«Я дома, – думал Станах. – Дома!»
Левой рукой и плечом он подкатил еще один камень для пирамиды Тьорла. Он напомнил себе о доме потому, что сегодня на рассвете он был, разумеется, действительно дома. Сейчас, когда закатное солнце окрашивало Долину Танов красным цветом, ему еще необходимо было постоянно напоминать себе об этом. Нет, Торбардин, пока он отсутствовал, не изменился. Все то же, все так же. Но сам он изменился сильно.
Станах вспомнил о встрече с родителями, с друзьями, но ему не хотелось вспоминать о том, как они смотрели на его изуродованную правую руку, и о том, как они смотрели в его глаза, когда поняли, что он уже не тот тихий и мирный кузнец, каким он был лишь несколько недель назад.
Он побывал во внешних Землях и вернулся домой другим.
И дело вовсе не в его увечье… Он изменился потому, что увидел за последние дни гораздо, больше, чем многие гномы за вею жизнь.
Холодный ветер промчался через Долину Танов. В старину здесь была большая пещера; эта пещера давно исчезла, а появившаяся на ее месте впадина превратилась: в долину с маленьким озерком посередине, на берегах которого гномами были разбиты небольшие сады.
В Долине Танов гномы хоронили своих мертвых, а кроме того, это было место, где они, обычно относившиеся к магии с великим недоверием, радовались волшебству, ибо в воздухе над озером висела гигантская пирамида Могилы Дункана и ее удерживало в воздухе только заклинание одного давно умершего мага.
Здесь был похоронен Дункан, последний Верховный Король гномов. После его смерти, вот уже три сотни лет, в Торбардине не было Верховного Короля. И, видимо, не будет. Ибо Харас, друг и телохранитель Дункана, постановил, что следующим Верховным Королем станет лишь тот, у кого будет не только Королевский Меч, но и Боевой Молот, изготовленный самим Харасом и спрятанный им неведомо где с помощью магии. И до сих пор никто Молота Хараса нигде еще не отыскал.
Изарн сказал, что Верховым Королем должен стать Хорнфел.
Станах встряхнул головой. Нет, Хорнфел не может воссесть на трон Верховного Короля. Он лишь Король-регент. Хотя Реоркс и знает, что Хорнфел может, править королевством отнюдь не хуже истинного Верховного Короля…
Кузнец прислонился к груде камней и провел рукой по лицу. Он вспотел, весь перепачкался, надетая сегодня белая рубаха была уже порвана; это была его кузнецкая рубаха. Да, ему больше никогда не стоять перед горном, но он просто не представлял себе более удобной для работы одежды, чем эта рубаха. И еще коричневые кожаные брюки. Одежда, в которой он работал в кузнице.
Многие хотели помочь ему построить пирамиду для Тьорла, но он считал, что построить ее должен сам. Один. Без чьей-либо помощи.
Когда-то, стоя у пирамиды Музыканта, Тьорл насмешливо сказал Станаху:
– Ты уже весьма искусен в строительстве. Кажется, твои друзья не живут долго. Сколько пирамид ты построил с тех пор, как ушел из Торбардина?
Помнится, Кельда тогда назвала слова эльфа слишком жестокими. Но Станах не посчитал его слова жестокими тогда, не считает такими и сейчас. Тьорл честно сказал вслух то, о чем он думал…
Губы Станаха изогнулись в невеселой улыбке. Пирамида Музыканта была первой. Пирамида Тьорла стала второй.
– И она будет последней, – прошептал он. – Да, последней, Тьорл. Хотя я никогда и подумать не мог, что буду строить пирамиду для тебя, и уж тем более здесь, в Долине Танов, в тени могилы Верховного Короля.
В долине просвистел ветер, но вскоре, словно пропев печальную панихиду, стих. Станах вспомнил о флейте своего друга. Лавим упрямо утверждает, что хотя Музыкант и мертв, маг разговаривает с ним, нашептывает ему прямо в голову. Что он ему говорит? Конечно, ругает, чего кендер и заслуживает.
Станах снова взялся за работу. В глубине души он не верил в призраков. Маг мертв. Он сам похоронил его – так же как теперь собирается похоронить Тьорла.
Их было семеро, собравшихся в Долине Танов, в тени Могилы Дункана, у пирамиды Тьорла.
Сам Хорнфел распорядился поставить пирамиду Тьорла в Долине, где до сих пор хоронили только королей и танов.
И более того – на могиле эльфа Тьорла гном Хорнфел сказал прочувствованную речь.
Но почему, удивлялся Станах, почему Хорнфел принес в Долину Танов Меч Бури?
Станах взглянул на Кельду, стоявшую около могилы рядом с Хауком. И впервые за последнее время Станах искренне улыбнулся. Этим двоим предстоит быть вместе всего несколько дней. И сейчас они не разлучались ни на минуту.
Тело Тьорла принесли в Долину Кембал и Финн, они же положили его в изготовленную Станахом пирамиду. Они и Хаук были единственными из всей «Компании Ночной Кошмар», кто остался в живых, и сейчас они прощались со своим боевым товарищем.
Прежде чем Хорнфел занял свое место у подножия пирамиды, он отсалютовал Тьорлу Королевским Мечом, а затем коснулся им земли. К Станаху подошел Лавим, необычно серьезный и тожественный. Кузнец от души надеялся, что сейчас кендер не заведет своих обычных разговоров о призраках.
Лавим поднял руку и слегка коснулся плеча Станаха:
– Это ты построил ее? Ты один?
Станах печально кивнул.
– Это хорошо, – прошептал Лавим. Потом он показал пальцем на Могилу Дункана. – Но ты не думаешь, что тень от этой огромной плавающей штуки будет падать как раз сюда? Музыкант говорит, это Могила Дункана и…
Станах закрыл глаза:
– Помолчи, Лавим. Не сейчас.
Через Долину Танов летел холодный ветер. Его песня не мешала стоявшим у пирамиды в скорбном молчании – сейчас она объединяла их.
Когда заговорил Хорнфел, он вспомнил бой у Северных ворот и гучил фир у подножия горы.
– Волк и доныне у наших дверей, так станем же братьями в борьбе с ним. Мы слишком долго держали наши двери закрытыми, думая, что если мы не слышим волчьего воя – значит, никакого волка и вообще нет. Теперь мы слышим его вой, слышим крики тех, кто сражается и умирает в клыках войны. Мы слышим завывание волка в злобном шипении магов дерро и в свисте крыльев драконов. Да, увы, Тьорл уже ничего не слышит, но мы, мы, пока будем слышать волчий вой, будем готовиться к встрече с волком.
Хорнфел поднял глаза и обвел медленным взглядом всех собравшихся у пирамиды.
– Но мы не только слышим, но и видим. Мы видим братьев в тех, кого ранее считали чужаками. Да, волк у наших дверей; Верминаард топчет кровавыми сапогами наши земли, и война, к сожалению, будет продолжаться до тех пор, пока не убьет всех, как она убила Тьорла… Я вместе с вами оплакиваю смерть друга.
Глубоко задумавшись, Станах не сразу осознал, что Хорнфел закончил свою речь. Скорее осознал, что ветер запел по-иному. Он взглянул на Кельду, стоявшую напротив него, с другой стороны пирамиды. Девушка подняла голову, последние лучи солнца ярко высветили ее рыжие волосы; кажется, она тоже почувствовала, что ветер стал петь другую песню.
Позади Станаха, словно удивляясь чему-то, глубоко вздохнул Лавим. Станах обернулся и увидел: кендер достает из кармана флейту. Магическую флейту. Флейту мертвого Музыканта.
Несколько мгновений кендер словно прислушивался к чему-то, потом поднес флейту к губам и начал играть. В тусклом свете сумерек пирамиды Долины посерели, их очертания стали расплывчатыми.
Солнце, угасая, плясало на серебристой поверхности озерка, Станах не только видел сверкающие блики, он ощущал запах ила, ощущал сладкий вкус озерной воды.
Алмазный иней, уже покрывший ветки деревьев, таял от прикосновения руки. Кельда подняла руку, коснулась пальцами своих губ, а Станах тотчас ощутил зимний холод на своих губах.
Роса, испаряясь, летела в небеса, к солнцу; солнечные лучи сверкнули на лице Хаука; росинки, подобно слезам, медленно сползали по щекам к его бороде. И Станах почувствовал росинки на своих щеках, почувствовал, как они высыхают и исчезают в лучах солнца.
Завтра он должен попытаться вспомнить мелодию песни Лавима. Он должен будет всегда помнить и видеть лес, каким он видит его сейчас, в свете сумерек; песня должна будет напоминать ему смех ветра в ветвях деревьев.
Лавим присел на корточки и смотрел, как Хаук, Кембал и Финн кладут последние камни в пирамиду Тьорла. Звуки его печальной песни глухим эхом еще неслись по долине.
– Я не хотел, чтобы они заплакали, – прошептал кендер.
Неужели? – Голос Музыканта был очень ласковым. – Тогда чего же ты хотел?
– Я хотел своей песней напомнить им о Тьорле вот и все. – Он вздохнул и, слушая ветер, который теперь стал просто ветром, тряхнул головой. – И… Да, я знаю, что Станах один построил пирамиду и что по велению Хорнфела, Тьорл похоронен рядом с королями и танами, и все же… Мне показалось несправедливым, что он будет лежать здесь, а не в своих лесах. И я хотел, чтобы они вспомнили Эльфийский лес Квалинести. Для него.
И они вспомнили, и будут помнить. Ты создал прекрасную песню, Лавим…
Кендер изумлено поднял брови:
– Я? Я сам? А разве не ты и не флейта?
Кто хотел спеть эту песню?
– Я…
Ну, значит, это была именно твоя песня. Понял?
О, эту удивительную песню создал он сам! Лавим, широко раскрыв глаза, вскочил на ноги:
– Значит, я…
Помолчи, Лавим! Это еще не все. Помолчи. И подожди еще немного. И тогда сделаешь так, как я скажу.
Когда Хорнфел вынул Королевский Меч из ножен, Меч Бури запел высокую песнь стали. На Долину Танов уже легли глубокие сумерки, но красное сердце стали продолжало, не угасая, сиять в клинке. Свет горна Реоркса пульсировал в нем, заливая темно-красным сиянием лица всех стоявших у пирамиды.
«Кровавый отсвет», – подумал Станах. Затем он взглянул, на, Королевский Меч. Меч, которому он помог появиться на свет. И вдруг вспомнил ту радость, которую он испытал, впервые увидев Меч Бури, вспомнил те надежды и чаяния, которые родились в нем тогда.
И вовсе это не кровавый отсвет, хотя Реоркс знал, конечно, сколько крови прольется из-за Меча Бури. Кровавый отсвет должен быть холодным, как смерть. А свет Королевского Меча, ярко сверкая в темноте долины, нес тепло.
Словно фонарь в руке храброго гнома. Да, вот такого, как тан Хайлара.
Хорнфел высоко поднял Меч Бури, и даже тень Могилы Дункана не могла ослабить его света.
Ветер затих. Стоявшие у пирамиды подняли головы.
Станах услышал восторженно-удивленный вздох стоявшего сзади Лавима. Хорнфел попрощался с Тьорлом по-солдатски, положив Меч Бури на самый большой камень пирамиды. Когда острие клинка коснулось камня; его свет вспыхнул еще ярче, и тут же послышался смех Лавима и его восторженный возглас.
– Ну конечно же! Разумеется! – вскричал кендер.
Кельда тяжело вздохнула. Станах быстро обернулся, намереваясь заткнуть кендеру рот, однако проворный и быстрый Лавим увернулся от его руки и побежал вокруг пирамиды к Хорнфелу.
– Я знаю, где он! Я знаю! Музыкант мне сказал! Он вроде бы выжидал и выжидал, даже когда ты получил свой Меч. Я-то хотел идти за ним скорей, но он сказал: нет. Он еще не был уверен. Это вроде как зудело в его сознании все время – так он сказал. Но, он должен был еще подождать. Однажды он уже приходил сюда. Он говорит, он уже был в этой долине немного раньше, но тогда он еще был жив и не мог видеть мир так, как он видит его сейчас, когда он уже мертвый. Вы просто не поверите! Хорнфел – Король! Я знаю это! И я знаю…
Финн схватил Лавима за плечи:
– Окаянный ты кендер! Ну теперь-то что случилось? Неужели ты не можешь ну хоть недолго помолчать? Хотя бы сейчас!
Хорнфел отвел глаза от Меча Бури, его свечение чуть-чуть ослабело, подошел к Финну и попросил его выпустить из своих рук кендера.
– Что случилось, Лавим? О чем ты говоришь? Что ты знаешь?
Лавим отбежал от Финна и посмотрел на Хорнфела:
– Музыкант сказал мне. И я теперь знаю, где он. Я должен был сказать тебе раньше, но я, правда-правда, не знал, о чем Музыкант говорит. Он сказал, что это дело Короля-регента, а ты еще им официально не стал. Я сказал тебе однажды, что, мол, ты и вправду не похож на того парня, который сторожит лавку, пока лавочник обедает… Музыкант велел мне сказать тебе, чтобы ты принес сюда Меч Бури сегодня вечером, потому что Королевский Меч должен знать, где он находится. И я сказал: конечно, я это сделаю…
Яркий свет вспыхнул в мозгу Станаха. В его памяти прозвучали последние слова Изарна, сказанные им перед смертью.
– Лавим! – закричал он. – Да говори же скорей?
Кендер испуганно подпрыгнул и широко раскрытыми глазами посмотрел на Станаха.
– Я пытаюсь сказать Хорнфелу нечто действительно Очень важное, молодой Станах. Но как только я начинаю говорить, меня сразу же перебивают. Ох! – Он снова повернулся к Хорнфелу. – Так о чем это я? О да, правильно. Я знаю, где находится Молот Хараса!
Не снимая руки с эфеса Меча Бури, Хорнфел взглянул на кендера взглядом полным недоверия и одновременно надежды.
– Где? – прошептал он.
– О, не так уж далеко отсюда, – засмеялся Лавим. – Я бы сказал, совсем недалеко… Разумеется, ты должен кого-то послать за ним. Наверное, не одного, потому что, как ты знаешь, Харас действительно очень хорошо спрятал свой Молот. Он сделал его невидимым, и охраняет его всякая там магия, ибо он и вправду не хотел, чтобы кто-нибудь его нашел случайно. Он хотел, чтобы его нашел подлинный Верховный Король, а не какой-нибудь там. Ну, он хотел короля такого, как Дункан. Знаешь, кого-то вроде тебя.
– Где он? – снова прошептал Хорнфел.
Лавим улыбнулся и показал прямо вверх. Хорнфел посмотрел в небо. Станах тоже задрал голову кверху и увидел красноватую звезду, которую гномы называют Угольком из Горна.
«Ох, – подумал он, – ох, Лавим, что ты еще придумал?»
Кельда тоже подняла голову, тяжело вздохнула и коснулась руки Станаха. Хаук улыбнулся и кивнул.
– Нет, не среди звезд, Станах, – сказала Кельда голосом, слегка дрожащим от волнения. – Могила…
Лавим кивнул:
– Правильно. Могила Дункана. Да и где же ему еще быть?
Станах посмотрел на Хорнфела. Сейчас он был очень похож на Верховного Короля гномов. На Верховного Короля, стоящего с Королевским Мечом в руках.
– Да, да, Хорнфел – Король, – прошептал Станах.
Хорнфел поднял голову, а Станах упал перед ним на колени. Гномы ни перед кем не падали на колени уже много-много лет…
Станах заговорил, не думая о том, что он говорит, слова сами шли из сердца.
– Король Хорнфел, Молот твой. Я найду его. И принесу его тебе.
– О, да! – крикнул Лавим, быстро подходя к Станаху. – Это не будет очень уж трудным делом. Всего несколько небольших сраженьицев, кое-какая магия и еще кое-что. Музыкант все-все об этом знает, и мы быстро его найдем.
Станах обернулся:
– Мы?
– Ты, и я, и Музыкант, и… Лавим посмотрел на Кельду, Финна и Кембала, – и еще тот, кто захочет пойти. Я думаю, каждый захочет, потому что… ну, что они будут делать здесь, в Торбардине, когда ты, и я, и Музыкант отправимся за Молотом? На все на это нам потребуется день иди два…
Настала ночь. Сидящий на земле рядом с пирамидой Тьорла Станах посмотрел на Кельду.
– Он говорит: «день или два». – Станах улыбнулся. – Или говорит: «Музыкант сказал».
– Станах, ты веришь ему?
Гном пожал плечами. Ведь это Музыкант провел их через ущелье к Северным воротам. Лавим говорит, что именно Музыкант направлял арбалет Тьорла, когда эльф убил дракона.
Вслух Станах сказал:
– Он был прекрасным стрелком, Тьорл. Но…
Кельда кивнула:
– Ведь было совсем темно. Никто не смог бы попасть в единственное уязвимое место дракона. Должно быть, хорошо думать, что…
Кузнец вздохнул. Должно быть, очень приятно думать, что Музыкант все время был с ними. Да, был… Должно быть, просто замечательно думать…
Станах вдруг нахмурился:
– Итак, я иду за Молотом Хараса, а меня ведет кендер, которого, в свою очередь, ведет призрак? Получается так?
– Мы идем за Молотом.
– Мы? Действительно мы?
Кельда села рядом с ним, но ничего не ответила. Она провела пальцев по камням пирамиды.
– Мне будет его не хватать.
– И мне тоже.
Кельда вдруг повернулась к кузнецу, щеки ее раскраснелись.
– Станах, я уже говорила в подземелье и то же самое скажу сейчас: я пойду туда, куда пойдет Хаук. Я пойду туда, куда пойдешь ты. Я буду помогать вам искать Молот Хараса.
Гном взглянул на висящую над озером могилу Дункана.
Ледяную воду озера чуть рябил легкий ветерок. Звездный свет подсвечивал черную поверхность воды, и у берегов она казалась серой.
Кельда положила свою ладонь на его изувеченную правую руку.
Гном поднялся и помог встать Кельде:
– Теперь нам лучше уйти. Я не помню, чтобы Лавим отдал Хорнфелу флейту. Я уже достаточно наслышался о том, что он с ней делает, и не смогу спокойно спать, пока она не будет в руках у Хорнфела.
Станах шел молча. Кельда шла рядом с ним тоже молча.
Когда он остановился у ворот Торбардина и посмотрел назад, то увидел: на пирамиде Тьорла тень Могилы Дункана.
Ветер снова завел свою песню, и Станах вошел в Торбардин, думая о том, что он всегда должен будет помнить сегодняшнюю песню флейты.
Река привольно течет через лес,
Солнечный свет искрится в ней,
Задумчивый свет струится
С осеннего небосвода.
В морозные зимние дни
Нагие деревья надевают новые украшенья,
Сотворенные изо льда,
Сверкающие, как алмазы.
Воскрешая надежды и чаянья,
Новая жизнь рождается в старых зарослях,
И птенцы шевелятся в гнездах
И смотрят в весеннее небо.
Выпивая росинки с листьев,
В жаркий полдень
На солнечной летней поляне
Легкокрылый танцует ветер.
Хор:
Осень, зима, весна, лето…
Мир прекрасен всегда.
Одинокий, среди деревьев,
Найди красоту у своих ног.