Вероника Мелан
Уровень: Магия

А после достала из котелка кусок сырого мяса, который оставила на том месте, где сидела.

Уходя, Марика напряженно размышляла о том, стерильно ли будет после такого питаться из котелка самой.

Но выбора не было.

Пусть зверь будет сытым, а она – целой. Этот Уровень, как ни один другой, учил быстро и правильно расставлять приоритеты.

* * *

Следующие два часа Марика беспрерывно следовала вниз.

Тропка сделалась совсем пологой и скользкой; хлюпала под ногами грязь. Мысли плавали от темы к теме и путались: то долго кружили вокруг источников света и увиденных в них непонятных символов, то перескакивали на дом – оставшуюся в Нордейле квартиру, то вовсе исчезали, позволяя брести с пустой, как рассохшаяся деревянная бочка, головой. Чувство любви к миру растворилось полностью, теперь оно казалось иллюзией: было или нет – не разобрать. Наверное, все-таки было, но сейчас помнилось слабо, как выпорхнувший за окно утренний сон, оставивший после себя сладкий шлейф волшебства и немного светлой тоскливой грусти.

Пахло отсыревшими сосновыми иглами и влажной землей; с каждым вдохом легкие будто очищались от городского смога, выдыхали скопившуюся грязь, делались светлее.

Через какое-то время небо затянуло облаками; стало пасмурно.

Иногда, чаще всего внезапно, Марику накрывало ощущение, что дикий кот следует по пятам, и тогда она нервно оглядывалась, но за спиной каждый раз оказывалось пусто. Ни рыжей шерсти, ни длинных ушей… Однако взгляд в спину оставался, и это тревожило.

Время от времени приходилось сверяться с картой – до следующего рисунка, похожего на многогранный кристалл, судя по скорости смещения точки, еще идти и идти. Едва ли она доберется туда до вечера.

Усилился ветер.

Шумно заголосил оставшийся позади лес, смешиваясь с нарастающим гулом воды – где-то впереди текла речка. В какой-то момент тропинка окончательно превратилась в сплошную чавкающую жижу, и далее пришлось карабкаться по лежащим в стороне от тропинки валунам.

К тому времени, когда она добралась до воды, которая оказалась скорее быстрым горным ручьем, нежели речкой, тело совсем вымоталось. Ноги гудели, сапоги превратились в два грязевых леденца на палочках, толстовка вымокла, волосы слиплись на затылке, исцарапанные ладони кровоточили. Камни оказались влажными и холодными – руки соскальзывали с их поверхности не хуже подошв, – и, чтобы не упасть, приходилось постоянно напрягать мышцы и держаться за поверхность всеми конечностями.

Сразу за противоположным берегом ручья виднелся луг, и Марика, бросив на него короткий взгляд, принялась размышлять, как бы перебраться на ту сторону, не намочив ноги. Сапоги сохнут долго, до ночи далеко – не раскинешь же палатку, чтобы праздно подсушиться часок-другой перед закатом? Кто знает, сколько еще идти, а время на Уровне течет странно, это она уже заметила.

Пальцы в ледяной воде моментально застыли.

Содрогаясь от холода, она быстро потерла ладони, смыла с царапин грязь, ополоснула лицо и потянулась за флягой, чтобы снова заполнить ее водой. Сейчас бы чуток посидеть, отдохнуть – и можно снова двигаться в путь.

Ветерок трепал рассыпавшиеся вокруг опущенного лица локоны.

Перед переходом придется хорошенько подвязать рюкзак, затянуть на нем все шнуры и веревки, потому как если упадет в воду, пиши пропало – добра не уберечь.

Марика повернулась и посмотрела на скользкие торчащие из воды спины камней в нескольких метрах ниже по ручью. Если она хочет сохранить обувь сухой, придется прыгать по ним.

Длинная толстая палка, похожая на изогнутую трость, выручала неимоверно. Она нашлась на берегу и теперь использовалась в качестве шеста: Марика упирала ее в каменистое дно, переносила вес на руки и осторожно выбирала подошвой очередную наиболее устойчивую точку. Шаг, еще шаг. Медленно – еще один.

Вокруг не осталось ничего, кроме шума воды, склизких неровных каменных спин и предельной концентрации на собственных движениях. Впереди три булыжника – последний почти полностью скрыт потоком.

Давай, еще чуть-чуть, ты почти сделала это!

Ступив на твердую землю, Марика шумно выдохнула от облегчения, согнулась, уперла руки в колени и какое-то время стояла так, пытаясь прийти в себя.

Ручей пройден. Дальше будет легче. Наверное.

Порывы ветра трепали капюшон, холодили взмокшую шею, бросали по плечам завязанные в хвост волосы. Палка – такая надежная и крепкая палка-выручалка – лежала рядом на траве; лучше взять ее с собой, пригодится. Горный ручей ворчливо бурлил за спиной – жертва в него не угодила.

Наконец, отдышавшись, Марика разогнулась, подняла с земли шест и огляделась, выбирая направление. Затем напряженно застыла, нахмурилась, чуть склонила голову набок и посмотрела в сторону: слева за кустом кто-то плакал.

Человек. Женщина.

* * *

– Я потеряла их, слышите? Потеряла!

Она была мокрой с ног до головы, русые волосы облепили узкое вытянутое лицо без грамма косметики. Толстовка ходила ходуном – молодая девчонка, не старше самой Марики, нещадно мерзла, вероятно, после падения в ручей. Рядом с ней, на траве, лежала знакомая дощечка с выдавленным кругом посередине – прибор для эвакуации; центральная часть кнопки горела красным.

– Что потеряли? – осторожно спросила Марика, не особенно желая знать ответ, однако выработанная за годы работы вежливость не позволила молча пройти мимо.

– Семечки! Они были во внешнем кармане, когда рюкзак упал в воду. Когда я упала в воду!

Во внешнем кармане? Дура.

Марика не нашлась, что ответить. Если человек – идиот, это надолго, но не говорить же ему об этом в лицо? Где хоть зерно рационализма? Ведь понятно, что самый ценный предмет – это семечки, так зачем же по-глупому рисковать? Сама она запихнула их на самое дно самого глубокого внутреннего кармана и для дополнительной сохранности надежно затянула веревкой.

– Рюкзак я выловила, сама выбралась, – по щекам рассказчицы водопадом лились слезы, – но семечки уплыли. Уплыли! Как же я теперь без них? Куда пойду, зачем?

Логично.

– Вот я и нажала на кнопку эвакуации. А что делать? Что? Куда я теперь без желаний? КУДА?!

Марике хотелось попятиться, отойти, попросту сбежать. Дама, очевидно, переживала стресс и была не в себе. Ее нижняя челюсть дрожала, как у подхватившей бешенство собаки, а заламываемые руки ходили ходуном.

– Послушайте, вы…

Вдруг зареванные серые глаза пристально уставились на Марику; в них появился неприятный, нездоровый блеск. Желание попятиться сделалось непреодолимым.

– У вас наверняка есть семечки! Ведь есть? И, скорее всего, не одно?

На этот раз Марика поддалась интуиции и сделала шаг назад; внутри всколыхнулась злость – не отдам.

– Дайте мне! Пожалуйста, дайте мне семечко, заклинаю! Я тогда смогу идти дальше!

– Нет.

Сидящая напротив зарыдала в голос и поднялась с места; ее лицо превратилось в противную маску с разинутым в мольбе слюнявым ртом.

– Только одно, слышите?!

– Отстаньте от меня! Тут каждый отвечает за себя сам!

– Но ведь их можно передавать!

– Я вам ничего не задолжала.

– Только одно!!!

Не успела Марика пригнуться, чтобы достойно встретить бой, к которому мысленно приготовилась, как женщина прытко подскочила к ее рюкзаку и принялась с силой буйвола тянуть за лямку.

– Да-а-а-айте!!!

Вот сука!

Марика взревела, резко дернулась и обхватила свой рюкзак двумя руками, но цепкие посиневшие пальцы противницы лишь крепче сжались на лямке.

– Да отстань же ты от меня!

Не внемлющая просьбам женщина заголосила сиреной, на секунду разжала пальцы, но лишь для того, чтобы тут же броситься вперед с кулаками.

* * *

Битва закончилась неожиданно, Марика и успела-то всего ничего: уклониться от летящей в лицо пятерни, потерять клок волос и один раз получить кулаком в плечо – хлипеньким женским ударом, в то время как сама изловчилась пнуть нападающую по колену, заехать ребром ладони той по носу и отобрать-таки драгоценный рюкзак.

Новой атаки не состоялось: не успела незнакомка в очередной раз оскалиться и броситься вперед, как на капюшоне ее толстовки сжалась крепкая мужская рука – хрустнула пришитая к вороту ткань. Мокрая ведьма, хрипнув, повисла на собственной куртке взятым за шкирку щенком.

– Алисия Грит, вы обвиняетесь в нарушении пункта два тринадцать: нападении на другого человека, находящегося на Уровне: Магия, с целью вымогательства, за что подлежите принудительной эвакуации.

Позади дамы в мокрой толстовке стоял уже знакомый Марике мужчина, тот самый, не захотевший делиться сосисками. Сейчас вблизи он казался еще выше; хмурое сосредоточенное лицо, жесткий бескомпромиссный взгляд.

– Так как вы уже запросили об эвакуации, она произойдет немедленно, но за нарушенные условия пребывания на вас будет наложен штраф, о котором Комиссия уведомит вас дополнительно. Это ясно?

– Ясно.

Алисия побежденно смотрела в сторону, по ее щекам лились тяжелые слезы. В тот единственный момент, когда она повернула голову и встретилась глазами с Марикой, та прочитала одно: «Ненавижу. Ты могла меня спасти…»

От не высказанного вслух обвинения сводило зубы; Марика смалодушничала и отвернулась. Упрямо поджала губы и выдвинула подбородок вперед.

Она не повернулась ни тогда, когда обиженный взгляд жег ей затылок, ни тогда, когда прямо в воздухе, повинуясь жесту мужской руки, за ее спиной открылась белая округлая дверь.

И только когда странное гудение стихло, а ощущение присутствия других пропало, Марика медленно повернула голову, убедилась, что за спиной никого нет, и устало, чувствуя себя разбитой и опустошенной, опустилась на траву.

* * *

– Распишись здесь.

Изольда дождалась, пока на бумаге появится нужный росчерк, положила документ в верхний ящик стола и сочувственно посмотрела на Морэна.

– Всякие бывают, да?

– И не говори.

– Да, за годы мы видали всяких, но чтобы таких… неуравновешенных…

Бабка задумчиво постучала по столу розовым ластиком, приделанным к головке зеленого карандаша, выдвинула пульт, скрывающийся под деревянной поверхностью, и спросила:

– Тебя куда?

Майкл, до того погруженный в свои мысли, качнул головой, хотел было попросить настроить портал на собственный коттедж, но передумал. Вспомнил про оставшуюся на поляне женщину. Можно, конечно, пропустить этикет и не интересоваться состоянием ее здоровья – сама пришла на Магию, пусть сама и идет, – но в затылке свербило чувство незавершенности. Один из процессов не закрыт – диалог, поступок, какой-то шаг, возможно, важный шаг, – надо вернуться и доработать.

– Туда же.

– Уверен?

– Да.

– Как скажешь.

Изольда нажала несколько кнопок и задвинула – легко и привычно катнула – пульт обратно в стол.

– Готово.

Мужчина коротко кивнул и направился к двери.

– Чаю, может, попьешь со мной?

– Некогда, спасибо.

Когда дверь открылась и закрылась, бабка покачала головой и проворчала:

– Всегда ему некогда.

На скамье булькал пузырями только что вскипевший чайник, рисовал горячим паром на стене влажную дорожку.

Всем хороша эта работа, вот только печенье, щедро поставляемое Комиссией в офис, постоянно приходится есть в одиночку.

Администраторша протяжно вздохнула, оперлась узловатыми пальцами на стол, поднялась и поплелась в подсобку за чашкой.

* * *

– Вы в порядке?

Тучи тяжелели. Еще минута-две – и пойдет дождь. Или снег.

За спиной журчал ручей, ветер раскачивал ветки кустов и приминал траву.

Она сидела молча – бледная, хмурая, – держалась за собственный рюкзак и смотрела вдаль: то ли на горизонт, то ли внутрь себя. Грустные глаза, поджатые губы. Налицо попытка стабилизировать эмоциональный фон, не слишком успешная, однако, но по крайней мере попытка.

Боец, хоть сама того и не признает.

Какое-то время Майкл ждал ответа, затем отступил: не хочет говорить – и не надо. Внешних повреждений не видно, а моральная травма – это проблема того, кто позволяет ее себе нанести.

Он отвернулся и задумался о том, куда направиться дальше – до начала занятий больше часа, – но решения принять не успел: Марика вышла из ступора, наклонила голову и посмотрела на него с грустной улыбкой. С такой улыбкой, как ему помнилось, обычно смотрели вернувшиеся с Войны: «Мы сделали все, что могли, но не получилось, понимаете? Не получилось…»

Ее последующие слова резонировали его мыслям.

– Зеркало говорило: «Не упусти». А я упустила, понимаете? Может быть, она могла ответить на мои вопросы, но…

Последнее «но» повисло в воздухе. Категоричное, фатальное, необратимое.

– На какие вопросы?

– На какие?

Темноволосая женщина тяжело вздохнула. Майклу показалось, что предыдущие двое суток морально состарили ее. Да, мудрость не дается легко. Никому не дается.

– Эти фонтаны, что обозначены на карте… я попробовала два из них, очень странные.

Морэн замер.

– О чем, собственно, речь?

– Вот об этом.

Вжикнула молния рюкзака, на свет появилась сложенная вчетверо карта.

– Видите? Вот их обозначения, – длинный ноготь постучал по спиралевидному символу. – Я не удержалась, посетила два.

Он глазам своим не верил. Уровень творил препятствия для каждого, но месторасположение источников открывал крайне редко. К чему свинье счетчик радиоактивных элементов или обезьяне – фотонный ускоритель?

– Они были обозначены с самого начала?

– Да.

Поразительно.

Майкл, живший на Магии последние несколько лет, удивился. И немного напрягся. Если неосознанно исследовать подобные места, лезть в них без наблюдения, можно серьезно пострадать: прямое подключение к информационному полю требует не только способности принять Знание, но и подготовленности. Его ученики еще несколько месяцев близко не подойдут к любому из подобных «фонтанов».

А эта уже посетила два…

– Я бы не советовал вам к ним пока подходить.

– Почему? Раз они есть на карте, значит, для чего-то нужны. Здесь ведь все для чего-то нужно, это я уже поняла.

Он впервые посмотрел на нее иначе: не как на избалованную дамочку с горой глупых запросов, а как на человека, в голове которого может скрываться пытливый и любопытный ум. Магия не ошибается, раздавая карты.

Порыв ветра бросил на ее лицо тонкую прядь волос, кофейного цвета глаза прикрылись веками. Нос сморщился. Марика убрала прядь, опустила взгляд на карту и снова погрустнела.

Постарела^[1], как уже не в первый раз показалось Майклу.

– Я была готова поделиться и не поделилась.

Просквозившая в ее словах горечь задела невидимую струну. Проводник смотрел на девушку не отрываясь.

– Я не прошла тест.

Она вновь усмехнулась так, что у него на сердце потяжелело.

– Ладно, мне пора. Вы ведь здесь работаете, так? Эвакуируете людей? Не буду вас отвлекать.

– Куда вы направляетесь?

– Дальше по тропе. К каким-то кристаллам, судя по всему.

Сложенная карта отправилась в карман рюкзака.

Морэн прищурил глаза.

– Не доходите туда сегодня. Вставайте на ночлег раньше, мой вам совет, иначе будет тяжело.

– А здесь кому-нибудь бывает легко? Вообще кому-нибудь?

Не дожидаясь ответа, Марика поднялась с земли и отряхнула штаны; в ее глазах плескалась горечь, смешанная с укоризной и частичкой раскаяния. Мол, дура я, упустила такой шанс, но вам не понять.

Да уж, куда уж ему – серому и ушастому…

Он тысячи раз видел, как Уровень создавал шансы и отбирал их. Как возрождал сломавшихся людей и ломал непобедимых. Или считавших себя таковыми. Как втолковывал мудрость тем, кто думал, что не готов ее принять, и как гнал со своей поверхности идиотов, неспособных пересмотреть заскорузлое отношение к жизни.

Привычным жестом накинулись на плечи лямки рюкзака, тонкие пальцы подняли лежащую на земле палку. Тяжело качнулся хвост из черных вьющихся волос.

– Удачи вам.

Грязные сапоги тяжело захлюпали по сырой траве. Заморосил холодный дождь.

Несколько секунд Майкл смотрел вслед удаляющейся фигуре, затем выкрикнул:

– Вы знаете, что за вами следует сервал?

Женщина остановилась, помолчала, будто раздумывая над чем-то, затем легко пожала плечами и зашагала прочь, не ответив.

* * *

Накрапывал мелкий дождик.

Уютно потрескивали, прогорая, деревянные сучья, кончик палки ворошил их, заставляя снопы искр взвиваться в темное пасмурное небо; Майкл наблюдал за ними, подперев подбородок одной рукой; другой он держал ветку, которой от нечего делать крошил угли.

Ученики опаздывали.

Костер пыхтел, трещал и изредка посвистывал. Звезды скрылись за толстой пеленой из плотных облаков – жаль, сегодня не увидеть их манящий таинственный свет. Ничего, в другой раз.

«Ты придешь, Майки? Я пригласила тридцать человек, празднование получится на ура!»

Анна хотела вечеринку, хотела веселья, хотела, наверное, загула.

Зачем?

Неужели разговоры ни о чем в разношерстной компании действительно приносят кому-то удовлетворение? Алкоголь, много алкоголя, чересчур громкий смех, стекленеющие глаза гостей, пошлые шутки, соревнование нарядов… Для чего? Но это ее день рождения, и ей решать. От него требуется лишь участие и подарок.

– Может, хочешь провести его на Магии? – спросил он, заранее зная ответ, чем все-таки воплотил в жизнь затянувшуюся паузу и молчание. То самое молчание, когда тебя пытаются не обидеть, обидевшись.

– Но… ты ведь так часто на этой Магии. Почему бы не побыть в нормальном городе, со мной? Это так редко происходит. Мы могли бы жить нормальной жизнью.

– Ты могла бы приходить сюда чаще. Вдыхать, ощущать, учиться.

– Чему учиться, Майки? Странным телодвижениям и сдвигам сознания? Я и так провожу там раз в две недели.

Он воочию представил, как она кусает губы, накрашенные розовой помадой, и теребит светлый локон на виске, пытаясь не продолжить фразу.

«Там нет ни удобств, ни нормальных помещений. Что привлекает тебя в этой глуши? Что, Майки?»

Однажды она уже задала этот вопрос вслух и больше не решалась, помня, как потемнели от негодования и грусти его глаза.

Глушь? Какое неверное слово… Как стрела, пролетевшая мимо мишени, не попавшая в яблочко, но поцарапавшая разум.

Глушь.

Морэн усмехнулся самому себе, оглядел темнеющий вокруг лес, глубоко и медленно втянул чистый прозрачный ночной воздух, смешанный с дымом. Как же в тебе красиво, глушь…

Он принесет ей то, что она хочет – Анна достаточно ясно намекнула, какой именно предпочитает подарок; хорошо, пусть будет то колье, лишь бы радовало, денег не жалко.

Деньги…

Их он скопил достаточно. Достаточно и на эту жизнь, и на следующую. Дрейк – начальник отряда специального назначения – платил хорошо. Даже тем, кто однажды, увлеченный возможностями его сверхрасы, заинтересовался получением Знания и попросил перевода с должности рукопашника-аналитика, проще говоря, солдата с развитым мозгом, на должность обычного проводника. Сюда, на Уровень: Магию, куда случайно попал несколько лет назад, посланный проходить развивающую практику.

Дрейк Дамиен-Ферно не был бы Творцом, если бы не понимал: душа всегда рвется туда, где ей место. И лишь позволив человеку соединиться со своим Путем, позволишь ему стать собой, стать тем, кем он должен стать. И нет ничего важнее этого, не может быть.

Когда-то давно Начальник проявил мудрость, и Майкл до сих пор испытывал благодарность. Здесь, между сосен, со странным магическим небом над головой, в тишине ночи и блеске снега под луной, он ощущал присутствие Вселенной и становился кем-то иным. Собой. Проходил длинную дорогу, и путь этот приносил столько удовлетворения, сколько не принес бы ни один другой. Да, странный выбор, непонятный, чужой многим. Но единственно правильный и приемлемый для него.

Жаль, Анна не понимает.

Как не понимают и те, кто приходит сюда не за Знанием, а за желаниями. Что ж, одним – одно, другим – другое.

Когда среди деревьев раздались голоса и скрип подошв, размышления прервались. Майкл подровнял дрова и посмотрел на приближающиеся фигуры.

Том, одетый в легкую спортивную куртку, размашисто жестикулировал.

– Учитель, что-то странное творится с этим местом. Мы никак не могли выйти к вам – дорога та же, а заводит в тупики или ведет по кругу. Как такое может быть?

«Может», – мог бы ответить Майкл.

Может, потому что это место не имеет пространств и расстояний, оно выстраивает их. Выстраивает таким образом, чтобы тот, кому требуется подумать, имел время прийти к правильным выводам. Чтобы тот, кому нужен диалог, набрел на собеседника, а тот, кто жаждет тишины, пребывал в покое. А иногда учит по-другому: намеренно не позволяет получить желаемое. Часами водит по узким тропкам тех, кто предпочитает прямые дороги, мучает проливным дождем тех, кто мечтает о солнце. Лбами сталкивает врагов, разводит друзей, раз за разом наводит на одни и те же мысли, обращает лицом к собственным страхам – дает шанс навсегда избавиться от них.

«Может. Здесь все может быть», – мог бы ответить Майкл Морэн.

Но не ответил.

Потому что знание, приобретенное самостоятельно, имеет совершенно иную ценность.

Вместо этого он поднялся с бревна, отложил ветку, которой ворошил костер, и спросил:

– Начнем занятие?

* * *

До кристаллов она не дошла. Устала.

Ночь, тишина, мелкая морось, которую Марика в какой-то момент перестала замечать. Мокрая спина бревна, темный домик палатки за спиной, а впереди – окутанная мраком равнина, вид на которую открывался с уступа.

На этот раз котелок порадовал рагу, но Марика не радовалась, цепляла ложкой впотьмах куски чего-то сытного – то мяса, то овощей – и смотрела вдаль.

Нахлынула меланхолия.

Два дня и одна ночь. Тридцать шесть часов. И ощущение, что прошла целая жизнь.

Машина, стоящая на парковке в Нордейле, телефон, пакет с одеждой – все это осталось в другом измерении. Где-то там живут другие люди, ходят на работу, получают премии и расстраиваются, не получая их. Кому вообще нужны телепередачи? Зачем писать для них сценарии? Чтобы погрузить человеческий разум в еще одну ипостась измененного сознания, навязать условия, правила восприятия, молча воспитать социум в нужном направлении?

Какой бред. Все бред.

А что же тогда не бред?

Собственные мысли пугали. Прошло всего тридцать шесть часов – куда подевался боевой настрой, и с чего вдруг сдвинулись приоритеты?

Марика, как могла, настраивала себя на прежний лад: это лишь воздействие Уровня; когда она достигнет пилона (или чего бы там ни было), то запросит все, что хотела, и вернется. Вернется к нормальной жизни, к Ричарду, к прежней себе…

И это тоже пугало. Пугало еще сильнее.

Постоянно натыкаясь на мысленные ловушки и барьеры, она на какое-то время запрещала себе думать, ела, находясь в вакууме, а затем снова нехотя возвращалась к размышлениям.

Звонил ли Ричард? Потерял ли ее? Телефон, наверное, скоро разрядится, батареи хватит еще на несколько суток, а затем все, абонент вне зоны доступа. Хотя он и так… уже…

Дождик заморосил сильнее, застучал по накинутому капюшону и тугим бокам палатки. Рагу быстро остывало, превращалось в студенистую комковатую смесь. Марика поднялась с бревна, вывалила рагу на землю, сорвала травы, вычистила ею бока котелка и, приложив палец, запросила кофе. Почти не удивилась, получив его. Без запаха прежней еды, хороший ароматный кофе – то, что нужно.

Присев обратно на бревно, Марика сделала глоток и задумалась о том, почему же она так быстро и постыдно провалила тест. Почему, как только дошло до дела, забыла о собственных обещаниях? Ведь хотела измениться, стать лучше, научиться не только брать, но и давать…

Стоило в голове всплыть лицу Алисии, как тяжелой волной качнулась злость.

Она бы поделилась, если бы сама, по доброй воле, следуя за душевным порывом. А когда семечко пытаются вытряхнуть из тебя, как последний пятак из кота-копилки, тут хочешь не хочешь – распушишь когтистую пятерню.

Дура она… эта Алисия. Попросила бы, как полагается, и без проблем. Наверное… Зачем же было бросаться?

Марика казнила себя и пыталась оправдаться до тех пор, пока не допила кофе. Потом поняла: бессмысленно. Будет новая задача – будет новая попытка выполнить ее правильно, а пока – бессмысленно.

Кофе закончился. Мысленная благодарность ушла котелку, а заодно и Уровню. Все-таки с едой жить куда проще, а уж со вкусной едой…

Палатка приятно согревала теплом.

Матрас покачивался; снаружи мелко, почти неслышно колотил дождь.

Марика расчесала пятерней волосы – помыть бы, – улеглась поудобнее и достала зеркало. Достала, сама не зная зачем: простое привычное действие, вносящее в окружающий мир какую-то стабильность. Погладила поверхность.

– Как ты, Зеркало?

Поверхность привычно клубилась, не утруждая себя ответом.

– А я хорошо, спасибо, – из груди вырвался тяжелый вздох. – Почти хорошо. Прошагала второй день, поела, легла спать. День прошел почти без приключений. Почти. Ну, ты знаешь…

Наверное, зеркало знало, потому что просто слушало и молчало.

Марика снова вздохнула, с грустью посмотрела на темный полог и прошептала:

– Не так просто, оказывается, получить то, что ты хочешь.

Усмехнулась, вспомнив столкновение у ручья. Замолчала.

«Еще сложнее понять, чего именно ты хочешь».

Еще один ответ в духе мудрого старца…

– Да уж. Бывает, все кажется таким ясным и кристально понятным, а делаешь шаг вперед – и горизонты смещаются.

«Ясность иллюзорна. Она хороша для заблуждений. Не глаза и ум рисуют правильную картину, а сердце. Не слова способны подсказать, а внутреннее спокойствие».

– Как же добиться спокойствия, когда желания влияют на чувства? Будоражат их, колышут муть с илистого дна.

«Перестань быть в них заинтересованной».

Совет пугал.

– Как же не быть заинтересованным в том, чего желаешь? А для чего тогда жить? Если мысленно отказаться от мечты, сложить лапки, тогда зачем вообще куда-то шагать?

«Ты поймешь», – обнадежило зеркало.

– Да уж, когда-нибудь я все пойму. Лишь бы не было поздно.

«Ни для чего не бывает поздно».

Марика поджала губы; вновь накатило ощущение сюрреалистичности: она говорит сама с собой в палатке. Ночью, лежа в непонятном месте. Ей кто-то отвечает, дает мудреные советы, которые каждый раз подсыпают в шестеренки песка. Во что превратилась жизнь?

Следующий вопрос позволил сменить сложную тему:

– Зеркало, а у тебя есть имя?

«Зеркало».

– Нет, это все равно что меня называть просто женщиной. Уникальное имя, свое собственное?

«Нет».

Какое-то время Марика раздумывала над последним ответом, затем отложила помощника в сторону: начали слипаться глаза. Наваливалась сонливая усталость. Подложив под щеку ладонь, Марика прошептала:

– Тогда надо придумать…

«Придумай», – сложились в темноте никем не прочитанные буквы.

Той ночью ей снились скользкие острые камни, торчащие из холодной воды быстрого ручья, слышался равнодушный мужской голос: «Вы подлежите эвакуации, просьба пройти на выход…» и казалось, что снаружи кто-то чавкал.

Через час, когда закончился дождь, над палаткой повисли далекие мерцающие звезды.