сдерживал вспыльчивый нрав. Именно потому, что Воттвульк помнил, что способен взорваться и натворить глупостей – именно потому и не было в Ордене воина более осторожного и хладнокровного, чем он.
Магистр не собирался рисковать вверенными ему двумя сотнями латников, предпочитая действовать осторожно. Обвинения в трусости магистра не страшили, такие упреки орденские братья получали постоянно, дело привычное.
Добрый Воттвульк вел колонну короткими переходами, засветло останавливал и велел разводить лагерные костры. Молодые братья рвались в бой, Воттвульк объяснял: Капитан никуда не денется. Не в его обычае бросать незаконченным дело, к которому наверняка готовился несколько лет.
К исходу второго дня пути на дорогах не осталось путников, идущих в том же направлении, что и войско братства. Теперь воины в белом видели на тракте только встречных, люди бежали от нашествия, купцы вывозили товары. Еще сутками позже дороги вовсе опустели, а на четвертый день на горизонте показались дымы. Где-то на северо-западе горело большое пламя, да не в одном месте, в нескольких. Опытные братья объясняли молодежи, что до Айхерна далеко, а пожары означают, что Ройнгард рассылает отряды фуражиров. Война – такое дело, нет-нет да и загорится что-нибудь. Дым вовсе не означает, что округу жгут нарочно.
Белые воины свернули к ближайшему замку. Поместье было укреплено и готово к обороне, а крестьяне укрылись за стенами. Сервы под охраной вооруженной челяди свозили в замок сено – там, внутри, скотина, которую согнали со всей округи, нуждается в фураже.
Хозяин не слишком обрадовался, увидев людей Ордена. Он участвовал в побоище под стенами Айхерна и был уверен, что Лорда не одолеть. Зато братьев нужно было кормить, а их кони нуждались в фураже. Поскольку время военное – союзников следует снабжать необходимыми припасами.
Разумеется, Воттвульк и не рассчитывал справиться с Железной Рукой собственными силами, магистр хотел собрать под свои знамена окрестных сеньоров и согласовать действия с осажденными. Совместными усилиями он рассчитывал если не разбить войско Ройнгарда, то хотя бы вынудить снять осаду. Едва заслышав об этом, владелец усадьбы тут же заявил, что фураж и прочие припасы орденским даст, а сам с ними не пойдет. Взбучка, которую Железная Рука устроил местным господам, нагнала на них страху.
Орденские воины переночевали поблизости от усадьбы. Потом прошли по заброшенной пустынной деревне. С десяток псов, которых хозяева бросили на произвол судьбы, сперва облаяли колонну, потом долго бежали следом и, повизгивая, вертелись едва ли не под самыми копытами лошадей, заглядывая снизу в глаза братьев – будто просили взять с собой. У соседней усадьбы история повторилась. Здесь хозяина не было, он погиб под Айхерном. Вдова встретила Воттвулька сердито и даже потребовала денег за провиант и фураж – дескать, она теперь без мужа, ей грозит нищета, и каждый шульд на счету. Магистр оглядел добротные стены усадьбы, богатое платье скорбной вдовушки… пожал плечами и повел колонну к Айхерну.
На закате братья остановились на ночлег у брошенного хутора. Вернулись разъезды и доложили: они обнаружены. Всадники в коричневом не стали приближаться, но наверняка увидели приметные белые плащи. Стало быть, Ройнгард знает о прибытии воинов Ордена.
Наутро магистр велел сниматься с лагеря и двинулся северней, обходя город по длинной дуге. Повсюду встречалось одно и то же – мелкие усадьбы были брошены, а те, что имели укрепления, приготовились к обороне. Встретились братьям и пожарища. Иногда среди развалин попадались мертвецы. Воттвульк велел предать их земле. Для живых он не мог сделать ничего, оставалось разве что позаботиться о павших.
Маневрируя и часто переходя с одного тракта на другой, войско Ордена медленно приближалось к Айхерну. Однако обмануть Капитана не удалось – в конце концов Воттвульку встретился отряд в коричневых плащах. Вражеских всадников насчитывалось едва ли восемь десятков, но среди них был Железная Рука, и воины в белом отступили, не приняв боя. Воттвульк кружил около Айхерна, не решаясь приблизиться. Ройнгард во главе небольшого отряда время от времени оказывался поблизости, но магистр всегда предпочитал отступление. Пробиться к городу он не мог, да и не видел смысла – что с того, если в городе (где и так находится ополчение – несколько тысяч вооруженных мужчин) гарнизон увеличится на две сотни человек?
Осада не была плотной, проникнуть в Айхерн и выйти из него было вполне возможно. Несколько горожан как-то явились в орденский стан – благодарили Орден, который не бросил их в беде. Воттвульк заверил, что останется у Айхерна, покуда осада не закончится. Дескать, он отвлекает часть сил Капитана, но ничем иным помочь пока не может – сеньоры края не хотят вставать под знамя Ордена, а у магистра собственных людей недостаточно. Но добрые братья не покинут город, останутся до конца осады… Чем именно завершится осада – магистр не стал уточнять.
Послы вздыхали и не требовали большего. Они помнили, как закончилась битва у южных ворот, испытывали благодарность и чувство вины перед памятью воинов из айхернского представительства Ордена, которые сгинули, но спасли сотни жизней… Горожане не надеялись, что вновь прибывшие братья сумеют противостоять Лорду Тьмы более успешно.
* * *
После того как брат Дорчик уточнил условия сотрудничества и настоял на собственных прерогативах, он показал себя расторопным и внимательным организатором, чем снова удивил Бремека. Только теперь ловчий задумался, какие же мотивы движут добрым братом? Из подслушанных разговоров охотник понял, что Астус в самом деле рассчитывает получить пост в Доме Света, а носатый Дорчик станет начальником здесь, в Раамперле. Вот он и показывает всем, что не уступит полномочий никому – даже посланнику капитула.
Пока Бремек размышлял, дело двигалось: юного Кервина отправили на дорогу, снабдив приметами Ленлина со спутницей; шестеро опытных братьев вооружились и приготовили веревки, кляпы, мешки и прочее; не забыли и о Бремеке, для него наняли не носилки, а легкую повозку, крытую, с сиденьями. Ловчий наблюдал за приготовлениями – придраться не к чему, Дорчик в самом деле предусмотрел все.
Около двух часов пополудни прискакал Кервин: парочка странников, в точности соответствующая описанию, показалась на дороге.
– Именно, как было сказано: блондин в дурацком камзоле с ленточками, – доложил юный воин, – и девушка с ним…
Кервин замялся, потом закончил:
– Очень хорошая девушка… Только схватить их не выйдет.
– Почему же? – поинтересовался Дорчик. – Что не так?
– Блондин играет на лютне и поет. Они идут с караваном, купцы им позволили в телегу сесть. Да и к тому же…
– Ладно, – махнул рукой Дорчик, – на месте решим.
Бремеку помогли взобраться в телегу, на козлы сел оруженосец, другой ехал верхом с людьми Дорчика.
Кервин несколько раз пытался объяснить, что у братьев ничего не выйдет, паренька не слушали. Конвой снарядился и двинулся по тесным улицам к южному тракту. Ехали неспешно, чтобы не привлекать внимания раамперльцев.
За городом Дорчик оглядывал придорожные кусты и на всякий случай подыскивал место для засады. Путников на дороге было довольно много, однако вполне возможно подгадать удачный момент, чтобы управиться с делом без свидетелей.
Через час он поинтересовался у Кервина:
– Ну, где твои бродяги?
– Должно быть, скоро встретим, добрый брат, – буркнул юноша. Он обиделся, когда к его словам отнеслись без внимания. – Не пропу́стите, издалека будет видно. И слышно.
В голосе Кервина Бремеку почудилось злорадство… И в самом деле, слышно оказалось издалека – Ленлин пел. Он сидел в телеге поверх поклажи, горланил куплеты и играл на лютне, не попадая в лад, когда повозка тряслась на ухабах. Элина устроилась позади, спиной к певцу и страдальчески морщилась, девушке не нравилась песня – но только ей одной. Девушка глядела на лошадку Корди, которая бежала следом и часто шевелила ушами, Элине казалось, что животное разделяет ее неприязнь к пению.
За повозкой шагала толпа, катили возы и ехали всадники – целая процессия пристроилась, чтобы послушать пение Ленлина. Здесь, на тракте, верили в гибель Алхоя, в приход героя, в счастливое будущее. В дороге куда легче поверить во всякую блажь. Дорога – это не «здесь» и не «там», дорога – это «между». По прибытии на место можно с чистой совестью позабыть все, чему легко верилось в пути. А в дороге – люди верили! Элина мяла в руках злополучный красный халат, ей уже надоело демонстрировать трофеи, но путники, вновь присоединившиеся к шествию, едва слышали, что можно поглядеть на одеяние Прекрасного Принца, в котором злодей принял смерть, – тут же проталкивались поближе и просили показать красный халат. Так что девушка перестала прятать одежку – все равно сейчас появится очередной желающий поглядеть.
Дорчик окинул взглядом длинную процессию, подъехал к карете Бремека и, склонившись к оконцу, прохрипел:
– А ведь и впрямь ничего не выйдет… придется ехать следом, глядеть издали. Наверное, в городе представится случай. Скажем, ночью.
– После того как их увидит весь Раамперль? – скептически осведомился Бремек. – Если они исчезнут, многим покажется подозрительным. Люди удивятся.
– Поудивляются и забудут, – отрезал Дорчик, шмыгая носом. – Еще лучше, все решат, что это были шаромыжники, обманщики. Наплели невесть чего, да и скрылись.
Ловчий не ответил, откинулся на спинку сиденья и вздохнул.
– Ну, так что? – окликнул снаружи Дорчик.
– Вы посулили, что возьмете их на дороге! На дороге, без свидетелей! Я снимаю с себя ответственность, – буркнул охотник. – Но если у вас выйдет, можете не сомневаться, Дом Света оценит вашу расторопность.
Воины Ордена пристроились к шествию, а Кервин, которому понравилась Элина, поехал по обочине рядом с телегой. Ленлин принялся в очередной раз рассказывать о подвигах Корди, перемежая куплеты с обычным пересказом – в тех местах, где еще не успел срифмовать как следует. Он пел, Элина показывала красный халат с сапогами… так и въехали в пригороды. Слух о гибели Лорда Алхоя здесь быстро разошелся. Охочие до сплетен жители окраин мигом разнесли весть, многократно преувеличив – как это обычно и бывает в подобных случаях.
Радостную новость передавали из уст в уста, кто верил, кто нет… а вот Ойрик сразу решил: правда. Он уже второй день ожидал каравана из Красного Замка, даже на окраину выходил поглядеть – не покажутся ли красные кафтаны? Но люди Прекрасного Принца не появлялись… хотя обычно бывали на редкость пунктуальны. Теперь стала очевидна причина. Ойрик дернул за рукав Пегого и указал на закрытую повозку, которая неотступно катила за Ленлином и девушкой:
– Гляди. Гляди внимательно!
– Чего глядеть-то?
– Вон, повозка серая, гляди, кто из нее зыркает.
– Ох… – Пегий узнал орденского, которого он так славно отходил башмаками.
– Видишь, как глазищами крутит туда и сюда? Ищет, кто его приголубил. Смекаешь? На ноги пока встать не может, в тележке катается, а уже искать начал. Ладно, пойдем, у меня нынче много дел.
Ойрик в самом деле спешил в невольничьи ряды – как только станет известно, что с рынка исчез оптовый покупатель, цена на молоденьких девиц упадет. Старик хотел поскорей избавиться от этого товара.
Осадные работы под прикрытием арбалетчиков и катапульт продвигались споро и быстро. Горожане боялись предпринять какие-либо активные контрмеры – в Айхерне после поражения вмиг вспомнили зловещие слухи о талантах Капитана Ройнгарда. Теперь обороняющиеся возлагали надежды на близкую распутицу, а не на собственное оружие, однако в этом году проклятая Ведьма Севера не спешила слать дожди и холода.
Тем временем люди Лорда Тьмы придвинули крытые галереи к стенам, теперь защитники из страха перед арбалетчиками вовсе перестали высовываться из-за бруствера. Оружейники Айхерна отыскали старые чертежи и по ним соорудили несколько небольших катапульт. Машины расположили на бастионах подле южных ворот и начали ответный обстрел.
