– Ходім, – сказал он, поднимаясь.
Мы сошли с горы на Крещатик; расставаясь, я просил его бывать у меня.
– А де ви живете?
Я сказал.
– А, – отвечал он, – то великий пан. Нам, мужикам, туди не можна.
– Но у этого пана, – возразил я, – тоже живут мужики, и первый из них – я.
– Правда? – спросил он, крепко сжав мою руку.
– Правда, – отвечал я.
– То добре.
Мы расстались.
Когда все это было, определительно сказать не могу; знаю только что весною 1846 года, ибо в дневнике моем, откуда я заимствую все это, дни и месяцы не обозначены. Мая 26 Тарас Григорьевич был в первый раз у меня с В. П. и Н. П. А-выми, из которых первый (уже покойник) был жандармским, а последний армейским офицером. Вместе с ним был, кажется, и А. С. Чужбинский с четками в руках, серьезный и неразговорчивый. Несмотря на это, все были, как говорится, в ударе. Тарас, с которым я успел уже сблизиться, читал разные свои стихотворения и между прочим отрывок из поэмы своей «Иоан Гус». Несколько стихов из нее доселе не вышли из моей памяти: