Вероника Лесневская
Разводимся! Моя на тридцать дней
– Не выдумывай, я ничего плохого не хотела, – фыркает она. – Я ради вас стараюсь. Да я вообще-то…
Крышка с баночки неожиданно слетает – и весь перец высыпается на измученные овощи, прибивая их черным пеплом поверх одеяла из соли. Врезавшись, ядерным грибом поднимается над тарелкой. Такого эффекта я никак не могла предугадать.
Опешив, я с открытым ртом слежу, как душистые частицы разлетаются в воздухе. Нина Евгеньевна отмахивается, но они забираются в ноздри, заставляя нас обеих чихать. Машинально подскакиваю на ноги, зажимая раздраженный нос, и сверху вниз смотрю, как она пытается «отбиться» от перца, который оседает на ее светло-персиковое платье. Проступает плесенью на ткани.
– Дикая, – хрипит свекровь и опять чихает. – Не зря я… – очередной чих мешает ей закончить фразу.
К столику мгновенно подлетает Светлана, принимается лично все убирать, помогает Нине Евгеньевне спасти платье, но лишь глубже втирает в него перец салфетками. Не сразу замечаю, что подошла администратор не одна. Осознаю масштаб и размах проблемы, лишь когда слышу до боли родной голос:
– Хм, и что произошло за пять минут, что меня не было? – уточняет он напряженно.
Нещадно жую губу, наблюдая, как свекровь, узрев сына, начинает имитировать приступ астмы, которой она никогда не страдала. Чувствую себя последней сволочью, потому что… не верю ей ни капли. И не могу заставить себя подойти к ней, помочь и хотя бы сделать вид, что беспокоюсь. Наблюдаю со стороны, как вместо меня роль заботливой невестки выполняет Света.
Продолжаю стоять как вкопанная рядом с Матвеем. А он тоже не спешит сдвигаться с места. Замер, спрятав руки в карманы, хмурится и пытается выбраться из состояния ступора. Медленно переводит взгляд с матери на меня. На дне зрачков – шок, непонимание и немой вопрос.
Прячу лицо в ладони – и тут же чихаю в них.
А все же… надо иногда слушаться мужа. Я ведь могла бы сейчас быть дома, в пижаме под одеялом, и переключать каналы телевизора в поисках интересного кино. А вместо этого сама стала героиней низкопробной трагикомедии. И мне категорически не нравится сценарий.
Глава 7
Матвей
Ни черта не соображаю, что происходит. Ксюша молчит, терзая ровными, фарфоровыми зубками пухлые губы. Смотрит на меня глазами испуганного лемура, а на дне расширенных зрачков неоновыми буквами мигает: «Накосячила». Понять бы только, в чем… Хотя в такие моменты я готов простить ей все.
Оторвавшись от виноватого личика, окидываю взглядом стол, засыпанный перцем, причем так, будто над ним перечница взорвалась в полете. Характерный запах проникает в нос, дразнит рецепторы – и я морщусь, покашливая. Ксюша рядом со мной тонко, смешно чихает, тянет испачканные руки к щекам, прикрывается. Передергивает плечами, пытаясь подавить очередной чих, но он приглушенно бьет в ладони.
– Так что произошло? – напираю.
Первый порыв – схватить «преступницу», пойманную на горячем, точнее, на душистом и остром, а потом увезти ее отсюда. Дома разберемся.
Однако мама перетягивает на себя одеяло, или в нашем случае – скатерть. Причем делает это буквально. Держится за край ткани, надрывно кашляет, охает, принимает из рук Светы стакан воды, но не отпивает ни глотка. Администратор носится вокруг, уточняет что-то, старается угодить ей и помочь. А я по-прежнему не понимаю, в чем проблема. Фарс какой-то, а не семейный ужин. Я подозревал, что мои дамы не смогут спокойно находиться наедине. Но не ожидал, если честно, что за короткое время они устроят настоящий хаос. Я чертовски устал, хочу отвезти мать в квартиру, а с Ксюшей отправиться спать. Неужели я многого прошу?
– Маленький конфуз.
Жена использует эту фразу, когда не хочет вдаваться в подробности. За «конфузом» может скрываться что угодно: от сломанного ногтя до спаленных занавесок на кухне. Зыркнув на свекровь, она зло поджимает губы и скрещивает руки на груди.
Выдыхаю тяжело и протяжно, с глухим рыком. Боковым зрением замечаю, что моя Ксю на всякий случай отступает от меня на безопасное расстояние. Слышу, как затихает мать, оборвав надоедливые охи и причитания. Осознаю, что от этих двоих ничего толкового не добиться, по крайней мере, пока они вместе в одном помещении, так что остается последняя надежда на администратора.
– Светлана, вы отвечаете за зал. Рассказывайте, что случилось в мое отсутствие, – строго окликаю ее.
– Матвей Андреевич, – она семенит на каблуках, порхает ко мне под прицелом испепеляющего и терзающего на части взгляда Ксюши. – Просто недоразумение. Наверное, бракованные емкости под соль и перец попались. Галечка все быстро уберет, помещение проветрит, а вам другой столик найдет, – щелкает пальцами официантке, и той тоже достается пара разрывных «пуль» от моей жены.
– Плохо, Света, выговор тебе, – срываюсь на администраторе. – В следующий раз лично проверяй посуду на столах. Нам не нужны ни конфузы, – укоризненно кошусь на Ксюшу, – ни жалобы от посетителей. Бардак, – выплевываю в сердцах.
– Конечно, Матвей Андреевич, – сипло тянет Светлана, вжимая голову в плечи.
– Не наказывай ее, – мать неожиданно вступается за постороннюю девушку, причем из обслуживающего персонала, к которому никогда не питала особой любви. – Оксана сделала это намеренно, чтобы испортить ужин.
– Он и так был испорчен. Еще до того, как начался, – тихо бубнит Ксюша, так что слышу только я.
– Так, бляха, все с вами обеими ясно, – нервно массирую переносицу. – Собирайтесь – и по углам. Тьху, – проглатываю ругательство. – По домам!
Лучший вариант – оградить их друг от друга, а потом с каждой поговорить поодиночке. В противном случае я свихнусь раньше, чем разберусь в конфликте. В том, что он есть, я не сомневаюсь. Чувствую себя воспитателем в детском саду, на которого свалились два особо трудных ребенка.
– У меня давление упало и голова кружится, – мама взметает руку ко лбу, касается пальцами линии морщин и прикрывает глаза.
– Светлана, аптечку принеси, – щелкаю пальцами.
Администратор испаряется. Зато на ее месте появляется Глеб, с охреневшим выражением лица рассматривающий стол. Хмыкнув, слегка толкает меня плечом, вопросительно дергает подбородком. В ответ могу лишь цыкнуть и отмахнуться: не до объяснений сейчас. Я и сам еще от «конфуза» не отошел.
– Откуда здесь нужные мне лекарства? Они выписываются строго по рецепту, – продолжает капризничать мать. – Мне надо к врачу.
– Сейчас? – выгибаю бровь. – Ты издеваешься?
– А что, вы оба хотите дождаться моей смерти? – давит на жалость. – От тебя, сынок, я такого не ожидала, – закатывает глаза. Со здоровьем у мамы, конечно, проблемы имеются, однако порой она впадает в крайность.
– Я вызову такси и сама доберусь домой, – Ксюша разворачивается на каблучках, но я ловлю ее за руку.
– Стоять, – притягиваю к себе. Обнимаю за талию, припечатываю к телу. – Сейчас решим, как поедем.
– Помочь, Мэт? – напоминает о себе Глеб. Затаился так умело, наблюдая за разворачивающимся в ВИП-зале шоу, что я на секунду забыл о его существовании. И лучше бы не вспоминал. – Могу подвезти Ксю… – быстро исправляется: – Оксану Артемовну. Зачем такси?
– Ты чего-о? – ошеломленно тянет жена. – Какая я тебе Оксана Артемовна? – игриво хихикает, и у меня слетает чердак, притом что он и так был в аварийном состоянии все эти дни. Не выдержал.
– На хрен иди, Глеб, – рявкаю на друга, но вздрагивают все трое.
– А ты… чего? – родной Ксюшин голос звучит сипло, а полные недоумения и опаски глаза-карамельки устремляются на меня.
Сбивчивое дыхание, влажные ресницы и дрожащие губы – все это в комплексе действует на меня как поток ледяной воды из брандспойта. Мгновенно остываю, но Ксюшу по-прежнему держу крепко, чтобы не сбежала. Хотя она и не пытается: съежилась, затаилась, впившись пальцами в мою рубашку, и почти не дышит. А я греюсь об нее.
Чего это я? Да идиот просто. Психованный и ревнивый.
– Ты хочешь с Глебом поехать? – врезаюсь в жену настороженным взглядом. Ладонь непроизвольно ползет с изящной талии на поясницу и давит, сильнее вжимая податливое тело в мой торс.
– Хочу домой, – Ксюша уходит от прямого ответа и, насупившись, отворачивается. Затравленным зверьком поглядывает на мать, а та, опомнившись, снова взметает руку ко лбу, намекая на плохое самочувствие. Они с ума меня сведут на пару.
– Хорошо, как скажешь, – ослабив хватку, тянусь в карман. – Глеб, подгони свой автомобиль ближе ко входу в ресторан, – бросаю, не оборачиваясь на друга. Не могу пока что видеть его – боюсь опять сорваться. Однако довольного, маслянистого голоса хватает, чтобы я скрипнул зубами.
– Да-да, сейчас, – Глеб нетерпеливо хлопает себя по брюкам, и в моем больном, отравленном ревностью воображении это выглядит как недвусмысленное приглашение, адресованное Ксюше. – Доставлю в целости и сохранности, – нервно усмехается, останавливаясь рядом с ней.
Жена, вздохнув, отстраняется от меня. Послушно кивает, ловит на себе победный взгляд матери и пятится к Глебу. Хмыкнув и укоризненно посмотрев на нее, как на капризного, обиженного ребенка, достаю ключи.
– А ты в нашей машине подожди, пока я маму провожу, – вкладываю брелок ей в руку. Накрываю своей, заставляю сжать в кулак.
– М-м? А… – растерянно хлопает ресницами, а сама с опаской косится на свекровь. Если честно, мне начинает надоедать их молчаливая перестрелка взглядами. Пока они не поубивали друг друга, аккуратно подталкиваю Ксюшу к дверям.
– Иди. Пожалуйста, без глупостей, – добавляю чуть слышно, чтобы до окружающих не долетело. – Я скоро, – мягко целую ее в пылающую щеку.
– Ла-адно, – тихо тянет она. – До свидания, Нина Евгеньевна, – виновато шепчет ей.
Разворачивается, цокает каблуками и красиво, грациозно плывет по залу ресторана, теребя на пальчике кольцо от брелока. При каждом шаге ее округлые бедра, аппетитно обтянутые юбкой, покачиваются в такт.
– Как же… А я куда? С кем? – заикается Глеб, провожая Ксюшу прищуренными глазами, которые хочется выколоть, чтобы никогда больше не смотрел так на мою жену.
– Ты же хотел помочь, дружище, – хлопаю его по спине. – Нину Евгеньевну доставь к врачу или по адресу, который она назовет, – подаю маме руку. – Все еще плохо?
– Плохо. Или ты думаешь, я лгу? – принимает мою ладонь, медленно поднимаясь с места. – Значит, вот так, сын? Что бы сказал твой отец, если был бы жив…
– Не начинай, – строго осекаю ее.
Когда дело касается покойного папы, я становлюсь сам не свой. Тоскую дико, и эта грусть выливается в ярость. Я до последнего вздоха за него боролся, но не удержал. Когда теряешь нечто по-настоящему важное, не жалко ни сил, ни средств. Но никакие деньги не помогли.
– Прости, я тоже скучаю, – мама берет меня под локоть и, держась, молча следует за мной на улицу.
Верю. Ей действительно не хватает заботы мужа, и она ищет ее во мне. От нас обоих будто кусок оторвали. Наживо, с мясом.
Скучает. Иначе нельзя. Так сильно и беззаветно, как любил отец, мало кто умеет. Даже я не дотягиваю. Он боготворил мать, надышаться ей не мог, ни на кого больше не смотрел, никогда не изменял. Их отношения всегда были для меня эталоном, но свои я не могу выстроить по такому же образу и подобию. Хрень получается, и я, признаться, устал бороться за нас. Потому что воевать приходится друг с другом, и это самое сложное.
Бросаю взгляд на парковку, нахожу свою машину, на секунду останавливаюсь. В салоне горит свет, а на переднем сиденье нетерпеливо ерзает темный силуэт. Почувствовав меня, Ксюша оглядывается.
– Глеб, звони, если что, – инструктирую друга, помогая матери устроится в его автомобиле. Он не в восторге от пассажирки, но мне плевать. Сам вызвался. – Если деньги нужны будут, скажешь потом, сколько. Я Ксюшу домой подброшу – и сразу к вам в больницу.
– Понял, без проблем, – выжимает из себя со скрипом. – Ты не задерживайся только, – произносит с мольбой.
Пожимаю ему руку, наблюдаю, как он обходит капот и обреченно падает в водительское кресло. Слышу приглушенный, требовательный голос матери: «Быстро не езжай. И аккуратнее на поворотах и по кочкам. Меня укачивает». Посмеиваясь, сажусь за руль.
– Извини. Не знаю, что на меня нашло, – выпаливает Ксюша еще до того, как я успеваю захлопнуть дверь.
Передает мне брелок, и я касаюсь ее ладони, поглаживаю пальцами. Трясется, дрожит на весу, так что приходится обхватить ее и поднести к губам. Прижимаюсь к запястью, веду по нему носом, втягиваю тонкий, нежный аромат. Не понимаю, как одна и та же женщина может пробуждать такие разные, порой противоречивые эмоции. Рядом с ней бьет током, будто схватился за оголенный провод, а без нее я вообще неживой, пластиковый.
– Я же предлагал тебе пропустить эту встречу, – отмечаю тем же тоном, каким она обычно отчитывает меня, если сделаю что-то не так. Жена не отвечает, лишь часто пыхтит, и от ее дыхания запотевает боковое окно. – Что на этот раз, Ксюш? Рассказывай.
Глава 8
Ксюша медлит, собирается с духом и мыслями, зажимается, будто я злобный тиран и систематически давлю на нее. Рисует пальчиком круги на стекле, играет на моих нервах. Несмотря ни на что, внешне я держусь спокойно, а Ксюшу это раздражает. Она лихорадочно покачивает ножкой. Однако упрямо молчит. В момент, когда я готов разозлиться, она поворачивается ко мне:
– Мэт, а где ты был днем? – спрашивает неожиданно, путая все карты и толкая беседу в другое, нехорошее для нас двоих русло. – Почему Глеб не в курсе?
– Я не отчитываюсь перед ним о каждом своем шаге, – произношу спокойно и управляю автомобилем максимально аккуратно, в то время как внутри все клокочет.
– Передо мной тоже? – не отступает Ксюша.
Зря настаивает. Правда ей не понравится.
– В филиале, – вру, концентрируясь на дороге. Неприятно это делать, но так будет лучше. – Там сейчас много дел. Готовимся к открытию, ничего не успеваем, – разбавляю ложь реальной информацией.
– Да, помню, ты рассказывал. А та женщина, что звонила утром с несохраненного номера, новенькая сотрудница? – проходится по мне вязким карамельным рентгеном. – Я ее не знаю?
– Не знаешь, – коротко отрезав, сигналю впереди застрявшему автомобилю.
– У меня нет причин сомневаться в тебе? – с тревогой шепчет Ксюша.
– Нет. Разве я когда-нибудь давал тебе повод не доверять мне? – это уже говорю ей в глаза. Четко и прямо.
– Раньше нет, – пожимает плечами и втягивает губку изнутри.
– С моей стороны ничего не изменилось. А с твоей – слишком много подозрений, – выгибаю бровь.
– Беспочвенных? – зеркалит мою мимику.
– Как обычно, – усмехаюсь и, остановившись перед светофором, соскальзываю ладонью с коробки передач на Ксюшино бедро, ласково поглаживаю, спускаюсь к разрезу юбки. – Неужели тебя мать так накрутила? Не хотел я этой встречи, но ты…
– Сама во всем виновата. Не продолжай, – цокает и закатывает глаза. – Что касается Нины Евгеньевны, то она не сказала ничего нового. Я по-прежнему недостойна тебя, не в состоянии родить ей внуков, а ты в конце концов заведешь себе любовницу.
– Что? – импульсивно сжимаю острую коленку, впиваясь грубыми пальцами в нежную кожу. Ксюша ойкает, накрывает мою руку своей, но не сбрасывает. – Так и сказала?
– Не прямо, – водит ноготками по костяшкам, щекочет, будоражит кровь и поднимает волоски. – Но намекнула, что вокруг тебя есть кандидатки получше. И одна из них наверняка способна забеременеть, в отличие от меня, – подцепляет обручальное кольцо, которое я надел дома. Ее тоже заставил.
– Малыш, прости, что тебе пришлось все это выслушивать, – проникаю в вырез, задираю юбку и поднимаюсь по внутренней стороне бедра к кромке чулка. – Я не знаю, какого черта с ней творится. Больше не повторится, обещаю.
– Она хочет, чтобы мы разошлись, – обреченно выдыхает Ксюша, безвольно позволяя мне трогать себя. Всюду. Благо, в салоне темно, а наши действия скрыты от посторонних глаз.
– Неважно, чего она хочет. Это только от нас зависит, – подаюсь ближе к ней, целую в щеку, ушко, шею. Задерживаюсь губами на ключице. Боковым зрением слежу за светофором.
– У нас ведь не все гладко, – Ксюша открывается мне во всех смыслах. Раздвигает колени, откидывает голову, не прекращает говорить: – В одном Нина Евгеньевна права: без ребенка полная семья не получится. Рано или поздно она развалится.
– Ксюш, дай нам время, – ловлю ее губы своими. Продолжаю ласкать. – Все будет.
– А если нет? – сводит ножки, зажимая мою ладонь. Сопротивляется, хотя я чувствую, что она влажная. – Ты честно признаешься, что все кончено?
– Нет, – чеканю безапелляционно и нехотя убираю руку, начиная движение на зеленый свет. – Потому что этого не случится никогда. Я не отпущу тебя, что бы между нами ни происходило. И ты даже не думай, что сможешь уйти, – мой голос звучит угрожающе. – Я тебя никому не отдам.
Шумно, сладко вздохнув, Ксюша закидывает ногу на ногу. Ерзает в кресле, пытаясь найти позу поудобнее. Фырчит неудовлетворенно, краснеет.
Понимаю. Мне тоже некомфортно, жарко – и хочется продолжения. Раздразнили друг друга. Пробудили аппетит, но не поели. Диета, чтоб она провалилась!
– Мне эсэмэски приходили странные, – чуть слышно признается Ксюша, поправляя резинку чулка и одергивая смятую мной юбку. – Якобы от твоей любовницы.
– От кого? Бред какой! – от возмущения отвлекаюсь от руля и, замедлившись, обращаюсь к жене вполоборота. – Покажешь?
– Я удалила. И номер заблокировала, – отрицательно качает головой. – Решила, что розыгрыш.
– Если повторится, сразу неси телефон мне. Обязательно, – настаиваю серьезно и строго. – Это не шутки. Я должен выяснить, кто травит мою жену. Договорились?
– Да, конечно, – мягко улыбается и сразу тускнеет, оглядываясь. – Приехали. Так быстро…
– Приехали, – соглашаюсь, припарковавшись возле нашего дома. Двигатель не глушу, но и пассажирскую дверь не спешу открывать. Барабаню пальцами по рулю.
– Теперь ты за Ниной Евгеньевной? – Ксюша не торопится выходить.
– Не горю желанием, – тяжело выдыхаю и ныряю в карман пиджака. – Глебу позвоню. Надеюсь, у матери хватило ума отправиться домой.
Как почувствовав, друг опережает меня. Ухмыляюсь, машинально снимаю трубку, не глядя на имя контакта, и тут же жалею об этом. В ухо с резонансом бьет женский голос:
– Матвей…
Черт! Какого?..
– Я позже перезвоню, – перебиваю резко, покосившись на Ксюшу. – Сам.
– Ясно, извини, – уловив намек, неудачно позвонивший абонент снижает громкость. Для полного «счастья» мне только ее и не хватало! – Почту проверь, как будешь один.
Не свожу глаз с жены. Она перебирает пальцами проклятый разрез, из-за которого у меня опять путаются все мысли, сплетаясь в тугой ком колючей проволоки. Не подслушивает, не испепеляет телефон подозрительным взглядом, не переживает и не злится. Или не подает вида.
– Хорошо, – хмурюсь, заканчивая беседу, и переключаюсь на параллельный входящий звонок: – Да, Глеб. Что там у тебя?
Друг легок на помине. К сожалению, его появление по собственной инициативе не сулит ничего хорошего. Гонец с плохими новостями, рискующий лишиться головы.
– Мэт, спасай, – без приветствия ноет он. И я готов биться лбом об руль, чтобы прекратить этот кошмар, наконец. – Застряли в больнице. Нина Евгеньевна мозг выносит и мне, и врачам. Анализы не сдает, обследоваться отказывается. А тут еще Света из ресторана позвонила – клиент буянит, пришлось службу охраны вызывать. Хоть разорвись! Я чокнусь. С тебя премия.
– Губу закатай, размечтался, – рычу на него, устало зажмуриваясь. Массирую переносицу до ярких звездочек перед глазами. – Тогда я сначала в ресторан, потом за вами.
– Может, наоборот?
– Терпи, Глеб, – выговариваю сурово. – Я должен сам все проконтролировать, а тебе оставляю совсем легкое задание.
– Я бы поспорил, – охает, а на фоне раздается голос матери.
Отключаюсь, виновато смотрю на Ксюшу.
– М, поняла. Тогда пока, – выдавливает слабую улыбку.
– Я постараюсь быстро, дождись, – протянув руку, запускаю пятерню в ее шелковистые волосы.
– Как будто мне есть, куда деться, – бубнит.
– Было бы желание, а направление найдется, – нажимаю на затылок, заставляя ее дернуться ко мне и упереться ладонью в мое бедро, и сам наклоняюсь.
– Дождусь.
Съедаю ее рваное дыхание, беру в плен призывно приоткрытые губы. Целую нежно, прощаясь. А потом смотрю вслед уходящей Ксюше. Долго, задумчиво, тоскливо, до тех пор пока она не скрывается в доме.
Мчусь в ресторан. К счастью, на момент моего приезда конфликт почти исчерпан. Светлана рассказывает о ситуации, отчитывается о проделанной работе. Несмотря на некоторые шерохватости, администратор из нее получается отменный. Любую проблему разрулит, всегда на нее можно положиться. Вместе проводим разъяснительную беседу с перебравшим клиентом, после чего отправляем его на такси домой. Убедившись, что удалось избежать жалоб, которые сейчас абсолютно не нужны моему ресторану, я еду в больницу.
Маму замечаю сразу же, узнаю ее сгорбленную фигуру у медсестринского поста. Рядом нервно меряет шагами пол Глеб. Завидев меня, несется навстречу.
– Спасибо, можешь ехать, – говорю то, что он хочет услышать.
– Терпения тебе, – сочувственно похлопывает меня по плечу, а сам охотно сбегает.
Киваю небрежно и шагаю к матери.
– Не надоело? – грубо кидаю, опершись о стойку. Жестом прошу медсестру оставить нас вдвоем. Девушка выдыхает с облегчением и возвращается к своим делам.
– Так и знала, что она настроит тебя против меня, – цедит мама.
– Ты сама прекрасно справляешься с этим, – многозначительно указываю на недовольных медиков. – Что ты тут устроила?
– Здесь ужасный персонал, даже давление нормально измерить не могут.
– Значит, так, – не выдержав, бью кулаком по столу. – Или ты соглашаешься на осмотр, после чего едешь на квартиру…
– Или? – заявляет с вызовом.
– Или мы уезжаем прямо сейчас. Из города, – вынуждаю ее растеряться. – Совсем. Я верну тебя домой.
– Но… у меня лечение, – хватается за сердце.
– Там тоже есть врачи. Которые умеют обращаться с тонометром, – добавляю с сарказмом.
– Ты стал жестоким, когда связался с ней, – надменно щурится, будто ставит на мне клеймо плохого сына.
– Вот мы и подошли к главному, – постукиваю указательным пальцем по стойке. – Еще раз услышу, что ты гадости моей жене говоришь, я оборву с тобой все связи. Буду только деньги раз в месяц на карту бросать.
– Я всего лишь хотела узнать, как у вас дела, и дать ей советы, – капитулирует мать, но поздно.
– Ты много на себя берешь, – произношу четко, чуть ли не по слогам. Чтобы услышала и осознала. – Не лезь в нашу семью. Мы разберемся сами.
– Ты таким не был, Матвей. Она тебя приворожила.
– Последнее предупреждение, – вздергиваю бровь.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, – разворачивается и послушно направляется к медсестре. – Попомни мои слова, ты с ней еще намучаешься, – кидает на ходу, не оглядываясь.
В квартиру везу ее молча, игнорирую любые попытки завести разговор. Веду себя как таксист. Доставил – выпустил – уехал. Разочарование сильнее родственных чувств.
Домой возвращаюсь поздно. Ксюша уже спит. Или делает вид, обидевшись на меня. Все равно после душа иду к ней. Обнимаю со спины, зарываюсь носом в волосы, вжимаю изнеженное, жаркое, как печка, тело в себя. Стискиваю под грудью, выбивая томный вздох, и чувствую маленькие ладошки на своих предплечьях. Слышу сонное мурлыканье.
Впервые за весь день ощущаю умиротворение. По-настоящему дома. Правильно говорил отец: что бы ни случилось между супругами, засыпать и просыпаться нужно вместе. Иначе место в постели может занять кто-нибудь другой.
