Виктор Батюков
Одуванчик на ветру
Прошло два месяца. Однажды после занятий в спортзале из кабинета вышел «бог».
– Становись! Смирно! – раздались команды дежурного. Учитель как обычно прошелся вдоль строя и остановился напротив Володи.
– Завтра для некоторых из вас знаменательный день, – сказал он, глядя куда-то поверх голов. – Хватит молотить груши и таскать железо. Пора попробовать себя в настоящем деле. Итак, в 17.00 я жду здесь следующих «санитаров» – и он стал называть прозвища.
– Вальтер! – донеслось до Володиного слуха.
– Я! – машинально ответил он, и сердце радостно затрепетало. Мальчишка уже давно ждал, когда назовут его имя. Ведь это своего рода экзамен, после которого ты становишься полноправным челном организации. Тебе разрешат носить такую же одежду, брить голову и что самое главное, ты становишься не просто «санитаром» – ты становишься братом для всех этих ребят, как и они становятся братьями для тебя. Ты уже не будешь один, у тебя будет большая семья, делающая вместе с тобой одно большое, нужное дело.
На следующий день, сразу после школы, Володя поехал в спортклуб и целый час сидел на скамейке перед дверью в ожидании других. К половине пятого подъехали еще четверо названных, а с ними и дежурный, который открыл клуб.
В пять часов все десять человек были в зале. Они, разбившись по двое-трое, разговаривали обо всем и ни о чем, придерживаясь главного правила «санитаров» – в разговорах даже друг с другом ни одним словом не обмолвиться о том, кто ты, что делаешь и в какой организации состоишь. Ничего, кроме внешнего вида, не должно выдавать тебя.
– Смирно! – раздалась команда, и в зал вошел «бог» в сопровождение Гены.
После приветствия и речевки, учитель объявил:
– Сейчас Гена поведет вас туда, куда я укажу. Выполните задачу – пополните наши ряды. Нет – мы не признаем слабаков и трусов. Если кто попадет в ментовку – вас учили, как там себя вести, что говорить. Все ясно?
– Так точно – прокричал строй.
– Тогда ваша цель – общежитие университета. Укажите этим скотам их место! Вперед!
Он вытянул руку в направлении двери, и парни гуськом побежали за Геной к выходу.
Всю дорогу до университета, никто не произнес ни слова. У Володи бешено колотилось сердце, но не от страха – нет, от возбуждения. Руки сами сжимались в кулаки, глаза застилала пелена гнева. Ему не важно было, как бить и кого бить. Главное – это ударить, показать, что ты сильнее всяких этих черных, желтых, красных. Показать, что хозяин ты, а не они.
Выйдя на остановке, «санитары» увидели группу негритянских парней и девушек, идущих с занятий.
– Вперед! – скомандовал Гена, вытянув руку в направлении студентов.
Это слово было как команда «Фас» для хорошей собаки. Оно не успело еще слететь с Гениных губ, как ребята уже впились в группу чернокожих студентов, нанося им безжалостные удары.
Володя одним из первых добежал до них и первым же ударом опрокинул на землю ближайшего африканца. Дальше все завертелось, как в калейдоскопе. Перед ним мелькали испуганные лица парней, девушек, раздавались визки, крики о помощи, стоны боли, а он все бил, бил, бил, пока до него не донеслась команда «Отбой, уходим». «Санитары» враз отбежали от своих жертв и запрыгнули в подошедший автобус. На земле осталось лежать пятнадцать избитых окровавленных студентов.
До самого штаба, как теперь называл его Володя, ребята, перебивая друг друга, рассказывали о своих действиях во время нападения, но у входной двери все замолчали. В спортзале Гена направился в кабинет, а парни, выстроившись в шеренгу, молча ожидали дальнейших распоряжений. Вскоре из комнаты в сопровождении Гены вышел «бог».
– Смирно! – раздалась команда, и все застыли. – Правый кулак вперед! – приказал «учитель» и медленно пошел вдоль строя, внимательно разглядывая сбитые костяшки пальцев. Вот он остановился перед одним из парней и сказал:
– Ты! Два шага вперед!
Это был Лео. Он пришел сюда на той же неделе, что и Володя, и для нег это было такое же первое испытание.
– У тебя кулаки, как у младенца. Ты не дрался? – спросил его учитель.
Лео стоял лицом к строю и смотрел поверх голов.
– Я спрашиваю, их там было так мало, что тебе жертвы не досталось?
– Никак нет.
– Так в чем дело?
– Понимаете, – голова Лео склонилась на грудь. – Когда я подбежал к ним, передо мной оказалась девчонка. Она стояла, смотрела на меня такими большими, полными ужаса, глазами, – он немного помолчал и добавил: – Не поднялась у меня рука ее ударить.
– Значит, ты у нас гринписовец, да? Обезьянку пожалел? Жалостливый?! У нас не место таким! Вон отсюда!!!
Лео сделал шаг к двери, но удар ногой пониже спины поверг его на пол.
– Вставай, слизняк, и беги, но знай, что так просто от нас не уходят!
В тот момент Володя не испытывал к нему жалости. Нет, лишь только злость и раздражение наполняли его при взгляде на человека, отказавшегося бить девушку. Даже через месяц, когда в местных новостях передали, что на пустыре нашли тело повешенного мальчика, Володя процедил сквозь зубы: «Туда ему и дорога!»
Это был тот самый Лео.
После «экзамена» началась настоящая жизнь в организации. Почти каждую неделю они участвовали в погромах, нападениях, засадах и везде Володя был в первых ряда. Он не испытывал ни жалости, ни сочувствия к жертвам, а лишь только ненависть. Всепоглощающая ненависть заполняла его без остатка. А еще Володя научился слепо и безоговорочно подчиняться. Он как губка впитывал каждое слово учителя, и если тот сказал «Фас», то ему все равно, кто был перед ним – юноша или девушка, молодой или старый. Володя бил, не задумываясь. Даже дома, когда родители узнали, чем занимается их единственный сын, он безропотно переносил причитания матери и нравоучения отца не потому, что их любил, а потому, что так велел учитель. Через год со дня экзамена Володя потеснил Гену и стал правой рукой «всемогущего», как ему показалось, «бога».
IV
Завидев идущего по коридору школы Володю, девушки восхищенно замолкали. Он был красив, атлетически сложен, мог поддержать любой разговор и при этом был скромен, и не перед кем не заискивал. Он был личностью, но личностью какой-то темной, загадочной. Это больше всего вызывало к нему интерес. У Володи была девушка Лена из его же подъезда. Они вместе иногда гуляли, разговаривали, ходили в кафе. Правда, ее несколько удивляло, что он терпеть не мог дискотеки и никогда на них не ходил. Зато всегда встречал Лену по их окончании и провожал домой.
И вот однажды теплым вечером, они не спеша брели по затемненной аллее парка.
– Ой, Володенька! – сказала Лена, теснее прижимаясь к нему. – Сегодня со мной такое случилось! Идем мы с девчатами на дискотеку, а откуда-то машина, и раз – останавливается прямо перед нами. Из нее выходит мужик – такой худой, высокий, волосы коротко стриженные, почти под ноль. Улыбается так странно и говорит: «Поехали, девчата, прокатимся». А глаза такие холодные-холодные, прям жуть. Ну мы, конечно, говорим: «Нет» и обходим его, а он схватил меня за руку и тащит. Я так испугалась и давай кричать. Ната с Таней тоже визг подняли. Тогда он выпустил меня, выругался и сказал: «Ну, сучка, я тебе это припомню. Сама ко мне прибежишь», сел в машину и уехал. Володенька, мне так страшно!..
– Не бойся, солнышко, я тебя в обиду не дам, – ответил Володя, гладя ее по плечу. – А что за машина, не заметила?
– Серая «Вольво».
Какой-то тревожный звоночек зазвенел в голове у парня. Уж больно много совпадений было в этом рассказе: и машина, прическа, и глаза. «Не может быть» – отмахнулся он от глупой мысли.
Через два дня учитель вызвал его к себе в кабинет.
– Значит так. Нужно наказать одного человека.
– Слушаю.
– Но это будет не совсем обычное задание. Дело в том, что этот человек белый, но он не подчинился моему приказу, а поэтому должен быть наказан. Наказание буду проводить я сам. Твоя задача – без лишнего шума доставить его сюда. Задача ясна?
– Так точно!
– Выполняй. Фото и адрес в конверте, – учитель указал глазами на конверт, лежащий на столе.
На улице Володя его вскрыл. Там была фотография… Лены. В первый раз за время пребывания в организации он усомнился в непогрешимости учителя.
– Ты видела его раньше? – спросил Володя девушку, когда они на следующий день шли вместе из школы.
– Я – нет, а вот девочки сегодня говорили, что он часто околачивается у дискотек, молодежных кафе, а пару раз подкарауливал их вечером в парке.
– Может, это был не он?
– Он-он. Эти глаза и прическу ни с чем не спутаешь! – заверила его Лена. – А еще говорили девочки, если какую он схватит, а она от него вырвется, то вскоре она пропадает. Ой, Володенька, страшно-то как! И она доверчиво прижалась к парню, словно ища защиты.
Володя задумался.
В тот же вечер он бродил по городу, стараясь держаться тех мест, где собиралась молодежь. Его не интересовали сейчас арабы и китайцы. Володя хотел увидеть того человека, который напал на девушек и доказать ей – нет, самому себе, что это не тот, кому он слепо верил. А фото – это всего лишь досадное совпадение.
Но вот у одного из кафе остановилась знакомая машина. Из нее вышел учитель. Это действительно был он, и ошибки быть не могло. Он долго стоял, опершись плечом о стену здания. И смотрел на группу молодых людей, толпившихся у входа. То, что произошло потом, повергло Володю в шок. От толпы отделились две девчонки и направились в сторону учителя. Когда они поравнялись, он шагнул им навстречу, схватил одну из них за руку и стал молча тащить к машине. Девушки подняли крик. На шум бросилось трое ребят и вмиг скрутили маньяка. Володя находился за деревом, в десятке метров от машины, и хотел уже броситься на выручку, тем более, что нападавшие были армяне, но тут раздался плаксивый голос учителя.
– Мальчики, миленькие, отпустите меня, пожалуйста, мне больной! Ой!.. Не бейте меня, я больше не буду! Ай!..
– Ах ты, п…р комнатный. Я тебе покажу, как малолеток хватать и в машину затаскивать, – раздался голос с акцентом.
– Ой-ой-ой, больно! – сквозь слезы визжал «непогрешимый». Решив, что с него довольно, ребята, взяв девчонок, вернулись в кафе, а учитель, кряхтя и размазывая по лицу сопли, сел в машину.
От всего увиденного Володю словно огрели обухом по голове. В глазах потемнело, а в ушах гремел гром. Гром рухнувшего идола, гром от осознания того, сколь ничтожен оказался человек, которому он слепо верил и поклонялся. Неужто все было ложью, обманом? Нет никакой борьбы за чистоту нации, а есть лишь удовлетворение чьих-то прихотей их руками? Кто же мы на самом деле?
Володя развернулся и, не разбирая дороги, бросился бежать.
Домой он вернулся полностью опустошенным. Впервые за много-много дней Володя не прошел сразу к себе в комнату, а заглянул к родителям.
Мама родная! Как часто мы забываем о вас в минуты радости и благополучия, и к кому мы бежим, когда нам плохо! Ведь только вы можете нас выслушать, посочувствовать, искренне пожалеть и помочь.
Мальчик открыл дверь в зал. Последний год он почти не бывал в этой комнате и почти не общался с родителями. Теперь то, что он увидел, поразило его. В правом углу, на специальной полочке, стояли иконы, под ними тускло мерцала лампадка. Мать стояла перед ними на коленях, отец здесь же, рядом с ней, стоял и читал молитвенник. Услышав шорох открывающейся двери, они обернулись.
– Сынок! – выдохнула мать.
– Мама! – простонал Володя и бросился к ней в объятия.
– Вернулся, родной, – ласково сказал отец.
– Мне плохо, мама, – прошептал мальчик и всхлипнул. Глубоко за полночь в комнате родителей горел свет. Это сын возвращался домой.
Через два дня Володя вошел в спортзал, и, не отвечая на приветствия, сразу направился в кабинет.
– Привел? – спросил учитель, не поднимая глаз от бумаг.
– Я ухожу отсюда! – громко сказал Володя.
Учитель посмотрел на него.
– Не понял.
– Я ухожу, – повторил парень. – Мне противно видеть вас и этих пресмыкающихся, – он кивнул головой на дверь. – Я понял, что все, что мы делали – это туфта, подставляли свои головы ради удовлетворения вашего тщеславия. Вы не учитель – вы ничтожество! Вы не «бог» – вы раб. Раб своих похотей и желаний. Я презираю вас!
Он развернулся и направился к двери, но, взявшись за ручку, повернулся и добавил:
– Я презираю и себя, что называл вас именем, которое принадлежит лишь одному Всевышнему!
И Володя, хлопнув дверью, вышел из комнаты. Оказавшись на улице, он направился к храму, который находился совсем рядом с подвалом.
Часа через два Володя вышел из церкви.
– Я свободен! – улыбнувшись, прошептал он, вдохнул полной грудью весенний воздух, подмигнул ласковому солнышку и шагнул навстречу поджидавшей его толпе бритоголовых.
СКАЗКИ ДЛЯ ПОДРОСТКОВ
СЕМЬ БРАТЬЕВ.
В некотором царстве, в не поймёшь каком государстве, то ли жили, то ли были мужик да баба, и было у них семеро сыновей. А что им ещё было делать, коль электричества пока не придумали, а зимние вечера – долгие и холодные?
Росли , росли эти семь сыновей, да и выросли. А как выросли, так напала на них болезнь страшная – почесуха. И с чего бы ей, болячке этой, не напасть, коль воду до сей поры только в кружке и видали. Так и ходили они по деревне грязные и чесучие. От вида ихнего у коров молоко пропадало, а младенцы ещё в пелёнках заикаться начинали. И решили селяне их по-добру по-здорову из села выпроводить. Много тёплых слов да палок на них извели, пока за околицу вывели. Долго потом братья от таких жарких проводов места разные в воде холодной отмачивали.
Сели они на берегу реки и стали думу думать, одну на всех – больше дум не было. Что дальше делать? В деревню возвращаться нельзя – там ещё палки не кончились, по дорогам бродить – ноги в мозоли сотрёшь. И решили по воде на плоту плыть – и не пешком, и в дороге. Опять-же тепло, рыбка на случай покушать будет.
Сказано – сделано. Сделано – поплыли.
Долго ли они бобров пугали аль нет, про то мне не ведома. Знаю только, что за это время от рыбы у них изжога началась, а свинина, увы , в реке не водится.
Но вот приплыли они к стенам большого города.
« Вот тут мы сейчас на базар сходим, стянем чего по вкусней да разнообразим наше меню».
«Тук – тук», – постучали они в ворота.
– Кто там? – спросили стражники.
– Туристы! На экскурсию приехали. Достопримечательности посмотреть хотим.
– Чаво? – не поняли стражники.
– Туристы мы! – повторили братья – На экскурсию приехали, достопримечательности ваши хотим посмотреть.
– Погодите, сейчас у начальства спросим, – не стали брать грех на душу стражники и отправились к старшому.
– Ну чего там? – спросил начальник стражи.
– Да там какие-то туристы на экскурсию приехали, хотят на ваши достоинства поглядеть.
– Чаво?
– Туристы, говорим, приехали, хотят на достопримечательности вашей экскурсии посмотреть.
– Ничего не понял.
– А Вы сами пройдите да их спросите, а то мы тоже ничего не поняли.
Подошел начальник к воротам и спрашивает:
– Кто такие? По какой нужде пожаловали?
– Да путники мы, – перестали выёживаться братья, – хотим на базар ваш пройти – жрать охота. А по нужде только меньшой хочет, а мы её уже здесь справили.
Начальник почесал маковку, подумал, да и впустил гостей.
Рванули братья прямиком на базар. А там товаров – тьма, а людей ещё больше. Торговки промеж собой бранятся, редькой перебрасываются. Шум, гам стоит, прям как у них в деревне, когда староста по дворам ходит – налоги собирает.
Хотел младшенький репку стянуть. Только рученьку протянул, а торговка по пальчикам тыковкой хрясть – не замай чужого!
Пошли дальше, а там меда пахучие, цветочные, липовые, какие хочешь.
Только средненький руку к бочонку протянул, а ему ложкой по затылочку – брямс! – не тяни лапки, не твоё!
Пошли дальше. А дальше окорока – копчёные, колбасы чесночные да сало солёное и свежее стоит, хрюкает. От духа мясного аж голова кругом идёт. Потянулся старшенький за грудинкой, а ему окорочком по темечку – тресь! – не зарься, коли денег нет!
Смотрят братцы – дело худо. Видит око да зуб неймёт – не дают им ничего стырить. Стоят почёсываются, что делать думают.
– А пошли в работники к кому нибудь,– предложил один из братьев.
– А и правда, пошли! – согласились остальные.
Ходили они, бродили, видят – стоит купец. Сам толстый, как твой мешок с зерном, а головка как завязочка – маленькая. Подошли к нему.
– Купец, а купец, возьми нас в работники.
– А что вы умеете делать?
– Жрать шибко горазды, да чесаться мастера,– не лукавя, сознались братья.
– А на кой ляд мне такие работники? – удивился купец – Жрать я и сам не промах, а чесаться мне без надобности. А ну выметайтесь из города!
И кликнул стражу. Прибежали стражники, и давай их вежливо выпроваживать. От такого почтения у братьев дух заняло, и они то и дело земные поклоны до самых ворот отбивали.
Сели они снова на свой плот, посчитали ,сколько у кого синяков да шишек , повздыхали, да и поплыли дальше.
Плывут, одной рукой слёзы утирают, другой рыбу едят, третьей чешутся . Долго ли так плыли, нет ли, то мне неведомо, но только от такой еды чувствуют братья, что сами чешуёй покрываться стали. Глядят, а впереди ещё один город. Не большой , не маленький, так, городишко. Решили они здесь счастья поспытать. Подплыли к воротам, и давай стучать.
– Кто там? – спросил стражник.
– Путники мы, кушать очень хочется, – сразу сознались братья.
– Тоже мне, столовую нашли,– пробурчал стражник, однако ворота открыл.
Пошли они по городу бродить. Бродили- бродили, да и на базар вышли. Глядят- базар вдвое меньше, чем в том городе, и торговки не так бранятся и перебрасываются всего- то редиской. Хотел один из братьев редиску взять, а ему пинка – бац! – ай-яй-яй, не бери чужого! Хотел другой яблоко стянуть, а его за ухо- круть! – не будешь баловаться! Хотел третий колбаску за пазуху спрятать, а его мужики за ноги потрясли, колбасу вместе с рубахой вытрясли, да и проводили всех семерых с почётом до плота ихнего. Отлежались братья, на родной соломке, опухоль с глазок сошла, да и поплыли они дальше.
Плывут себе, плывут. Рыбу уже не то, что есть – видеть не могут. Пробовали осоку жевать, так такой жидкий стул их пробрал, что весь день братья плыли, свесив «свои нижние» головы с плота..
Совсем с лица спали братья. Но вот показался третий город. Да особо и не город, а городишко. Подплыли ближе, а это даже не городишко, а городочек какой-то. Даже ворот нету – видать, уволок кто- то. Только они собрались в город идти, а младшенький и говорит:
– Братья, а давайте ничего здесь не красть.
– Почему? – удивились они.
– Уж больно очень и не вкусно выходит.
– И то верно, – согласились они, – А что тогда делать, коль красть больно, а работать вредно?
– А давайте продадим чего, – вдруг придумал средний.
– Ну, голова, молодец! – похвалили его братья, – Айда на базар!
Пришли они на базар, стали за ряды. Стоят, друг на друга смотрят, никак в толк не возьмут, чего же они продают. А по рынку всё больше бабы да девки ходят, на братьев поглядывают да плечами пожимают: « Чего стоят? Что продают?»
Вот одна храбрая старушка подходит к одному из братьев, да и спрашивает:
– А чавой- та, милок, ты тут стоишь?
– Не видишь, старая – торгую я здесь, – с важным видом ответил тот.
– А чем, никак не разгляжу? – не унималась старуха, колупая ногтиком прилавок.
– Собой! – не нашелся чего другого ответить брат.
– Да неужто правда? – даже подпрыгнула старушка. – А почём просишь? По весу берёшь, аль поштучно? А срок годности имеется? А товар то не лежалый?
Глядь, а вокруг братьев уже толпа стоит. Торг идёт – ни одну свинью здесь так бойко не продавали. Враз раскупили братьев и по домам растащили. Кто себе, кто дочке, кто внучке. Дефицит на мужиков в тех краях оказался.
Вот обрадовались бабы! Хоть плохонькой, а всё мужчинка. Приволокли они их в хаты, отмыли, откормили, обстирали, и пошла у братьев жизнь, как у всех.
В скором времени у каждого родилось по семь сыновей. А как иначе? Ведь телевизоров тогда ещё не было. А чем ещё заняться длинными зимними вечерами?…
ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ И ЕЛЕНА ПРЕМУДРАЯ.
В давние, давние времена, когда, когда… ну в общим именно в ту самую пору жил на земле страшный трехголовый змей. Летал он над разными странами, палил огнем посевы, наводил ужас на людей. В каждом селении требовал себе корову на ужин, и молоденькую девушку просто так, и никто даже самые отважные рыцари не могли с ним справиться. Звалось это трехголовое чудище – Змей Горыныч. Вернее, он всем говорил, что у него так в паспорте написано, но так как в те времена люди были не грамотные, то верили ему на слово. Но, не будем отвлекаться. Значит гуляло это зеленое коровоядное по разным там тридевятым царствам, наводило инфаркты на тамошних королей и рыцарей, да и нечаянно забрело на русскую землю. Летит он над лесами, летит над полями высматривает, где бы ему своего трехголового червячка заморить, как смотрит, на опушке леса стоит изба, рядом с ней пасется коровка, а из колодца набирает воду девица красавица. «Вот повезло! – всплеснул крыльями Змей. – И корова, и девушка все вместе, и не одного рыцаря поблизости. Сейчас я подкреплюсь».
Приземлившись на семейство ежиков, Горыныч, почесываясь, в припрыжку, помчался к колодцу. Бежит, спотыкается, из всех трех пастей пар валит. Подбежал, а девушка жалобно посмотрела на него, да и говорит: – Бедненький. От жары, видать, мучаешься. Всем водила нужна, даже такой страшненькой синичке как ты. – И сказав это она взяла ведро да вдруг раз в одну пасть всю воду, из другого в другую, из третьего в третью. От неожиданности у Змея Горыныча пасти захлопнулись, глаза выпучились, дыхание остановилось.
– Ой! Подавился шестиглазенький? – посочувствовала селяночка, взяла коромысло да как даст им Змею по спине. Тот всеми своими носами в землю и зарылся, будто вдруг ему захотелось червей понюхать.
– Уснул. Притомился мой летающий лягушонок. – умиленно улыбнулась девушка. – Надо бы его на сеновал отнести. Пусть отдохнет.
Взяла красавица Горыныча за хвост, да и потянула к сараю. Пока Змей до него доехал все бугорки да колдобинки брюхом перещетал, половины зубов лишился, и крылья так погнул, что не то что влететь, мух отогнать, и то не просто стало.
– Ай-яй-яй! Как же так?! – всплеснула руками девушка, увидев, что у чудища с летательными конечностями случилось. – Чем же ты теперь махать будешь? Чем от ос и оводней отбиваться? Надо бы тебе повязочку наложить, авось и заживут твои крылышки.
Перевязала она летающую ящерицу, уложила его в сарай, да и пошла корову доить.
Утром проснулся Змей Горыныч. Морды в соломе, хвост в навозе, крылья к бокам веревкой намертво примотаны, а рядом стоит его завтрак, хвостом помахивает, и ласково так на него смотрит.
– Вот молодец девка, что сама догадалась мне корову на завтрак отдать. Сейчас только веревку разорву.
Вдруг ворота скрипнули, и в сарай вошла красна девица: – Проснулся соколик. Сейчас завтракать будем. – поздоровалась хозяйка, и стала кормить непрошенного гостя. Как не отплевывался Горыныч, как не изворачивался, а все же пришлось ему проглотить мешок редьки, да три ведра кваса. Когда его живот перестал возмущаться столь неожиданной пище, Змей решил убраться, по добру по здорову из сарая, но как только он высунул головы из ворот как тут же ему на каждую шею по воловьему ярму набросили.
– Вот молодец, касатик, вот спасибочки, зелененький, что решил помочь бедной девушке по хозяйству. А то ведь лошаденка у меня старенькая, тяжело ей уже землю пахать. – Сказав так, красна девица прицепила к нему плуг, взяла в руки кнут, да как перетянет им по каждой голове между ушей. – «Но пошёл, жеребец трехголовый».
У Горыныча, от такой ласки, снегири из глаз посыпались. Рванулся он бежать по полю, да только куда там. Плуг не дает ему как следует разбежаться, крыльями не взмахнешь – к телу накрепко привязаны, да и девушка за чепраги крепко держится, а на поворотах за поводья дергает да кнутом спину Змею чешет. Так, убегая от красны девицы, он все поле и вспахал. Когда солнышко закатилось за лес упал наш зеленый конь со всех своих ног на землю, и взмолился человеческим голосом: – Отпусти ты меня, девица красная, сил моих больше нет. Я за всю свою жизнь столько не работал сколько за сегодняшний день. Смилуйся, отпусти.
– Батюшки! Я думала, что ты только мычать да хрипеть можешь – удивилась девушка. – А тут на тебе, по-нашему залопотал. Можешь коль нужда прижмет. Это даже хорошо, что говорить умеешь. Будет с кем словом перемолвиться. А то ведь одна я сиротка, и некому мне помочь. Куда ж я тебя отпущу? А кто мне землю пахать будет, воду таскать, дрова возить? Тяжело мне одной. Нет уж, оставайся-ка ты у меня жить.
От таких слов закружилось у чудища в головах, потемнело в глазах, да и обронило оно свое сознание прямо в борозду. Затащила девица Змея Горыныча обратно в сарай, положила рядом охапку сена, поставила три ведра воды, и пошла корову с поля домой гнать.
А в это время прослышал один принц, что есть у русского царя дочь на выдане, и решил к ней посвататься. Оседлал он коня, одел платье нарядное (костюм по-нашему только без галстука), взял меч булатный, чтоб от комаров отбиваться, да и поскакал. Скакал он скакал, и доскакал до избы где жила наша красна девица. К тому времени день уже на ночь указывал, вот он и решил здесь остановиться. Коня напоить, да и самому отдохнуть. Вошел добрый молодец во двор и говорит: – Хозяева, пустите переночевать.
Заслышав шум выбежала девушка на крыльцо. Взглянул на неё принц, и ахнул. Такой красоты он не в одном царстве не встречал. Волосом чернява, личиком кругла, щеками румяна, стан тонкий, как у березки, а глаза большие, карие, как весенние озера. Остолбенел принц. Стоит, глазками моргает, ручками шевелит, слово сказать не может.
– Что молодец, никак ноченька тебя в дороге застала? – Пришла ему на выручку девица. – На постой ко мне просишься? Что ж накормить, напоить могу, а вот ночлег в сарае постелю. Не обессудь в избе не могу.
Наевшись, напившись стал принц красну девицу о житье бытье расспрашивать.
– Как зовут тебя, чернявая?
– Елена.
– Аленка значит. Не тяжело одной – то по хозяйству справляться?
– Тяжело, а что поделаешь коль мужики все, кто в город подался, а кто из кабаков не вылазит, вот и приходится все самой делать.
Поговорив еще о том да сем с хозяйкой, побрел принц в сарай, упал на сено, да и уснул богатырским сном.
Рано поутру из сарая раздался молодецкий вопль, а за ним нечеловеческий рев. Ворота с треском упали, и оттуда выбежал до смерти перепуганный принц. Следом, выплевывая не дожёванное сено, семенил Змей Горыныч.
– Аленушка!!! Там, там у тебя чудище схоронилось!
– Ну что ты, Зигмунд, какое же это чудище? Просто не повезло ящерке с рождением. Она же не виновата.
– Это Змей Горыныч! Он людей ест! Спасайся, я его задержу!
– Зигмунд, перестань размахивать своей железякой. Еще поранишь кого, и хватит орать. Вишь как моего шестиглазенького напугал. – попросила принца Аленушка, выхватив из его рук меч. – И вообще. Тебе уже пора. Где твой конь?
Ближе к полудню нашли скакуна сидящим с голубями под стрехой.
– Так он у тебя прям Пегас. – Усмехнулась девушка, стаскивая с насеста перепуганного насмерть коня.
– Со страху и не туда вскарабкаешься. – Оправдывался за лошадь принц.
– Ладно. Раз вы так этого трехголового лягушонка боитесь, то я его сейчас запрягу, и в лес по дрова поеду, а вы, тем временем, скачите куда вам надобно было. Согласны?
Лошадь с хозяином переглянулись, и дружно закивали головами. Аленушка выкатила из-под сарая телегу, впрягла в неё упиравшегося Змея Горыныча, убила кнутом на средней голове муху, и покатила в лес. А Зигмунд вскочил на коня, да и пустился. Но чем дольше он ехал, тем все сильнее и сильнее хотелось ему вернуться.
«А что, не такое уж это чудо-юдо и страшное – размышлял он. – А девица? Чем она хуже принцессы? И красавица, и работящая, а умница какая. Одна справилась с тем, с кем сотня рыцарей не смогли. А что не царского роду, так ведь цари тоже не сразу царями рождались».
Подумав так, развернул принц коня, и поскакал обратно к Елене. Прискакал, подошел к крыльцу, приклонил колено, да и говорит: – Полюбилась ты мне Аленушка. Свататься к тебе приехал. Будь моей женой.
Вечером, лежа на сеновале, Змей Горыныч подмигнул карабкающемуся по стене коню: – Ну что, Сивка, родственниками будем? – и забросил в левую пасть горсть овса.
