Виктор Елисеевич Дьяков
Никто не хотел воевать
25
Отступавшие в Иловайске добровольцы пытались зацепиться за железнодорожные сооружения, используя их капитальные кирпичные стены. Сюда же перебросили и подразделение Грача. Но поучаствовать в штурме депо грачевцам не пришлось. Поступила оперативная информация, что на выручку добровольческим батальонам командование ВСУ в районе Волновахи срочно формирует мощную группировку. Та группировка по слухам насчитывала до двух тысяч личного состава и имела на вооружении шестнадцать танков и десятки БМП и БТРов. В свою очередь ополченское командование стало спешно собирать силы, чтобы отразить этот удар и не допустить прорыва. Группу Грача одной из первых перебросили на шоссе, по которой двигалась деблокирующая группировка ВСУ.
– Если в самом деле такая сила прет, нас тут всех размажут, – уныло выразил свое мнение о возможном развитии событий Леонид.
– Не боись Малек, то что говорят надо самое малое делить надвое. Этим двум тысячам от Волновахи еще сюда дойти надо, да и танкам с БМП тоже. А сколь это километров, ты ж почти местный, скажи?
Леонид пожал плечами и, поразмыслив, неуверенно произнес:
– Да где-то полста километров, наверное.
– Ну, тогда точно самое большее половина доедет, а с укропской организацией, скорее всего, намного меньше. Что-то поломается, горючки не хватит, заблудятся, – Крест, напротив, с энтузиазмом воспринял смену дислокации – ему надоело воевать в городских условиях, он рвался на простор, в более привычное для него поле.
Здесь Леониду пришлось поработать саперной лопаткой, оборудуя позицию для ПКМа. Впрочем, ею он махал сравнительно недолго. Крест, посмотрев как «второй номер» неумело долбит и вгрызается в сухой грунт, отобрал у него орудие труда и буквально за десять-пятнадцать минут соорудил что-то вроде небольшого окопчика, пояснив его назначение:
– Это так для маскировки на первое время, чтобы они нас издалека не заметили. А вообще-то окоп полного профиля роется глубже и шире. Но сейчас такой не нужен, я все равно буду часто менять позицию. А пока отдыхай.
Пожалуй, первый раз за все время боев Крест оказался настолько «великодушным», что разрешил своему подручному передохнуть. Впервые за несколько дней Леонид сбросил с себя бронежилет, каску, снял берцы, которые не снимал уже несколько суток и они буквально жгли ступни ног. Он наслаждался просто тем, что оных на нем нет…
Появления колонны ждали, всматриваясь в бинокли и выслав вперед наблюдателей, но старое разбитое шоссе было пустынно, разве что появилось пара таксующих Жигулей, которые досмотрели и посоветовали немедленно убираться, что те незамедлительно и сделали. Такая задержка позволила не только окопаться, но и существенно укрепить силы ополченцев. Если сначала шоссе оседлали несколько таких же, как грачевцы групп профессионалов, вооруженных только стрелковым оружием и гранатометами, то позднее к ним присоединилась минометная и гаубичная батареи. Причем в составе расчетов уже преобладали местные «шахтеры и трактористы». Затем подошло несколько залатанных БМП, и такой же со следами свежей сварки на броне танк Т-72. То была «продукция» местного донецкого танкоремонтного завода. Ожидание затягивалось и ближе к вечеру уже стали подумывать о ночлеге и организации караульной службы, как вдруг откуда-то со стороны Иловайска, из-за линии горизонта искрящиеся «градовские» снаряды перелетали через головы ополченцов и исчезали так же за линией горизонта где-то впереди.
– Колонна идет, по ней жарят, видать с беспилотника координаты узнали, или кто-то из местных сообщил, – уловив недоуменный взгляд Леонида, пояснил ситуацию Крест. – Эх, боюсь, до нас не доедут, назад повернут.
Но колонна ВСУ все же доехала до позиций ополченцев к вечеру. Но то оказалась совсем не та грозная сила, о которой ходили слухи. Никаких танков там не было, и вся колонна состояла из трех-четырех десятков БМП, БТР и грузовиков с солдатами. Конечна, попав под удар ГРАДа, колонна понесла большие потери и доехали уже ее остатки. По всему, от того удара у ВСУшников было не все в порядке с мозгами и особенно со зрением. Во всяком случае, они вовремя не заметили позиций встречающих их ополченцев, и подъехали непозволительно близко, хоть те маскировались не очень тщательно, в основном используя складки местности.
– Там среди них бензовоз идет. Омон, ползи вперед с «мухой» и уделай его, – внимательно разглядывающий в бинокль приближающуюся колонну Грач, вдруг отдал приказ одному из своих «профессионалов» специализирующегося на стрельбе с гранатомета.
Омон, закинув за спину одноразовый гранатомет, пополз вперед по заросшему сорняком полю. Но первыми открыли огонь минометчики. Видимо, у них еще не имелось большого опыта, и первые мины взорвались в стороне от колонны. Сказали свое слово и гаубицы, но и их снаряды полетели мимо. Тем не менее, колонна в замешательстве остановилась. Но даже в неподвижную мишень расчеты минометов и гаубиц поначалу попасть не могли. А колонна стояла, скорее всего ее командование связывалось со своим начальством, не решаясь ни назад повернуть без приказа, ни атаковать «колорадов». Омон тем временем подполз на расстояние рпгшного выстрела и из «мухи» положил гранату точно в бочку бензовоза. Раздался страшный взрыв, и весь центр колонны охватило пламя от частей бензовоза и находящегося в нем топлива. После этого уже и минометчики стали попадать в эту пылающую цель и артиллеристы…
– Малек, за мной! Отсюда ничего не видно пламя мешает,– Крест с ПКМом побежал вперед параллельно дороги, Леонид инстинктивно рванулся за ним. Пробежав метров сто, Крест залег в какую-то старую борозду, Леонид упал рядом. Первый короб был расстрелян где-то за пять-шесть минут. Леонид подал второй, а сам уже привычно вытянув край снаряженной ленты из РД стал ее укладывать в порожний. Еще три раза менял позицию Крест и четыре раза менял короба, то есть выпустил с полтысячи патронов. Деблокирующую колонну разгромили где-то в течении часа. Большая часть личного состава просто убежала. Те, кто находился в хвосте колонны, до которых не дошло пламя от взорванного бензовоза, не долетели снаряды и мины, пули Креста уехали на своих транспортных средствах. Но большая часть спасалась, что называется, на своих двоих. Ополченцы потом ходили среди остатков догорающих автомашин, БМП и БТРов, но вскоре почти все ушли оттуда, зажимая носы, не в состоянии обонять запаха горелой человеческой плоти. Лишь Крест что-то там высматривал. Что, стало ясно, когда он ввернулся:
– Человек двадцать всего. Ну, может еще кто-то без остатка сгорел. Некоторые еще живы, но не жильцы. Я думал, что их там больше.
Леонида аж передернуло от этих слов. Но высказать ничего не успел – пришли несколько грузовиков и приказ, всем возвращаться в Иловайск. Там назревало что-то, что вновь требовало концентрации всех наиболее боеспособных сил ополченцев.
Грач, собрав своих бойцов, ставил задачу:
– Укропы оставляют город и выходят по «зеленому коридору». По данным разведки они не собираются разоружаться и выходить будут с оружием и на своей боевой технике. Таким образом, на наше требование сложить оружие, они просто напросто «положили большой и красный». А раз так, то мы имеем полное моральное право на открытие огня. Разрешение на это от ДНРовского руководства имеется.
– Вот это дело. Наконец-то началась война, которую я люблю. Ишь, чего захотели, из котла по легкому и без позора выйти. Мы им покажем, что такое настоящая русская война! – бурно возрадовался Крест.
– Помолчи! – прикрикнул на него Грач, и продолжил. – Нам предписано выдвинуться в район поселка Победа и занять позиции вдоль шоссе, по которой пойдет колонна нациков, тех с которыми мы воевали в городе. Стрелять будем с дистанции примерно ста метров. Гранатометчики пятьдесят-семьдесят. Задача сначала подбивать технику, а затем уничтожать живую силу противника после того, как они будут покидать подбитые БМП, БТР и автомобили. Боеприпасы не жалеть – их у нас в избытке.
Готовились тщательно. Крест разобрал и тщательно почистил свой ПКМ, который хоть и ни разу не дал сбоя, но за время боев вобрал в себя немало пыли и грязи. Леонид уже вполне профессионально быстро и сноровисто вскрывал «цинки», набивал ленты и укладывал их в свой РД. Потом до обеда отдыхали, наслаждаясь, ставшей уже непривычной тишиной.
Крест обычно само спокойствие, сейчас был возбужден и буквально рвался в бой – в поле ему нравилось воевать куда больше чем в городе, там «эффективность» работы его пулемета повышалась в разы. Именно к такой полевой войне он привык в Чечне и сейчас предвкушал вновь оказаться в своей «стихии». Леонид, когда наступали добровольцы, и победа склонялась на их сторону… Он обдумывал вариант, при котором можно было бы улучить момент и покинуть ряды ополченцев. Затем он рассчитывал добраться до Ларисы и до полной победы ВСУ и добровольцев и до начала неминуемой укрозачистки, успеть с ней пересечь границу. Но сейчас, когда ситуация в корне изменилась и побеждали ополченцы, которым Россия вовремя «подставила плечо»… Он уже не знал, как поступать дальше. Бежать из рядов побеждающей армии и глупо, и опасно. А вот, что касается предстоящего обстрела выходящей из окружения колонны «укропов», Леонид не разделял эйфории Креста и не только его. Многие из грачевцев жаждали поквитаться с «нациками», к которым огульно причисляли всех добровольцев, после уличных иловайских боев.
– У тебя как в песне Лепса «Самый лучший день», только он не вчера приходил, а завтра придет,– не удержался от саркастического замечания в адрес Креста Леонид.
– А ты как хотел? Да я ради этого сюда и приехал, – совершенно не обиделся на сарказм Крест.
– Да, зачем все это нужно? Пусть уходят, и они живы останутся, и из наших никто не пострадает, – уже откровенно высказал свое мнение Леонид, но не громко, чтобы услышал один Крест.
– Это как? Да они сейчас уйдут, а потом чуть передохнут и опять давить нас будут. А всякий раз на помощь вот так же Россия приходить не будет. Еще не известно, как ей этот раз аукнется. Нет, так не пойдет. Их сейчас обязательно добить надо, да так, чтобы в следующий раз они побоялись сунуться. Если завтра мы несколько сотен их двухсотыми сделаем, на этом может и война кончится. Такой шанс никак упускать нельзя. И ты тут эти свои миротворческие идеи не толкай. Твое дело меня патронами снабжать, а думать… думать тебе не надо, за тебя давно уже подумали, – в голосе Креста «звякнул металл».
– Это кто же за меня подумал, уж не ты ли? – в свою очередь повысил голос и Леонид.
– Хватит балаболить, дайте поспать, – привстал на своей койке один из бойцов-профессионалов, пришедший в отряд уже после того как Леонид покинул базу.
Крест сразу понизил голос:
– Да причем здесь я. Там все продумано и распределено… А мы, мы в этой жизни винтики…
– Крест, ты что считаешь, что это все в Кремле решается? – уже конкретно спросил Леонид.
– Я тебе Малек так скажу, где бы не решалось, но то, что Россия сейчас делает – это правильно. Мне еще отец, когда жив был, говорил, то что Союз развалился это хорошо. России такую прорву дармоедов кормить уже не под силу было. Но те куски России, что этим бывшим союзным республикам достались – все это вернуть надо. Вот Крым забрали, теперь и Донбасс забрать надо. А вот то, чтобы Южную Осетию и Абхазию присоединять, это на х… не нужно, и без них от чуркобесов в России продыху нет. А в Крыму и Донбассе русские люди живут, и они должны быть в России. Все остальное – мура, – пояснил свою позицию Крест.
– Что ты имеешь в виду, какая мура?
– Да то, что все тут болтают, что Россия не может допустить, чтобы Украина вышла из-под ее влияния, потому что не дай бог на европейских хлебах заживет лучше, чем Россия. Вот это мура. Те области, где хохлы живут, они России даром не нужны…– Чуть помолчав Крест решил окончательно пояснить свою идеологическую позицию.– Думаешь, я здесь за Путина воюю? Да он мне до одного места. Всего хорошего, что он сделал, это то, что Крым вернул. Ловко все провернул, как только возникла возможность, не стал репу чесать, враз оттяпал. А в остальном… Один мужик у нас в ЧОПе говорил, политик хороший, а хозяйственник никакой. Я вообще злой на него. С чеченами воевали, сколько там ребят нормальных положили, сколько калеками осталось… А он этих вражин задабривает, деньгами Чечню заваливает. Они на эти деньги там себе мечети и небоскребы строят, дома как дворцы. А в русских областях дорог нормальных нет, люди до сих пор по баракам и лачугам ютятся. А он все черных задабривает, да стадионы строит… деятель. Дядька мой его пан-спортсмен зовет… Думаешь, я много радости от этой войны испытываю? Хоть и не люблю хохлов, но не до такой степени, чтобы ненавидеть. А вот кого я с великой радостью готов день и ночь убивать, так это кавказоидов. Ну, ты и сам видел. Ох как я надеюсь дожить то того времени и в силе быть, когда, наконец, Россия с них за все спросит. И таких как я много. А к хохлам у меня злобы нет. Но Донбасс, это русская земля и ее надо забрать,– негромко, но с непоколебимой уверенностью озвучивал свое «жизненное кредо» Крест.
Леонид покачал головой:
– Ты так уверен в своей правоте, что готов убивать людей, к которым у тебя даже, ни злобы, ни неприязни нет?
– Да, Малек, в данном случае, как говориться, ничего личного. Для меня это просто работа, которую я умею хорошо делать. Здесь я наемник и воюю за деньги. Ты, кстати, тоже. Ты так же, как и я официально числишься в штате, числишься вторым номером расчета ПКМ. И не делай вид, что не знаешь, что тебе за это платят.
– Я… я действительно не знаю, – несколько растерялся Леонид.
– Ну, это твое дело, но думаю, когда тебе эти деньги выдавать будут, ты от них не откажешься, – после этих слов Крест отвернулся, давая понять, что разговор его утомил, и он желает подремать перед маршем.
Леонид же не мог спать. Последние слова Креста возбудили в нем бурный мыслительный процесс. Он никак не ожидал, что у этого, на первый взгляд, не далекого «пса войны», есть свое мировоззрение, основанное на вполне философском фундаменте. Но сам Леонид, в силу своего двойного русско-украинского менталитета эту философию как свою принять никак не мог. Он предчувствовал, что завтра и в последующие дни погибнет очень много людей. Он не хотел этого, но понимал, что никак не может повлиять на грядущий порядок вещей.
26
Слухи продолжали ходить иной раз самые нелепые, вселяя надежду в души окруженных. Оптимистично звучало известие, что вроде российское командование и сепаратисты согласны дать окруженным добровольцам в Иловайске и частям ВСУ в его окрестностях «зеленый коридор», по которому они будут выходить из окружения. Правда, не могли договориться, как выходить. Украинская сторона настаивала на выходе с техникой и вооружением, и вроде бы российская сторона не против. Но руководство сепаратистов решило показать, что они тоже не «твари дрожащие, а право имеют». Они потребовали, чтобы из окружения вышел только личный состав и раненые, но без техники и тяжелого оружия. В свою очередь между командованием ВСУ и добровольческих батальонов тоже возникли разногласия. Прошел слух, что в помощь окруженным создана мощная деблокирующая группировка из свежих частей ВСУ. Потом этот слух почему-то заглох. В конце-концов вроде бы утвердили согласованный график выхода войск из района Иловайска по маршруту: Многополье – Старобешево – Комсомольское. Все уперлось в вопрос, как выходить, с оружием или без оного… В это время в Киеве отпраздновали День независимости, и похоже, там мало кто догадывался, что в «иловайском котле» окружены и находятся в критической ситуации ударные подразделения украинской армии. Украинское командование, видимо, решило воспользоваться различным подходом к вопросу выхода из окружения своих противников. В штабе АТО не без основания считали, что введенные в Донбасс российские части стремятся, как можно раньше завершить операцию и поскорее вернутся на свою территория, дабы не вызвать негативной реакции международных наблюдателей. То есть они стрелять вряд ли будут, не зависимо от того, как будут выходить окруженные, с оружием или без него. А то, что сепаратисты без поддержки своих спасителей то же не решаться открыть огонь – в этом вообще никто не сомневался.
Приказ гласил: до Многополья выходить одной колонной. Затем колонны разделяется: ВСУ уходит по одной дороге, добровольцы по другой. С раннего утра Богдан с остатками взвода загрузились на броню выделенного для них БМП. Остальные разместился на других БМП, БТРах, Мотолыгах и транспортных автомобилях… Все были готовы к маршу в тот день, 29 августа…
Колонна добровольческих батальонов начала свое движение в седьмом часу. По пути следования до Многополья в нее вливались подразделения ВСУ, которые размещались на блокпостах вокруг Иловайска. Выходящая из окружения колонна по составу техники оказалась весьма разношерстной. Тут кроме старых советских БМП, БТРов, Мотолыг с тонкой броней, имелись бронированные инкассаторские машины, монструазного вида, обшитые железными листами КАМАЗы, транспортные грузовики с кузовами под тентом, всевозможные легковушки, от старых потрепанных УАЗиков, до современных ДЖИПов. Возглавляли колонну два танка Т-72. Техника в основном побитая, многие единицы не на ходу и их тянули на сцепках, у некоторых клинили коробки передач, башни, ходовые. Пока ехали до Многополья, то одна, то другая машины под палящем солнцем «закипали», останавливались, водители выскакивали, поднимали капоты и поливали из бутылок и канистр раскаленные бензонасосы, а колонна, не останавливаясь, обходила их и шла дальше…
Почему ВСУшники и добровольцы уверовали, что им со всем оружием и техникой беспрепятственно позволят покинуть «котел»? Предположить невозможно, но именно из-за этой патологической уверенности можно объяснить наличие в колонне большого количества небронированной и слабо бронированной техники. Впрочем, возможно, если бы «зеленый коридор» обеспечивали только российские части, так бы оно и вышло. Но украинское командование явно переоценило количество российских войск пересекших границу, в уверенности, что они и только они нанесли столь большие потери их армии. На самом деле российских частей вступивших на территорию ДНР было совсем немного. И они не хотели особо светится и после того, как основные задачи разгрома ударных частей ВСУ были решены, выполняли строго вспомогательные функции, осуществляя большей частью лишь моральную поддержку армии ДНР. Таким образом, если на внутреннем обводе «кольца» вокруг иловайского котла действительно стояли подвижные тактические группы армии РФ… То сразу за ними еще одно кольцо образовали подразделения армии ДНР, в рядах которой сражались уже набравшиеся опыта и обозленные местные уроженцы и наемники, для которых война являлась профессией и многие из них этой профессией владели в совершенстве. И те и те уже не первый день воевали с «укропами» и не собирались поступать с ними по-рыцарски благородно. Это относилось, как к личному составу, так и к командованию. Потому, увидев, что как и ожидалось, окруженцы выходят с оружием и боевой техникой, они готовились незамедлительно открыть уничтожающий огонь…
А стрелять ополченцам было из чего. За время боев весной и летом огневая мощь армии ДНР увеличилась на несколько порядков. Разгром украинских колонн начали ГРАДы, после того как они разделились после поселка Многополье. Слабая бортовая броня старых советских БМП, защищала лишь от пуль и сколков. Снаряды прошивали ее насквозь. Впрочем, подбить БМП можно было и из гранатомета. Граната, если и не пробивала броню, то ее фугасное действие оказывало настолько сильное воздействие, что вызывало почти стопроцентную частичную контузию в ней сидящих. В результате БМП выходила из строя, останавливалась и люди выскакивали из нее, мало что соображая. Они тут же попадали под автоматный, пулеметный и снайперский огонь, залегших параллельно шоссе ополченцев. В таких идеальных условиях ПКМ Креста работал с высочайшей эффективностью. Леонид едва успевал подавать новые короба и укладывать ленты из своего РД в опустевшие. За все время боев в городе Крест, наверное, не выпустил столько патронов, сколько за эти полтора-два часа непрерывного… нет не боя, избиения.
– Ух ты… получи… куда ползешь… не уйдешь… все равно не жилец, не мучайся!… – Крест вдохновенно комментировал свои действия, как всегда совсем не думая о том, что убивает людей.
Леонид почти не смотрел на расстреливаемое шоссе, но слыша «комментарии» Креста и зная, как он стреляет, не сомневался, что на дороге творится нечто ужасное, там ад. Эту адскую работу Крест прервал только, когда ствол ПКМ раскалился и стал не стрелять а «плеваться» пулями. Не более трех минут, едва не обжегшись, он менял ствол и вновь возобновил «работу»…
Стрельба стала стихать, когда колонну частично уничтожили, частично рассеяли. На шоссе горели БМП, автомашины, валялись в различных позах недвижимые тела в комуфляже с желто голубыми шевронами. Какие-то транспортные средства съехали с шоссе и либо застревали и накрывались огнем, либо, буксуя, уходили прямо по полю. Многие из них останавливались по непонятным причинам, из них выскакивали люди и, если им удавалось избежать пуль и осколков, они искали спасения в близлежащих лесопосадках. Лишь небольшая часть добровольческой колонны, ее головная часть, успела проскочить. Таким образом, организованный выход из Иловайска вскоре превратился в прорыв рассеянных маленьких пеших групп. Примерно то же самое происходило и со второй колонной, составленной в основном из частей ВСУ. Но если добровольцы упорно пытались прорваться, то срочники и мобилизованные бойцы, не долго думая, поднимали руки и сдавались. Добровольцы сдавались только в крайних случаях, когда альтернативой плена была неминуемая гибель.
Богдан и еще с десяток бойцов находились на броне БМП, когда миновали первое кольцо окружения. Они увидели БМП без номеров с белыми кругами на бортах, свидетельствующими о принадлежности к ополчению ДНР. Но чувствовалось что прежняя символика и бортовые номера спешно закрашены, а круги тоже нарисованы совсем недавно. Но главное, по находящимся рядом с этой техникой бойцам сразу становилось ясно, что это не ополченцы: во первых слишком молоды, однообразно и качественно экипированы… и главное у них не имелось никаких шевронов и ни на рукавах ни на груди ни каких колорадок, георгиевских ленточек, что в обязательном порядке носили все ополченцы как местные, так и российские наемники. То были явно срочники армии РФ, которых забыли в спешке снабдить этими колорадками. Мимо них колонна проехала беспрепятственно, многие расслабились, в уверенности, что и дальше все обойдется без «приключений». Но, увы, «приключения» начались когда колонна миновала поселок с многозначительным названием «Победа»…
Едва переехали мост через небольшую речушку, из близлежащих зеленок начался прицельный обстрел, вскоре превративший шоссе в кромешный ад. Узкую дорогу, стоявшие в засаде гранатометчики, пулеметчики и минометчики буквально прошивали насквозь. При попадании в борт БМП гранат из «мухи» или мин, сразу детонировал боезапас и все кто находился внутри и на броне неминуемо погибали. Леонида и тех, кто с ним находился на броне спасло то, что таким образом взорвалась БМП шедшая впереди них метрах в тридцати. Их механик водитель инстинктивно затормозил, а командир БМП заорал откинув люк:
– Все соскакивайте, если по нам попадут всем кранты!
Едва успели соскочить, как в борт БМП попала граната. К счастью то был всего лишь ВОГ, граната из подствольника или АГС, которая не обладала достаточной мощью, чтобы пробить броню и вызвать детонацию боезапаса. Тем не менее, машина оказалась выведена из строя, а находящихся внутри полуоглушило. Механик-водитель непроизвольно съехал в кювет, после чего БМП заглохла. Богдана спасло то, что его в результате частичной контузии начал душить приступ кашля, и он инстинктивно спрятался за остановившуюся БМП, тогда как остальные бойцы попали под пулеметный и автоматный огонь. Рядом с ним оказался и Куренчук. Увидев, что Богдана давит кашель, он схватил его за рукав и потянул:
– Давай скорий, николи кашляти! Зараз по бехи запальними почнуть шмалять, живцом сгоришь!
Когда Богдан оправился от кашля, то увидели следующее: те кто только что сидели рядом с ним на броне… они все лежали либо без признаков жизни, либо раненые, с криками и стонами пытаясь отползти по придорожной канаве. Совсем недалеко стояла Мотолыга со снесенной взрывом маленькой башенкой, вся залитая капающей с бортов кровью. Вокруг свистели пули, рвались гранаты и мины, рикошетя осколками от бортов БМП и асфальта. Куренчук успел прикрыть себя и Богдана бронированной задней дверью БМП, по которой гулко стучали пули. Казалось, все вокруг, каждый сантиметр пространства пронизан сплошным горизонтальным свинцовым дождем. Богдан, наконец, полностью справился с приступом и пытался оценить обстановку.
– Бижимо на инту сторону дороги, звидти не стреляють, – потянул Богдана Куренчук.
Он бросился через дорогу и в прыжке скрылся в придорожной канаве. Богдан понял, что это единственный шанс выжить и последовал за ним. Он мобилизовал все физические силы, и потому успел также залечь в канаву на противоположной от той стороны, с которой стреляли. За ними вслед кинулись еще трое легкораненых добровольцев… добежал лишь один. Куренчук бежал впереди полусогнувшись вдоль канавы… Как только достигли места, где огонь сепаратистов оказался менее интенсивным, без команды не сговариваясь разом рванули к лесопосадке. Богдан вновь сам себе удивлялся: в критические моменты, когда отстать и тем более встать было смерти подобно, ни кашля, ни головной боли как не бывало. Конечно, то было лишь временное улучшение, вызванное стрессовой мобилизацией организма. Когда достигли лесопосадки и вероятность получить пулю или осколок резко снизилась, Богдану вновь стало хуже – кашель буквально душил.
– Щось ти "Чечен" зовсим розклеився, – покачал головой Куренчук, оглядываясь на отстающего и едва волочившего свой автомат Богдана.
Третий, боец по касательной раненый в бок, на ходу сам себя перевязал и двигался достаточно быстро. Он с недовольством смотрел на Богдана, который явно тормозил движение.
– Оставьте меня… идите сами… я больше не могу, сил совсем нет, – Богдан дальше просто не мог идти физически.
– Пусть остается, с ним мы далеко не уйдем, – «поддержал» Богдана легкораненый.
– Йди, тебе нихто не держит. А я його не кину. Вин з москалями ще в Чечні воював, коли ти пид стил пишки ходив, там и здоровья залишився, – резко осадил его Куренчук.
Легкораненый не решился идти в одиночку и нехотя остановился, видя, что Куренчук хочет дать передышку выбившемуся из сил Богдану. Но Богдан и после пятнадцатиминутного отдыха оказался не в состоянии идти – его периодически душил кашель, буквально выворачивая наизнанку, и те приступы его буквально обессилевали. Куренчук решил в том леске и заночевать… Определить, что творится вокруг было невозможно. Беспорядочная стрельба возникала, то далеко, то близко и не поймешь в какой стороне и так же неожиданно затихала. По всему, такие же разрозненные мелкие группы добровольцев и ВСУшников, выходящие из окружения, наталкивались, либо на временные блокпосты, либо на засады ополченцев… Ночью Богдан сильно продрог и к утру у него начался жар.
– Доходимо до найближчого житла и там ми тебе залишаемо мисцевим. Тут одному тоби залишатися не можна – здохнешь, – Куренчук уже безоговорочно стал лидером этой мини-группы и по своему усмотрению принимал решения.
Донбасс, регион весьма густо населенный. Селения здесь встречаются довольно часто. Ведя под руки едва держащегося на ногах Богдана, они набрели на таковое, не пройдя и километра. Утренний туман позволил даже при столь невысокой скорости передвигаться скрытно. Они зашли в первый же дом. Там к ним отнеслись настороженно, но внешне вполне доброжелательно, хозяин мужик лет сорока пяти, его жена и двое сыновей-подростков. Добровольцев накормили, Богдана положили в кровать, сделали компресс, дали выпить таблетку Аспирин-Упса, пообещали привести врача… Куренчук на прощание переговорил с Богданом. Тот хоть и весь мокрый после действия таблетки и тяжело дышал, но был в сознании. Он сказал, чтобы забрали его автомат с подсумком и поскорее отсюда выбирались… Куренчук с легкораненым ушли, а Богдан в полубеспамятстве проспал-пробредил день, ночь… А утром следующего дня хозяин привел в дом ополченцев:
– Вот он, больной сильно. А те, что с ним были еще вчера ушли.
Старший ополченец, мужик лет сорока с обязательной георгиевской ленточкой на груди, ударил ногой по спинке кровати:
– Чего разлегся, сука укропская, вставай ответ держать будешь! Зачем в Донбасс с оружием пришел!?… О, да ты совсем плохой… Давай одевайся и соберись. Если дойдешь, мы тебя в штаб отведем, а не дойдешь, в канаве подыхать бросим…
Сутки беспрерывного сна, аспирин и то, что его хоть чем-то накормили, подействовало – Богдану стало заметно лучше. Он смог подняться, одеться, обуться. Его обыскали. Нашли паспорт с винницкой пропиской. Оружия при нем не было, а шеврон, определяющий его принадлежность к добровольческому батальону, перед уходом предусмотрительно с его формы содрал Куренчук. Ополченцам Богдан сказал, что рядовой, призванный по мобилизации. Те, конечно, не поверили… но они оказались не свирепыми. Ополченцы лишь пугали, но увидев насколько пленник слаб и сам долго идти не сможет, они посадили его в кузов какого-то грузовика, и повезли в Иловайск, где собирали таких же пленных.
