Вероника Лесневская
Как стать папой за пять минут
Глава 1. Девочка из прошлого
Петр
– Мне изменил муж. Прямо на свадьбе!
Стук каблуков вихрем врывается в кабинет, нарушает благодатную тишину и ставит под сомнение мою надежду свалить, наконец-то, с работы.
– Бывает, – не оглядываясь, продолжаю собирать бумаги в портфель.
Работать на принципиального друга – сомнительное удовольствие. Из всех сотрудников фирмы он выбрал именно меня, собственного заместителя, можно сказать, правую руку… чтобы я торчал здесь, как какой-то дежурный. Словно в наказание за прошлые грехи.
Да кому вообще может потребоваться юрист в канун Нового года?
Впрочем… Оказывается, нужен…
– Вы должны мне помочь!
Вот так просто и коротко. Хлестко. По-женски истерично.
Будто я и есть тот самый неверный муж наглой незнакомки, что стоит за моей спиной.
Поймав неприятный флешбэк, передергиваю плечами. На миг мысленно возвращаюсь в те смутные времена, когда я имел неосторожность связать себя узами брака. Бывшая таким же тоном у меня деньги требовала на свои очередные капризы. И мозг выедала чайной ложкой. Истерики закатывала на ровном месте. На редкость мерзкая баба была. Жаль, я не сразу раскусил ее – попался на крючок. Она ведь сама ничего из себя не представляла: даже ребенка родить мне не смогла.
С трудом избавился от супруги – и перекрестился. Дал себе зарок никогда больше не жениться. И готов подписаться под каждым словом! Кровью.
– Это все, конечно, хорошо, – не удостоив гостью вниманием, изучаю один из документов. – То есть плохо, – складываю его в стопку к остальным. – Но что вы от меня хотите за пять минут до конца дежурства? – лениво оборачиваюсь. – Приходите после новогодних каникул, а лучше возвращайтесь к мужу…
Резко застываю вполоборота, будто судорогой свело все мышцы и скрючило. Выгнув бровь, с отпавшей челюстью рассматриваю чудо в свадебном платье, что мнется посередине моего кабинета. Белые туфли испачканы, пышные юбки в мутных следах талого снега, шлейф висит мокрой тряпкой, поверх корсета наброшена короткая шубка. Лицо алое после мороза и заплаканное, макияж безнадежно испорчен, прическа растрепана, а отдельные локоны сосульками свисают по бокам.
– Вы меня вообще слышали? – неловко стирает со щек подтеки туши, но лишь размазывает сильнее. – Муж изменил мне! На нашей свадьбе! – повышает голос и срывается, всхлипывая. – В подсобке ресторана. С тамадой, которую мы по рекомендациям лучших друзей выбирали, за месяц заказывали. Еще и заплатили ей двойной тариф за работу в канун Нового года.
– Хорошая тамада… – тяну, выходя из ступора. – И развлекательная программа оригинальная. А вы… – киваю на побитый жизнью свадебный наряд, – прямо оттуда?
Невеста Тима Бертона подбирает юбки, неуклюже подходит к столу, по пути обнимая живот, скрытый под складками платья. На вид девушка лишним весом не страдает. Неужели это…
– Можно я присяду?
Не дожидаясь ответа, она осторожно опускается в мое кресло, с шумным вздохом устраивается удобнее, откидывается на спинку – и, расправив ткани, бережно поглаживает округлый животик. Небольшой, аккуратный, будто арбуз проглотила.
Но у нее там явно не арбуз. Черт! Вот что мне с ней делать?
– Я лично их застала, понимаете? – жалобно смотрит на меня, вызывая странное желание найти ее мужа и вздернуть на ближайшей елке. Вместо звезды насадить на верхушку. – Я собственными глазами все видела! Они даже не закрылись.
– Соболезную, но… – потираю подбородок, не прекращая следить за незнакомкой. Она больше не раздражает меня, как бывшая, однако напоминает кого-то. Голос, взгляд, мимика и жесты – все кажется мне смутно знакомым.
– Я дар речи потеряла! Схватила мусорное ведро на входе, подошла сзади – и надела козлу на голову! Потом взяла такси и уехала. Гости, наверное, подумали, что это конкурс с похищением невесты. Интересно, они уже ищут меня или дальше пьют? – кусает губу, на секунду задумавшись. – Муж толком ничего и не понял. Я сбежала, пока он матерился, боролся с вонючим ведром и путался в штанах. Урод! Кобель! Я больше к нему не верну-усь, – хнычет, чуть наклонившись. Влажные волосы падают на лицо. – Ой, – морщится, крепче обхватывая живот.
– Беременна? – все-таки решаюсь уточнить очевидное. – Какой срок?
– Тридцать пять недель. Мы спешили расписаться до родов, чтобы малышка родилась в полной семье, – вдруг прекращает плакать, подается вперед и хватает меня за руку, впиваясь ледяными пальцами в запястье. – Вы должны помочь мне аннулировать брак! Пожалуйста, – выжимает из себя вымученную улыбку. Ямочки на румяных щеках до боли родные. Что за хрень?
– Да почему я? – обреченно выдыхаю. – Вы сначала успокойтесь, обдумайте все, – по-доброму уговариваю ее. – Может, вам померещилось на нервах?
– Серьезно? – вскрикивает так, что я отшатываюсь. Благо, у меня в кабинете только корзина для бумаг. Если что, особого урона эта сбежавшая невеста мне не нанесет. – Они там… в подсобке, где артисты переодевались. В куче шмоток и сумок. Он со спущенными брюками, которые, между прочим, я ему выбрала на свадьбу… – тычет себя в ложбинку груди. Аппетитную, стоит отметить. – Нагнул эту шалаву у стены и пихал в нее свой…
– Понял, не продолжайте, – выставляю ладони перед собой в защитном жесте. – Знаете ли, многие супруги прощают измену, мирятся и живут дальше.
– Это что, мужская солидарность? – злится, а я на всякий случай делаю еще шаг назад. – Я все решила! У меня и паспорта с собой. Сразу после ЗАГСа в сумочку положила и забыла. Так и носила весь вечер. Вот…
Протягивает мне два документа в разноцветных обложках с гербом. Откладываю черный, раскрываю по-женски розовый, рассматриваю фотографию, мучаясь от стойкого чувства дежавю. Заторможено переключаюсь на имя.
– Кира Станиславовна, в девичестве Пампушина, – машинально зачитываю, и на меня вдруг сходит озарение. – Стоп! Пампушка, ты, что ли? – узнаю в ней девочку из своего прошлого.
– Чего? Вы ненормальный? – возмущенно вскакивает, стреляет в меня горящим взглядом. Значит, обознался.
Кира меняется в лице, хмурится непонимающе и растерянно смотрит на кресло. Проследив за ее взглядом, замечаю мокрое пятно на кожаном сиденье.
– Простите, я… – она округляет глаза от страха, хватаясь за низ живота.
– Кхм, неловкая ситуация, но с кем не бывает, – неумело успокаиваю ее. – Туалет прямо по коридору, – заговорщически указываю направление.
– У меня, кажется, воды отходят, – произносит тоже шепотом. Взгляд как у провинившегося котенка.
Стоп! Какого…
Подлетаю к ней вплотную , поддерживаю за локоть, а сам пытаюсь переварить смысл ее слов.
– Уверена? Может, ты просто… – неопределенно взмахиваю пальцем в воздухе. – У беременных бывает. От сильного чиха или перенапряжения.
Кира приподнимает юбки, а по ее белым свадебным чулкам стекают тонкие прозрачные струйки, медленно собираясь в маленькую лужицу на полу.
– Это воды, – чуть не плачет.
Столбенею от шока. Лучше бы энурез.
– Боже, я рожаю!
– Ты… что?
– Мне срочно надо в больницу, уф-ф, – цепко хватает меня за запястье и дышит тяжело. – Я рожаю! – вскрикивает мне в лицо, и хочется заорать с ней в унисон.
– Ма-ать моя женщина!
Глава 2. Звонок другу
В элитном ночном клубе стынет шампанское, снегурки легкого поведения полируют шесты, за барной стойкой грустят друзья. Хотя эти гады, скорее всего, уже начали без меня и бухают вовсю. Я должен быть там, в эпицентре разврата и порока, с размахом провожать старый год, а не изображать повитуху.
– Дыши! – говорю первое, что приходит в голову. На этом мои познания о процессе родов заканчиваются.
– Малышке еще рано появляться на свет, – причитает Кира, облокачиваясь об меня. Ловлю ее, чтобы не потеряла равновесие.
– Здравая мысль, – ищу у нее талию и придерживаю за то, что от нее осталось. – Подержи это пока в себе, – в панике киваю на животик. Он больше не кажется мне милым арбузиком, а ввергает в состояние шока. – Куда тебе торопиться…
– Все-таки вы ненормальный, – недовольно пыхтит, сверля меня заплаканными глазами цвета перламутрового миндаля. Лишь у одной девочки я такие видел. Но это, как мы выяснили, не она.
– Я ненормальный? – искренне возмущаюсь, от испуга забывая о главной проблеме, и зачем-то начинаю выяснять отношения. – Ты явилась ко мне в свадебном платье, выдвигала требования, как опытный похититель, а напоследок чуть не затопила мой кабинет. И после всего я еще ненормальный?
– Вдобавок хам, – морщится от приступа боли, сгибаясь пополам. – Думаете, я это контролирую? Ой, схватка, кажется, – стонет жалобно, и я машинально поглаживаю ее по спине. Бережно, успокаивающе. – Или нет, – резко выпрямляется, едва не врезавшись макушкой в мой подбородок. Запрокинув голову, вопросительно косится на меня.
– Не смотри на меня так, – подвожу ее к столу, чтобы могла опереться. – Я никогда не рожал… Тьху ты, – выдаю нервный смешок. – Никогда отцом не был. И вообще беременных только на расстоянии видел. Что делать-то?
– Не знаю, – хнычет, прижимая ладонь к пышной груди, которая едва помещается в тугом корсете, а ее дыхание учащается. Какие же нестабильные эти беременные! – Наверное, скорую надо вызвать.
– Кира, канун Нового года! – повышаю голос, а сам нервно меряю шагами пол. – По таким пробкам скорая несколько часов сюда добираться будет. Успеешь родить, вырастить и в школу малую отправить, пока дождемся, – запускаю пятерню себе в волосы, яростно треплю их и тут же приглаживаю назад. – Я тебя сам отвезу. Идем, – беру ее за тонкое запястье.
Медлит. С места не двигается, будто приклеилась к паркету. Задумчиво опускает голову, осматривает свой внешний вид, оттряхивает потерявшие цвет и шарм юбки, свободной ладонью стирает пятна макияжа со щек.
– Я так не могу, – неожиданно выпаливает. – Мне надо сначала домой. Принять душ, переодеться, взять сумку…
– Выпить кофе с какао, – тяну издевательски, но не от злости, а от животного страха перед беременной самкой. Да ну к черту такие аттракционы! – Ты совсем того? – кручу пальцем у виска.
– Я не могу рожать в таком виде. Я грязная вся, – вырывает руку.
– В больнице разберутся, – опять хватаю ее. Упирается. – А-а, понял, это такие причуды беременных? Из-за стресса? Не переживай, поехали! – едва не рычу, когда она не слушается.
– Мне неловко! – делает пару шагов.
– Неловко будет, когда придется ребенка на бегу придерживать, чтобы не потерять по дороге, – прохожусь красноречивым взглядом по ее животику вниз. На грубость Кира лучше реагирует, чем на добрые уговоры. – Поехали! Адрес роддома говори, где на учете стоишь, – настойчиво веду ее к двери.
На ходу срываю куртку с вешалки, проверяю ключи и документы. Машинально пихаю во внутренний карман чужие паспорта: беременной невесты и ее неблагонадежного недомужа.
– А мой роддом позавчера на карантин закрыли, – обезоруживает она меня.
– Шутишь? – резко притормаживаю, и Кира чуть не влетает мне в спину. Мы как на оживленной трассе в час пик. Вот и первая авария.
Девушка отскакивает, на инстинктах прикрываясь и защищая ребенка, покачивается в неудобных свадебных туфлях и под тяжестью собственного тела вновь летит вперед, в мои объятия. Успеваю ее подхватить за секунду до того, как столкнется со мной. Не задумываясь, заботливо прижимаю к себе, насколько позволяет ее животик, а оттуда в меня кто-то ощутимо пинается. Застыв, с опаской и необъяснимым трепетом прислуживаюсь к месту соединения наших тел.
– И тебе привет, мелочь, посиди пока там, пожалуйста, – на полном серьезе обращаюсь к малышке, будто она поймет меня и выполнит просьбу. Ловлю ошеломленный взгляд Киры и, прочистив горло, говорю громче: – Так что с роддомом? – строго уточняю.
Она растерянно взмахивает влажными ресницами, импульсивно обвивая меня за шею холодными ручками, чтобы не упасть, и виновато тянет:
– Вирус же, эпидемия, – рвано выдыхает молочной ванилью. – Поступила одна больная на сохранение, и после нее все отделение отправили на профилактику, а нас должны были перераспределить, но я же к свадьбе готовилась. Не до этого было, – рассказывает искренне, как если бы мы были родными людьми. Впрочем, если так пойдет дальше, то я ничему не удивлюсь. Что может сблизить сильнее, чем совместные, мать их, роды?
– Вирус, говоришь? – внимательно изучаю ее красивое, как у испачканной фарфоровой куколки, лицо. Сморщив носик, она кивает. – Похоже, теперь и я его подхватил, – закатываю глаза.
– Что-о? – отшатывается в момент, когда мы выходим из офиса на улицу. – Я не хочу заразиться. Нам с крошкой нельзя болеть! – воспринимает мою шутку буквально.
Суматошно отталкивает меня, поскальзывается на заснеженном крыльце и выставляет руки перед собой, неуклюже балансируя на льду.
– Горе беременное, – устало вздохнув, ловлю ее привычным до автоматизма движением и… сам не понимаю каким образом, но поднимаю на руки.
На удивление, не чувствую веса. В состоянии аффекта легко несу беременную к машине – и лишь на парковке ставлю на ноги. Она шатается, пытаясь найти точку опоры, держится за живот. Кира похожа на неваляшку, и от этой ассоциации мои губы сами растягиваются в улыбке, как у умалишенного. Настроение кардинально меняется, когда она в очередной раз кривится от болезненного спазма. Не слишком ли часто ее хватает?
– Садись, – тороплю ее, распахивая заднюю пассажирскую дверь. – Или ложись. Только не рожай там, ладно?
Готов взреветь волком в звездное зимнее небо, когда Кира пятится назад. Выпускаю клуб пара изо рта, укоризненно качаю головой и выгибаю бровь.
– Что еще не так? – хрипло рявкаю.
– Я не могу, я же вам всю обивку перепачкаю. У вас кресла новые, шикарные, – оправдывается она, кутаясь в шубку и пританцовывая на скользком асфальте. Того и гляди – опять рухнет на землю.
– Ой, дуреха, – хлопнув ладонью по лбу, провожу вниз по лицу, яростно растирая нос и щеки. Обреченно вздыхаю. – Плевать на кресла. Залезай скорее.
Аккуратно, но настойчиво подталкиваю упрямую Киру в салон. От волнения она ведет себя неадекватно. Беспокоится о сущих пустяках, лишь бы отсрочить поездку в роддом. Боится? Наверное. Вот только я не меньше дурею от стресса! Седым останусь, если вообще ночь переживу!
При этом, получается, я единственный, кто из нас двоих здраво мыслит. И мне предстоит принимать важные решения.
Впрочем… звонок другу никто не отменял.
– Костя, совет нужен, – выпаливаю в трубку сразу же, как падаю за руль. Параллельно завожу двигатель и прогреваю машину. Зыркнув через зеркало заднего вида на дрожащую Киру, ставлю печку на максимум. – Дай адрес ближайшего от нашей юридической фирмы роддома. Вы же с женой не так давно за третьей дочкой ходили, да и ты папка года, должен знать. Чтобы клиника хорошая и врачи грамотные… – перечисляю, а в ответ из динамика раздается дикий хохот. Пару секунд даю Косте отсмеяться, а потом холодно чеканю: – Вообще-то я серьезно спрашиваю.
– Славин, ты же знаешь, я запрещаю пить на рабочем месте, – не унимается друг и по совместительству мой начальник. По-прежнему считает, что я подшутить над ним решил. – К тому же, в фирме, кроме тебя, никого не осталось. Бухать в одиночку не комильфо. Это, скажу я тебе, болезнь.
– Воскресенский, ты же знаешь, что я не употребляю, – дублирую его издевательский тон. – Впервые за год собрался расслабиться, и то не судьба. Сначала ты с дежурством проклятым, теперь… она, – оборачиваюсь, мельком скользнув взглядом по Кире, которая ерзает на заднем сиденье, пытаясь умоститься удобнее. Охает, любовно поглаживая животик. Зажмуривается и напрягает лицо. Я выруливаю на трассу под ее мучительный стон. Кишки скручиваются в морской узел от страха и жалости.
С ней же ничего не случится? Раньше бабы в поле рожали. Потом малыша за спину – и дальше косить. Все ведь нормально было! Недаром говорят, на наших женщинах пахать можно.
Еще раз прохожусь сканирующим взором по Кире. Оцениваю риски – и результат явно не в ее пользу. Миниатюрная, бледная, черты лица заострившиеся, щечки впалые. Кроме беременного живота и налитой груди, у нее больше и нет ничего. Ни жиринки, ни грамма лишнего веса – все в ребенка ушло. Нельзя ей в поле… то есть в салоне рожать.
Невольно вдавливаю педаль газа в пол. И в этот же момент Кира ойкает. Подается головой вперед, будто падает, зависает между спинками передних кресел.
– Мне больно, – хватается рукой за мой подголовник. – Ой, дедулечки, – необычно причитает. Мило так, совсем по-детски.
Притормозив на светофоре и обернувшись, протягиваю свободную руку и убираю слипшиеся локоны с ее лба и щек. Открываю лицо, смахиваю с бархатной кожи испарину костяшками пальцев.
– Потерпи, – выдаю дежурную фразу, в ответ на которую Кира недовольно зыркает на меня исподлобья. Пыхтит шумно, прищуривается, надувает пухлые губки.
Гребаное дежавю меня не отпускает, но я отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи. Сейчас о другом думать надо.
О беременной девушке позади меня! Черт!
– Костя, ситуация патовая, – едва не выкрикиваю в трубку в унисон со стонами Киры. – У меня в машине клиентка рожает! А я не знаю, куда ее везти. Еще и навигатор глючит, – яростно бью ребром ладони по приборной панели. – Дрянь такая!
Путано и коротко объясняю Воскресенскому ситуацию. Он, кажется, ставит телефон на громкую связь и подзывает жену. Что ж, помощь зала мне не помешает. Я на все, мать вашу, согласен! Лишь бы спасли девчонку и того, кто у нее внутри.
– Она лежит? – уточняет Костя, посоветовавшись с супругой.
– Сидит, – прищурившись, наблюдаю за моей проблемной пассажиркой. Ее качает из стороны в сторону. Сейчас она устало откидывается назад, но уже в следующую секунду прижимается лбом к холодном стеклу. – Мечется по салону, – добавляю, цокнув языком.
– Скажи ей, пусть приляжет.
– Кира, лежать! – рявкаю неожиданно для самого себя. Таким грозным тоном, будто команду собаке отдаю. Мною движет неподдельный ужас, а она напрасно обижается.
– Не орите на меня, мне и так плохо, – шмыгает покрасневшим носиком.
– Ну и хамло ты, Славин, – вздыхает Костя в динамике.
– Пожалуйста, – цежу, выдавливая из себя улыбку. – Так будет лучше для малявки, – нахожу аргумент, после которого Кира подчиняется незамедлительно. Аккуратно ложится спиной на сиденье, послушно складывает руки на груди, словно и правда дрессированная. – Умница, – похваливаю, но опять что-то делаю не так, потому что она фыркает на меня. Впрочем, что с беременной взять?
– Но хамло способное, – комментирует друг. – Быстро учишься. За это я тебя в заместителях и держу.
– Давай без лирических отступлений. Куда мне ехать?
– Так, не паникуй, есть приличный роддом в двадцати минутах езды, – задумчиво тянет он, давая мне надежду. – Остальные гораздо дальше. Боюсь, туда точно не успеете.
– В смысле «не успеем»? И что тогда? – судорожно сглатываю, пока Кира поворачивается на бок и сдавленно попискивает. Неугомонная. Чего ей не лежится там спокойно?
– Забудь. Слушай меня внимательно. Сейчас объясню, как срезать путь…
На радостях стартую с места, даже не взглянув на сигнал светофора. Выезжаю на оживленный перекресток и удивляюсь, почему мне все сигналят. Придерживаясь золотого правила «Дай дорогу дураку», осторожно преодолеваю этот участок пути. Искренне охреневаю, когда меня еще и останавливают. Вот какого лешего?
– Елки новогодние, нас гаишники тормознули, – роняю голову на руль под отборный мат Кости и тонкий вскрик Киры.
Приехали.
Глава 3. Начальник, роды примете?
– Опустите стекло, – требовательно доносится по ту сторону обледенелого, залепленного снегом окна. Стук усиливается, к нему добавляется скрип, будто кто-то водит пенопластом по поверхности. – Немедленно выходите! – противный скрежет заставляет поморщиться. – Вы меня слышите?
– Пс-с, – шелестит сзади. – Надо открыть, – тонкие пальчики касаются моей сгорбленной спины, ощутимо давят в лопатку, порхают вверх по плечу, щекочут открытый участок шеи. – Вы там нормально вообще? – на смену мягким, теплым подушечкам приходят острые ноготки, от царапин которых я одновременно и дергаюсь, и нервно улыбаюсь. – Э-эй, – женская хватка на моем воротнике становится сильнее, а взволнованный голосок – ближе.
Очнувшись, нехотя отрываю лоб от руля, искоса наблюдаю, как гаишник пытается протереть водительское окно от изморози и заглянуть внутрь. Подавляю жгучее желание смыться через пассажирскую дверь, а потом без оглядки бежать по снегу прочь. От мучителя в погонах, от нестабильной беременяшки, которая то страдает от схваток и корчится в болевых спазмах, то сидит как ни в чем не бывало и советы раздает.
– Ты как, кстати? – поворачиваюсь к Кире и медленно, внимательно сканирую ее. Останавливаюсь на животике. Он на месте. И ребенок, надеюсь, там же. – Тебе легче?
– Вроде бы, отпустило пока, – задумчиво поглаживает себя. Плохо соображает, что с ней происходит. То и дело поглядывает на меня с надеждой, хотя я же предупредил, что в таких делах профан. – Терпимо, – чуть приподнимает уголки губ и демонстрирует завораживающие ямочки на щеках, тем самым немного успокаивая меня.
Отвлекаюсь на побочный шум, нащупываю телефон под креслом и быстро бросаю в трубку:
– Костя, адрес роддома эсэмэской скинь. Я как от гаишника избавлюсь, тебе перезвоню.
– Тело понадежнее спрячь, чтобы не пришлось весной за тебя краснеть, когда снег сойдет, – по-черному шутит он, но я обрываю звонок. Не до смеха мне! Рыдать хочется! Проснуться от этого кошмара, наконец.
В окно барабанят все громче и настойчивее, рискуя разбить его к чертям – и тогда поедем мы в больницу с ветерком. Если нас вообще отпустят…
– Ваши документы, – рявкает замерзший гаишник, как только я опускаю стекло. Молодой, зеленый, пацан совсем. Зато гонора на все пятьдесят лет выслуги. Он важно протягивает лапу в салон, тычет мне что-то под нос. Благо, не дубинку. – Пьяный? Дыхни!
– Нет, конечно, – отмахиваюсь, небрежно отбивая его руку. Ныряю во внутренний карман за правами, а следом вытаскиваю все его содержимое. – Извините, мы очень торопимся, – беспокойно добавляю, когда в уши проникает тихое кряхтение Киры.
Опять началось? Я не собираюсь у нее роды принимать на дороге! А если вдруг придется, то гаишник от меня просто так не отделается – акушером будет, чтобы впредь не выпендривался и честных водителей под Новый год не тормозил. Посмотрим, кто из нас больше вляпался!
– Вижу, как вы торопитесь, что на красный гоняете по перекрестку, – злобно пыхтит, выпуская пар изо рта. Выхватывает у меня всю стопку документов. Перебирает бумаги и карточки. Черт, у меня не карман, а черная дыра. Откуда там столько всего скопилось? И как поместилось…
– Простите, не заметил, – обреченно вздыхаю. Прикидываю, что мне грозит за это нарушение. Впрочем, проще на месте взятку дать.
– Вы понимаете, что создали аварийную ситуацию? Чудом избежали столкновения, – отчитывает меня парень, наверное, набивая себе цену, и показательно листает паспорт. – Максим Игнатьевич, – обращается ко мне. Прищуривается, сверяя мое лицо с фотографией.
– Кто? – вытягиваю шею, чтобы прочитать имя в удостоверении личности. Не мое, как и снимок. На нем урод какой-то. Не то чтобы я красавец, но этот вообще орангутанг, которого охотник запечатлел на фоторужье, причем в момент исправления естественной нужды.
– Это муж мой, – с тоской шелестит Кира, напоминая о себе.
Кривлюсь, стоит лишь представить их вместе. И что она в таком бабуине нашла? Мало того, что залетела от него, так еще и замуж выскочить хотела. Правду говорят, любовь слепа.
– Ясно, вроде похож, – поразмыслив над фотографией, юный сотрудник ДПС закрывает паспорт и отдает мне. Еще раз всматриваюсь в изображение и кривлю губы с отвращением. Ничего общего. Совсем слепой, что ли? – Так, а документы пассажирки где? – перегибает палку, будто мы в розыске. Жестит. Точно тариф в канун Нового года поднимает. – А, вот! Вижу, – открывает документ Киры. – Что же вы жену не бережете? А если бы авария? – цокает с укором.
– Полностью согласен, признаю свою вину. Отпусти, начальник, будь человеком, – боковым зрением улавливаю, как паренек расправляет плечи. – Давай договоримся и забудем об этом недоразумении, – достаю бумажник. – Мы в роддом спешим.
– В смысле, в роддом? – тяжело сглатывает, шмыгая красным носом. Встряхивает головой, едва не теряя шапку, и прищуривается недоверчиво. – Разыгрываете меня? – напряженно смотрит в салон, но Кира прячется за мной и сидит тихо, как мышка. Не скажешь, что пару минут назад она родить грозилась и кричала от боли. – Сейчас запишете меня на регистратор, а потом будет видео по интернетам и рутубам гулять. До начальства дойдет, и уволят меня. Нет уж, я ваши пранки не поведусь. И уберите деньги. Я самый честный и порядочный сотрудник ДПС, – четко чеканит, наклоняясь в салон в поисках камеры. Даже шапку снимает, чтобы в кадре лучше выглядеть. – Я взяток не беру.
С шумным вздохом хлопаю себя ладонью по лбу, рычу и яростно массирую переносицу. Черт, угораздило же меня на тупого птенца красноротого нарваться! Видимо, новенький и недавно в органах. Коллеги не научили его даже «договариваться», зато в качестве посвящения отправили на дежурство в новогоднюю ночь.
Идиот, еще и принципиальный. Терпеть не могу таких – мне моего друга хватает. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.
– Мы правда торопимся, – повторяю мягче, а Кира опасно ойкает. – Жена рожает, – выпаливаю в панике, неосознанно записав ее в супруги. Плевать, лишь бы гаишник поверил и сжалился.
– Стоп! А права почему на другое имя? – сверяет мою карточку с данными паспорта Кириной макаки. – Чья машина?
– Моя. И права мои. Паспорт чужой, – тараторю, наблюдая за беременной через зеркало заднего вида. Она ложится на сиденья, мостится поудобнее. Не сводя с нее глаз, заторможено произношу: – Мой где-то… Тут… Должен быть… – лихорадочно роюсь в карманах. Ныряю в бардачок.
– Что-то тут нечисто, – парень потирает подборок и напрягает все извилины, даже ту, которая от фуражки. – Выходите из машины, будем оформлять. И я напарника вызову, – выуживает рацию.
Вскидываю подбородок и простреливаю гайца убийственным взглядом. Ему острых ощущений захотелось? Я пас!
– Подождите, я же правду говорю. Времени совсем нет, – уговариваю его, а у самого сердце заходится.
По хрен на штраф, но Киру я одну в машине не брошу.
– А-а-а! – истошный вопль заполняет салон, врезается мне в виски и парализует с головы до ног. Даже обернуться не могу. Ударная волна заставляет молодого гаишника отшатнуться от машины и выронить документы в снег. – Все-о! Я рожа-а-аю! А-а-а!
Бодрит! Нас обоих. Как мордой в сугроб! Святые ежики, за что?
– Можете ехать, – гаишник резко наклоняется, как сломанная пополам кукла, поднимает документы, запускает их в меня вперемешку со снегом. – Доброго пути! – отдав честь, пятится назад. Поскальзывается, падая на задницу у края проезжей части.
– Стоять! – ору что есть мочи, пытаясь перекричать Киру. Она, в свою очередь, снижает громкость, будто позволяет нам пообщаться. Странно, но анализировать некогда. – Вернись! Или сниму на камеру твой позорный побег! А дальше все, чего ты так боялся: слава в сети и пинком под зад со службы, – выставляю телефон, но даже не включаю его. На понт паренька беру, хотя у самого руки трясутся, как у алкаша. – Быстро сюда! Мне нужна твоя помощь.
– Ка-ка… К-ка-акая? – еле выговаривает, с трудом поднимаясь. Плетется к машине, путаясь в собственных ногах. Глупый, зато послушный.
– Знаешь, как сюда доехать? – показываю ему дисплей, на котором горит только поступившее от Кости сообщение с адресом роддома.
Кира, как по команде, издает протяжный стон, тем самым продолжает крепко держать гайца за яйца. И меня заодно.
– К-конеч-шно, знаю. У меня там мама работает, – судорожно и часто кивает он, как болванчик. Многострадальная шапка опять слетает с его пустой головы, катится по заснеженной обочине, а парень от страха с места не двигается. Уши алые, глаза по пять копеек, из раздувающихся ноздрей вырывается пар.
– Вот это удача! – довольно тяну в унисон с оханьем моей проблемной беременной. Мне кажется, или она совсем притихла? Будто нас подслушивает. – Звони матери, пусть готовит родзал. А сам заводи патрульную машину, включай мигалку – и поехали. Будешь путь прокладывать и сопровождать нас, чтобы успели без пробок.
Моргает. Еще раз. Хлопает ртом и глотает морозный воздух, как окунь, выловленный из проруби.
– Но я же на дежурстве, – чешет затылок. – Не положено.
– А-а-а! Больно-о-о! – звучит на ультразвуке, и мы оба на секунду зажмуриваемся.
Внутри моего автомобиля словно завывает сирена. Сердце пропускает удар, а потом и вовсе останавливается. Жуткий стон Киры напоминает писк кардиографа. Все, прямая линия.
– Шевелись! – гаркаю на гаишника, пока он не рухнул в обморок. – Или хочешь мне ассистировать, пока я роды у жены буду принимать, а? И пуповину перегрызать, – специально сгущаю краски, а самого трясет в лихорадке. – Выбирай! Считаю до трех! Ра-аз…
Парень огибает капот, виляет зигзагами по обочине, будто заметает следы.
– Два-а, – кричу ему вдогонку и коротко сигналю для устрашения.
Подскакивает на месте – и его заносит вправо, четко в сугроб. Отряхнувшись, парень ускоряется.
– Три, – киваю сам себе, наблюдая, как он залетает в машину. Заводится, глохнет, пробует еще раз. Теперь главное, чтобы в ужасе без нас не уехал.
Внезапно воцарившаяся в салоне тишина давит и настораживает. Никто не ойкает, не визжит, не стонет. Я как в вакууме, лишь в ушах свистит.
Гробовая ти-ши-на.
Что-то с Кирой? Или я оглох?
Не отвлекаясь от патрульного автомобиля, на котором все никак не включаются проблесковые маячки, я завожу руку назад. Наткнувшись пальцами на живот, накрываю округлость ладонью, зарываюсь в складки платья, чтобы быть ближе к теплому телу, внутри которой копошится маленькая, но очень несносная жизнь. Мысленно прошу ее успокоиться и повременить с появлением на свет. Рано…
– Кирочка, девочка, дыши, – на автомате шепчу. – Сейчас поедем, потерпи.
Мигалка впереди коротит, как китайская гирлянда, и спустя хренову тучу попыток наконец-то загорается вместе с характерным сигналом. Облегченно выдохнув, на эмоциях ласково провожу вверх по животику дрожащей рукой, упираюсь в декоративный поясок, отделяющий юбку свадебного платья от лифа, случайно дотрагиваюсь до края груди. Не придаю этому значения – ситуация совсем не располагает к романтике. Не тот случай, чтобы видеть в Кире женщину. Тем не менее, продолжаю ее бережно гладить. С каким-то ненормальным удовлетворением, словно и сам от этого успокаиваюсь.
– Эй, малышка, слышишь меня? – обращаюсь то ли к Кире, то ли к ее ребенку. – Терпи, едем уже, – нервно постукиваю носком ботинка по педали газа, мысленно подгоняя нерасторопного гаишника, который все никак не решается вырулить на трассу.
