Вика Маликова
Горный весенний ветер

– Не знаю даже… Тощая она больно и слезливая. Толку-то от неё в Стране Жёлтых Вод, – выплюнула слова Ямауба.

– Выносливая. С детства к труду приучена. Забери её уже, а? Не могу соседям в глаза глядеть. Чуть какая беда случится, пальцем в нас тычут, – с отчаянием воскликнула Умеко, захлёбываясь от скопившейся обиды. – Всё равно в деревне ей жизни не дадут. Так она ещё Тацуо погубит. Не выдержит он паломничества, сгинет в пути, а я вдовой останусь.

– Матушка, что вы говорите? Не виновата я ни в чём. Дом Иоши-сан сгорел, потому что сын его, пьяница, не уследил за очагом. Все это знают. А что саранча посевы поела? Так это часто и в других селениях бывает. Пойдёмте домой, матушка! – Каори упала на колени и уткнулась в материнский живот. – Да забери её уже! В ней сидит демон! – заверещала Умеко.

Лицо у неё покраснело и раздулось, а в движениях и словах было столько ненависти, что Каори вслух высказала то, о чём в глубине души догадывалась с самого детства:

– Вы меня не любите. Никогда не любили.

И тут пузырь лопнул. Пузырь, в котором Умеко много лет тщательно скрывала свои чувства по отношению к дочери. Из перекошенного злостью рта словно полилась гнилая жижа:

– Конечно не люблю, ведь ты съела собственного брата.

В наступившей тишине Ямауба изумлённо хмыкнула, а её, любительницу человечины, было сложно удивить. Каори сжала кулаки, готовая броситься на мать:

– Что вы несёте? Быть может, это в вас вселился демон, что вы сочиняете всякий бред?

Умеко сгорбилась, морщины резко выделились на лице, стали глубокими, как русла рек. Ни дать ни взять старуха. О чём же она так горевала?

– Я ведь двойню носила под сердцем, тебя и брата твоего. Я чувствовала это, даже сны вещие видела. Ты вышла из моей утробы первая: крепкая, орущая, краснокожая, с густыми, чёрными, как воронье крыло, волосами и длинными ногтями. Следом – он, мой несчастный мальчик, мёртвый, усохший, как старичок. Кулачки с дикую сливу, кожа тонкая, как паутинка. Ты выпивала всю его кровь, объедала. Забрала жизнь у него. А теперь хочешь и у отца…

Каори, с трудом сдерживая кашель, обернулась к Ямаубе. Та стояла обёрнутая дымом, грозная и величественная. Пахло горелым деревом и чем-то сладковато-тошнотворным. У Каори подкосились ноги и закружилась голова. Она рухнула на каменный пол и беспомощно выставила руки вперёд, словно могла защититься от Ямаубы, которая медленно надвигалась и росла, росла, росла… Со стены исчезла тень – Умеко покинула пещеру. Мир вокруг стал зыбким. С каждым выдохом силы покидали тело Каори. И вот она сдалась.

Глава 2

Каори очнулась в ледяной воде. Она стремительно падала куда-то вниз. Далёкий свет потяжелел, почернел, растворился в тягучей зелени. Цвет светло-зелёной воды постепенно густел, пока не стал тёмно-синим. Наступили тусклые сумерки. Каори обнимали и нежно щекотали ленты коричневых водорослей, которые плавно покачивались, как деревья на ветру. Из ущелий подводных скал серебристыми стрелами вырывались мелкие рыбёшки. Повсюду, насколько хватало взгляда, мерцали сияющие точки – глаза морских чудовищ.

Перед внутренним взором всё ещё стоял образ перепуганного мальчишки. Что с ним стало? Вырвались ли чудовища из Канители Времени? Каори собирала обрывки воспоминаний, чтобы ответить на главный вопрос: что с ней произошло? Вот они с матушкой поднимаются в горы за дикой петрушкой. В пещере встречают ведьму Ямаубу, которая одурманивает Каори сладковатым ароматом трав. Следующая картинка – заброшенный храм в Стране Жёлтых Вод, обители демонов и оборотней. Горбатая Тварь говорит, что нужно пройти обряд посвящения и превратиться в ёкая. Каким-то чудом Каори от неё сбегает, попадает в Канитель и наблюдает момент рождения Марка, а затем едва не оказывается в мире живых, но замирает при виде мальчика, трясущегося от страха. Спасение было так близко, на расстоянии вытянутой руки, и вот она вновь приблизилась к смертельной черте.

Поначалу Каори даже обрадовалась, что её жизнь вот-вот оборвётся. Всё лучше, чем возвращаться в Страну Жёлтых Вод. Только разве это наказание от Идзанами – просто взять и утопить? Нет, повелительница поиздевается вволю.

Не получишь меня. Я не стану тебе служить. Я родилась человеком, им и умру. Только… Не понимаю. Почему я могу дышать? Я дышу, дышу! Что они со мной сделали?

Каори попыталась совладать с паникой и сосредоточилась на теле. Втянула воду через нос и почувствовала, как она свободно струится через отверстия за ушами. Дотронулась до шеи – там ритмично двигались жаберные лепестки. Неожиданное открытие ошеломило её, сковало руки и ноги, превратив их в безвольные верёвки.

Пространство вокруг заискрилось и вспыхнуло сотней ослепительных лучей. На Каори надвигался огромный монстр со светло-коричневым бородавчатым панцирем, светящимся в темноте. По бокам торчали две клешни, совсем как у рака. Вместо глаз и рта – бесформенные чёрные щели. Бороться с ним, сопротивляться? Куда там! Каори тянуло в глубокую бездну, готовую поглотить всё живое.

Внезапно монстр дёрнулся, принялся неловко загребать клешнями и, набирая скорость, кинулся к Каори. От страха она стала извиваться, словно угорь. Волосы облепили лицо; подол платья, сковывая движения, путался между ног. Резкий удар клешни отбросил её на склизкий выступ подводной скалы. Жгучая боль охватила всё тело и выключила свет. Каори из последних сил вцепилась пальцами в куст водорослей, не видя ничего вокруг себя. Она знала, что монстр совсем близко: ощущала кожей дрожь воды и слышала бурление из его утробы.

Великий Сусаноо, позаботься о моём отце!

Каори разжала ладонь, скатилась с выступа и исчезла в сгустившейся темноте. Монстр последовал за ней. Из его чёрных глазниц глядела сама пустота. Бородавки на панцире выстрелили мутной слизью, которая мгновенно обволокла громадное туловище покрывалом.

Каори, оцепенев от ужаса, запуталась в лентах ламинарии. Она не пыталась освободиться и просто покачивалась в бурых густых зарослях. Тем временем чудовище, разгребая клешнями водоросли, приблизилось к ней. Пасть медленно распахнулась. Девушка увидела внутри огромного толстого ребёнка-переростка, который сидел на жаберной дуге в позе лотоса и нетерпеливо хлопал в ладоши. Склизкое розовое тело, всё в жировых валиках, сотрясалось от возбуждения. Пухлые ручки выдернули Каори из ламинарий и встряхнули, как погремушку. Правда, играть с ней оказалось неинтересно – жертва не сопротивлялась. Тогда уродец, обнажив острые зубы, широко разинул рот с явным намерением раскусить Каори, как редиску, но не успел. Яркая багряная вспышка пронзила толщу воды, и сияние морского монстра рядом с этим потоком света, обжигающим глаза, поблекло. Вдруг из ниоткуда появился гигантский красный Петух! Его волнистый хвост оставлял после себя шлейф золотистой пыли.

Уродец обиженно затряс нижней губой и, спохватившись, затащил Каори в пасть чудовища. Почти всё пространство внутри занимал он сам, так что ей пришлось вжаться в рыхлую слизистую, по пояс увязнув в густой слюне. По мере того как смыкались челюсти, полоска красного света становилась всё меньше и меньше, как и шансы на спасение. Но вот ярко вспыхнуло золото, и по лицу Каори хлестнуло что-то тёплое и пушистое.

Петушиный хвост, – догадалась она.

Крепко ухватилась за гибкие перья и мгновение спустя уже взлетала, погружённая в мерцающий каскад искр. Сердце колотилось от восторга и волны́ тепла, что исходила от Петуха. Казалось, она спала сотню лет, однако пробудилась и уже совсем по-другому, с интересом, рассматривала необъятные луга изумрудных водорослей, покрытые фиолетовым мхом исполинские камни, ковры извивающейся травы и клумбы разноцветных актиний. Каори глянула вниз. Какое-то время монстр следовал за ней, рассекая толщу воды клешнями, но постепенно его светящийся панцирь тускнел, пока окончательно не погас.

Внезапно в расселине подводной скалы Каори заметила бледно-голубое тельце ребёнка. Скорее всего, показалось, решила она, но тоненькие ручки-хворостинки на фоне мрачных серых камней так и стояли перед внутренним взором. А красная птица поднималась всё выше и выше. Тогда Каори с усилием дёрнула за хвост. Петух, плавно взмахивая крыльями, повернул голову с гребнем-короной и уставился на Каори янтарными пуговицами глаз. Она указала на скалу. Петух развернулся и поплыл вниз.

В небольшой пещерке в ямке из песка действительно лежал голый ребёнок со стеклянным взглядом. Его редкие чёрные волосики веером вздымались над круглой головкой. К лодыжке была привязана грубая верёвка с тугим мешочком песка. Каори с ужасом представила, что будет с этим хрупким тельцем, когда, учуяв добычу, приплывёт морской хищник, поэтому она отогнала стаю мелких рыбёшек и освободила ножку от страшного груза.

Вскоре они вынырнули на поверхность.

Сумрачный берег. Серебристый свет полной луны падал на воду длинными блестящими полосами. Каори стояла на коленях, вонзив пальцы в прибрежный песок. Хрипела, кашляла, со свистом втягивала воздух. Лёгкие болели, но вновь дышали, глаза видели, уши – слышали. Жива. Позади тихо перешёптывались волны, впереди виднелась далёкая линия тёмного перелеска, дальше – зубчатая горная стена.

А вот ребёнок не дышал. Каори потрясла его, перевернула на бочок и постучала по спинке. Безрезультатно. С нежностью прикоснулась к ладошке малыша. Его запястье обвила хлопковая верёвочка с бронзовым кулоном в виде стрекозы.

Ведь кто-то любил тебя, кто-то заботился. Что же случилось? – тяжело выдохнула Каори.

Нужно было подготовить ребёнка к погребению. Она наблюдала, как хоронят в деревне, но сама в этом не участвовала. В любом случае не бросать же несчастного мальчика на берегу. Он достоин лучшего. Каори растерянно оглянулась.

Хоть бы найти небольшой отрез белой ткани для погребального савана!

Но берег выглядел пустым и мрачным.

Неподалёку Петух чистил мерцающие золотом крылья. Он был красив и величественен. Когда на хвост набегала волна, её пенная верхушка окрашивалась в алый цвет. Внезапно Каори осенила идея. Она бережно прижала ребёнка к груди и подошла к Петуху:

– Прошу вас, господин, оживите этого мальчика.

Петух пристально уставился на неё оранжевыми глазищами, словно разбирал душу на составляющие. Каори задрожала то ли от этого взгляда, то ли от холодного ветра (мокрое платье приклеилось к животу и бёдрам).

С чего я вообще взяла, что этот ёкай может оживить мёртвого ребёнка? Откуда во мне столько наглости? Он поднял меня с морского дна. Разве этого недостаточно? – сокрушалась Каори. Затем низко поклонилась и сказала:

– Простите… Благодарю за то, что вытащили меня из пасти чудовища.

Понимает ли ёкай человеческую речь? Есть ли смысл с ним разговаривать? – задумалась Каори.

Петух обернулся к морю и замер в ожидании, всматриваясь в густую черноту, туда, где вода сливалась с небом. Казалось, он что-то услышал или увидел. И вот небосвод немного посветлел и тоненькая, едва заметная розовая полоска очертила горизонт. Наступал рассвет.

Вдруг петух прыгнул на Каори и выбил ребёнка из её рук. Она в ужасе отшатнулась, во все глаза пялясь на тельце, лежащее на мокром холодном песке. Тем временем ёкай укрыл мальчика крылом и весь как-то сгорбился и скукожился. А когда из-за моря на синее хрустальное небо выкатилось солнце, он закукарекал так оглушительно и громко, что Каори не выдержала и, зажав уши, повалилась на землю. Хотелось убежать, спрятаться подальше от этого звука, которым, казалось, можно было разбудить целый мир. В кукареканье слились воедино и клёкот, и рёв, и рокот, и грохотанье – самая настоящая мука для ушей, длившаяся бесконечно долго. Звук стелился по воде, растекался, потом взмывал ввысь, нарушая безмятежную утреннюю тишину, тревожил иссиня-зелёные вершины деревьев и расшатывал горы.

Когда же Петух умолк, Каори поднялась на ноги, но вместо великолепной огромной птицы увидела облезлого дряхлого петушка, не больше обычной курицы. Он потоптался на месте и как-то неловко, боком побежал прочь и вскоре взлетел. Каори ошарашенно глядела на петуха до тех пор, пока тот не превратился в крохотную точку.

Раздался стон. Каори опустилась на колени рядом с младенцем и заметила, что кожа его порозовела, а грудная клетка стала подниматься и опускаться. Пока ещё неровно, с хрипами, и всё же он дышал.

Вот так петух! – восхитилась Каори, подхватила ещё вялого и слабого малыша на руки и побрела по берегу.

Начинался новый день и, судя по всему, новая жизнь. Главное – Каори вернулась в мир людей, а Страна Жёлтых Вод осталась где-то очень далеко.

Как же отыскать путь домой? Великий Сусаноо, помоги мне.

Глава 3

Мальчик, сидя на мшистом плоском камне, с жадностью сосал кусочек зелёной и кислой айвы. Кривился, морщился, но усердно работал зубками и язычком. Подбородок, шея, грудь и худенькие ручки блестели от слюны.

Здесь, в густом перелеске среди лишайников и сосен, малыш смотрелся так же неестественно, как и в расщелине подводной скалы. Каори неуверенно переминалась с ноги на ногу, пытаясь собрать мысли в кучу, но они суетливо, по-муравьиному разбегались. Через несколько часов наступит вечер, и дневная жара сойдёт. Ребёнок голый и голодный. Плоды дикой айвы, которую Каори нашла у входа в перелесок, не в счёт. Они лишь на время отвлекут ребёнка от голода.

Они долго блуждали по пустынному берегу, лишённому хоть каких-нибудь признаков жизни. Но кроме двух перевёрнутых рыбацких лодок так ничего и не нашли. А потом Каори заметила серые ленты дыма и догадалась, что между перелеском и горным кряжем находится деревня. Там можно отыскать еду и одежду. Сначала она решила прибиться к этому селению и сочинить историю про напавших на неё разбойников. Это объяснит разорванное платье, избитое и исцарапанное тело. Но жабры! Они крупными бугорками выступали из-за ушей, и любое дуновение ветра могло развеять волосы и оголить эту позорную демоническую примету. Оставалось лишь воровать. Воровать? Каори за все свои шестнадцать вёсен не взяла ни одной чужой вещи. Да и как уследить за ребёнком? Совсем скоро он наберётся сил и превратится в непоседу. Брать его с собой Каори боялась. Вдруг он заплачет и привлечёт лишнее внимание?

Малыш отбросил в сторону айву и направился к Каори. Ползал он хорошо и на ножках стоял крепко. Вон как уцепился за подол платья!

– Ы-ы-ы! – заголосил он, протягивая липкие ладошки.

Она подхватила его на руки и погладила по спинке, покрытой белёсым налётом соли.

– Кто же ты такой? Где твоя семья? Бедняжечка. Животик хочет кушать? Здесь деревня недалеко. Как только ты уснёшь, я пойду и взгляну на людей. Если найду женщину с добрым лицом, подкину тебя к ней. Тебе нужна настоящая мама, ласковая, заботливая. Спи, маленький.

Ребёнок положил головку на плечо Каори и тихонько засопел. Она ощущала, как бьётся крохотное сердечко, как тёплая волна оборачивает их двоих в уютное одеяло. Пришёл на память отец. От мыслей о нём защипало в глазах. Она запела:

 
Могучий, ярый Сусаноо
Присел на вершину горы.
Убил злодея-дракона,
Прими поклоненья дары!
 

Каори укачала мальчика и уложила его на мшистый камень. Он немного похныкал, ища удобную позу, но в итоге улёгся на животик и затих. Конечно, было страшно оставлять его здесь, но и брать в незнакомое место тоже не хотелось.

Девушка побежала по узкой тропинке, по обе стороны которой росли высокие кустарники. Ветки дубов, похожие на костлявые пальцы, сходились так плотно, что образовывали мрачный туннель. Воздух пропитался насыщенным сладким ароматом болиголова, от которого слегка подташнивало. Один дуб привлёк её внимание: на коре ножом кто-то вырезал изображение стрекозы, а под ней – стрелку, указывающую как раз на заросли. Правда, времени поразмыслить над тем, что бы это значило, не было.

Когда лес поредел, в просветах между стволами Каори разглядела небольшое селение. Покосившиеся домики с тростниковыми крышами прижимались друг к другу, как заблудившиеся в чащобе дети. На окраине чернели квадраты огородов. Между двумя камфорными деревьями свисала верёвка с рыболовными сетями. Женщины и старики копошились на огородах, рядом с ними сновали ребятишки.

Рыбацкая деревня, – рассуждала Каори. – Интересно, как крестьяне выходят к морю? Проще всего через перелесок. Он узкий, быстрым шагом минут за двадцать можно преодолеть. Но судя по заросшей болиголовом тропинке, этого места сторонятся. Каори лихорадочно прокручивала в голове план.

Хоть бы успеть, пока малыш спит. Подбежать к ближайшему дому, убедиться, что внутри никого нет. При большой удаче можно и во дворе что-то найти. Мне ведь много не нужно: кувшин воды, горсть риса и что-то из одежды.

Каори сползла с холма. Деревня словно размещалась на дне неглубокой миски, с одной стороны окружённая перелеском, а с другой – цепочкой гор. Позади домов шуршали наделы бамбука. Там-то Каори и спряталась. Вскоре она заметила, как из ближайшего двора вышли двое: старик в красных шароварах и куртке и юноша в коротком кимоно с соломенной корзиной. Каори решила попытать счастья в этом жилище. Сгорбившись, выскользнула из частокола длинных бамбуковых стволов и прижалась к глиняной стене. Прислушалась. Тишина. Тогда, обогнув здание, она отворила дверь и вошла внутрь.

После яркого солнечного света глаза с трудом привыкали к полутёмной комнате. Пахло рыбьими кишками и горелым деревом. Босые ступни чувствовали утоптанный земляной пол. Очертания предметов постепенно прорисовывались. Вон в углу аккуратно сложенные корыта, инвентарь для работы в поле и огромный бамбуковый ящик. Слева от входа возвышался деревянный настил с углублением для очага. Туда Каори и направилась. Среди кочерёг и железных щипцов под чистым отрезом ткани стояла посуда с остатками еды: бобы, жареная мелкая рыбёшка и кувшин с фруктовым отваром. Каори, стараясь не шуметь, бережно завернула снедь в тряпицу и собралась уже уходить, но в дверь постучали. Она замерла. Сердце ухнуло, в животе заворочался ледяной ком. Не успела.

– Чиэ́ко, ты тут? – Зычный женский голос проник через тонкие стены и схватил Каори за горло, перекрыв дыхание.

Быть может, обойдётся, гостья потопчется на пороге и уйдёт. Однако из другой половины дома донеслось: «Иду, иду!»

Каори попала в ловушку. Нужно спрятаться. Прижимая к груди узел с едой, она спрыгнула с настила и ринулась к ящику. Откинула крышку – пусто. Но резкая вонь так сильно ударила в нос, что Каори покачнулась.

Что там на дне? Сгнившие рыбьи кишки?

Превозмогая рвоту, она заползла внутрь. Темно, как в погребе, но слух обострился. Шаркающие шаги, скрип двери и уставший больной голос:

– Эцу́ко, это ты?

– Я. Чиэко, вот что я хочу тебе сказать… Ах, что с тобой? Очаг не горит. Опять заболела, бедняжка.

– Так и есть. Голова тяжёлая, как чурбан. Мои ушли на огород, а я вот никак не могу собраться с силами, чтобы по дому хлопотать. Ты уж прости, Эцуко, за моё «гостеприимство».

– Что ты несёшь? За что прощения просишь? Ну-ка присядь, Чиэко. Давай, давай! Я сейчас быстро огонь разведу.

Каори сглотнула комок плотной слюны.

Вот так попала! Как же выбраться наружу?

Тем временем бойкая Эцуко загрохотала дровами, задребезжала кочергой. При этом она беспрерывно болтала, обращаясь к невидимой для Каори собеседнице.

– Я чего пришла-то. Ты знала, что твой сын вчера вечером наведался в перелесок? Нет? Так я тебе расскажу. Видели, как он выходил из этого проклятого места с толстопузым Ку́ма.

Чиэко ахнула. Затрещали дрова, и через узкие отверстия в ящик проник свет. Каори лежала на боку, поджав под себя ноги и ощущая нарастающую боль в мышцах. Под щекой омерзительно чавкали кишки.

– Слушай, Чиэко, не зря рыбаки обходят стороной перелесок. Это обиталище демонов и всякой дурной нечисти. Неужто им под землёй, в Стране Жёлтых Вод, тесно, что они наверх поднимаются? Ой-ой-ой! Говорят, в том перелеске молись не молись, всё равно погибнешь. И хорошо, если встретишь духов деревьев – ко-дама, они безвредные. А кровожадные оборотни? Поговори с сыном, он ведь разумный юноша.

Каори перестала дышать, чувствуя, что её вот-вот вывернет наизнанку. Она представила мальчика, спящего на мшистом камне, и чудовищ с ненасытными глотками, нависающих над ним. Бежать! Бежать к нему! Защитить, накрыть своим телом, чтобы ни одна тварь не прикоснулась к нежной шелковистой коже. Но Эцуко не собиралась уходить – теперь она мыла посуду.

– Внучок-то мой начал ходить. Ага! Время пролетело так быстро. Кажется, недавно родился. Утром разбил лобик себе. У меня же крыльцо высокое, ты знаешь. А он повадился там играть. За маленькими глаз да глаз нужен. Ни на секунду не оставишь.

Последние слова – обухом по голове.

Больше нельзя ждать! Выпрыгнуть из ящика и со всех ног броситься в бамбуковые заросли. Эти женщины и опомниться не успеют.

Каори резко откинула крышку, со стоном выпрямилась и, спотыкаясь, понеслась на улицу. Ладонь прижала к горловине кувшина – не пролился бы фруктовый настой. Боковым зрением ухватила ошарашенные женские лица, раскрасневшиеся от жара очага. Кто-то кричал вслед; сгорбленная старуха, бредущая по пыльной дороге, взмахнула кривой клюкой.

Каори взобралась на холм и ринулась в перелесок. Теперь всё было по-другому. Тени сгустились, срослись в одно тёмное пространство. В изгибах деревьев виднелись искажённые страхом лица, среди листвы качались обуглившиеся головешки. Каори знала, что это неправда, это всего лишь разыгравшаяся тревога рисовала полные жути картинки.

Она прибежала на место, где оставила ребёнка. Какой-то первобытный ужас перекрутил внутренности в животе – на камне никого не было. Хотелось заорать, только вот горло распухло от быстрого бега. Крики превратились в судорожные всхлипы. Она спрятала узел в папоротник, потому что в глубине души всё же надеялась, что малыш уполз недалеко.

Тем временем совсем стемнело. Солнце спряталось за рваными клоками туч. Поднялся ветер. Каори звала малыша, но очень тихо. Она помнила слова женщин из деревни и боялась привлечь злых духов.

– Мальчик, ты где?

Каори то раздвигала кустарники, то замирала, вслушиваясь. Тишина, как вдруг – шорох в можжевеловых кустах: или малыш, или мелкий зверёк. Каори побежала на звук, раздвинула колючие ветки и ослепла от яркого света. На небольшой полянке, окружённой молодыми дубами, на папоротниковом облачке сидел ребёнок и что-то увлечённо грыз, а вокруг него неспешно двигались световые шары. Когда какой-нибудь шар останавливался, можно было разглядеть очертания невысокой хрупкой фигурки, головы́ неправильной формы и широко раскрытых чёрных глаз. Ко-дами, догадалась Каори и облегчённо выдохнула. Говорят, они безвредны.

Осторожно, чтобы не спугнуть лесных духов, подошла к малышу. Ко-дами отпрянули, но по-прежнему миролюбиво гудели, щёлкали и постукивали, общаясь на только им известном языке. Мальчик радостно протянул ручки. Его личико и грудь были вымазаны чем-то красно-коричневым. Ягоды? Орехи?

– Здравствуй. Я принесла тебе бобов, но ты, кажется, уже не голоден, – улыбнулась Каори и низко поклонилась ко-дами. Они загудели чуть громче. – Я нашла тебе дом. Люди там неплохие. И мальчик твоего возраста, ну, может, чуть старше. Тоже непоседа. Переночуем здесь, а на рассвете я отнесу тебя в деревню и оставлю на пороге. Там тебе будет лучше.

Она погладила мальчика по спинке.

Да он же замёрз!

Каори собиралась было вернуться к камню, чтобы забрать узел с едой и укутать малыша в ткань, но ко-дами тревожно защёлкали и беспорядочно запрыгали, то плюхаясь на землю, то поднимаясь к вершинам деревьев. Раздались леденящие душу стоны, а потом отчётливые звуки: каран-коран-каран-коран – так стучат деревянные гэта.

Ребёнок испуганно заплакал. Каори подхватила его и прижала к себе. И тут появились они. В тёмных просветах между стволами засеребрились женские фигуры в грязно-белых кимоно, треугольных наголовниках на растрёпанных волосах, с безжизненно бледными лицами и безвольно свисающими руками. Ко-дами, вопя и причитая, бросились врассыпную, словно осенние листья под дуновением ветра.

Призраки надвигались стремительно. Каори почувствовала противный, липкий страх, который обездвижил ноги. Хотелось расплакаться, забиться под выступающие корни деревьев, но хнычущий ребёнок побуждал действовать. Где спрятаться во враждебном незнакомом лесу? Ко-дами! Нужна их помощь. И тут случилось странное. Жабры Каори будто охватил огонь. На лбу выступили крупные капли пота. Как же вырваться из тисков невыносимой боли? И выход был тот же – обратиться к лесным духам.

– Помогите нам! – завопила Каори, но изо рта вырвались не слова, а щёлканье и гудение.

Я ведь тоже одна из них, – мимоходом подумала она и понеслась по направлению к деревне.

Спасти ребёнка – сейчас самое главное. Призраки ринулись следом. Каран-коран-каран-коран – их гэта стучали всё громче и громче. И вдруг со всех сторон замелькали световые шары. Они окружили Каори и малыша, взяли под свою опеку. – Благодарю! – задыхаясь, щёлкнула Каори.

– Каран-коран-каран-коран!

Ко-дами освещали путь, поэтому она без труда отыскала тропинку, поросшую болиголовом. Ещё немного, и они доберутся до деревни, а там добрые люди приютят ребёнка, не откажут несчастному. Да и призраки вряд ли покинут пределы перелеска.

Малыш, по-прежнему плача, дёрнул рукой и поцарапал щеку Каори бронзовой стрекозой, что висела на его запястье. Яркая вспышка сверкнула перед глазами. Стрекоза! Она сразу вспомнила вырезанное на коре дуба такое же изображение стрекозы. Неужели совпадение? И рядом стрелку. Рассудок говорил – беги в деревню, тем более один из призраков пробился через защитное световое облако и теперь вился рядом с Каори, сбивая её с ног. Но какая-то неведомая сила направляла её в заросли болиголова.

Каори остановилась, одной рукой содрала с себя платье и укутала малыша, чтобы ветки и кусты не поцарапали его спинку и ножки. Неприятные холодные мурашки побежали по нагому телу. Повернула направо – сельчане могут спать спокойно, никто не потревожит их сон в эту ночь.

Вскоре Каори заметила на дубе ещё одну метку-стрекозу. Значит, она двигалась верно. Хотя, возможно, двигалась навстречу погибели. Вся кожа горела огнём. Колючие кустарники рвали её, а трава оставляла тоненькие порезы. К тому же запах болиголова и дикой мяты забил нос, на Каори навалилась сонливость, ноги подкашивались. Малыш долго кашлял, а потом уснул, безвольно свесив ручки.

Сознание Каори расплывалось – она будто летела над землёй, изумляясь, куда это исчезли её ноги. Но одно она понимала чётко: останавливаться нельзя, иначе тут же уснёт. Кроме того, приходилось следить за метками. Бывало, Каори сбивалась с пути, и тогда призраки издевались вовсю. Мрачнели, злобно скалились. Их кимоно распахивались, груди вытягивались вперёд, превращаясь в острые башни, и вдруг рёбра трескались, обнажая зияющую утробу, в которой копошились мелкие насекомые.

– Уйдите! Пошли вон! – рыдала Каори, поливая слезами макушку малыша.

– Каран-коран-каран-коран. – Призраки надвигались, вот-вот поглотят.

Каори закрыла глаза, но почувствовала лишь холодное дуновение. Твари проходили насквозь и гадко хохотали.

Перелесок закончился. Призраки отступили, ко-дами моргнули и растворились в воздухе. Впереди возвышался кряж. Наверх убегала и пряталась в ночном сумраке утоптанная тропинка. У подножия склона стояла каменная скульптура божества, на толстом животе которого была высечена стрекоза. Каори точно знала, что где-то недалеко находилась горная деревушка. Она даже слышала голоса. Но, может, ей просто причудилось из-за одурманивающей травы. Искать людей сейчас не было смысла – всё равно дорогу ей не осилить. Каори нашла укромное местечко в кустах, улеглась на мягкий мох, прижала к себе спящего ребёнка и провалилась в сон.