Виена Дэй Рэндел
Последняя роза Шанхая
Глава 11
Айи
Все шло отлично.
Совершив множество телефонных звонков и расспросов в тот день, когда наняла Эрнеста, я, наконец, получила известие о том, что у одного из двоюродных братьев Ченга сохранилось фортепиано для дочери его второй жены. Поэтому я позаимствовала его и быстро организовала перевозку инструмента в мой клуб.
Три дня спустя, к моей великой радости, Сассун доставил в мой клуб алкоголь. Английский сухой джин «Гордонс». Джин «Гилбис». И виски «Старый Тейлор» из Америки. Их ароматы наполняли воздух, пока мои менеджеры относили ящики в кладовую и выставляли бутылки на полках в баре. Держа в руке высокий стакан с джином, разбавленным водой, чтобы сэкономить алкоголь, я осмотрела фортепиано – небольшой музыкальный инструмент, сделанный из дуба, не такой, как «Стейнвей» в баре Сассуна, и обошла пустые столики, которые, как я надеялась, скоро заполнятся нетерпеливыми посетителями. Фортепианный «Страйд» Эрнеста и импортный джин и виски Сассуна. Это могло изменить мой бизнес к лучшему.
Я дала еще несколько распоряжений менеджерам и направилась в свой кабинет в конце коридора. Глядя в маленькое зеркальце, я нанесла новый слой красной помады, припудрила лицо и аккуратно поправила челку. Мои волосы были уложены в модную прическу, которую я скопировала с какой-то модели из календаря. Я выглядела модно, с золотыми серьгами в форме листочков и ожерельем, основными украшениями, которые служили знаком, что я все еще богаче большинства людей. Но я засомневалась. Расстегнув обтягивающее платье цвета спелого граната, я надела бюстгальтер в европейском стиле с вставными подушечками, который хранился в ящике в моей гардеробной, и запихнула в него скомканный шарик ткани, опрысканный духами, чтобы аромат не был удушающим.
Сегодня был первый рабочий день Эрнеста.
* * *
– Добрый день, мисс Шао. – Вместе с Эрнестом в дверь моего кабинета ворвались звуки энергичной музыки. Он был одет в то же двубортное пальто с мятыми лацканами, на подбородке проступала щетина. Его движения были осторожными, как будто он держал в руках что-то очень ценное и боялся его потерять. Но его глаза. Они светились энергией, нежностью и теплом, создавая мощную мелодию, которая заставляла мое сердце трепетать от счастья. Внезапно мне захотелось ему улыбнуться и поговорить о музыке.
Но я взяла себя в руки. В конце концов, он был пианистом, которого я наняла.
– Я рада, что вы пришли. Сегодня ваш первый рабочий день. Давайте поговорим о вашей работе. Садитесь, садитесь.
– Спасибо за предоставленную возможность, мисс Шао. – Он снял перчатку и протянул мне руку.
Он был хорошо воспитан и проявлял уважение, но мне нужно было сказать:
– Эрнест, позвольте мне напомнить вам? Это китайский клуб. Вам было бы полезно узнать о некоторых правилах этикета. Довольно неприлично пожимать руку женщине.
– Я этого не знал. Почему?
– Китайцы считают прикосновения между мужчиной и женщиной интимным контактом.
– Даже в бизнесе?
Я кивнула в ответ.
– А объятия?
Будучи новоприбывшим, он действительно не знал, как люди в Шанхае относятся к возмутительному характеру этого западного обычая. Большинство китайцев практически питали отвращение к объятиям.
– Это для друзей, очень близких друзей.
– Тогда поцелуи в щеку? В Европе принят трехкратный поцелуй в щеку.
Я закашлялась. Такая близость была в Шанхае просто немыслима, даже супружеские пары воздерживались от публичной демонстрации близости. И уже тем более ничего подобного не могло быть между китайцем и иностранцем.
– Каковы тогда надлежащие этические нормы в Шанхае? – Он выглядел озадаченным и не сводил с меня глаз, еще одно правило этикета, которое ему предстояло усвоить – мы проявляли уважение, опустив глаза.
– В знак приветствия мы кланяемся или делаем так. – Я сложила руки вместе и кивнула ему, склонив голову.
– Я искренне надеюсь, что не обидел вас, мисс Шао. Я лишь хотел выразить вам свое уважение и признательность за то, что вы дали мне работу.
Я в этом не сомневалась, и на самом деле мне не хватало того, как он произносил мое имя со своим гортанным акцентом.
– Да. Вы отплатите мне тем, что сыграете «Страйд» на фортепиано. Я рассчитываю, что ваша музыка сделает мой клуб более конкурентоспособным. Я составила план, как представить вас и прорекламировать ваше выступление, чтобы люди знали, насколько уникальна ваша музыка. Сегодня, вы освоитесь в клубе. Хорошо?
– Конечно.
– А теперь, давайте обсудим вашу зарплату. В этом городе в обороте три вида валюты. Как правило, иностранным работникам в иностранных компаниях платят в американских долларах. Некоторые местные предприятия здесь переходят на валюту, выпущенную японцами, но мы по-прежнему используем бумажные деньги фаби нашего националистического правительства, поскольку наши сотрудники нуждаются в них для покупки еды. Вы бы согласились на это?
– Меня устроят фаби.
– Вам будут платить по десять китайских фаби за вечер. Это за вычетом арендной платы. Рабочий день начинается в четыре часа дня и заканчивается, когда посетители уходят, обычно около трех часов ночи. У вас есть какие-нибудь вопросы?
Он выглядел задумчивым.
– Вы сказали, что это китайский клуб. У вас есть еще иностранные сотрудники? Кто-нибудь из ваших людей говорит по-немецки или по-английски?
– Нет. Все сотрудники и посетители – китайцы. И я сожалею, мои четыре менеджера немного говорят на ломаном английском, но большинство говорят только на шанхайском диалекте. – Он останется одиноким иностранцем, окруженным нетерпимыми местными жителями, чужаком, неспособным понять наш язык. – Пойдемте, Эрнест. Я покажу вам фортепиано.
В банкетном зале уже начался вечерний концерт. Оркестр играл «Summertime», и, как я и надеялась, в клубе уже было несколько посетителей: мистер Чжан, крутивший в руке складной нож, прибыл со своими приятелями, и они заказали бутылку джина «Гилбис». Они не обратили внимания на Эрнеста, когда мы подошли к фортепиано в левом углу сцены, чему я была очень рада. Мне совершенно не хотелось вступать в ненужные перепалки с этим гангстером.
Руководитель джаз-оркестра, трубач, мистер Ли, встретил меня у фортепиано. Взглянув на Эрнеста, который надел перчатку и забарабанил по клавишам, мистер Ли нахмурился, что неудивительно, и его глаза сверкнули враждебностью. До войны он работал на киностудии в Ляньхуа, а теперь подрабатывал на свадьбах и похоронах. Его оркестр работал на меня уже четыре месяца. Обычно оркестры не задерживались надолго, они приходили и уходили. Болезни, более высокие гонорары или смерть.
– Мистер Ли, познакомьтесь с новым участником вашего оркестра, – произнесла я на шанхайском диалекте. Я не была дружелюбным работодателем, я предпочитала проявлять сдержанность, потому что мама говорила, что мужское эго мешает им выполнять приказы женщины. Поэтому я отдавала приказы без особых объяснений, что, как ни странно, вызывало уважение.
– Мисс Шао, мои люди очень хорошо сыгрались вместе, как оркестр.
– Теперь вы будете работать с пианистом.
– Он говорит по-китайски?
– Нет.
Мистер Ли стоял в стороне от Эрнеста, как будто новый член его оркестра мог укусить его.
– Если вы не возражаете, я бы хотел настроить фортепиано. У вас случайно нет инструментов? – спросил Эрнест.
– Менеджер найдет что-нибудь для вас. – Люди поворачивали головы в нашу с Эрнестом сторону. Менеджер Ванг, стоявший у бара, поспешил ко мне. Будучи прямолинейным человеком, он выглядел так, словно собирался устроить скандал, и я знала, что он прочтет мне лекцию о чудовищных преступлениях, совершенных иностранцами. Поэтому я ушла.
Меня больше беспокоили не возражения моих работников, они могли либо смириться с моим решением, либо уволиться, а реакция посетителей. Мистер Чжан, разговаривавший с моими танцорами, свирепо смотрел на Эрнеста. Несколько постоянных клиентов, только что вошедших в клуб, заметили высокую фигуру Эрнеста и замерли на месте.
Отобьет ли Эрнест у них охоту находиться здесь? Откажутся ли они из-за него приходить в мой клуб? Они еще не знали, что услышат – захватывающий дух, заводной фортепианный стиль «Страйд». Кроме того, у меня было двадцать ящиков импортного джина и виски!
Мистер Ванг проводил новоприбывших к их столикам, и мистер Ли начал играть на сцене. Я облегченно выдохнула, еще раз взглянула на Эрнеста, который настраивал фортепиано, и пошла обратно в свой кабинет.
* * *
Я считала на счетах, когда в банкетном зале раздался дикий вопль боли. Музыка остановилась.
Я выбежала из кабинета. Под восемнадцатью тысячами сверкающих огней собралась толпа, пристально изучавшая фигуру на полу – Эрнеста. Он корчился от боли, держась за правую руку в перчатке, из которой торчал нож.
Глава 12
Эрнест
Перочинный нож вошел в его покрытую шрамами руку по самую рукоятку. Эрнест задался вопросом, было ли это иронией или проклятием. Он носил перчатку, чтобы подавить воспоминания о том, как его изувечили, о страхе, отчаянии и ненависти, с которыми столкнулся, и теперь он снова стал мишенью. Из раны хлынула кровь, темно-красный след растекся по клавиатуре. Боже. Он никогда больше не сможет играть на фортепиано.
Он попятился назад, в ушах стоял звон незнакомых слов, ахов и криков. Человек, вонзивший нож ему в руку, размахивал руками, а танцоры и оркестр с наблюдали за происходящим с любопытством и чем-то похожим на восхищение.
Все произошло так быстро и не понятно по какой причине. Когда Эрнест вошел в здание, он был ослеплен великолепием клуба Айи, изысканностью, декором, освещением и танцполом – все это напомнило ему о внушительных концертных залах в Берлине. Увидев ее лицо, ее сдержанное поведение и уверенность, он успокоился. Теперь она была его боссом, что стало для него большой честью, но он также чувствовал отвращение людей, бросавших на него взгляды. Привыкший к проявлению враждебности, он старался как можно тише и быстрее настроить фортепиано с помощью инструментов, которые дал ему менеджер. Он просто хотел играть свою музыку.
Но настройка инструмента или, может, его присутствие вероятно отвлекало посетителей, потому что мужчина с ножом подошел к нему, чтобы ударить его. Эрнест, извиняясь, поднял руку, но мужчина, казалось, был раздражен и разразился потоком китайского. Эрнест снова поднял руку и не успел опомниться, как его отбросило на фортепиано, а в руку вонзился нож.
Пол теперь был залит его кровью, он поскользнулся и упал на спину. Когда он открыл глаза, над ним появилось лицо Айи. Она что-то быстро сказала по-китайски, а затем ему помогли подняться на ноги и вывели из зала в атриум.
– Все не так плохо. – Он скользнул в ее машину. Лезвие холодило плоть, пальцы онемели, а кровь собиралась в лужу и стекала вниз. Эрнесту трудно было сосредоточиться. – Простите, что доставил вам неприятности.
Она вздохнула.
– Это я должна извиниться. Я этого и боялась. Этот человек – гангстер, Эрнест. Мне очень жаль, что он набросился на вас.
– Потому что я еврей?
– Потому что вы иностранец.
Возможно глупо, но это было самое утешительное, что он когда-либо слышал.
– Я не знал, что это может стать проблемой. – Должно быть, особенность Шанхая.
– Вам придется к этому привыкнуть, Эрнест. Иностранцы и местные жители – не лучшие друзья. Мы живем каждый своей жизнью. Вы еще поймете. Вы потеряли много крови. Постарайтесь не разговаривать.
У него застучали зубы, и на мгновение он закрыл глаза. Новый страх снова сковал его – он был вынужден отказаться от игры на фортепиано, когда его руку покалечили, а теперь, похоже, он больше никогда не сможет играть. Чем бы он мог заняться? У него ведь была сестра, о которой нужно было заботиться.
Когда он снова открыл глаза, шофер велел ему выйти из машины. Ему удалось встать, перед ним выросло здание из красного кирпича, больница Святой Марии. Он чуть не упал на землю, когда католическая монахиня с крестом бросилась его поддержать. В ушах раздался поток французских слов, чьи-то руки поддерживали его, когда он вошел в больницу. Все было как в тумане: резкий запах спирта, спокойствие, вызванное морфием, и непонятный французский, на котором говорили католические монахини. Когда нож извлекли, его крики были похожи на бред сумасшедшего. Но к счастью, кости не были сломаны, нервы не задеты. Он проглотил пригоршню неизвестных таблеток, выпил залпом большое количество крепкого раствора и уснул.
Когда он покинул больницу, уже рассвело, и несколько рикш проехали мимо со скрипом. Машина Айи все еще стояла у здания.
Он тихо приоткрыл дверь. Айи спала, прислонившись к заднему сиденью, ее шофер тоже дремал на водительском месте. Она могла бы уехать после того, как высадила его, или сказать, чтобы сам о себе позаботился после того, как его ударили ножом, или вообще не нанимать его, чужака, иностранца. Но она отнеслась к нему с достоинством, предоставила ему приют, когда он лишился крыши над головой, отвезла его в больницу, когда его ранили. Проявил ли кто-нибудь такую же заботу о нем, как она? Мечтал ли он ком-то подобной ей, о женщине из другой страны, другой расы?
Она пошевелилась и открыла глаза.
– Эрнест? Вы вернулись. Как ваша рука?
– Как новенькая, – ответил он, поднимая перебинтованную руку. – Эти католические монахини – лучшие медсестры, которых я когда-либо встречал. Мне наложили семь швов. Как только рука заживет, я снова смогу играть на фортепиано.
– Приятно слышать. Я переживала по этому поводу.
Ее голос обладал успокаивающим ритмом, Эрнесту хотелось слушать ее целую вечность.
– Спасибо, что привезли меня сюда, Айи.
– Я ведь ваш работодатель. У меня нет выбора. Но я абсолютно не умею ухаживать за больными, просто чтобы вы знали. Лучше вам избегать моего ухода, иначе потеряете больше, чем руку.
Но у нее был выбор.
– Позвольте мне подвезти вас до вашей квартиры. – Она велела шоферу заводить машину. – Сколько времени, по словам доктора, потребуется вашей руке, чтобы зажить?
Он подавленно посмотрел на свою забинтованную руку.
– Чтобы полностью исцелиться, потребуется четыре месяца.
– Четыре месяца. – Она тяжело вздохнула.
У нее не было никаких причин, чтобы сохранять ему работу в течение четырех месяцев, если он не мог играть на фортепиано.
– Я могу играть левой рукой.
– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. Это не «Страйд». Я планировала, что вы будете главной партией в оркестре, а не аккомпанементом. В других обстоятельствах я бы этого не предложила, но сделаю исключение. У вас будет оплачиваемый отпуск на неделю, чтобы вы могли восстановиться и дать своей руке время зажить. Вас это устроит?
Если его не будет в клубе целую неделю, позволят ли ему вернуться? Двигатель автомобиля монотонно тарахтел, издавая бесконечные гудящие и завывающие звуки, похожие на тошнотворные судороги. Эрнест решил, что справится, несмотря на поврежденную руку.
– Увидимся завтра, Айи.
Глава 13
Айи
Какая настойчивость. Собирался ли он поквитаться с мистером Чжаном? Я взглянула на его руку.
– Я просто хочу работать, – сказал он.
Его лицо было бледнее утренней зари, но она не заметила в его глазах ни капли обиды, ни намека на месть, ни даже искры гнева. Перед ней сидел человек, отвергающий насилие и настаивающий на работе, чтобы получать зарплату. Я хотела узнать о нем побольше. Поэтому, несмотря на усталость, спросила его, откуда он родом, чем занимались его родители, где он учился и почему приехал в Шанхай.
И он все мне рассказал. Он родился в Берлине. Его родители были профессорами в университете. Он приехал сюда из-за войны, и начал играть на фортепиано в юном возрасте по настоянию его матери.
– Что вы играли? – поинтересовалась я.
– В основном классическую музыку, – ответил он.
Я кивнула, все еще вспоминая его игру в отеле Сассуна.
– Мне больше нравится джаз. Знаете почему? Мы проиграли войну японцам. Люди умирают каждый день, как мухи. Все напуганы. Джаз помогает нам чувствовать себя живыми, помогает забыть о реальности. Классическая музыка – это другое, она касается воспоминаний.
– Я не смог бы выразить это лучше. – Он улыбнулся, его голубые глаза светились тем же светом, тем же желанием, которое я видела, когда он играл в отеле Сассуна.
Мое сердце бешено заколотилось, и я почувствовала, как мои щеки запылали. Я отвернулась к окну.
– Я также интересуюсь фотографией, это мое хобби, – продолжил он. Популярное увлечение среди иностранцев – например, Сассуна – но оно было дорогим удовольствием, потому что фотоаппараты и пленка импортировались.
– Что еще вам нравится? – спросила я.
– Кино.
В этом мы были похожи. Он сказал, что обожает Марлен Дитрих, немецкую актрису, а мне нравилась Кэтрин Хепберн. Я также любила читать журналы о кино, которые было тяжело достать, но менеджер Ванг обладал даром находить их для меня.
– А еще мне нравится кататься на лыжах, – добавил он. Чистое совпадение, поскольку моя мама, женщина с деформированными ступнями, была ярой лыжницей. – И вы мне нравитесь.
– Да, перестаньте. – Я взмахнула рукой, чтобы отпустить его. Но, должно быть, я сошла с ума, потому что даже после его ухода продолжала думать о его голубых глазах, цвета драгоценных камней, который менялся, отражая настроение Эрнеста, словно все происходило в каком-то волшебном фильме.
* * *
На следующий день, когда я была готова отправиться на работу мой жених, Ченг, приехал ко мне домой. Он предложил отвезти меня в клуб. Он часто это делал, якобы для обеспечения моей безопасности, но я знала, что для него это было предлогом, чтобы наблюдать за мной.
Он следил за модой и был одет с иголочки в фиолетовый твидовый пиджак, черный шелковый галстук, черные брюки и черно-белые кожаные оксфордские ботинки.
– Что это на тебе, Айи? Эта вещица такая обтягивающая, что видны твои ребра, – сказал он, стоя рядом со своим черным «бьюиком», когда я села в машину.
Он был властным человеком. Любил указывать мне, что я не должна делать, с кем не должна разговаривать и что не должна надевать. Это меня всегда раздражало, потому что Ченг, человек с отличным вкусом в мужской моде, предпочитал, чтобы я прикрывалась с головы до ног. Ему не нравилось, что я надеваю платье без рукавов, открывающее плечи, или короткое платье, открывающее икры.
На мне было длинное облегающее платье с рисунком из красных пионов; оно подчеркивало мои изгибы и обнаженные руки, которые в настоящее время были прикрыты коротким шерстяным пиджаком.
– Если тебе нужны новые платья, я пришлю своих швей. – Ченг сел рядом со мной, когда машина тронулась с места. Он был отпрыском судового магната. Состояние его семьи уменьшалось, как и мое, но он по-прежнему был богат и имел хорошие связи благодаря бракам своих шести сестер. Своим богатством и привлекательной внешностью – аристократическими чертами лица, широкими плечами и накаченными мышцами благодаря многолетним занятиям верховой ездой – он вызывал интерес у многих женщин. Моя семья считала, что я сделала завидную партию. Они были правы: Ченг был выгодной партией.
Но я испытывала к Ченгу только родственные чувства, как к брату. Когда я сказала об этом маме, она заверила, что этого достаточно, потому что брак – это бизнес, который станет удачным и без романтической любви. Я верила ей, поэтому мне редко приходило в голову сомневаться в моем будущем браке. Мне нравился Эрнест, иностранец, с которым я даже представить не могла, что подружусь, и меня влекло к нему так, как не следовало бы, но я бы никогда не стала рисковать своим будущим с Ченгом.
– Завтра я надену другое. – Ченг также обладал взрывным характером. Я предпочитала не провоцировать его.
– И бюстгальтер, Айи.
Он имел в виду традиционный бюстгальтер, треугольный кусок ткани, который делал мою грудь плоской. Он знал, что я ненавижу это, но споры с Ченгом только еще больше злили его.
– Хорошо.
Он достал пачку сигарет.
– Так что же я пропустил? Инцидент с ножом? Почему ты наняла иностранца?
Наверное, мои менеджеры рассказали ему о произошедшем, и Ченг, должно быть, был раздражен тем, что я приняла Эрнеста на работу, предварительно не посоветовавшись с ним. Как мой жених, Ченг чувствовал, что имеет право вмешиваться в мой бизнес.
– Он умеет играть фортепианный «Страйд», я собиралась тебе сказать. Он отличный пианист. Это поможет моему бизнесу процветать и приносить больший доход.
– Похоже, твоим посетителям он не нравится. – Заметил он безразличным тоном.
– Понравится, как только они услышат его игру.
Ченг выглядел оскорбленным; он всегда был таким, злился, когда ему противоречили.
– Это только начало. Будет еще больше неприятностей, если он задержится в клубе надолго.
Остаток пути до своего клуба я молчала, потому что Ченг заставил меня нервничать. А если он был прав? Только новых кровопролитий мне и не хватало. Это отбило бы желание у современных девушек, модной молодежи и других посетителей приходить в мой клуб. И даже алкоголь Сассуна тогда не помог бы.
Войдя вместе с Ченгом в банкетный зал, я замерла на месте. Эрнест уже был там, и он делал то, чего не должен был делать.