Вероника Генри
Как найти любовь в книжном магазине
– Значит, ты не идеальна, – поддразнил он, и она надулась.
Ребекка сдала вступительный экзамен и была уверена, что поступила (Джулиус снова был очарован такой уверенностью в собственных силах и объяснил ей, что в Англии принято не бежать впереди паровоза). Она сообщила родителям, что переехала из квартиры в дом, не слишком вдаваясь в подробности того, с кем она его делит.
– Они мне полностью доверяют, – сказала она Джулиусу.
– Какая неосмотрительность, – ответил он, и она притворилась, что возмущена.
В своей среде они слыли душой компании. Их всегда и везде звали. Они были молоды, мало спали и очень мало зарабатывали. Вино и музыка – только это имело значение, правда еще хорошая беседа и книги. Они говорили о книгах день и ночь. Им разрешалось брать книги в книжном магазине и возвращать их после прочтения, лишь бы не испортили. Они читали по одной книге в день, а иногда и по две. Это было блаженство. Ребекка увлеклась Мюриэл Спарк и Айрис Мердок, была очарована своей тезкой Ребеккой Дафны Дюморье и поглощала все романы этой писательницы. По ее рекомендации Джулиус открыл для себя Джона Апдайка, Филипа Рота и Нормана Мейлера. Он дал ей список культовой классики, а она заставила его прочитать «Мидлмарч», когда он признался, что не читал.
Джулиус много раз думал предложить Ребекке выйти за него замуж, но что-то его останавливало. Он хотел, чтобы они были финансово обеспечены и могли позволить себе собственный дом. Хотя он и представлял себе скромную свадьбу с последующей бурной вечеринкой на берегу Чаруэлла[10], но считал, что брак – это для взрослых, а они еще не повзрослели. Вместо этого он начал откладывать часть зарплаты на счет в строительном тресте, чтобы накопить на первый взнос, поэтому покупал по пятницам не две бутылки вина к ужину, а одну, и Ребекка ничего не замечала.
– Ты моя принцесса, – как-то сказал он ей.
– Принцесса – это у нас считается так себе. Это такое уничижительное слово, обозначающее женщину, которая все время делает только то, что ей взбредет в голову, – ответила Ребекка.
– Я так и сказал, – улыбнулся Джулиус. – Ты моя принцесса.
И она рассмеялась.
Джулиус знал, что его мать, Дебра, отнесется к тому, что они живут вместе до брака, терпимо, – Дебра была человеком широких взглядов и никогда в жизни ни за что его не критиковала.
Они приехали в Лондон, и Дебра пригласила их на обед в винный подвальчик в Кенсингтоне. Стены в нем были покрыты орнаментом из виноградных лоз, и они заказали курицу по-итальянски и шоколадный торт.
Ребекка была очарована Деброй с ее нитками янтарных бус, сигаретами «Сент-Мориц» и хриплым голосом. В Дебре чувствовалась некая усталость от мира. Возникало ощущение, что она многое повидала и через многое прошла, хотя теперь вела очень скромное существование. Ее ничуть не испугали ни пытливый ум Ребекки, ни ее сила характера, ни ее вызывающий стиль одежды. Они удивительно подходили друг другу, хотя были совершенно разными.
Когда по окончании обеда Ребекка отправилась в туалет, Дебра закурила очередную сигарету:
– Будь осторожен, милый. Ничто не вечно.
Джулиус сказал себе, что так его мать проявляет заботу. Это было довольно странно, потому что она не была такой, когда он был помладше. Большую часть времени она оставляла его одного. Он спросил себя, что же изменилось.
– Надо познать любовь и все в этом духе, – вздохнул он.
– Я просто не хочу, чтобы ты страдал, если что-то пойдет не так.
– Что может пойти не так?
Дебра выпустила струйку дыма:
– Да что угодно.
Джулиус не собирался расстраиваться из-за материнских слов. Когда Ребекка вернулась к столику, обняла его и назвала ангелом, он улыбнулся Дебре, словно говоря: «Вот видишь?»
– У тебя такая суперская мама, – сказала Ребекка, когда они ехали обратно по трассе А40.
Джулиус закатил глаза.
– Мать всегда беспокоилась только о себе, – сказал он, пытаясь избавиться от предчувствия, которое заронила ему в душу Дебра. Его это злило: то, что она устала от жизни, не означает, что она должна портить ее окружающим, верно? – Ей все равно, что думают другие.
– Тогда она полная противоположность моей мамы, – сказала Ребекка. – Мою волнует, что думают все вокруг. Вплоть до почтальона.
Дебра оказалась права.
Наверное, Джулиус должен был это предвидеть. Но с какой стати, собственно говоря?
Дело в том, что все девушки, с которыми он когда-либо встречался, принимали противозачаточные таблетки. Это было почти само собой разумеющимся: большинство девушек начинали принимать их еще в старшей школе. Достаточно было сходить к терапевту, чтобы он прописал им эти таблетки. Ему и в голову не могло прийти, что американки живут иначе. Что Ребекка приехала в Англию, не позаботившись о контрацепции. Конечно, в Оксфорде все относились к сексу довольно свободно. Все могло случиться. Джулиус ничем не отличался от сверстников, но потом встретил Ребекку. Встретил любовь всей своей жизни. И забыл о самом важном.
Поэтому, когда однажды утром она встала, бледная как простыня, и побежала в ванную, он был потрясен, узнав о причине недомогания.
– Кажется, я беременна.
– Разве ты не принимаешь таблетки?
Она покачала головой.
– Почему ты меня не предупредила? – Он был в ужасе от собственной неосторожности и от ее неосмотрительности. – Я думал, что… Ты ведь понимала, что это может случиться?
Ребекка закрыла лицо руками:
– Наверное, я просто надеялась.
– Надеялась на что?
– Что все обойдется.
– Это не самая надежная форма контрацепции!
– Не самая.
Она выглядела совершенно несчастной. Сидела на кровати, держась за живот.
– Что ж, полагаю, нам следует обратиться в клинику планирования семьи.
– Что это такое?
– Туда ходят за контрацептивами. Или, э-э…
Ребекка вскинула руку:
– Не надо. Не произноси это слово.
Он и сам не хотел произносить это слово.
– Они могут устроить… всё.
Она посмотрела ему прямо в глаза:
– Об этом не может быть и речи.
Джулиус моргнул. Ему и в голову не приходило, что она так скажет.
– М-да. Так. Ладно. Что ж… – Он почесал в затылке. – Так каков план?
– В каком смысле – план?
– Ты хочешь учиться в университете. Мы живем в одной комнате. У нас нет денег.
Ребекка откинулась на спинку кровати и уставилась в потолок.
– У нас нет выбора. Я не избавлюсь от него. Не избавлюсь от нашего ребенка.
Джулиус не знал, что думать и что чувствовать. К такому развитию событий он не был готов. Он не знал никого, кто побывал в подобной ситуации. Такое уже случалось с парой знакомых девушек, но они сами быстро и тихо уладили все дела и сделали выводы. И он, конечно, не знал никого, кто бы оставил ребенка. Но он не собирался заставлять Ребекку делать то, чего она не хотела.
– Ты скажешь родителям?
Она тяжело вздохнула. Помолчала.
– Скажу, когда поеду домой на День благодарения. В конце месяца.
Она снова села на кровати и, к его удивлению, улыбнулась:
– Ребенок, Джулиус. Я сразу поняла, когда увидела тебя, что ты станешь отцом моих детей.
– Что ж, это прекрасно, – сказал Джулиус, подумав, что все это, конечно, чудесно, но что он хотел бы подождать еще немного. Однако он не стал говорить это вслух. – Надо найти жилье получше. И приличную работу.
Вот черт, подумал он. Какая же глупость. Они оба были виноваты. Он не должен был брать на себя такую ответственность, не должен был.
Ребекка снова бросилась в ванную. А Джулиус оглядел комнату, которая была их домом последние несколько месяцев, и подумал: «Я стану отцом».
Ребекка ничего не сказала семье, когда прилетела в Америку на День благодарения. Она все еще была стройной как кипарис, потому что не прошло еще и трех месяцев и ее тошнило каждое утро и каждый вечер точно по часам, несмотря на то что она ела сладкие жирные пирожные, которые Джулиус приносил ей из булочной.
– Просто как-то не нашлось подходящего момента. Я пробыла там недолго, а гостей было так много. Расскажу им на Рождество.
К Рождеству она набрала вес, но было холодно, и она смогла спрятать округлости под мешковатой одеждой. Она опять не раскрыла им тайны.
– Ничего не сказала. Не хотела портить им праздник.
– Затянула ты.
Джулиус был встревожен. Он сообщил об этом матери, и та не выказала никакого удивления. Ничто и никогда не удивляло и не шокировало Дебру, которая «многое повидала».
– Только не думай, что я буду сидеть с ребенком, – сказала она, и Джулиус рассмеялся, но не стал говорить, что она была бы последним человеком, которому он доверил бы ребенка.
Когда Ребекка была на четвертом месяце беременности, она узнала, что поступила в Оксфорд, и наконец рассказала о беременности родным. Джулиус понял, что до этого она боялась, как бы они не заставили ее сделать то, чего она делать категорически не хотела. У нее была железная воля, но беременность сделала ее уязвимой и мягкой, и она переживала, что дома на нее будут сильно давить.
– Давить? На тебя?! – Джулиус не верил собственным ушам.
– Я не такая крутая, какой кажусь. И ты не знаешь мою семью. – Ребекка скорчила гримасу. – Папа прилетает.
– Я думал, ты вертишь папой как хочешь.
– Есть кое-какая разница между желанием учиться в лучшем университете мира и перспективой родить ребенка в девятнадцать лет.
– Все будет хорошо, – сказал Джулиус. – Я с тобой.
Он понял, что Ребекка напугана, несмотря на ее боевой настрой. Возможно, она боялась, что может сдаться, ведь это было бы самым простым решением. Как ужасно, подумал он, опасаться манипуляций собственной семьи. Дебра, может быть, и витает в облаках, но она никогда не вмешивалась в его жизнь и не контролировала сына. В тот момент он поклялся себе, что никогда не будет пытаться контролировать собственного ребенка. Он будет поддерживать его, не манипулируя им.
Джулиус гадал, не собирается ли Томас Куинн прихватить с собой дробовик. Если да, то он был готов к этому. Джулиуса мало волновало, что чувствует Томас Куинн, он беспокоился только за Ребекку и их будущего ребенка. Иногда надо думать о себе, а не о чувствах других людей.
Томас Куинн отнесся к ситуации на удивление разумно и спокойно. Ребекка вернулась после встречи с ним немного подавленной, но была рада, что обошлось без заламывания рук.
– Хорошо, что мама не приехала, – сказала она Джулиусу. – Папа утверждает, что она не может даже говорить об этом. Я знаю маму. Она воспринимает все так, будто это ее жизнь, будто это касается лично ее.
– Звучит неприятно.
– Ей не нравится все, что не вписывается в ее представления о том, как должно быть.
– Полагаю, она в этом неодинока.
– Наверное. А еще это ты во всем виноват.
– Хорошо, что она не приехала.
– Да, – согласилась Ребекка. – Папа хочет с тобой познакомиться.
– Конечно. Думаю, мы должны встретиться.
Он хотел постараться успокоить Томаса Куинна.
Ребекка с интересом посмотрела на него:
– А ты храбрец.
Джулиус пожал плечами:
– Я не сделал ничего дурного.
– Ты ведь знаешь, большинство парней на твоем месте просто распсиховались бы.
– Зачем закатывать истерики? Или притворяться, что ничего не произошло? Жизнь продолжается.
Ребекка обняла его:
– Знаешь что? Благодаря тебе я чувствую себя в безопасности. Я и подумать не могла, что мне это нужно…
Джулиус встретился с отцом Ребекки Томасом на следующий день в гостиной арендованного им гостиничного номера. Ребекка решила держаться в стороне.
– Я разволнуюсь, если он скажет что-то, чего я не хочу слышать. Не позволяй ему издеваться над тобой.
– Не беспокойся, – ответил Джулиус.
Он не нервничал, но ему было немного не по себе. Он не хотел, чтобы сложная ситуация превратилась в неприятную.
Томас Куинн был предельно вежлив, он впустил Джулиуса и заказал им кофе. Джулиус чувствовал себя странно: они сидели друг против друга в креслах, словно главы государств, собравшиеся обсудить внешнюю политику.
– Я хотел бы, чтобы мы вышли из этой ситуации с наименьшими потерями, – начал Томас. – Вы, конечно, знаете, насколько Ребекка умна. У нее блестящее будущее.
– Да, – ответил Джулиус. – Она очень умна. Гораздо умнее меня.
– И как ее отец, я хочу, чтобы она максимально использовала свой потенциал.
– Уверен, все мы хотим этого для своих детей. – Джулиус выдержал его взгляд.
Томас Куинн откашлялся.
– Я ценю, что вы повели себя по-мужски и согласились поддержать ее. Ребекка говорит мне, что вы сильный человек. Я очень благодарен вам.
Джулиус ожидал не совсем такой реакции. Он ожидал неодобрения. Критики.
– Спасибо, – ответил он, гадая, что будет дальше.
– Однако мне кажется, что вы оба идеалисты. Вряд ли вы представляете, как рождение ребенка повлияет на вашу карьеру, образ жизни, материальное положение. Ведь вы пока еще не сделали карьеры, не так ли? Вы работаете в книжном магазине?
Джулиус смотрел на отца Ребекки, и внутри его закипала острая неприязнь. Он почувствовал, что Томас что-то задумал. И старался оставаться спокойным и вежливым.
– Да. Но у меня хорошее образование. Я вполне уверен в своих…
– Ваша уверенность очаровательна. Но вы наивны. Поймите меня правильно. У меня трое детей. Благие намерения – это все очень хорошо в теории. Заслуживает похвалы. Но настоящая жизнь совсем иная.
– Мистер Куинн, люди рожают детей каждый день и прекрасно их воспитывают…
Томас Куинн снова прервал его:
– Я не хочу, чтобы потенциал моей дочери был растрачен впустую. Я хочу, чтобы она стала самым лучшим человеком, каким только может быть. И сомневаюсь, что рождение ребенка в девятнадцать лет ей в этом поможет. Не важно, как сильно вы ее поддерживаете.
– Она сможет продолжать учебу. Мы выкрутимся.
Куинн фыркнул:
– Слушай, парень, я не стану притворяться, что считаю это хорошей идеей. Внешне Ребекка – кремень. Но на самом деле она очень уязвима. И не такая сильная, как кажется. Поверь мне, я ее отец. Я знаю Ребекку. Именно поэтому я так обеспокоен. Ты думаешь, что дело во мне и в моей жене, но это не так. Я очень беспокоюсь. И я знаю, что Ребекка о тебе высокого мнения и готова делать все, что ты говоришь.
Джулиус почувствовал нарастающий ужас.
– Слишком поздно делать аборт. Если вы это имеете в виду.
Ему было даже приятно видеть, как Томас вздрогнул. Джулиус не собирался смягчать свои слова, чтобы пощадить чувства этого человека.
– Я знаю, – осторожно сказал Томас. – Но можно отдать ребенка на усыновление.
Джулиус не сумел скрыть своего потрясения. Правильно ли он расслышал?
– Что-о?
Он скрестил руки на груди и уставился на человека, который теоретически, если бы все шло как надо, мог бы стать его тестем.
Томас подошел к зарешеченному окну гостиничного номера. Джулиус смотрел на его широкую спину и гадал, о чем он на самом деле думает. Действительно ли он делает все возможное для своей дочери, или у него на нее какие-то другие планы? Неужели все это ради спасения ее репутации? Или репутации собственной?
– Я предлагаю тебе сделку.
Томас развернулся, прошел через комнату и сел.
– Если ты убедишь Ребекку отдать ребенка на усыновление, я выпишу вам чек на пятьдесят тысяч фунтов. И помогу найти ребенку самую лучшую семью. – Он сделал предупреждающий жест. – Подумай, не отвечай сразу. Помни, что я действую исключительно в интересах Ребекки.
Джулиус подошел к окну и встал там, где до этого стоял Томас. Он смотрел на здания, на университетский корпус: в этих стенах рождались надежды и мечты стольких молодых людей, в том числе и его самого, в том числе и Ребекки. Он вернулся в кресло.
– Полагаю, в мире не так много проблем, которые, по вашему мнению, нельзя решить с помощью денег.
Томас улыбнулся:
– Я уверен, что однажды ты поймешь мою потребность защитить собственного ребенка, – ответил он. – Особенно если это девочка.
– Я бы позволил своей дочери самой принимать решения. Я бы только направлял ее.
– Если ты откажешься от этого предложения, я не буду оказывать вам с Ребеккой никакой финансовой поддержки. Ты это понимаешь?
– Мне и в голову не приходило рассчитывать на вашу финансовую поддержку. – Джулиус встал и протянул руку. – Будьте уверены, что я буду заботиться о вашей дочери и внуке или внучке в меру своих сил и возможностей.
– Если передумаешь, предложение остается в силе до конца недели. До моего отъезда обратно в Америку.
– Я не буду рассказывать Ребекке о нашем разговоре, не хочу ее расстраивать. Просто скажу ей, что вы пожелали нам всего самого лучшего.
Томас Куинн ничуть не выглядел смущенным, пожимая руку Джулиусу.
В конце концов Джулиус все же передал весь разговор Ребекке, потому что она настойчиво просила его рассказать о том, что они обсуждали.
– Он предлагал тебе деньги? – спросила она. – Точно предлагал.
– Он хотел, чтобы я убедил тебя отдать ребенка. На усыновление.
Ребекка пришла в ярость:
– Чертов манипулятор.
– Думаю, это потому, что он беспокоится о тебе. Я пытался представить себя на его месте.
Джулиус не знал, почему он решил защитить Томаса Куинна, – наверное, не хотел, чтобы Ребекка расстраивалась. Он чувствовал себя сильнее Ребекки, особенно теперь, когда у них должен был появиться ребенок. И сделал ей предложение. После долгой и нудной бумажной волокиты они наконец поженились солнечным весенним днем.
– Знаешь, что мы должны сделать? Мы должны открыть свой книжный магазин! – сказала Ребекка, когда они шли домой рука об руку.
Джулиус остановился:
– Это отличная мысль!
– «Книги Найтингейла», – сказала Ребекка. – «Найтингейл букс». Как тебе такое название?
Джулиус почувствовал прилив радости. Перед глазами у него возник маленький магазин и они оба за прилавком.
Между тем он занял место менеджера в книжном магазине, что позволило ему получать чуть большую зарплату, чем раньше, и нашел для них двухкомнатный домик в районе Джерико. Второе помещение на самом деле было «тещиной комнатой», но, по крайней мере, у них получилось создать собственное пространство. В свободное от работы время он выкрасил стены в свежие тона, повесил полки и крючки, чтобы у них было много места для хранения. Свозил Ребекку в довольно дорогой мебельный магазин, чтобы она выбрала диван.
– Мы можем себе это позволить? – спросила она.
– Мы будем пользоваться им каждый день по крайней мере следующие десять лет, так что стоит потратить на него деньги.
Он не сказал ей, что Дебра подарила ему пятьсот фунтов. Не хотел, чтобы она стала сравнивать ее со своими родителями. Дебра предложила ему деньги с радостью, поэтому он принял подарок не раздумывая. Дебра была человеком нервным, но щедрым, без всяких «я же тебе говорила». Просто, зная, что она рядом, он чувствовал себя уверенно, поэтому понимал, что Ребекке, должно быть, сейчас нелегко. Ему было интересно, как отреагируют ее родители, когда родится ребенок. Джулиус подозревал, что они выжидают, надеясь, что она сломается. Что, возможно, он бросит ее, когда станет совсем трудно.
И трудности начались.
К третьему триместру беременности Ребекка стала меняться на глазах. Она раздулась. Раздулся не только ее живот, но и все остальное: пальцы, лодыжки, лицо. Она была несчастна. Беспокойна. Не могла спать. Не могла устроиться поудобнее. Перестала работать в магазине и целыми днями лежала в постели.
– Тебе надо двигаться, – говорил ей Джулиус, очень волнуясь.
Она уже не казалась очарованной мыслью о будущем ребенке, как это было вначале. Она была напугана.
– Прости. Я больше не чувствую себя собой. Думаю, мне станет лучше, когда ребенок появится на свет, – сказала она ему однажды вечером, и он гладил ее по спине, пока она не уснула.
Однажды ночью, за три недели до родов, Ребекка проснулась, извиваясь от боли. Простыня была мокрой.
– У меня отошли воды, – с трудом произнесла она.
Джулиус вызвал «скорую», говоря себе, что женщины часто рожают раньше срока и что все будет хорошо. Роды – самая естественная вещь в мире. Персонал больницы заверил его, что так оно и есть. Ребекку положили в родильное отделение и осмотрели.
– У вас нетерпеливый малыш, – сказала акушерка, улыбаясь и не выказывая ни малейшего беспокойства. – Он будет немного недоношенным, но вы не волнуйтесь. У нас большой опыт в таких делах.
– Недоношенным?
– Просто родится раньше срока. – Она положила ладонь ему на плечо. – Вы в надежных руках.
В течение восемнадцати мучительных часов Ребекка боролась с волнами боли. Джулиус втайне ужасался этому, но, судя по воплям, доносившимся из соседних палат, это было в порядке вещей. Никого из персонала не смущали крики Ребекки, когда схватки становились невыносимыми. Джулиус делал все возможное, чтобы поддержать ее.
– Ей действительно нужно пройти через все это? – спросил он у акушерки, и та посмотрела на него с тенью жалости, как на блаженного.
Да так оно и было: он никогда не видел беременных женщин, не говоря уже о том, чтобы присутствовать при родах.
Вдруг, как будто хуже уже быть не могло, все вокруг забегали. Джулиус почувствовал, как его сердце сжали ледяные тиски. Пока акушерки сравнивали записи и ждали врача, их с Ребеккой как будто не существовало, и наконец после короткого совещания с врачом было принято решение.
– Ребенок в опасности. Мы забираем ее в операционную, – сообщила Джулиусу акушерка, всем своим видом показывая, чтобы он больше ни о чем не спрашивал.
Все закрутилось. Несколько минут спустя Ребекку уже везли по коридору. Джулиус бежал за санитарами до двойных дверей в операционную.
– Можно мне туда? – спросил он.
– Нет времени одевать вас, – ответил кто-то, и вдруг он оказался один в коридоре.
– Пожалуйста, не дайте ребенку умереть, пожалуйста, не дайте ему умереть, – бормотал Джулиус, не в силах помыслить, что происходит внутри.
Он представлял себе бойню: кровь и ножи. По крайней мере, Ребекка перестала кричать.
И вот появилась медсестра с чем-то крошечным в руках и протянула это ему.
– Девочка, – сказала она.
Джулиус посмотрел на головку ребенка, на ее крохотный ротик. Она прекрасно устроилась у него на руках: теплый комочек.
Он узнал ее. Как будто знал всегда. И с облегчением рассмеялся. Как он мог подумать, что она в опасности?
– Привет. Привет, кроха.
Потом он поднял глаза – в дверях операционной стоял хирург, с состраданием глядя на него, и Джулиус понял, что все это время молился не за того человека.
Малышку оставили в больнице, потому что она родилась раньше срока и потому что все так произошло.
Две недели спустя их выписали, и они стали самой маленькой семьей в мире. Ребенок был укутан в белую фланелевую пеленку, теплый, мягкий и податливый. Джулиус взял светло-желтое одеяло в клеточку и завернул в него малышку. Медсестры смотрели на них и кудахтали над ними, как всегда, когда выпускали в мир новую маленькую семью.
На запястье у младенца все еще болтался пластиковый браслет. «Ребенок Найтингейл», – гласила надпись.
Джулиус очень надеялся, что выйти из больницы и оказаться среди людей будет не так сложно, как кажется на первый взгляд.
Малышка засопела и уткнулась ему в грудь. Ее покормили перед выпиской, но, возможно, она снова проголодалась. Может, стоит попробовать дать ей еще одну бутылочку, а уже только потом заказать такси? Или это слишком? Такого рода вопросы были теперь его реальностью.
Джулиус поднес кончик пальца к ее ротику. Крошечные губы сжались вокруг него. Казалось, это ее успокоило.
У малышки все еще не было имени. А имя ей сейчас было нужно больше, чем молоко. Джулиусу нравились два имени: Эмили и Амелия. Он не знал, какое выбрать. И решил объединить их в одно.
Эмилия.
Эмилия Ребекка.
Эмилия Ребекка Найтингейл.
– Привет, Эмилия, – сказал он, и при звуке голоса ее маленькая головка повернулась, а глаза расширились от удивления, когда она посмотрела на того, чей голос услышала.
– Это я, – сказал он. – Папа. Папочка. Я здесь, малышка. Ну что, давай отвезем тебя домой.
– А ваша жена? – спросил таксист. – Еще в больнице? Не выписывают никак?
– Вообще-то, я один, – ответил Джулиус.
Он не мог рассказать таксисту, что случилось. Не хотел будоражить постороннего человека. И ему не нужно было его сочувствие.
– Что, бросила вас с ребенком на руках? – спросил таксист, оглянувшись на него.
Джулиус предпочел бы, чтобы он не отвлекался от дороги.
– Да.
В каком-то смысле она так и сделала.
– Черт. Никогда о таком не слышал! Я подвозил много юных мамочек, чьи парни просто сбегали. Но никогда не было, чтобы наоборот.
– Ну… – протянул Джулиус. – Что ж, полагаю, это и правда необычно. Но я уверен, что справлюсь.
– Вы ведь довольно молоды?
– Мне двадцать три.
– Черт, – повторил водитель.
Джулиус сидел на заднем сиденье, пока такси ехало по окраинам Оксфорда, и думал, почему же он не чувствует себя испуганным. Но страха не было. Совершенно.
С Томасом Куинном он встретился через несколько дней после смерти Ребекки. Куинны хотели отвезти ее тело домой, и Джулиус не стал этому противиться. Она была их дочерью, и он считал правильным похоронить ее на родине.
При встрече они оба были мрачны и сухи, потрясены случившимся. Джулиус был удивлен тем, что Томас не винит его в смерти дочери. В нем была какая-то человечность, благодаря которой он понял, что гнев, обида и обвинения будут бессмысленны. Вместо этого он протянул Джулиусу чек:
– Возможно, вы захотите швырнуть его мне в лицо, но это для ребенка. Я поступил неправильно. Я должен был поддержать вас обоих. Пожалуйста, используйте деньги по назначению.
Джулиус положил чек в карман. Протестовать и отказываться было так же бессмысленно, как и обвинять друг друга.
– Держать вас в курсе? Посылать фото?
Томас Куинн отрицательно покачал головой:
– В этом нет необходимости. Для матери Ребекки это слишком болезненно. Нам нужно прийти в себя и жить дальше.
Джулиус ничего не ответил. Хотя его удивляло, что кто-то может отвернуться от собственной кровинки, но так даже лучше. Никто не будет им мешать.
– Если передумаете, пишите.
Томас Куинн то ли кивнул, то ли покачал головой, давая понять, что они, скорее всего, не передумают, но что он благодарен Джулиусу за предложение.
Джулиус уходил, полностью отдавая себе отчет, что прошлая полубогемная юношеская жизнь закончилась навсегда.
Он вернулся домой. День перевалил за половину. Самое спокойное время суток. Джулиус заварил себе чая, затем приготовил новую бутылочку с молочной смесью и оставил ее остывать. Поставил пластинку Нины Симон.
Затем лег на кровать, согнул ноги и положил Эмилию к себе на колени так, чтобы ее спинка имела опору. Осторожно удерживая на месте, улыбнулся. Взял в руки фотоаппарат и сделал снимок.
Его малышка, всего две недели от роду.
Джулиус опустил фотоаппарат.
Когда раздались звуки пианино, он стал двигать ручками Эмилии, как будто она танцует, а сам принялся подпевать.
Он понял, что никогда раньше не возился с ребенком. Никогда не укачивал. Как удивительно, подумал он, что первый ребенок, которого он держит на руках, оказался его собственным.