© Виктор Гаврилович Кротов, 2017
ISBN 978-5-4483-2916-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
На обложке картина Валерия Каптерева: «Два тюльпана».
Стихи, вошедшие в эту книгу, начались в июне 1972 года. Тогда, тринадцатого июня, произошло удивительное и неповторимое для меня событие: я влюбился с первого взгляда. Такого со мной не случалось ни раньше, ни позже. Однако это было не только радостно, но и довольно трагично, поскольку я был женат и не помышлял о разводе.
Прошло тринадцать лет, полных замысловатыми жизненными перипетиями, пока не произошло ещё одно чудо, и судьба всё-таки нас соединила. И поворотную роль в этом сыграло одно моё стихотворение. Оно тоже здесь есть, и внимательный читатель его, несомненно, обнаружит.
…Вот уже больше трёх десятков лет мы живём непростой и счастливой, насыщенной творчеством и переживаниями супружеской жизнью. И до сих пор я не устаю радоваться тому немыслимому гонорару за небольшое стихотворение, который обогатил меня на всю оставшуюся жизнь.
В этот сборник не включены трёхстишия, посвящённые той же теме. Они составили самостоятельную книгу «Праздник по названию „ты“», ставшую одним из семи томиков моего «Собрания свободных трёхстиший».
Автор
Романушке
Блеском и блёстками цирк околдован,
цирк околдован,
цирк околдован.
Бьётся и борется сердце манежа.
Крутит прожектор, грустна словно клоун,
грустна словно клоун,
грустна словно клоун,
девочка тонкая, как надежда.
Веткою света чертит по кругу,
чертит по кругу,
чертит по кругу
быстрых и пёстрых артистов движенья,
радостно вторя каждому трюку,
каждому трюку,
каждому трюку,
словно вселяя в него вдохновенье.
Смехом и смелостью цирк околдован,
цирк околдован,
цирк околдован.
Чувств позасаленных чёртова стирка!..
Девочка светит, грустна словно клоун,
грустна словно клоун,
грустна словно клоун…
В серых глазах – два ликующих цирка.
19.6.72
Молдавское вино
так терпко нёбу
манящий город – странно —
наяву
и я брожу с тобой по Кишинёву
хотя мы оба влюблены
в Москву
Брожу, брожу с тобой по Кишинёву
и сердце
всё в силках твоих стихов —
пленён
свободен
счастлив – или снова
ни к счастью, ни к несчастью не готов
По Кишинёву я с тобой брожу
стихи твержу
и – боязно сказать —
люблю тебя?
в глаза твои гляжу
и не гляжу
чтобы взглянуть опять
По Кишинёву я брожу
с тобой —
в таком туманно-эфемерном смысле…
Иду один
овеянный тоской
тобой
Москвой
и радугою мыслей
21.6.72
Московский сквер
московский двор
московский дом
высокий
лестница с отчаянным пролётом
замок чердачный
знающий своих
и дверь, ворчливая по-матерински
пыль, сумрак, деревянные ступеньки
вдруг
голубей встревоженных салют
бог весть, в чью честь
наверно, не в мою
Тяжёлый люк
из крепко сбитых досок
открыт
и вихри ветряные вьются
свежи как горный воздух
здесь висит
старинный колокол
огромный
безъязыкий
в прикаянной покойной немоте
Ущелистые улицы внизу
дворов провалы
старые дома
поросшие печными трубами
как пни в опятах
юркие машины
лоток с оранжевой прямоугольной крышей
и люди
не глядящие наверх.
21—22.6.72
Становлюсь сентиментальным,
не успевшим старым стать.
Позабыл свои верлибры,
начал ямбами писать.
Веря прежде, что условно
почитание имён,
бросил к пушкинскому бюсту
поэтичнейший пион.
Становлюсь сентиментальным,
да не в шутку, а всерьёз.
Стал смеяться без причины
и до слёз почти дорос.
Не стыжусь жалеть несчастных,
не привеченных судьбой…
Впрочем, что там – и счастливых
тоже жалко мне порой…
21—24.6.72
Гляжу на тебя
и – взгляд за взглядом —
бросаю в дверцы своих глаз
кусочки радости
в пищу алчному чудовищу
очаровательному дракончику
который – как кошка спрятав когти —
играет моим сердцем
царапая и кусая его
когда голоден
2—3.8.72
Моя любимая.
На миг?
На век отныне?
Не всё ль равно,
когда сейчас во мне
скрестились шпаги
стольких вещих линий:
ладонь,
душа,
знамения во сне…
Моя любимая.
Не любящая,
нет.
Я не готов
для этой сладкой боли.
Моя любиммая.
Плененье без тенет.
И сердце
– вольное —
искало не того ли?
Моя любимая.
Тобой я весь,
как тёплым светом сказки,
озарён.
И для меня
счастливейшая весть —
ты счастлива
в скрещении времён.
29.6.72