Вера Платонова
Марийон, вдова торговца рыбой
Глава 1. Одним хорошим днем в Дивске
– Один, два, три, четыре, пять… – Марийон отсчитала копейки и положила на прилавок. – Больше не дам. Красная цена всей твоей селедке – рупь пятнадцать. Я уже дала на десять копеек больше.
Мужичок в красной куртке давно сдался, но для виду продолжал торговаться. Шмыгая покрасневшим от холода носом, он быстро возражал:
– Ты моего лосося селедкой-то не обижай. Сама с ночи в лодку сядь, да снасти подготовь, да просиди на ветру и мокроте-то… я-то посмотрю на тебя, селёдку. Как будешь отдавать за бесценок, за копейки свои сраные? Сама селёдка ты. Покойничек Теодор меня в чести держал, всегда самую лучшую цену платил, самую высокую. Вот ты, значит, как его память чтишь. Друзей обижаешь закадычных евоных. Да чтоб ты подавилася своими копеечками десятью.
Марийон цыкнула языком, как принято было цыкать на своих партнеров по торгу на рынке Дивска. В памяти пронеслось, как покойный Теодор, приходя домой, приговаривал:
– Смотри, Марийка, сдохну я. Жить тебе надо будет как-то. Пойдешь за мой прилавок. Первым тебе рыбу принесет долговязый Фрол. Он не наглый, цену не ломит, а рыба у него всегда крупная и свежая, у него бери форелей, окуней, красноперку, да все бери. Этот нормальный. Сильно не жмись. Ему без жены тяжело, детей малых четыре штуки по лавкам, и то девки.
Вторым обычно заходит Цугенок. С ним ухо востро. Далеко выходить он ленится, рыбу ловит как попало, никакой методы не стыдится. С ним разговор короткий. Повыбирай что получше, да по цене не балуй.
Затем может Гардо притти. Он большой спецьялист по гадам морским, угрям да устрицам. У него деликатесы все бери, цена соответственная. Да и ты задерешь ее местным дамочкам. Особо если видишь, как служанки из Богатого квартала идут с утра закупаться к обедам, сразу соображай. – Тут он постучал длинным пальцем по лысому лбу. Марийон, в тот момент занятая чисткой медного котелка до блеска, слушала вполуха. И думала о том, до чего же нудный у нее старик, хоть и безобидный. Да еще о том, что на ярмарку нужно выбраться и, хотя б новые сережки, да кое-что из одежды прикупить.
Цугенок тем временем замолчал и смотрел на задумавшуюся Марийон, выжидая реакции.
Та махнула рукой, мол, ступай и радуйся, что хоть так.
Он развернулся и, пришмыгивая, заявил:
– Красивая ты баба! Тока злющая и дурная. Не то б женился.
Марийон театрально закатила глаза.
– А то мне без твоей женитьбы и не выжить. Сплю и вижу, как приедешь ты ко мне в золоченой карете с предложением руки и сердца! Король Леопольд Пятнадцатый, не иначе!
За мясным прилавком захохотала Миленка, уперев руки в аппетитные бока:
– Куда ты ей красноносый сдался, Марийка у нас красотка, да еще и не беднячка какая, дело имеет свое!
– От красотки слышу! – вернула Марийон подруге похвалу, и та сразу заулыбалась.
После Цугенка заходили мальчишки с озерными раками и окуньками. Окуньков немного Марийон тоже принимала, на них были свои покупатели. Каждый день заходила Старая Роза с Маркизом в плетеной корзине. Маркизом звался упитанный котяра черно-белой джентльменской расцветки, это был главный компаньон Розы во всех делах. А дома их ждали то ли двадцать, а по некоторым рассказам, и целых сорок кошачьих морд, требовавших свое рыбное лакомство.
Иногда еще к причалам Дивска швартовались промысловые лодки, идущие с севера, приносящие рыбу северных рек и Холодного моря. И тогда товар Марийон пополнялся жирными сигами, чирами, северными омулями, тайменями. Для такого дела она заранее запасала в погребе лед, который приходилось покупать у местного холодильщика втридорога.
Но уже больше месяца северных тралов было не видать на горизонте, и Марийон прикидывала, не разумнее ли было засолить парочку оставшихся сигов, или пытаться продлить их свежесть подсыпанием льда.
Покупателей еще не было. Женщина принялась потрошить цугенковских лососей, чтоб продать их подороже ленивым служаночкам Богатого квартала или зажиточным дамам, которые хоть и не имеют прислуги, но и не настолько бедны, чтобы пачкать руки о рыбью требуху.
Сентябрьское солнышко поднялось повыше и ощутимо пригрело, при этом освежающий ветер с моря не менее ощутимо пробрал до костей. Марийон надела легкий платок на голову, чтоб не напекло, и тут же запахнула шаль покрепче, чтоб не простудиться.
Из двадцати четырех своих лет один год она уже прожила вдовой, самостоятельно. И, черт возьми, это был не самый ужасный год. Она была вполне хороша собой, имела свой уютный домик на пересечении Яблоневой улицы и Якорного переулка, зарабатывала на жизнь честным трудом и ни перед кем не склоняла головы. Если не считать того, как однажды по рынку проезжал сам брат короля с большой свитой, и всем велено было наклонить головы. И то больше никогда никто из королевской семьи в Дивске не бывал.
Вокруг прилавка закрутились самые преданные Марийонкины поклонники – местные бездомные коты. Они нагло вставали на задние лапы и мяукали, не боясь своих природных врагов с мясной стороны: чуть поодаль разлеглись барбосы. Милена – добрая душа, ворчала, но подкидывала дивским псам то кусок выбракованной говяжьей печени, то свиную селезенку, а то перепадали им и хорошие кости.
– Ну, куда, куда! Ну и борзота! – Марийон шуганула наглого рыжего – она называла его Забиякой и в глубине души отдавала ему предпочтение среди других мяукающих попрошаек. Судя по виду, жизнь у него была нелегкой: ухо надорвано, сломанный хвост неправильно сросся и образовывал чуть ли не прямой угол, один клык слегка торчал, видимо, челюсти тоже когда-то досталось. Но это нисколько не сбивало забиякиной наглости, стойкости и напора. Вот и сейчас в схватке с Беляшом за форелевый плавник он вышел победителем. А Черный и вовсе не рискнул подойти близко, ждал, чего еще перепадет.
Марийон посмотрела на свои покрасневшие руки и расстроенно подумала, что мазь, купленная в парфюмерной лавке, совсем не справляется с обветренной и трескающейся от ветра и воды кожей. Лучше б в ветеринарку зашла за жирной мазью для коров, все эффекта больше. За этими мыслями она ловко вспорола брюшко очередной рыбине и бросила потроха в таз под прилавком. Внезапно эмалированный тазик звякнул, как будто в него упало что-то тяжелое.
Тут же в душе у Марийон мелькнула надежда: однажды Теодору попалась внутри рыбины золотая сережка с вставками из маленьких изумрудов. Он тогда был очень доволен и отнес ее ювелиру, а на вырученные деньги заказал новую калитку в палисадник (сам был не очень рукодельным), да там еще и осталось посидеть с товарищами по рынку в пивном заведеньице, да отложить немного. Она быстро нагнулась к тазу и пошурудила рукой в рыбьей требухе. Промыла в воде нечто твердое, поднесла к глазам и тут же разочаровалась. Глупая рыбеха проглотила, видать, круглый камешек. Руке, державшей камень, потеплело. Марийон пригляделась: с виду простая круглая галька становилась как будто чуть прозрачной к центру. Ей даже показалось, что внутри переливаются слабые искорки.
– Смотри, что в рыбине нашла! – окрикнула она Миленку. Та с интересом посмотрела на камешек.
– Красивый?
– Вроде камень, да камень, – сказала та. – Здоровый, конечно, как эта бедолага только плавала с ним, во дуреха. Потом продолжила. – Пойдем сегодня на Цветочку? Там будут танцы, а неподалеку выставка породистых лошадей.
– Танцы-то я не против, тем более, что завтра у меня честно заработанный выходной. Но на кой нам эти лошади сдались? Или ты решила арабского скакуна на колбасу пустить?
– Эх ты, глупыха. Хорошо хоть у меня тяму хватит на двоих. Ты уж год как вдовушка. А я уже три недели как одинокая женщина. Соображаешь? А где породистые лошади, там и породистые… кто?
– Все поняла, не продолжай! – засмеялась Марийон, убирая чудной камень за пазуху. И тут же выжидающе оперлась о прилавок: в ее сторону направились первые покупатели.
Когда спустя пару часов Марийон укладывала Старой Розе в корзину последних окуньков под строгим взглядом Маркиза, Миленка снова взялась за свое.
– Ты смотри, какой сегодня день выдался торговый. Ну грех не отметить, а? Поплясать, развеяться, посмеяться!
– Да погоди ты, сейчас.
Маркиз прикрыл окуней лапой, но не стал есть.
– Ты смотри, какой умный! Неужто не сожрет? – восхитилась наблюдавшая за этим делом Миленка.
– Какой там! – гордо сказала Роза. – Наш Маркиз все доставит товарищам, еще и проследит, чтоб всем поровну досталось.
– Ну что вы ходите-то каждый день с тяжелой корзиной этой. Давайте я с мальчишками договорюсь, они вам будут на дом приносить окуней. Делов-то! – Марийон посмотрела на старушку с сочувствием.
– А куда ж нам с Маркизкой-то ходить еще? У нас одно развлечение – до рынка и обратно. Тем более что Маркиз у меня тут вроде главного артиста циркового. Все его на рынке любят, угощают…
Марийон обратила внимание, что возле ее прилавка стоит хорошо одетый молодой человек, явно не из прислуги и не из местных работяг. Она попыталась проследить за его взглядом, но так и не поняла, куда тот направлен.
– Добрый день! – выжидающе поздоровалась она. – Помочь определиться?
Мужчина не двинул бровью. Марийон помахала перед его носом закрытой устрицей:
– Может быть, морские деликатесы к ужину желаете выбрать?
Вдруг бледное лицо посетителя вздрогнуло, и он как будто вышел из оцепенения. Растерянно оглядевшись, он сообразил, что от него требуется ответ, затем ткнул пальцем в первую попавшуюся рыбину. И, забрав покупку, медленно удалился в сторону причала. Впрочем, за год работы на рынке, Марийон видала людей и более странных.
– Оу, кого я вижу! – за спиной раздался знакомый голос. – Да это же самые красивые девушки нашего города! Продают жизненно важную продукцию, как пчелки, работают на благо жителей этого славного местечка!
Марийон не нужно было оборачиваться, чтобы узнать по голосу и характерной манере речи Берто Вернона, сына и по совместительству правую руку Йогана Вернона. Старший Вернон был управляющим Дивским рынком, а также занимался другой коммерческой деятельностью в городе и даже за его пределами. Все знали его как старика со скверным характером, не самыми обходительными манерами, но с фантастическим чутьем на выгоду. Берто же взял от отца только самое лучшее, он был столь же холен и обаятелен, как деятелен и проворен. Один из самых знаменитых холостяков Дивска, он успевал с удивительной легкостью вести дела своего отца. Только старожилы рынка еще помнили, как выглядел старый Вернон, но сам он уже давно предпочитал не покидать свой роскошный особняк с видом на Западное море.
У Берто же была и другая слава – слава успешного и весьма расчетливого разбивателя женских сердец. Уж не одна дивчанка проплакала все глаза, поддавшись на сладкие речи этого красивого молодого человека. Ходили слухи, что одна девушка из богатой семьи даже руки на себя наложить пыталась, то ли от неразделенной любви, то ли от бесчестья, причиненного молодым Верноном, то ли уж из ревности. Опять же, местные кумушки так и не вычислили, кто именно: то ли девица Прист-Гловеров, то ли юная маркиза Керуази, когда была проездом, то ли вообще племянница самого мэра.
Поэтому, когда Берто в очередной раз влюбленными глазами глядел, то на Миленку, то на Марийон: обе только хихикали, но не поддавались на эти магические чары, какими бы привлекательными они ни были.
– Ох, Милена, ну царица! Красный платок на твоей очаровательной шейке – ни одна маркиза, ни одна графиня даже близко не стояли! Уж мне поверь, – без малейшей капли брезгливости он прикоснулся губами к миленкиной руке, недавно срезавшей мякоть со свиной кости. Это движение выглядело так естественно, как будто перед ним, действительно стояла настоящая придворная дама, а не продавщица мяса в испачканном фартуке. И без того хорошенькая Милена сразу зарделась и заулыбалась.
– Мари, как всегда прекрасна! Глаза, как воды нашего Западного моря! То серые, то зеленые, чисто турмалин. – и Марийон не осталась без комплимента, но руку поцеловать не позволила, постеснялась въевшегося рыбного запаха, да чешуи.
– А зря! Такие прекрасные ручки ничем не испортишь.
– Берто, а ты чего пришел-то? Надеюсь, стоимость аренды не поднялась? – обеспокоилась Миленка.
– Да просто так, красавицы. Просто так. Посмотреть, все ли в порядке у вас, на месте ли все. Теперь побегу дальше.
И помахав молодым женщинам рукой, легко умчался дальше, ежеминутно останавливаясь, то у ларька, то у прилавка, перекидываясь парой слов то с одним, то с другим торговцем.
– Эх, – вздохнула Миленка, – умасленно глядя ему вслед. – Вот за такого бы, да замуж…
– Не нашего это поля ягодка, – спустила ее с небес на землю Мари. – Да и потом, разве ж этот остановится когда-нибудь на одной? Всю жизнь перебирать будет.
– Ну погоди. А как же любовь? Любовь всех исправит. – Недаром у Миленки под прилавком всегда лежал свеженький роман о большой и чистой любви. Сегодня, как заметила Марийон, это было сочинение известной в народе романессы Дарины Ловари «Узы страсти», на обложке которого были изображены полуобнаженные мужчина и женщина, сжимающие друг друга в жарких объятиях.
– Давай-ка лучше, подруга, убирать товар, да мыть прилавки. Закончим пораньше. А то ж еще помыться, отдохнуть немного, да плясать весь вечер! – подмигнула Марийон Миленке.
Та издала торжествующее «уиииииии» и торопливо засобиралась.
По дороге домой Мари заглянула к ветеринару. На рынке она слыхала, что прошлый дивский ветеринар с женой переехали южнее, в Ризоты, продав лавку преемнику помоложе. Ветеринарная лавка представляла собой два или три манипуляционных кабинета, и непосредственно прилавок со всякими снадобьями. Животных у Марийон не было, но она иногда заходила сюда за мазью, которая использовалась доярками для смазывания коровьего вымени, чтобы избежать растрескивания и огрубления нежной кожи буренок. Путем пробы всевозможных косметических средств, мазей, аптечных кремов, разного рода масел и даже некоторых продуктов вроде сливочного масла и сметаны, Марийон все же не нашла лучшего средства для своих многострадальных рук.
Дверь была открыта, но внутри царила тишина. Марийон углядела небольшой колокольчик на стойке со счетами и легонько тряхнула им. Спустя пару секунд из-за двери с надписью «Операционная» выглянул интеллигентного вида молодой человек с руками в окровавленных перчатках и попросил чуть подождать, пока он закончит операцию.
– Дело в том, что помощница моя отпросилась сегодня, так бы она отпустила вам мазь. А я пока весьма занят. Оперирую. – Он почему-то смущенно покраснел. – Но если вы обождете минут с десять, я продам вам мазь с превеликим удовольствием! Не знал, что у мадам есть корова!
Марийон посмотрела на свои руки и тоже смутилась.
– Да мне не то, чтобы для коровы. Мне, в общем, для себя. Для рук. Но вы не беспокойтесь. Я лучше завтра зайду.
– Конечно, конечно. Всего доброго!
Из операционной послышалось слабое поскуливание. Марийон мысленно пожалела бедную собачку и искренне пожелала ей благополучной операции.
На выходе из лавки обратила внимание на новенькую табличку, сообщавшую: «Д-р Октус Грайв Германн. Ветеринарный врач».
Было еще только начало четвертого, когда Марийон быстрым шагом подошла к своему дому со стороны садовой калитки. Она достала из кармашка ключик, отперла калитку, но не стала открывать, а просунула руку в щель под низом и сняла еще дополнительный защитный крючок. Открыла калитку, перешагнула через две ловушки на росомах, замаскированные листвой. В Дивске росомах никто отродясь не видел, Марийон не особо даже представляла, как эти росомахи выглядят. Но ловушки, в свою очередь, выглядели внушительно и добротно, каждая из них представляла из себя ряд капканов на неширокой доске. Марийон считала, что безопасность лишней не бывает, поэтому капканы на росомах ей пришлись по душе.
Впрочем, Марийон жила в спокойном квартале Дивска, среди ее соседей были зажиточные торговцы, уважаемые ремесленники, и даже начальник местной тюрьмы. У некоторых были не просто домики, а настоящие особняки с двумя или даже тремя этажами. Домик торговца рыбой Теодора был скромным, одноэтажным, зато с большим чердаком и просторной верандой. Но после переезда из нищего барака в Чемерицах, для Марийон он казался чуть ли не королевским дворцом.
Она закрыла калитку в обратном порядке, держа дистанцию от ловушек, чтобы ненароком не попасться самой. И очутилась внутри любимого садика, цветущего и благоухающего, как и полагается цветникам в начале сентября.
Марийон обожала свой домик и небольшой двор при нем. Она села на невысокую скамеечку и пару минут любовалась пышно цветущими астрами, неувядающими и бесконечно родными ее душе анютиными глазками, бархатцами, ноготками и другими незамысловатыми, но такими прекрасными цветами.
Женщина блаженно вдохнула аромат цветника, отщипнула отцветшую астру и бросила в бочонок с компостом. По узкой дорожке она обогнула свой домик и открыла дверь веранды большим ключом, затем прошла внутрь и открыла дверь в дом ключом поменьше. Пошарив под резной балкой, достала еще один пузатенький ключик и открыла дополнительный хитрый замок. Старый Теодор никогда не жалел денег на безопасность своего дома, и после его смерти Марийон переняла это свойство с большим удовольствием. Она любила посмотреть новинки защитных механизмов и охранных устройств в скобяных и хозяйственных магазинчиках города, и частенько что-то покупала в свой дом.
Дома она первым делом разулась и пробежала на кухню, чтобы поставить на газовую плиту чайник с водой. В большой комнате растопила пару поленьев в камине. Домик торговцев рыбой пользовался всеми прелестями городского благоустройства, но Марийон любила баловать себя ощущением теплого очага, тем более отопления в ближайшие две недели подавать не собирались.
Затем она набрала себе большой таз горячей воды и поспешила сбросить пропахшую рыбой одежду. Вместе с одеждой на пол упал и припрятанный камушек. Марийон подняла его и поднесла к свету. После нахождения за пазухой камень как будто вобрал в себя ее тепло и даже приобрел слегка розовый оттенок.
У Марийон была небольшая коллекция минералов в бархатном мешочке, среди которых был большой сердолик, кусок нефрита, тигровый глаз, выпавший из защитного амулета Теодора, круглый и совершенно прозрачный горный хрусталь и даже маленький кубик из болотно-зеленого змеевика, который когда-то имел застежку и служил ей сережкой, пока парная серьга не потерялась где-то в саду. Она сунула «форелевый» камушек в мешочек, подумав показать его, как будет время, местному ювелиру или хотя бы Джоде Перекупщику, который находил и скупал всякое барахло за бесценок, и перепродавал это за чуть меньший бесценок в одном из уголков рынка.
После водных процедур и перекуса, время позволяло Марийон еще поспать часик-полтора, и она с удовольствием растянулась на большой двуспальной кровати. Сон пришел мгновенно, какую-то секунду Марийон еще слышала что-то похожее на шуршащую в углу мышь, но даже не успела удивиться этому факту, а просто провалилась в мягкую темноту.
Глава 2. Никаких аристократов. Никакой рыбы. Никаких мышей!
Марийон стояла посреди полутемного сырого помещения, ноги и руки были опутаны рыбной сетью.
С потолка капала вода. Вокруг нее толпились рыбы разных размеров и мастей. Чуть поодаль стояла высокая трибуна, какие бывают обычно в судебных заседаниях. За трибуной восседал огромный уродливый осьминог в судейском парике и криво надетом кружевном жабо. В каждом из щупалец он держал по молоточку. За стойкой напротив крупный карп шумно сморкался в носовой платок:
– И вот, два месяца назад она продавала моих детей в стеклянных банках, на этом ужасном рынке! Заживо, вы понимаете, заживо!
По рыбной аудитории прокатились возгласы ужаса, рыбы зашумели. Осьминог застучал молоточками.
– У меня никого не осталось, никогошеньки больше! Она всех нас ненавидит, всех!
Какая-то рыбина из зала истошно завыла:
– Убииииийца! Скольких наших детей она засолила и продавала литрами, литрами! Казнить ее! Они едят бутерброды с нашими детьми!
– Вы посмотрите на эту мерзкую рожу! Смотреть противно! – закричала камбала, скосив глаза.
Осьминог постучал одним молотком:
– Прошу порядка! – поучительно произнес он. – Рожа у нее, действительно, препротивная, но к делу это отношения не имеет.
Марийон не могла пошевелиться и смотрела на происходящее в ужасе. К ней пришло понимание, что это сон.
– Марийон, я прошу тебя, проснись, проснись, пошевелись! – говорила она себе. Но сети крепко сжимали ее конечности, а кислорода становилось все меньше. – Проснись, Марийка, проснись, проснись, проснись..
Молодой окунь, видимо, секретарь заседания пропищал:
– Переходим к оглашению приговора!
Проснись, Марийон, проснись!
Судья:
– Заслушав лишь малую часть показаний, суду уже понятно, что вести дальнейшее заседание бессмысленно. Суд постановляет: приговорить Марийон Эдо, торговку рыбой и прочими видами морских и речных обитателей, к смертной казни путем проглатывания дара. Приговор привести в исполнение незамедлительно.
Аудитория зашумела, загудела, заулюлюкала.
– Дар! – выкрикивали они со своих мест. – Выносите дар! ДАР! ДАР! ДАР!
Марийон, проснись немедленно!
Две форели, поблескивая серебристой чешуей, вынесли на серебряном блюде гладкий серый камень размером с небольшое куриное яйцо.
Судья-осьминог положил молоточки, взял щупальцем камень и поплыл к Марийон. Рыбы вокруг создавали все более плотное кольцо.
Двумя щупальцами он стал открывать Марийон рот, а третьим с усилием заталкивать камень.
Марийон не могла отвернуться, вдруг ее накрыл настоящий ужас от того, что она не сможет проснуться сама, она умрет в этом ужасном сне, самой нелепой смертью.. Тело ее горело, челюсти ломило, к горлу подкатила тошнота.
– Примиии наш даааааррррр…ДАР! ДАР! ДАР!
Марийон попрощалась с жизнью.
– МА-РИЙ-ОН.
Услышала она свое имя.
– МА-РИЙ-ОН.
Дробно и отрывисто, по слогам.
– МА-РИЙ-ОН.
Женский голос был отдаленно знаком.
Марийон открыла глаза. Лицо горело, тело затекло, а руки двигались с трудом. Она в ужасе села на кровать и стала озираться по сторонам. В доме, кроме нее, никого не было. Через минуту зазвенел молоточками будильник, который она завела, чтобы не проспать вечерние танцы.
Спустя примерно полчаса колокольчик от парадных ворот весело затренькал. Марийон, которая почти завершила приготовления, поспешила открыть.
– Вот поэтому мне маменька всегда и говорила не ложиться спать на закат, когда день переходит в вечер! Обязательно всякая дрянь наснится. Или ведьмин паралич одолеет, – поучала ее Миленка, развалившаяся в кресле. – Ты б поторопилась, а то всех породистых мужиков поразберут.
– Кто о чем, а вшивый про баню! – поддела ее подруга. – Во-первых, всех не разберут. Во-вторых, не последний раз на танцы идем, я надеюсь. В-третьих, я уже все! А, духи!
Марийон покрутилась возле зеркала и осталась довольна тем, как зачесала свои пепельные волосы с капелькой специального парфюмированного масла, они струились идеально гладкой волной. Сзади она прикрепила аккуратный серебристый бант. Глаза, в сумерках ставшие серо-зелеными, тоже ради такого случая эффектно подвела угольно черным каялом. Немного пудры и капелька освежающих румян, новая юбка, шерстяные чулки, блуза и теплый жакет на ладной фигурке, янтарные серьги в ушах – кто скажет, что это простая торговка рыбой с местного рынка?
– Ох, мааать! – не то паясничала, не то серьезно восхищалась Миленка. – Ну, в самое сердце ранила! Кому ж такая красота-то достанется. Хороша, хороша. Может быть, даже слишком! – сделала она слегка надутый вид.
– Эй, подруга! – сказала Марийон. – Тебе я точно не конкурентка. Из-за твоего огромного банта меня никто и не заметит, я буду все время в его тени.
По размеру банта на светлых локонах Миленки Марийон определяла серьезность ее намерений и боевой настрой. Нынешний огромный атласный голубой бант выглядел так, как будто Миленка намеревалась захватить в очаровательный плен как минимум мэра Дивска.
– На то и расчет, – подмигнула Миленка. И тоже покрутилась у зеркала. Аппетитная и яркая блондинка, жизнелюбивая хохотушка, она безраздельно владела своей армией поклонников из местных мужчин с дивского рынка и парочки ремесленников. Но, как и многие женщины, мечтала обзавестись покровителем посолиднее, чтобы навсегда покинуть мясной прилавок, забрав с собой в свое будущее поместье всех своих верных барбосов.
Марийон поглядела на свои ботинки, вздохнула. Вынула из шкафа пару новых лакированных ботильонов, обулась. Вместе с Миленкой они вышли из дома, Мари проделала все манипуляции с закрыванием замков, заставив подругу отвернуться. Когда они уже подходили к воротам, то резко остановилась, выругалась и пошла назад переобуваться.
– Я не смогу в них танцевать! Они не разношены. И они скрипят! – оправдалась она.
– Ой, ну и иди в старых. Мне же лучше! Я буду лучше выглядеть на твоем фоне, – фыркнула Милена. – Только закрывай там свои калитки поскорее.
– Слушай, у меня дома, какие-то мыши завелись. Нужно мышеловку что ли купить… Я зашла, шуршат. Уже не в первый раз.
– Так у тебя эти мышеловки каждый день возле прилавка крутятся. Возьми одного домой. Мыши их запах вообще не переносят.
У Марийон было такое чувство, что этим вечером весь Дивск собирался быть на Цветочной площади. В одном направлении с ними шли веселые пары и компании нарядно одетых людей, их обгоняли экипажи и даже несколько автомобилей. Автомобили в Дивске были атрибутом роскоши, и их владельцев можно было пересчитать по пальцам, среди них был и Берто Вернон, у которого был даже собственный небольшой парк из трех авто.
Встречные мужчины оглядывались на пару красивых молодых женщин, некоторые позволяли себе присвистнуть или отпустить сальный комментарий. Бойкая Миленка их быстро отбривала, Марийон старалась побыстрее пройти мимо самой и увести подругу, у нее нужные слова находились обычно с запозданием.
До Цветочной площади было минут пятнадцать размеренного шага от дома Марийон. Когда они подошли, народу уже было порядком, и люди продолжали приходить. Первосентябрьские танцы были официальным мероприятием Дивска, финансируемым из бюджета мэрии. Бессменный мэр Дивска Эдмон Годарик заканчивал свою традиционную речь, а музыканты Большого городского оркестра настраивали инструменты. На местах для важных персон сидели жена и дочери Годарика, особо почитаемые и весьма обеспеченные горожане, в числе которых были заместитель мэра, начальник полиции с супругой, главный врач дивской больницы, а также настоятель Дивского Единобожного монастыря Архиерей Ефтифей.
Лишь только мэр Годарик объявил вечер танцев открытым и дал отмашку дирижеру, оркестр принялся усердно играть самые популярные танцевальные мелодии.
– Смотри, смотри, Марийка, – Милена пихнула в бок подругу, – смотри, как вырядились мэровы девицы с подружками. – За простых хотят сказаться! До чего нелепо некоторые поодевались! – она захихикала.
Действительно, современная мода среди местной молодой аристократии диктовала им выглядеть подобно работницам из ремесленного и торгового сословий. Поэтому они надевали шерстяные чулки вместо тонких шелковых, горой лежавших в ящиках, шили юбки из простых материалов, вместо миниатюрных шляпок прикалывали к волосам банты. Некоторые девушки перестарались и нарядились в цветастые платки, которые вызвали у Миленки припадок хохота.
– Ой, не могу! Да такое старье даже моя бабка не надела бы! Умора! Еще б в ковры позавернулись!
– Ты на Эсму погляди! – показала на мэрову дочь Марийон. – Настоящая красавица, как королевишна выглядит, ее хоть как выряди.
С этим Миленке было не поспорить. Эсма Годарик действительно обладала изящной фигуркой, выразительными голубыми глазами и угольно-черными блестящими локонами, что делало ее первой красавицей Дивска. Даже деланая простота ее не портила, девушка ловко подобрала свой наряд, выбрав цвета, подчеркивающие белизну кожи и пронзительно голубой цвет глаз. Мэр Годарик невероятно гордился дочерьми, но Эсма была его любимицей, его бриллиантом. Даже сейчас он то и дело с гордостью поглядывал на дочь. Любимой темой местных дам было предполагать, за кого же выдадут замуж Эсму – не иначе как за графа или столичного князя. Даже Берто Вернон был недостаточно именит для такой невесты, хотя, как известно, он и не думал унывать по этому поводу.
Судя по тому, что площадь стала пополняться большим количеством мужчин всех сословий, выставка лошадей неподалеку завершилась. У Миленки загорелись глаза. Мари потянула подругу за локоть:
– Милен, давай перекусим чего-то? Я давненько ела. – Милену уговаривать долго не было нужды.
По случаю танцев на площади развернулись небольшие передвижные ларьки, украшенные разноцветными фонариками и флажками, в которых продавалась разная еда: сосиски в булках, печеная картошка с разными соусами, небольшие шашлычки на деревянных шпажках, горячая кукуруза, соленые крендельки, орешки со сгущенкой, сладкая вата и многие другие вкусности. У ларьков уже выстроились очереди, и девушки встали в одну из них.
– Добрый вечер, красавицы! – Берто Вернон как всегда возник из ниоткуда.
– Ох, Берто, ну и напугал! – воскликнула Милена.
– Простите, не хотел, – приложил руку к груди Берто. – Мы просто стоим в соседней очереди, за напитками. Кстати, позвольте вам представить моего приятеля, – он указал на стоящего рядом мужчину. Марийон посмотрела на мужчину так долго, насколько позволяло приличие, но чтобы он не подумал, что она чрезмерно интересуется. – Серафим Орловский.
Последний коротко и суховато поклонился.
Марийон он показался каким-то усредненным. Среднего возраста, среднего роста, не особо примечательный, на первый взгляд, но весьма хорошо одетый. «Лет за 35. Ну и дали же родители имечко», – прикинула Марийон. «Кольца на безымянном не носит», – прикинула Миленка.
– Это мои подруги, считай, деловые партнеры Милена и Марийон! – девушки улыбнулись. – А если мы с вами, дамы, поменяемся парами, то можем побыстрее купить и еду, и напитки. За мой счет, кстати.
Тут он ловко вытолкнул своего приятеля в очередь к Мари, а Миленке элегантно подал руку. Марийон, конечно, не была поклонницей Берто, но такое явное предпочтение подруги ее слегка задело.
Она искоса посмотрела на своего нового напарника, тот стоял молча и не утруждал себя попытками завести разговор. Берто с Миленкой, тем временем, оживленно болтали обо всем подряд и с интересом обсуждали записанный на меловой доске ассортимент слабоалкогольного пива, кваса, чая – более крепкие напитки распивать на танцах запрещалось.