Вероника Цибенко
Технологии этнонациональной мобилизации в многосоставных обществах на примере черкесов России и Турции

Мобилизация в контексте нациестроительства

Чтобы разобраться, что представляет собой национальная мобилизация, нам необходимо сначала дать определения таким ключевым понятиям, как «нация» и «национализм». Мы используем модернистский концепт нации, согласно которому сами нации, как и порождающий их национализм, – явление сравнительно позднее, возникшее не ранее эпохи Нового времени.

В ставшей классической книге Бенедикта Андерсона «Воображаемые сообщества»³² нации представляются как воображенные политические горизонтальные товарищества, где образ общности не подтверждается реальным знакомством со своими «собратьями», а само возникновение наций увязывается с появлением массовой печати, сделавшей возможным такое объединение незнакомых друг другу людей³³.

Согласно другому теоретику национализма Эрнесту Геллнеру, нации формируются на основе общей культуры при обязательном условии взаимного признания членами группы принадлежности к национальному объединению³⁴. Национализм Геллнер рассматривает как политический принцип, согласно которому необходимо совпадение политической и национальной единиц. Нарушение либо удовлетворение этого принципа порождает националистическое чувство, которое, в свою очередь, вдохновляет националистическое движение³⁵.

В этой связи ценным является введенное чешским историком Мирославом Грохом определение национального движения как организованных попыток недоминантной этнической группы, осознавшей свою этническую общность и способность стать нацией, восполнить недостающие атрибуты «полноценной» нации³⁶. Именно здесь, в восполнении этих атрибутов, и возникает мобилизация людей и ресурсов, направленная на итоговую цель – создание нации.

В западной политологии сложилось устойчивое понимание национальной мобилизации как серии единовременных кампаний, активизирующих уже сложившуюся нацию как ресурс для достижения политических целей. Складывается своеобразная иерархия, согласно которой национальная мобилизация имеет качественно иной уровень, чем этнополитическая. Например, невозможно найти исследования по этнополитической мобилизации у американцев, англичан и французов в настоящем или прошлом, зато в отношении этнических меньшинств редко используется термин «национальная мобилизация», если они проживают в странах Запада.

В свою очередь, мы под национальной мобилизацией понимаем не только направление энергии существующей нации на решение каких-то политических задач, но также способ формирования национальной идентичности воображаемого сообщества в политических целях – то, что Георгий Дерлугьян обозначил как «протонациональная мобилизация»³⁷.

В отличие от концепта «национальной мобилизации» для зарубежной социологической и политической науки более привычными являются концепты «социальной», «политической» и «этнической» (этнополитической) мобилизации. При этом национальная мобилизация может рассматриваться как один из видов данных мобилизаций либо вообще отождествляться с ними. Это вносит путаницу и ведет к методологическому редукционизму в трактовке национальной мобилизации. В результате отпадает потребность в концепте собственно национальной мобилизации, что, на наш взгляд, теоретически ослабляет позицию исследователя национальных феноменов.

Самым широким из перечня выше представляется «социальная мобилизация», однако и этот концепт не имеет общепринятой трактовки. Считается, что данное понятие ввел в научный оборот социолог Карл Дойч, рассматривая его в единстве с эффектами модернизации и социальной мобильности³⁸. По его словам, «социальная мобилизация – это название, данное общему процессу изменения, происходящего с существенной частью населения в странах, которые переходят от традиционного к современному образу жизни»³⁹, и включает в себя смену места проживания, работы, профессии, социальных условий, среды общения, социальных институтов, ролей и способов функционирования в социуме, опыт, ожидания и даже личные воспоминания, привычки и потребности в ходе модернизации общества.

Хотя Дойч связывал феномен социальной мобильности, помимо прочего, с развитием политической системы и национального государства, все же для политического анализа его концепт социальной мобилизации нуждается в конкретизации, особенно в аспекте политической субъектности. К тому же некоторые авторы противопоставляют друг другу феномены политической мобилизации и модернизации общества⁴⁰.

Отчасти конкретизацию подхода Дойча осуществляет используемый в зарубежной литературе концепт «социальной мобилизации» (без привязки к его трактовке Дойчем), который привлекается при анализе деятельности гражданских (неправительственных) организаций, а также при описании протестных кампаний⁴¹. Аналогичный концепт социальной мобилизации развивается рядом отечественных социологов. В частности, О.Н. Яницкий понимает под социальной мобилизацией «коллективное действие, инициированное, как правило, социально-политическим конфликтом»⁴².

При таком подходе мобилизация представляется отдельным, конечным событием, которое прекращается по мере разрешения породившего его конфликта или истощения мобилизуемых ресурсов. Методологический недостаток такого понимания социальной мобилизации для анализа феномена национальной мобилизации состоит в том, что он лишен характерного для концепта Дойча аспекта макросоциальной системности, сообразной с крупными «социетальными целями»⁴³ вроде модернизации экономики или строительства нации.

Этой же локальностью задач отмечен и концепт политической мобилизации, который встречается в работах западных и ряда отечественных политологов. Под этим концептом подразумевается прежде всего «организация партиями и движениями высокого уровня политического участия своих сторонников для победы на выборах»⁴⁴, использующая, помимо прочего, концепты нации и национализма⁴⁵.

Политологи М. Хельблинг, Т. Рискенс и Д. Штолле фактически редуцируют феномен и концепт национальной мобилизации к трем проекциям мобилизации политической – «инклюзивной, эксклюзивной и общей мобилизации (культурного) разнообразия»⁴⁶, хотя и признают, что «некая глубинная динамика движет как мобилизацией элиты, так и массовой национальной идентичностью»⁴⁷.

В своей коллективной работе они заявляют, что массовая национальная идентичность есть главным образом эффект риторики партийных лидеров общественного мнения. Эта риторика конструирует национальную идентичность наподобие PR-проекта, когда «мобилизация национальной идентичности» есть одновременно ее творение из сырого материала разного рода первичных идентификаций и культурных предпочтений электората. Из этого материала, считают они, можно «вылепить» любой тип нации – этнический, гражданский либо какой-то еще – в зависимости от общей политической ситуации и властных стратегий партийных игроков.

Таким образом, радикально-конструктивистская трактовка национальной мобилизации означает ее редукцию к мобилизации политической, что стирает различие между гражданским и этническим типом национальных проектов, заставляя его терять существенный, объективно-исторический смысл для самого процесса национальной мобилизации.

В свою очередь, российский политолог Д.В. Гончаров, напротив, расширяет смысл концепта политической мобилизации, включая в него и пропагандистскую практику «просвещения масс» в условиях авторитарных (тоталитарных) режимов. Он также говорит о «социально-политической мобилизации», которая в отличие от политической мобилизации в рамках западных соревновательных систем, где она «действует главным образом в структуре избирательных процессов», в незападных системах «приобретает гораздо более масштабный характер, пронизывая всю систему общественной жизни нации»⁴⁸.

Выражение «социально-политическая мобилизация» можно рассматривать как попытку преодоления крайностей чисто социологического (лишенного политической субъектности) и чисто политологического (лишенного макросоциального системного фона) концептов мобилизации. Здесь встречаются две методологические тенденции, идущие навстречу друг другу от концептов, с одной стороны, социальной, а с другой – политической модернизации. В этом контексте национальную мобилизацию можно точнее определить как разновидность именно социально-политической мобилизации.

Методологический редукционизм в трактовке национальной мобилизации обнаруживается и в случае ее подмены концептом этнической или этнополитической мобилизации. Здесь возникает опасность того, что авторы не проводят существенного различия между этническими и национальными сообществами и в примордиалистском духе считают этнонацию уже существующей от начала веков, так что ее мобилизация означает лишь активацию уже существующей идентичности. Так, в Большой российской энциклопедии «этническая мобилизация» определяется как «один из видов социальной или политической мобилизации, продукт политизации этничности»⁴⁹, т.е., ничем не отличается от этнополитической мобилизации. При этом ее содержание как социального действия, в результате которого «группы, объединяемые на основе одной или нескольких характеристик этничности (общности культуры, языка, происхождения), защищают свои экономические, социальные и культурные интересы»⁵⁰, предполагает уже сформированную этническую идентичность. Аналогичным образом речь идет лишь об «актуализации» этнической идентичности при оценке ее «мобилизационного потенциала»⁵¹.

Естественным образом этнополитическая и национальная мобилизация могут совпадать в случае с национализмом, строящимся на основе этнической идентичности (этнонационализмом). Вследствие этого встречаются конструктивистские трактовки этнополитической мобилизации, которые, по сути, совпадают с нашим пониманием (этно)национальной мобилизации.

К примеру, А.А. Ачкасов рассматривает в качестве первого этапа этнополитической мобилизации «этап конструирования и мобилизации “народности”», который предполагает состояние этничности, когда ее «территория закреплена, национальные языки и элиты созданы, история народов написана, традиции “подобраны”, “образ врага” уже появился (в латентной форме)»⁵². В сходном с «этнополитической мобилизацией» смысле употребляет термин «националистическая мобилизация» (англ. nationalist mobilization) американский социолог Роджер Брубейкер, описывая реалии позднесоветского общества⁵³.

Для таких случаев мы считаем более предпочтительным термин «этнонациональная мобилизация», четко указывающий на мобилизацию, в результате которой не просто активируется этничность, но формируется коллективная национальная идентичность. Этническая же мобилизация понимается нами в соответствии с определением А.В. Качкина как усиление консолидации группы на основе этнической идентичности, что противопоставляет ее другим социокультурным общностям⁵⁴. И только когда этническая мобилизация превращается в фактор политики или проводится с политическими целями, она становится этнополитической. При этом национальная мобилизация не ограничивается этнонациональной, которая является одним из ее типов.

Если проанализировать имеющиеся в отечественных и зарубежных энциклопедических изданиях определения социальной, политической и этнополитической мобилизации, то в них в качестве ключевых наиболее часто называются два момента: 1) чрезвычайная (пороговая) ситуация для данного социума; 2) форсированное (концентрированное) использование ресурсов. Однако для анализа национальной мобилизации данные моменты необходимо существенно конкретизировать.

Во-первых, в нашем случае речь идет не об отдельной акции как «относительно кратковременном действии, вызванном экстремальной и вполне конкретной ситуацией», но об «устойчивом мобилизационном состоянии» в процессе решения долгосрочных «социетальных задач»⁵⁵, о «масштабных и длительных трансформациях»⁵⁶, каковым, без сомнения, является нациестроительство.

Во-вторых, в случае национальной мобилизации более важным мы считаем не форсированное, а стратегически организованное, коллективное и долгосрочное использование ресурсов. А это предполагает в первую очередь не увеличение объема и разнообразия ресурсов, но обеспечение их доступности массе вовлеченных в мобилизацию социальных акторов⁵⁷.

Отсюда, в-третьих, вытекает, что национальная мобилизация представляет собой не только использование ресурсов, но «процесс формирования идентичности, который конструирует и реконструирует себя в жизненном процессе отдельных лиц и групп и через их различные лица, роли и обстоятельства»⁵⁸.

Другими словами, ресурсный подход в трактовке национальной мобилизации должен быть дополнен идентитарным, который, по утверждению российского политолога Л.А. Фадеевой, можно использовать в случаях, когда концепт идентичности служит для анализа «субъективной составляющей социально-политических трансформаций»⁵⁹.

Вслед за социологом Амитаем Этциони мы готовы утверждать, что в национальной мобилизации как разновидности мобилизации социально-политической возникают процессы, которые «влекут за собой трансформацию вовлеченных в них социальных единиц»⁶⁰. Как указывает другой социолог Альберто Мелуччи, в процессе мобилизации «происходит настоящая “мутация”, реструктурируется “генетический код” группы, что позволяет сформировать новую социальную единицу, способную создавать новые ресурсы»⁶¹.

Следует отличать национальную идентичность отдельного индивида, формирующуюся в результате его идентификаций с воображаемой, но тем не менее реальной для него национальной общностью, и коллективную идентичность самой этой общности. И поскольку коллективная национальная идентичность есть непрекращающийся процесс ее конструирования в коллективном действии⁶², национальная мобилизация не может ограничиваться только каким-то конечным этапом генезиса нации. В этой связи мобилизация есть способ не только формирования, но и поддержания самого существования коллективной национальной идентичности и через нее – нации.

Помимо отличия концепта национальной мобилизации от прочих форм мобилизации, следует прояснить отношение данного концепта к понятиям национализма, национального строительства и национального движения. Из этих четырех понятий самим большим по объему мы считаем концепт национального движения, а самым малым – понятие национализма. Концепт нациестроительства, если брать его в нейтральной, а не радикально-конструктивистской версии, описывает преимущественно роль социальных элит в национальном движении. Однако последнее этой ролью не исчерпывается, включая, по словам Гроха, «организованные попытки по обретению всех атрибутов полноценной нации (которые не всегда и не везде бывали успешными)»⁶³. А это подразумевает и те феномены, которые выходят за рамки стратегий и ожиданий национальных «строителей» и «конструкторов»⁶⁴.

Эти последние, со своей стороны, не обязательно должны быть националистами по своим политическим убеждениям, а национальное движение – националистическим по своей идеологии. По справедливому утверждению Джона Бройи, национализм как «мировоззрение, в рамках которого придается абсолютный приоритет ценностям нации над всеми иными ценностями и интересами»⁶⁵, являлся лишь одной из многих форм национального сознания, которые рождаются в рамках национального движения. Британский историк указывает на случаи, когда «национальные чувства разделялись очень многими, но при этом они не связывались ни с выработкой националистических доктрин, ни с появлением значительных националистических политических движений»⁶⁶. Соответственно, и национальная мобилизация не всегда выступает как мобилизация националистическая.

Тем не менее сам Бройи использует более узкое понимание национальной мобилизации, определяя ее как «применение националистических идей для обеспечения поддержки политическому движению среди широких слоев, которые прежде были выключены из политического процесса»⁶⁷. При этом априори предполагается, что национальное сознание в основном распространяется сверху вниз – от местной националистически настроенной интеллигенции на широкие слои общества в ходе конкурентной борьбы за власть между элитами⁶⁸. Это, однако, не является очевидным, тем более что Бройи признает: «мобилизация масс, которая подчас действительно происходит, может быть связана скорее с его (националистического движения. – Авт.) апелляцией к групповым интересам или ценностям ненационалистического порядка, нежели с националистическими пропагандой и деятельностью»⁶⁹.

Таким образом, национальная мобилизация, являясь разновидностью социально-политической, по своему понятию шире, чем националистическая идеология (национализм), но у´же, чем национальное движение. Она охватывает и элиты, использующие ее в политических целях, и массы, которые также являются творцами национальной мобилизации. Помогая создавать и поддерживать национальную идентичность в долгосрочной перспективе, мобилизация является и формой нациестроительства, и условием существования нации.

Специфика национальной мобилизации

Теперь попробуем разобраться с сущностными характеристиками национальной мобилизации, которую мы сопоставляем со структурными фазами национального движения, выделенными М. Грохом. На первой, подготовительной стадии («А») национальные активисты занимаются сбором и фиксацией особенностей недоминантной группы; на второй («В») начинается активная агитация, получающая во второй полуфазе отклик этнической группы; третья фаза («С») характеризуется массовостью националистического движения⁷⁰.

Мы считаем, что национальная мобилизация начинается на средней фазе «В», с началом «патриотической агитации», организуемой национальными активистами и призванной разбудить среди населения национальное самосознание (вектор ее движения – сверху вниз)⁷¹. Затем мобилизация продолжается в заключительной фазе «С», где «агитация сверху вниз дополняется низовым массовым творчеством, инициативами снизу вверх, а также на горизонтальном уровне коммуникации. Сюда относятся неформальные дискуссии в публичных местах, спонтанные акции поддержки либо протеста, собственно национальный фольклор»⁷².

Таким образом, национальная мобилизация в отличие от мобилизации в пороговых (критических, кризисных, катастрофических и т.п.) социальных ситуациях не носит эпизодического характера, но составляет нормальный способ существования национальной общности. Поэтому она не исчерпывается только агитацией и пропагандой символически выраженных национальных или тем более исключительно националистических идей, но включает в себя «любой процесс целенаправленного вовлечения отдельных людей либо целых групп в общественно-политические акции и/или движения»⁷³, ведущие к формированию и поддержанию национальной общности⁷⁴. А это вовлечение зачастую гораздо эффективнее осуществляется посредством дела, а не слова.

Несколько перефразируя чешского историка Франтишека Грауса, национальную мобилизацию можно определить, как «национальное сознание, реализуемое в действиях»⁷⁵. И этому сознанию присущи особенности, которые никогда не вписываются вполне (если вообще вписываются) в националистические доктрины. Как заметил американский историк Гопал Балакришнан, национальному сообществу присуща своя «спонтанная идеология, невосприимчивая к разоблачению с позиций теории» и несовпадающая с любыми идеологическими «измами»⁷⁶.

Данная спонтанная идеология выходит далеко за рамки собственно ее «строительства» – она предполагает комплекс социально-политических (в широком смысле) реформ, идущих перманентно, сообразно духу времени, пока нация существует. Специфика модернистского (в смысле Э. Смита⁷⁷) концепта нации в том и состоит, что он делает мобилизацию (понятую, однако, шире, чем простая сумма стратегий национальных конструкторов) неотъемлемым условием самого существования нации как «ежедневного плебисцита».

С учетом сказанного выше национальную мобилизацию можно определить как стратегически организованную, целенаправленную деятельность по организации разнообразных ресурсов для вовлечения индивидов и групп в социально-политические акции, кампании и движения, в ходе которых формируются идентификации людей с национальной общностью и конструируется коллективная идентичность нации на основе исходных сетей причастности индивидов к различным сообществам, воображаемого национального «врага» и пропагандируемого концепта нации как цели движения.

Данное определение перекликается в общих моментах с концептом социальной мобилизации, предложенным Мелуччи. Итальянский социолог называл три основных фактора, без которых социальная мобилизация не может осуществляться: 1) исходные коллективные идентичности участников движения; 2) понятие врага (противника, соперника и т.п.) движения; 3) определение цели движения как образ его будущего⁷⁸.

Под исходными коллективными идентичностями у Мелуччи подразумевается «первичная сеть принадлежности к различным сообществам»⁷⁹, которая дает людям опыт совместных солидарных действий. Без этого опыта при наличии полностью атомизированных и «социально бездомных» индивидов процесс мобилизации стартовать не может. «Начало мобилизации, – подчеркивает Мелуччи, – всегда является делом тех, кто уже коллективно обладает идентичностью и стремится защитить ее от неминуемой угрозы перемен»⁸⁰. Такого рода установка типична для участников любой национальной мобилизации, в особенности той, что ведется от имени «национальных меньшинств». В случае национальной мобилизации исходные коллективные идентичности можно – вслед за Эриком Хобсбаумом – назвать «протонациональными привязанностями» (англ. proto-national identities)⁸¹.

В этой связи принципиально важным мы считаем тезис Георгия Дерлугьяна о том, что для национальной мобилизации большое значение имеют разветвленные социальные сети («сети повседневных обменов»), задействующие солидарность дружеских и соседских связей, которые им обозначены как протооппозиционные⁸². Рассматривая социальную мобилизацию на закате СССР, Дерлугьян считает, что она была спровоцирована «структурным напряжением» между активистской интеллигенцией и консервативной партийной номенклатурой через противостояние дружеских сетей, с одной стороны, и сетей покровителей-рантье и их подопечных – с другой⁸³.

По утверждению Дерлугьяна, прежде чем перейти в национальную, мобилизация в период распада Советского Союза прошла ряд одинаковых для всех республик стадий классовой и гражданской мобилизации, объединяло которые неизменное ядро прото-оппозиционных сетей, разделявших ряд общих для всего СССР проблем – социал-демократизация, рыночная либерализация, права и свободы и даже экология⁸⁴.

Дерлугьян выделяет особую роль в этнонационалистической мобилизации национальных интеллигенций как локализованных в республиканских столицах «предгражданских обществ», которые были поддержаны маргинализированными активистами-субпролетариями⁸⁵. В этой связи ценным является замечание Юргена Хабермаса о том, что распространение националистических идей идет сверху вниз посредством деятельности интеллектуалов и ученых, однако сами эти идеи основаны на широко укорененных в массах дополитических представлениях о нации⁸⁶. Смит обозначил это явление как повторное открытие отчужденной интеллигенцией этнического прошлого, основанного на живой традиции⁸⁷.

Помимо языка, религии, региональных и прочих культурных традиций как основы «протонациональных привязанностей», которые особо значимы в случае этнонациональной мобилизации, Хобсбаум указывает также на опыт совместного проживания в едином государстве. При этом само чувство причастности к государству, «привычка к пассивному самоотождествлению» с ним⁸⁸ создают предпосылки для государственного патриотизма, играющего важную роль в гражданской национальной мобилизации. Однако и переоценивать эту роль также не следует: чувство единой политической общности, которое внушается государственным патриотизмом, далеко не всегда равнозначно наличию коллективной национальной идентичности⁸⁹. Чувства имеют временный характер, а идентичность для своего формирования предполагает систематические и продолжительные усилия в рамках национальной мобилизации.

Мы можем предположить, что любая национальная мобилизация нацелена на определенный концепт нации, существенно разнящийся в зависимости от типа национализма, который данный концепт реализует. Тем самым национальная мобилизация требует разделения по типам – как делятся нации и национализмы. Вопрос о типологии национальной мобилизации, однако, представляет собой отдельную и сложную тему, потому что историки и политологи далеки от консенсуса относительно типологизации самих наций. Более того, в последние годы набирает популярность тезис о научной иррелевантности такой типологизации.

Так, известный западный социолог Роджерс Брубейкер, в свое время сделавший немало для популяризации различия между этническим и гражданским концептами нации, позже поставил его релевантность под сомнение, утверждая, что упомянутые концепты неоднозначны, а их различие догматизировано⁹⁰. В отечественной науке принципиальность различия между гражданским и этническим типами нациестроительства в значительной степени актуализировал в своих работах академик В.А. Тишков, с точки зрения конструктивистского подхода отмечающий, что нация – это не более чем «воображаемая общность, социальный конструкт, политическая метафора, обладающая мобилизующей силой»⁹¹. Более того, ученый предложил радикально-конструктивистский концепт «нации наций», в котором гражданская нация вмещает в себя ряд этнических наций⁹².

Одновременно как в отечественной, так и в зарубежной науке отмечается тенденция «инфляции» понятия нации и возврата к «досовременным, дополитическим трактовкам нации как рода, землячества или сословия»⁹³. Вопреки этой тенденции мы будем использовать ставшее классическим разделение на этнические и гражданские нации, поскольку не видим на данный момент адекватной ему альтернативы.