Сегодня и ежедневно – Виктор Драгунский

Это возвышенное произведение по-настоящему нравственного человека. В трудной ситуации можно поступить низко и плохо, можно поступить мелко, «как все» или «как каждый поступил бы»… А герой книги выбирает самый правильный, безупречно нравственный, чистый и болезненный путь. Не потому, что у него склонность к мазохизму, и не потому, что он святой. Просто он не может по-другому. Думаю, так совершаются поступки самые искренние. В силу того, что и называется убеждениями. Настоящие убеждения не придумываются в голове и даже не баюкаются в сердце. Настоящие убеждения пронизывают все существо человека, они – часть его, поэтому от них отказаться ну очень трудно.

Помнишь, как папка своим таким знакомым низким тембром, хохоча местами вместе с тобой, как ребенок, читает тебе Денискины рассказы, сыски там, ахаха!А тут папка этот вдруг запах больничной ваткой и своей этой курткой, которая пахнет его друзьями и холодом, с хрипотцой вдруг заговорил тоном, каким не принято обращаться к детям, каким никогда не скажешь кошаку, что он классный, тоном каким рассказывают, что начальник пидорас, но ты привык, тоном, каким на пьянке двое говорят на кухне.

Вот каким тоном внутренний голос читает это.Чтож. Ну и книжки мои тоже взрослеют.

Наш герой, то есть хозяин голоса, пахнущего ваткой, – клоун. Не грустный там клоун или чо, а хороший такой, прожженый, влюбленный в дело клоун.

Само собой, там под париком никакой не весельчак Нос, а просто суровый мужик Николай, на все руки мастер, с принципами там, мужик, в общем. Делать – так делать! Тем более тут война только-только, вздохнули первый раз, да пора теперь и жить дальше.Много от жизни не хочет, да и много ли надо – буфетчицу Таю, блеск детских глаз и тепло от фонарей на манеже, зимы-то холодные.Да вот только Тая не дождалась. Ну не то, чтоб прям не дождалась, да, но знаете, как оно бывает.

Горько теперь. Может и смог бы, да фиг его знает. Нет, наверное бы. Или да. Короче, как рыбу есть, у которой желчный порвался, и ты вроде все вычистил, ан нет, один хрен – горчит.Он давно в этом цирке. Он здесь вырос, как и многие, конечно, но он для ремесла не стареет, как там гимнастки или еще кто. Он в этом цирке вродеб как отец родной. Дядь Коля он. И дядь Коля ценит это. «Он ведь меня артистом назвал. А мог ведь назвать циркачом», – вот чем гордится дядь Коля.Дядь Коля навроде как этот Медведь из Лог Джэма, большой и добрый, готовый всегда подстроиться, подсобить, уступить.

Добрый дядь Коля любил ребенка. Не своего ребёнка, Таиного, буфетчицы. Вообще он всех детей любил, смысл работы его, учащенного сердца перед выходом на манеж был в детях. Но этот ребёнок был особенным. Прямо как этот мульт про лесной квартет.

В том смысле, что ну хрен его знает чем он занимается, пока мы не видим, ведь, когда дядь Коля с ним встречается – пацан непременно спит вот уже много лет. В этом есть и вина дяди Коли, он заходит к ребёнку только по ночам. Не к ребенку, к маме его, но тем не менее.Там ещё был волк, в этом квартете. Солировал который, талант. Настоящий артист, обо всем забывал, пока пел, забывал даже, что опасность кругом. За волка этого еще переживаешь все время, как бы его та собака не цап.

Красивая девочка акробатка, как этот волк, мастерица своего дела, сильная, тренированная и смелая, волнуешься за нее как за волка, но вот волк постоянно спасается, а она вдруг разбивается насмерть. И здесь уже она скорей тот заяц, что стучал о пень то лапой, то головой, с той разницей, что она – только головой. Тук-тук-тук.Несите тряпку, я ничо не вижу от черноты. Или это искореженный ударом фонарь погас?..Хороший мульт, добрый, а тут вончо. Пусть зачинщики этого сравнения теперь живут с этим.Люблю, когда меня ведут за кулисы чего бы то ни было, когда я вижу то, что обычно прячут в чумадан. Знаете, это по дискавери, как это сделано? (Да, давайте в целом чаще смотреть телек, да?) вот оно.

И здесь тоже слонихи грустят и болеют, клоуны выжигают лица порохом, бездарные жонглёры ухлестывают за буфетчицами, молодые дарования поражают стариков и вселяют веру в лучшее, а за красивой занавеской висит старая и страшная. Спасибо, Драгунский, за еще одну трещину в детском мировоззрении.