Виктор Борисович Мурич
Дважды возрожденный

Книга первая.

Цитадель.

Глава 1.

– Жми! – орет за спиной Стас. – Жми быстрее!

– Да жму я, жму! – огрызаюсь я, не поворачивая головы. А поворачивать ее, в общем-то, и некогда. Джип и так идет на скорости, значительно превышающей разумную, с учетом качества дороги. Точнее отсутствия дороги. Вот уже минут десять мы виляем между обломками скал, прорываясь к выходу из кажущегося бесконечным ущелья. А на хвосте, постепенно догоняя, висят пяток тушканчиков-переростоков, жаждущих употребить нас в пищу. Естественно, нас такая перспектива совершенно не прельщает, поэтому я и выжимаю из надсадно завывающего мотора последние лошадиные силы, стараясь при этом не перевернуться, налетев на очередной булыжник, или не сорваться в одну из глубоких воронок нарытых вездесущими кротами.

Наш автомобиль хоть и является внедорожником, причем довольно-таки неплохим внедорожником, Мерседес все-таки, с трудом преодолевает препятствия из завалов камней. На каждом новом валуне жалобно стонет правый задний амортизатор. Наверное, где-нибудь по дороге его зацепил острый обломок скалы. Главное, чтобы до дома выдержал, а там Малыш его подлатает, будет как новый.

Сначала преследователей было больше, но Стасу каким-то образом удалось подстрелить троих, не смотря на бешеные скачки машины. Не зря он считается у нас лучшим стрелком.

– Ты можешь ехать ровнее? – Стас отчаянно пытается поймать одного из тушканчиков в оптический прицел тяжелого карабина. – Хоть чуть-чуть? – В его голосе сквозят просящие нотки. – Хоть чуть-чуть. И я сейчас же этого гада приласкаю.

Под гадом, он имеет в виду наиболее крупного тушканчика, метров на десять вырвавшегося впереди своих сородичей. Пушистый зверек высотой пару метров с легкостью перепрыгивает глыбы, которые мне приходилось объезжать, настигая нас. Его длинные мускулистые ноги более подходят для этого мира, чем колеса автомобиля. Были б мы на хорошей трассе, тогда я показал бы этой твари мощь человеческой техники. А так… Я тяжело вздохнул, и резко вильнул рулем, проводя черное тело джипа по самой кромке кротовьей воронки, диаметром метров в пять. Машина взбрыкнула задом и, накренившись на правый бок, выбросила из-под колес веер каменной крошки.

В ответ на мои маневры из-за спины раздался отборный мат в подробностях комментирующий мой стиль вождения и здешние дороги.

– Извини. Отвлекся.

– Ты пореже так отвлекайся! – зло рявкает Стас. – А то потеряешь меня на очередном повороте!

Его упрек полностью обоснован. Из-за моей невнимательности мы могли попасть в лапы преследователей.

Впереди мелькнула среди серых камней полоса желтого песка.

– Вот черт! – громко чертыхнулся я.

– Что еще? – наклонился через спинку сиденья Стас. – Чем ты меня еще порадуешь?

– Песок! Держись крепче!

Он бросил карабин на пол и обеими руками ухватился за металлическую арку из труб служащую крышей нашему открытому автомобилю.

Желтый пульсирующий свет резко выделяется на фоне серого окружения. Он кажется чем-то чужеродным на фоне высоких серых скал, обступивших нас с двух сторон. Это как будто идешь по длинному узкому коридору, где-то высоко виднеется грязно-серый потолок с засиженными мухами тусклыми лампами, отбрасывающими мутные тени на серые дешевые обои стен, и вдруг на полу видишь лужу желтой фосфоресцирующей краски. Вот в нашем случае то же самое.

Этот песок – одна из многочисленных загадок этого мира. Пятна фосфоресцирующего песка исчезали и появлялись сами по себе. За исключением свечения и столь необычного поведения это был самый обычный песок. Лена, шутя, называет его бродячим лишаем. Как на меня, она не совсем права, лишай вроде не желтого цвета, разве только если намазать его йодом.

Именно то, что это обычный песок, и вызвало мое волнение. Наличие полосы песка означает буксование. А если буксование, то потеря скорости. А если потеря скорости, то сокращение расстояния между нами и тушканчиками. А если сокращение расстояния …

Я прервал логическую цепочку с предполагаемо невеселым, по крайней мере, для нас, концом и приготовился к резкому торможению.

Если мы влетим в это препятствие на большой скорости, очень высок шанс, что нас занесет и ударит о близлежащие скалы.

– Тормози! – взволнованный хрип попутчика над правым ухом заставляет меня вздрогнуть.

– Знаю! – огрызаюсь я, не отрывая глаз от приближающегося препятствия. – Не мешай!

Расстояние до желтого пятна уменьшается с каждой секундой. Чуть-чуть сбрасываю скорость. Лидер тушканчиков, увидев, что жертва сбавляет ход, задрал голову вверх и издал радостный протяжный вой. От этого воя пошел мороз по коже, и мерзко заныли зубы.

Только бы нас не занесло. Только бы проскочить. Руки затянутые кожаными перчатками крепче ухватили руль, готовясь к резким маневрам.

Отстающие сородичи подхватили вой вожака, и ущелье заполнилось мерзкими звуками, многократно отражаемыми скалами. Позвоночник завибрировал в тон многоголосому вою, извещая о пробуждении уснувшего на время страха.

Мимолетный взгляд в зеркало фиксирует уменьшение расстояния и радостно задранные хвосты преследователей, скачущих как кенгуру от одной ровной площадке к другой.

Ох уж эти хвосты…

Именно из-за длинных хвостов, более двух метров, с пушистыми кисточками на концах, эти зверюшки получили столь безобидное название. При первом знакомстве с этими существами мы приняли их за мирных травоядных, так как ни когтей, ни зубов у них не наблюдалось. Такое заблуждение продлилось недолго. Во время одного из выездов к шахте погиб Артур, получив удар кисточкой по спине. Его кожаная куртка и большая часть спины мгновенно превратились в жидкий студень, который сразу же принялся слизывать языком молодой тушканчик, до сих пор прятавшийся за выступом скалы. Мы подоспели через минуту и изрешетили тварь в упор из автоматов. Но Артуру помогать было уже поздно. Какая-то жидкость, вырабатываемая хвостовыми железами, растворила большую часть его торса, оставив целыми только кости. Оказавшись рядом, мы обнаружили, что он еще жив. Сквозь белую решетку ребер и комки полу растворенных внутренностей виднелось все еще пульсирующее сердце. Он пытался нам что-то сказать, судорожно дергалась рука, сжимая так и не пригодившийся автомат. До сих пор помню, как билась в истерике Аня, не отрывая взгляда от умирающего Артура. Помню бешеные глаза Мичмана разряжавшего обойму в уже давно мертвого зверя. Это было почти пол года назад.

Нога вдавила в пол педаль тормоза, и мы мягко вкатились в фосфоресцирующее пятно. Джип сразу же просел, и выбросил из-под колес светящиеся фонтаны песка. Может, в другое время, я и полюбовался бы этим великолепным зрелищем, но сейчас как-то не до этого. Играя на грани букса, я веду автомобиль к спасительной серой кромке, сулящей надежную опору колесам.

Вот… Вот… Еще чуть-чуть… Давай родимый, не подведи!

– Хух, – тяжело выдохнул я. Передние колеса уцепились за камни и джип, набирая скорость, рванул вперед. Два раза гулко бухнул карабин, и вслед за ним прозвучал ликующий вопль Стаса:

– Попал! Слыш, Витек? Попал!

В зеркале вижу хромающего тушканчика, отделившегося от общей массы. Пуля попала ему в ногу, заставив прекратить преследование.

– Может, остановимся и расстреляем их в упор? – обернувшись, предлагаю стрелку.

– Нет. Не успеем. Если хоть раз промахнемся, нам труба, – категорически отмахивается он и вытирает рукавом куртки пот со лба.

Стас выглядит счастливым. У него сейчас лицо, как у ребенка проснувшегося утром и увидевшего у своей кроватки долгожданный подарок.

И дошли же мы до того, что смерть живых существ, приносит нам радость.

Утвердительно машу головой соглашаясь. Стас на этот раз прав. Преследователи очень проворны и умны. Лучше уж жать на газ, тем более что до конца ущелья осталось минуты три, а там открытое пространство Пустоши и Цитадель.

– Цитадель! Цитадель! – надрываясь, орет в микрофон рации Стас, опасливо поглядывая на скачущих тушканчиков. – Это Бродяга. Цитадель, ответьте Бродяге. Мать вашу! Вы, что там спите!

– Да не ори ты так! Здесь я! Здесь! – Даже сквозь гул мотора и треск разбрасываемого гравия слышу голос из динамика изрядно потрепанной рации, стоящей рядом со мной на переднем сидении. – Что у вас случилось?

– Едем по северному ущелью. Через минуту вы нас увидите. У нас преследователи. Готовьтесь встречать.

– Понятно, – хихикнул динамик. – Встречаем. Конец связи.

– Вот дура! – злобно орет Стас. Потом бросает микрофон рации на сиденье, меняет обойму карабина и, ворочаясь позади меня пытается найти удобное положение для стрельбы. – Нас вот-вот сожрут вместе с дерьмом, а она смеется.

Стас конечно же не прав и сам знает об этом. Просто дает знать о себе усталость, накопившаяся за два дня и злость поражения, давящая на самолюбие как серый булыжник. Все равно Аня, а это была, похоже, именно она, ничего не сделает, пока мы не окажемся в зоне действия артиллерии Цитадели.

Последний раз лихо вильнув, вырываемся из каменного плена на простор. Ущелье остается позади как ночной кошмар после пробуждения. Перед нами расстилается пространство Пустоши – этакой каменной тарелки, окруженной со всех сторон скальными массивами, с Цитаделью в центре.

На Пустоши поверхность почти ровная. По крайней мере, если сравнивать с предыдущим куском дороги. Сплошной гладкий каменный настил грязно-серого цвета с кое-где поднимающимися невысокими буграми. Даже не верится, что это все создано природой. Кажется, что какой-то великан из нечего делать проехался по горам гигантским утюгом, разглаживая раскаленным низом все неровности. И в результате такого небрежного разглаживания и возникла Пустошь.

В паре километров впереди виднеется усеченная пирамида Цитадели, торчащая как воспаленный чирь на ровном месте. С такого расстояния она кажется маленькой деталькой из детского конструктора. Но даже один ее вид существенно поднимает настроение. При виде ее стен Стас впервые за два последние часа улыбнулся и весело подмигнул мне.

– Живы будем, не помрем! – ликующим тоном преподнес он мне народную мудрость.

Я утвердительно мотнул головой, не отрывая глаз от приближающейся Цитадели.

Оказавшись на нормальном покрытии Пустоши, разгоняю джип, и он периодически подпрыгивая на бугорках как на маленьких трамплинах, мчится к спасительным темно-зеленым стенам.

Верный Мерседес сегодня изрядно потрудился, вывозя наши бренные тушки из лап зверюшек. Я с нежным чувством провожу рукой по разогретой грязным солнцем приборной панели обтянутой кожей, как бы благодаря его за хорошую работу.

Расстояние между машиной и преследователями увеличивается. Злобное, разочарованное завывание провожает нас. Тушканчики сообразили, что останутся голодными и теперь бурно выражают свое негодование по этому поводу. Их попытки увеличить скорость ни к чему не приводят. Разрыв все рано увеличивается, и теперь нет ни малейшего сомнения в том, что мы придем к финишу первыми.

– Здесь вам не ущелье! – злорадно бурчу я и зачем-то вскидываю вверх руку с вытянутым средним пальцем. – Здесь наша территория!

Стараюсь выбирать путь поровнее, чтобы Стас мог нормально целится. В ответ на мои действия раздается вереница выстрелов. Тушканчики достаточно умны как для животных. Они начинают двигаться зигзагами и стараются уклоняться от пуль. Пока их спасает быстрая реакция. Сильные ноги бросают поджарые тела из стороны в сторону, мешая стрелку нормально прицелиться. В результате их маневров расстояние еще немного увеличивается.

Темно-зеленая масса приближается, и я уже различаю узкие горизонтальные прорези бойниц, пару человек суетящихся у автоматической пушки на Северном бастионе. Спаренные стволы пушки медленно разворачиваются в нашу сторону. Давненько наведенное в мою сторону оружие не вызывало такую гамму положительных чувств.

Звонкий стрекот автоматической пушки заставляет меня резко повернуть в сторону, освобождая сектор обстрела. Как всегда Стас не успел ухватиться и в результате крепко приложился грудью об верхнюю кромку двери. Звучно бряцнул оброненный на пол карабин.

– Нет! Ты точно моей смерти хочешь! – говорит, потирая ушибленную грудь, Стас.

На этот раз в его голосе уже нет злости. Негативные эмоции смягчаются близостью Цитадели и радостью возвращения.

Следующая очередь приходится по вожаку маленькой стаи. Воронки взрывов вырастают прямо перед его ногами и он, как бы споткнувшись о невидимое препятствие, кубарем катится по инерции вперед, нелепо размахивая длинными ногами и жалобно виляя хвостом. Остановившись, он пытается подняться и снова падает. Грозное оружие – хвост, превратился в кусок драной веревки и теперь только мешает своему хозяину встать, путаясь между ногами. Из губастого рта тушканчика на каменный настил Пустоши изверглась пенистая струя красной жидкости. Похоже, что жизнь медленно покидает мускулистое тело.

Пушка бьет длинными очередями, превращая преследователей в разлетающиеся комья плоти. Мичман, устроившись на сидении, закрепленном на лафете, виртуозно управляет двустволкой. Спаренные стволы дергаются из стороны в сторону в поисках очередной жертвы. Затем следует огненный плевок и на камни падает новая порция тушканьего паштета, суля кротам маленькое пиршество.

Сделав последний выстрел, пушка умолкает и на поле боя остается лишь уже хромающий вдалеке вожак. Я думал, он уже не встанет, но жажда жизни оказалась сильнее перенесенных ран.

Животное двигается медленно, виляя из стороны в сторону, периодически падая и снова вставая на подкашивающиеся ноги. Похоже, Мичман решил не утруждать себя стрельбой по раненому животному. У моего попутчика оказалось другое мнение на этот счет.

– А ну, Вить, притормози, – просит он, вскидывая карабин.

– Думаешь надо? – просыпается у меня нелепая жалость к жаждущему жизни животному. – Пусть себе идет. Все равно ведь сдохнет. Ему вон как Мичман наподдал.

– Он бы нас не пожалел! – категорически отметает мое предложение Стас.

Нам до массивных стен осталось десяток метров.

Сбрасываю скорость и плавно останавливаюсь у каменной плиты ворот. Задрав голову вверх, показываю Мичману большой палец. Он в ответ довольно машет рукой.

Мичман еще не знает, какие новости мы ему привезли.

Ох, и тяжелым будет разговор…

Дождавшись полной остановки, Стас замирает на секунду как изваяние.

Выстрел.

Еще один.

Разрывные пули входят в затылок убегающего животного, бросая его вперед на прогретые тусклым солнцем камни Пустоши. Тело все еще продолжает сучить длинными ногами, пытаясь подняться. Пару раз взлетает вверх смертоносная кисточка хвоста, как бы упрекая нас за удар в спину и нечестность боя.

Только убедившись, что тушканчик больше не шевелиться, я въезжаю в открытые ворота Цитадели.

Ни о каком честном бое и речи быть не может. Мы здесь, чтобы выжить. И мы выживем.

Выживем, назло всем.

Глава 2.

Как я и ожидал, мы получили вздрючку от Мичмана по полной программе. И поделом. Сами обложались.

Мы стоим перед ним как два нашаливших пацана, и он тихим спокойным голосом вычитывает нам мораль. Лучше уж пусть бы он орал или дал в морду. Было бы легче.

Когда Мичман читает мораль, то застрелиться хочется еще при первых его словах. Он всегда говорит спокойно, тихо и по сути. Мы, наклонив головы, даже не пытаемся оправдываться. Против правды не попрешь.

– Вы знаете, что нарушили Договор? – Мичман заглянул мне в глаза. – Вы знаете последствия?

– Да. Но мы же пытались… – все-таки начал оправдываться Стас.

– Мы же! Вы же! Они же! – передразнил Мичман. – Плохо значит пытались!

Промывание мозгов длится еще несколько минут. Наконец, он исчерпался, и уселся в массивное каменное кресло. Поерзав, принял удобную позу и потянулся за трубкой, лежащей на краю каменного, круглого стола.

Стас глянул на меня, и мы дружно облегченно вздохнули. Раз в ход пошла трубка, значит, процесс перешел в завершающую стадию.

– А теперь расскажите еще раз все по порядку, – предложил Мичман, выпустив из уголка рта облако зловонного дыма.

Я всегда удивлялся, как можно курить такую дрянь. Для меня запах крепкого кубинского табака всегда ассоциировался с горящим костром инквизиции. Такой же вонючий и густой дым, сопровождающийся душком кающегося грешника.

Стас присел на краешек другого каменного кресла, напротив Мичмана, готовясь к повторному рассказу нашей эпопеи, а я предпочел устроиться на столе. Все равно по степени комфорта одинаково.

В Цитадели все из камня.

Абсолютно все. Начиная от толстенных стен и заканчивая мебелью. Отличия только в сортах камня. Стены и ворота из темно-зеленого, чем-то напоминающего гранит камня. Мебель преимущественно мраморная, или как здесь этот минерал называется. Почти во всем доминируют темные цвета. Правда, иногда встречаются предметы, имеющие светлые прожилки или вкрапления.

В общем, выглядит все солидно, но малость мрачновато. Строители Цитадели делали все на совесть и с перспективой на века. Все кажется весьма древним, но в то же время находится в идеальном состоянии. Исключением является только западная стена, сплошь испещренная вмятинами полуметровой глубины. Скорее даже не вмятинами, а вплавленностями. Как будто, к пластилину на мгновение поднесли зажженную спичку, а как только он начал плыть сразу же убрали. Для нас осталось загадкой, каким же оружием удалось сделать такие оспины в теле Цитадели, учитывая прочность стен.

Как-то в самом начале, когда мы еще только учились пользоваться оружием, Стас невзначай разрядил гранатомет в стену. Когда развеялся дым от взрыва и утих мат до смерти перепуганного Мотора, мы увидели лишь мелкий скол в центре пятна копоти и все.

Не хотелось бы в будущем столкнуться с противником вооруженным таким мощным средством уничтожения.

– Мы выехали, как договаривались в сторону шестой шахты… – начал повторный рассказ Стас. Мичман, укутавшись в клубы дыма, пристально следит прищуренными глазами за жестикуляцией рассказчика сквозь мутную пелену. – На точку прибыли вовремя. Гномов еще не было. Мы прождали около часа, пока они появились. Было их штук девять-десять.

– Десять, – уточнил я. – И десять верблюдов.

Стас отблагодарил меня столь любезным взглядом, что я пожалел, о том, что прервал его. Мичман на мгновение перевел взгляд на меня, утвердительно качнул головой, как бы принимая к сведению мое уточнение, и опять повернулся к рассказчику.

– Так вот. Притопали они и прямиком в шахту. Ну конечно прихватили с собой там кирки, лопаты и фонарики всякие. Знаешь, пузатые такие фонари, на беременных баб похожие, с зеркальцем с одной стороны. И полезли, в общем гурьбой в шахту. Я расположился у входа, рядышком с их верблюдами, а Витек полез на горку и там залег среди камней. Ему там сверху все видно будет, если вдруг кто сунется. Все как всегда. Тишина и благодать полная. Ветра нет, солнышко пригревает.

Стас всегда речь сопровождает речь бурной жестикуляцией. Когда он о чем-то увлеченно рассказывает с ним рядом находиться опасно, зашибить может невзначай. Вот и сейчас он каждую фразу подтверждает взмахом мускулистых рук. Его атлетическая фигура на фоне массивного кресла выглядит весьма скромно. Даже не скажешь, что в нем 190 роста и 100 веса. Из веса большая часть мышцы. Сказывается длительное увлечение культуризмом. Мы его, шутя, называем Гераклом нашего времени. Вот только вершина его малость подкачала. Столь мощное тело венчает коротко стриженая голова с большими оттопыренными ушами и веснушчатым лицом, которому он постоянно пытается придать серьезную угрюмость и тем самым компенсировать детское озорничество мелькавшее в глазах. Из всех его умений выдающимся является только одно – умение стрелять. Вот в этом он настоящий ас. Месяц назад, когда мы праздновали его двадцати девятилетие, он, будучи в конкретно нетрезвом состоянии пристрелил из своего неразлучного карабина крота, высунувшегося на свою беду, из каменной толщи метрах в трехстах от стен Цитадели. А если при этом еще и учесть, что стрелял он, опираясь на меня, так как самостоятельно держаться на ногах не мог…

Мичман – плавающий в облаках столь любимого дыма является полной противоположностью Стаса.

Мичман – прозвище. По имени его никто и никогда не называл. По крайней мере, я этого не слышал. Я даже не уверен, что помню его настоящее имя. Толи Вадим, толи Владислав. В общем, что-то в этом роде. А Мичман – потому что, он в прошлом действительно был мичманом на эсминце. Выперли его с флота года три назад за пьянство. Любил он раньше это дело и любил по крупному. Как-то раз по пьяни он капитану эсминца толи что-то сказал, толи сделал. Скорее всего, сделал, потому что после слов, даже самых тяжелых, в больницу с травмой черепа не попадают. В общем, помогли ему уйти. А так, может, еще бы плавал и плавал, вместо того, чтобы нянчится здесь с нами. Потом, уже на гражданке, он взялся за ум, объявил сухой закон и с тех пор ко всем спиртным напиткам относится с предубеждением, делая исключения разве что только по праздникам.

У нас он что-то вроде вождя первобытного племени. Выбор его на такую роль был практически однозначен. Из нас только он один имел представление о ведении боевых действий и неплохо разбирался в оружии. У остальных, кроме опыта стрельбы из рогаток по котам в детстве за плечами ничего не было. Правда, Мотор клялся, что когда-то стрелял из автомата в армии. Но демонстрация его умений имела плачевный результат – у нас стало на одну машину меньше. Кроме этого Мичман оказался единственным человеком способным навести порядок в нашей разношерстной компании. Его слушались все, даже принципиально независимый Миша, открыто презиравший любое начальство и вообще всех, стоящих хоть чуть-чуть выше его на ступенях социальной лестницы.

Тяжелый Миша парень.

По началу из-за него столько проблем было. Он нам чуть ли не лежачие забастовки устраивал. Мол, почему я должен кому-то подчиняться. Мы здесь все равны. Мы сначала уговаривали, потом перешли к более жестким мерам, но все впустую. На какой-то момент Мичмана это анархическое беспредельство достало, и он тет-а-тет поговорил с бунтарем. Не знаю о чем был разговор, но Миша выскочил из комнаты в которой происходило их общение красный как рак, и не глядя ни на кого, почти бегом отправился в арсенал на чистку оружия. На этом инцидент был исчерпан. Мичман так и не признался о содержании беседы. Только ухмыльнулся, пригладил усы и произнес: «По мужски поговорили. Он все понял. Больше проблем не будет».

Мичман интересный мужик. Я с ним познакомился больше года назад на дне рождения знакомой девчонки. Ей тогда, как и мне стукнуло двадцать пять, только с разницей в одну неделю. И с тех пор, он один из немногих людей, чье мнение играет для меня роль. Его я уважаю в первую очередь за цепкий аналитический ум и порядочность. С ним всегда приятно иметь дело. Если он, никогда зря ничего не обещающий, говорит «сделаю», то можно считать, что уже все сделано. В лепешку расшибется, но выполнит обещанное.

Он внешне чем-то напоминает козака-запорожца. Вот только оселедца на голове не хватает. Невысокого роста, коренастый, можно сказать немного квадратный. При первом взгляде на него в глаза бросаются усы. Точнее не усы, а усищи, начинающиеся откуда им положено, и заканчивающиеся чуть ниже подбородка. Всегда ненормально аккуратный и принципиальный он служит для нас всех чем-то вроде эталона.

В свои тридцать пять он умеет все. По крайней мере, так кажется. Он разбирается в военном деле, технике, кулинарии, строительстве и еще в массе областей. Однажды мы узнали, что он еще и замечательный парикмахер. Теперь все девчонки у нас щеголяют с прическами «от Мичмана». Учитывая царившее у нас равноправие, дежурство по кухне проходили все поочередно. Для всех любимым днем был день его царствования у котла. Он каждый раз баловал нас чем-то необычным, но необычайно вкусным.

– Так вот. А Витек как саданет по нему из гранатомета. Ну, все думаю, отбегался паршивец. А он, на тебе, вылезает из кучи обломков и ка-а-ак трахнет по нам из какой-то хренотени. Я только и успел отпрыгнуть в сторону, как входную арку шахты снесло к чертовой матери. – Стас грохнул кулаками по поручням кресла изо всей силы, демонстрируя тем самым мощь той самой хренотени. – А Витек по нему из гранатомета еще раз ка-а-а-ак даст. И попал! Ты не поверишь Мичман. Попал. Прям в голову, – уже с меньшим апломбом продолжил рассказчик, потирая ушибленные о камень руки. – Так этому паршивцу башку оторвало совсем. А он, – Стас ткнул пальцем в мою сторону, – нет, чтоб угомониться разошелся ни на шутку и еще пару раз пальнул в тело. Ну, тут его остатки и размазало по скале. А от взрыва на него еще и обломок гранита, мать его, грохнулся. В общем, рассматривать было уже нечего. Разве что с микроскопом. Сплошной рубленый гербарий в собственном соку получился.

Вот гад! Такие подробности мог бы и не рассказывать. Теперь получается, что я во всем виноват. Из-за меня гномов в шахте завалило, я уничтожил тело ценного экземпляра, который надо было исследовать, особенно оружие.

Молодец Стасик. Как всегда вышел сухим из воды. Хотя все было немного иначе. Это именно он обложался. Противник приблизился именно с его стороны, а он в это время был увлечен выцарапыванием ножом на скале своего имени. Я заметил приближающегося, когда он был уже метрах в пятидесяти от Стаса, и естественно открыл огонь из автомата. Стрелок я, откровенно говоря, неважнецкий, и с первой очереди не попал. Противник развернулся в мою сторону и вскинул оружие. Само оружие мне было не знакомо, но в том, что этот продолговатый предмет с многочисленными выступами по сторонам является средством уничтожения, я не сомневался.

Не размышляя, я нажал на курок подствольного гранатомета, отправляя в его сторону фугас. Взрыв произошел в паре метров от его ног. Обычно после такого уже не встают. Как минимум контузия или многочисленные ранения.

Но противник, разбрасывая в стороны обломки присыпавших его камней, вырвался из скального плена и выстрелил почему-то в сторону Стаса. Стас, почувствовав неладное, сделал гигантский прыжок, одним махом преодолел каменный гребень и мешком грохнулся с безопасной стороны. Прыть его спасла. Секундой позже, место, где он стоял, и входная арка шахты превратились в лужу расплавленного пузырящегося камня. В это время все гномы трудились под землей, и выстрел капитально закупорил выход из шахты. Верблюдов, стоящих невдалеке обдало волной горячего воздуха, и животные в страхе ринулись прочь, разметав шипастыми ногами кучу корзин для руды, лежавшую у них на пути.

Верблюды эти совсем не верблюды, но мы решили, что проще ассоциировать местную фауну с привычной, чем придумывать новые названия. У этого существа с нормальным верблюдом присутствует только одно сходство – наличие двух мясистых горбов на спине. В остальном же, животное ближе к буйволу, только отсутствуют рога и размерчиком в пару раз больше. Этих страшилищ гномы используют как верховых и вьючных животных для перевозки руды добытой в шахте. По крайней мере, я думаю, что они добывают там именно руду. А что еще спрашивается можно тащить из шахты? Золото? Алмазы? На кой черт, спрашивается этим уродцам алмазы?

Запечатав вход в шахту, оружие начало поворачиваться в мою сторону. Я тогда даже не успел подумать, а палец сам нажал на курок гранатомета.

Я успел быстрее.

Фугас оторвал голову нападающему и отшвырнул изувеченное тело в сторону. Серая скала за его спиной окрасилась в алые тона, столь чужеродные бесцветному окружению.

Стас тогда не сделал ни одного выстрела. Не успел. Или скалы мешали.

Высунувшись из-за гребня, он радостной улыбкой на перепуганной роже махнул рукой, показывая, что с ним все в порядке. Меня съедало любопытство. До сих пор мы не встречали в этом мире существ обладающих настоящим оружием. Вставив новую обойму в гранатомет, я осторожно двинулся в сторону обезглавленного тела. Тогда мне что-то подсказывало, что еще не все закончено и намечается еще один раунд.

Я обошел тело по кривой и взобрался на возвышавшуюся над ним скалу. С высоты трех метров я рассматривал чужака. Отсутствие головы и развороченная верхняя часть туловища изрядно затрудняли идентификацию. Но даже эти факторы не помешали определить, что это человек. Или что-то похожее на человека.

Тело лежало на спине, нелепо поджав ноги, а из разорванного торса вытекал уже иссякающий ручей крови, оставляющий вертикальную разделительную линию на скале. На человеке были одеты доспехи.

С такого расстояния трудно определить материал, но это был точно не металл, скорее камень.

Тонкие, искусно обработанные пластины темно-зеленого цвета покрывали все тело ровным слоем практически без щелей. Даже фугас не смог их повредить. Я четко видел, что все пластины были целы. Порвались лишь жилистые связки соединяющие их. В левой руке было зажато оружие непривычной формы. Как на меня слишком много выступов и всяческих ручек. К правому бедру пристегнуто необычное холодное оружие, напоминающее трезубец. Зубьями являлись лезвия по пол метра длиной расположенные на расстоянии около десяти сантиметров друг от друга. С другой стороны массивная рукоять с длинным шипом на конце. Таким оружием скорее себя покалечишь, чем противника достанешь.

Я повернулся в сторону Стаса и призывно махнул рукой, приглашая присоединиться к созерцанию моей добычи. Когда я обернулся, мне показалось, что тело изменило позу. Я опустился на колено и внимательно посмотрел вниз. Действительно. Труп шевелился. Рана начала покрываться темной коркой, скрывающей разорванную плоть. Уже через несколько секунд вся верхняя часть туловища была покрыта такой коркой. Внезапно, в том месте, где на плечах должна быть голова корка начала вздуваться пузырем, как будто ее что-то изнутри продавливало. Происходящее чем-то напоминало виденный мной в детстве процесс вылезания бабочки из кокона. Она точно так же растягивала оболочку, служившую до этого ей домом, пытаясь вырваться из цепких оков.

Корка вздулась еще сильнее и лопнула. Я увидел вылезающую из плеч макушку головы, вокруг которой суетились насекомые очень похожие на крупных тараканов. Насекомые суетились по периметру вылезающей головы так же, как и их земные аналоги вокруг объедков. От увиденного меня чуть не вырвало, и палец, не спрашивая моего разрешения, два раза нажал на курок. Фугасы один за другим влепились в тело, разнося его на куски. Темно-зеленые пластинки с мелодичным звоном запрыгали по камням. От взрывов мне в лицо ударило волной пыли и каменной крошки. Волна воздуха отбросила меня назад, и я неуклюже грохнулся на спину и так проехал по склону скалы, на которой находился до самого низа. Хорошо, что вовремя выставил руки и склон был пологим, иначе в момент приземления точно бы разбил голову. Через мгновение после взрыва раздался сухой треск, и моя скала, расколовшись на две части похоронила останки чужака под собой.