bannerbannerbanner
Женщина моря

Вера Лейман
Женщина моря

Полная версия

Поднимаясь в гору и наблюдая за бурной жизнью острова, Сона вдруг поймала себя на незнакомых или же давно забытых ощущениях. Чувствуя дуновение жаркого влажного ветра и глядя на толпы смеющихся людей, она вдруг обнаружила внутри такую легкость, которую не чувствовала уже давно. Словно у нее все только начинается, и впереди ждет насыщенная, интересная и очень счастливая жизнь. Странно, ведь ее уволили с работы и только что предала лучшая подруга, но почему-то именно сейчас казалось, что все будет хорошо. Она найдет свое призвание и обязательно станет счастливой.

Она уже собиралась открыть дверь кафе, как вдруг ее кто-то окликнул:

– Ли Сона!

Она обернулась, и губы непроизвольно растянулись в радостной улыбке. Ким Хван. Старший брат Ухена, внебрачный сын мэра Чеджу. Он ничуть не изменился с их последней встречи: все такая же свободная белая футболка, рваные джинсы, небрежная прическа и обезоруживающая улыбка. Ему было тридцать четыре, но из-за веселого, жизнерадостного нрава никто не давал ему больше тридцати. Он подбежал к Сона и открыл для нее дверь, пропуская вперед.

– Вернулась и даже не позвонила! Зазналась после столицы? – шутливо погрозил он пальцем.

– Да я просто… – Он был единственным, кого Сона действительно рада была видеть, и улыбка не сходила с ее лица, пока они располагались за столиком на втором этаже возле окна.

– Ну наконец самая красивая девушка острова вернулась! И мужчины Чеджу опять потеряют сон, – открыто рассмеялся Хван и крикнул официанту. – Две порции, пожалуйста!

– Да перестань, о чем ты говоришь… – Сона льстило его внимание, и ей нравилось осознавать, что Хван к ней все еще неравнодушен. Хотя прошло уже семь лет.

– Ну, рассказывай, чем собираешься заняться? – спросил он, наблюдая, как официант наливает в большую емкость посреди стола горячий говяжий бульон.

– Ты не спросишь, почему я вернулась? – вопросом на вопрос ответила Сона, наблюдая за его реакцией.

– Зачем? – удивленно поднял брови Хван. – Если вернулась, значит, на то были причины. Это твое дело.

– Ты всегда был самым адекватным человеком из всех, кого я знала, – облегченно вздохнула Сона, радуясь, что не придется рассказывать о своем унизительном увольнении.

– Меня больше интересует твое будущее, чем прошлое. – Аккуратно запуская по очереди в бульон лапшу, нарезанные кружочками сосиски, колбасу и грибы, Хван многозначительно приподнял брови и чертыхнулся, когда горячая капля брызнула ему на руку.

– Ты попал в точку, – решила признаться Сона. – Я понятия не имею, чем хочу заниматься. У меня есть два-три месяца, чтобы определиться, пока не кончатся деньги. А потом, вероятно, бабуля выгонит меня из дома. Или заставит нырять вместе с ней за моллюсками.

Она невесело усмехнулась, помешивая аппетитно пахнущий, кипящий суп.

– Слушай, а это неплохая идея… – задумчиво протянул Хван, и Сона удивленно подняла брови.

– Нырять?

– Нет, я не про то. Я сейчас работаю в дайвинг-центре, и нам нужен сотрудник. Не хочешь попробовать?

– Ты же знаешь мою главную фобию, – проворчала Сона, накладывая палочками лапшу себе в миску. – Я боюсь воды.

– С этим мы разберемся, – небрежно пробурчал Хван, шумно втянув ртом огненную лапшу. – Нам сейчас нужен менеджер по туризму. Квалификация дайвера на первом этапе не обязательна. Главное – продать тур и найти клиентов. Английский у тебя, насколько я помню, в норме, а на внешность мужики будут клевать только так! Да и с поиском клиентов сильно морочиться не надо: сейчас сезон, на остров приезжают толпы туристов. Они нас сами находят.

Сона задумалась. Она никогда не рассматривала такой вариант работы, но Хвану доверяла и знала, что он не втянет ее в какую-нибудь авантюру.

– Ты сказал, квалификация не нужна на первом этапе. А что потом? Мне все равно придется ее получить? – Она заинтересованно подалась вперед, уже рисуя в воображении уютный офис и восторженных иностранцев, которые благодарят ее за прекрасно подобранный тур и великолепный сервис.

– Если ты захочешь остаться в сфере продаж – да. Но это ведь необязательно? Если ты хорошо себя покажешь, а с целеустремленностью и упорством у тебя проблем нет, то можешь запросить перевод в главный офис на чисто административную работу. Все зависит от тебя. – Хван целенаправленно вылавливал из супа кружочки сосисок, и Сона шлепнула его по руке.

– Мне-то хоть оставь! – Она обиженно надула губы и задумалась, глядя на довольную физиономию друга. – Думаешь, стоит попробовать? Я никогда не занималась продажами, у меня филологическое образование… Они меня возьмут?

– С каких пор ты стала такой неуверенной в себе? Что там с тобой делали в этом Сеуле? – удивленно вскинул брови Хван, откинувшись на спинку стула. – Тебе же всегда было море по колено!

– Наверное, возраст, – хмыкнула Сона, глядя, как друг удовлетворенно поглаживает живот.

– Короче, если ты хочешь, я завтра скажу о тебе начальству, и они назначат встречу. Ну что, идет?

Сона колебалась всего секунду. И правда, чего она вдруг испугалась? Страшнее того, что произошло на ее прошлой работе, уже быть не может. Да и Хван не станет ее подставлять.

– Идет, – улыбнулась она и шутливо пожала протянутую руку.

Вечер на Чеджу был по обыкновению душным и влажным. Хван зачем-то вызвался ее проводить, и теперь они не спеша поднимались по дороге к ее дому. Солнце время от времени пряталось за густые ватные облака, и в воздухе витал запах приближающегося дождя.

– Как ты стал дайвером? Когда я уезжала в Сеул, ты вернулся из армии и собирался поступить на госслужбу.

Сона украдкой взглянула на Хвана, подумав о том, что меньше всего ему подходила работа госслужащего. Он был слишком свободным, непокорным, не таким, как все, кого она знала. Хван улыбнулся краешком губ и бросил на нее лукавый взгляд.

– Этого хотел мой отец, но не я, – ответил он, глубоко засунув руки в карманы рваных джинсов. – Ты же помнишь, какой скандал вызвало мое появление? Внебрачный сын будущего мэра! Выборы оказались под угрозой, и только связи отца уладили дело. Он, видимо, решил: раз не получилось прятать меня до конца жизни, то нужно сделать из меня человека. Но это не по мне, я проживу жизнь так, как хочу. И не собираюсь за это перед кем-то извиняться. Я не Ухен.

При упоминании этого имени сердце Сона внезапно дало сбой. Все верно, Хван был прав. Ухен никогда не смел идти против воли своего богатого и влиятельного отца. Он всегда был трусом, и ее жертва была напрасной.

– Я рад, что у вас с ним не сложилось, – будто прочитав ее мысли, вдруг сказал парень. – Он тебе не подходит.

– Да что ты? А кто подходит? Ты? – рассмеялась Сона. Ей ужасно нравилась честность и прямолинейность давнего друга. И если подумать, то только с ним она чувствовала себя самой собой. Никакого притворства и масок.

– Естественно! Кто ж еще! – в тон ей ответил Хван и шутливо приобнял ее за плечи. – А если честно, я очень рад, что ты приехала. Я знал, что ты когда-нибудь вернешься.

– Не могу с тобой согласиться, но… время покажет, – улыбнулась Сона.

Они прошли мимо двухэтажного особняка мэра, и она спросила:

– Ты теперь здесь не живешь?

– Конечно, нет! Я же не сумасшедший – жить с этой семейкой. – Он смешно закатил глаза и в притворном ужасе покачал головой. – Снимаю квартиру неподалеку от офиса.

Оглянувшись на голубые решетки железных ворот, Сона остановилась и повернулась к Хвану.

– Спасибо, что проводил. Была очень рада тебя встретить.

– Взаимно. Как только что-то решится с работой, я тебе сразу же сообщу. У тебя ведь прежний номер? – Он достал из кармана сотовый и показал ей экран.

– Все верно. С меня ужин! – Сона помахала ему рукой, и Хван, напоследок лучезарно улыбнувшись, побежал вниз.

Глядя на его удаляющуюся спину, Сона грустно улыбнулась: Хван столько пережил из-за своего отца, но не утратил бодрости духа. Он был сама жизнь. Веселый, неунывающий, озаряющий все вокруг.

Порыв прохладного ветра взметнул длинную юбку и растрепал волосы. Сона посмотрела на темнеющее небо, которое стремительно закрывали черные тучи. «Будет шторм, – подумала она. – Значит, бабушка несколько дней не сможет нырять». Отражающее черноту неба море угрожающе колыхалось, выплескивая на берег белую пену волн. У Сона захватило дух от мрачной величественности зрелища, демонстрирующего всю неистовую силу природы. Она подошла ближе, глядя на бушующую стихию. В ее жизни сейчас тоже бушевал шторм, но, чувствуя порывы ветра, она подумала, что завтра уже будет солнце. Ветер прогонит тучи и расчистит небо. И тихая гладь моря опять заискрится в горячих утренних лучах.

Уже собираясь уйти, Сона вдруг остановилась от неприятного ощущения чужого взгляда на спине. Маленькая, хрупкая девушка стояла по колено в воде между двумя черными камнями, и густые волны безжалостно разбивались о ее спину. «Что она делает? Самоубийца? – испугалась Сона, совсем растерявшись. – Позвонить в полицию? Или для начала подойти к ней? А что спросить? Извините, вы случайно не собираетесь покончить с собой? Бред…»

– Госпожа, у вас все в порядке? – прокричала она, но ее голос проглотил ревущий ветер. – Какого черта…

Проклиная все на свете, Сона побежала на пляж, едва не подворачивая ноги на выдолбленных в земле ступенях. Подхватив подол юбки, она устремилась к одинокой фигурке. Лицо незнакомки облепили длинные волосы, и Сона не видела ее глаз, но почему-то казалось, что девушка пристально смотрит на нее. Кроссовки увязали в песке, и Сона едва не упала, подвернув ногу.

– Вот дерьмо, – выругалась она сквозь зубы, потирая ноющую лодыжку. – Какого хрена ее понесло в шторм на море!

– Сона! Сона, ты как? – услышала она позади взволнованный голос и удивленно обернулась. Ухен бежал к ней со всех ног, и его лицо выражало сильнейшее беспокойство.

– Что ты здесь забыл? – опешила она, отталкивая его руки, когда он попытался поддержать ее за локоть.

 

– Увидел, как ты ринулась на пляж, и прибежал. Что ты здесь делаешь в такую погоду? Сейчас начнется гроза, нужно вернуться домой! – Он запыхался, грудь тяжело вздымалась под легкой рубашкой, которую в разные стороны рвал бушующий ветер.

– Тут девушка в воде, я подумала, вдруг ей нужна помощь, – избегая его взгляда, сказала Сона и посмотрела туда, где стояла незнакомка.

– Какая девушка, ты о чем? – рассердился Ухен. – Тут никого не было. Пойдем, нужно скорее возвращаться.

В сердце ледяным комом упал страх: берег был пуст.

– Боже, где она? – закричала Сона, бросаясь к воде. – Она утонула! Ухен, нужно спасти ее, быстрее!

– Подожди! – Она едва не упала, грубо остановленная его рукой. – Кто утонул? Тут никого не было!

– Пусти меня! Человек утонул! – выкрикнула она ему в лицо и бешено рванула к воде, но Ухен крепко ее держал и тянул за собой наверх. – Ты хорошо плаваешь, скорее, помоги же ей!

– Я что, идиот – нырять в такую погоду? Говорю тебе, я бежал следом за тобой и никого, кроме тебя, на пляже не видел!

– Зато я видела! Нужно срочно что-то сделать! Я звоню спасателям, – стряхнув, наконец, его руку, Сона достала телефон и трясущимися пальцами набрала номер береговой охраны. Ухен вырвал сотовый и так зло посмотрел на нее, что она невольно отшатнулась.

– Успокойся! – Он встряхнул ее за плечи с такой силой, что зубы стукнулись друг о друга. – Посмотри на меня. Здесь. Никого. Не было.

– Чертов придурок, – с ненавистью выплюнула она ему в лицо, чувствуя, как губы дрожат от подступающей истерики. – Тебе всегда было наплевать на всех, кроме себя! Из-за тебя погиб человек!

– Хорошо, идем в полицию и посмотрим камеры наблюдения, – холодно согласился он и зашагал наверх.

– Когда, вы говорите, это было? – спокойно спросил офицер полиции, стуча по клавиатуре.

– Минут пятнадцать назад, – выпалила Сона, нервно теребя пальцами манжет рубашки. – Девушка… не знаю точно, сколько ей лет, но молодая… длинные волосы, одета в голубое платье с коротким рукавом.

Ее трясло от шока, язык не слушался, и она постоянно запиналась. Стоявший рядом Ухен нетерпеливо вздохнул.

– Господин офицер, она уже… наверное, ей уже не помочь, но… – пролепетала Сона, чувствуя, как горло сдавило спазмом.

– Нет никакой девушки, только вы. – Полицейский поднял голову и удивленно уставился на Сона. – Взгляните сами.

Он развернул к ней монитор, и Сона увидела себя, бегущую по совершенно пустому пляжу.

– Вот! А это я, – подал голос Ухен, тыча пальцем в экран. – Я же говорил, что бежал следом! Не хочешь извиниться?

Сона не слышала. Она напряженно вглядывалась в два черных камня, между которыми никого не было. Но она же ее видела! Даже рассмотрела принт на платье: мелкие черные цветы, издалека похожие на крупный горох. У ее мамы когда-то было похожее. Что все это значит? У нее галлюцинации?

– Пойдем домой, – тихо сказал Ухен и дернул ее за рукав.

– Может, вас подвезти? – участливо поинтересовался офицер.

– Да нет, мы живем здесь неподалеку, сами дойдем…

Разговор Ухена с копом доносился словно из-за закрытой двери. Почему-то сейчас казалось важным лишь одно.

– Как жаль, что я не видела ее лица, – прошептала Сона.

Глава 3

Даже вернувшись домой и выпив горячего чая, Сона все никак не могла прийти в себя, напуганная происшествием на пляже. Она была на сто процентов уверена, что видела девушку-самоубийцу, но камеры и Ухен говорили обратное, и это заставляло сомневаться в своей адекватности. Сона была взбудоражена и напугана, но предпочла поверить, что ей померещилось: она бы не пережила гибели человека, которого могла, но не сумела спасти. Лучше думать, что ей показалось. Она устала, не выспалась, к тому же ее очень расстроил поступок Хесу. Возможно, ее воображение сыграло с ней злую шутку? Мозг иногда выкидывает такие штуки, которые и во сне не приснятся.

Уже лежа в постели и в сотый раз перечитывая сообщения от подруги, Сона задумалась. Может быть, она зря так остро отреагировала? То, что она все еще не забыла Ухена, было только ее проблемой, и ответственность за эти чувства лежала исключительно на ней. Хесу провинилась только в том, что скрыла свои отношения, но, если быть честной, задело Сона совсем не это. Очень не хотелось признавать, но это была банальная ревность и нежелание отдавать то, что, как она считала, принадлежит ей.

Придя к выводу, что нельзя отталкивать близкого человека, который оставался рядом много лет, Сона решила завтра же увидеться с Хесу и поговорить обо всем откровенно. А уж потом определиться, что делать дальше. Перевернувшись на правый бок, она закрыла глаза и сквозь опущенные веки увидела свечение телефона. Это был Хван.

«Я позвонил директору и рассказал о тебе. Она заинтересовалась и пообещала пригласить тебя на собеседование. Завтра позвоню!»

Сона быстро напечатала ответ с благодарностями и перевернула телефон экраном вниз. Легкий холод страха скользнул по позвоночнику. Собеседование… С недавних пор это слово стало вызывать ужас. А ведь когда-то она смело надевала деловой костюм и бойко презентовала свои сильные стороны, неизменно очаровывая работодателей и покоряя их своей решительностью и уверенностью. Уже после первых собеседований она получила три предложения о работе от известных сеульских издательств. Все складывалось как нельзя лучше. Немного подумав, Сона выбрала «Чанби» и стала младшим редактором в разделе художественной литературы.

Она обожала свой светло-коричневый полированный стол, утренний кофе с коллегами и творческую атмосферу в кабинете, тишину которого нарушал только стук пальцев по клавиатурам. Сона полностью погружалась в текст, выныривая лишь на утренние планерки и обеденный перерыв. Она ощущала себя на своем месте и была счастлива от того, что занималась любимым делом. Единственным минусом было явное пренебрежение старших коллег, в особенности мужчин, которые каждый раз пытались сделать замечание по поводу ее экстравагантной стрижки и яркого цвета волос. Главный редактор, господин Кан, поначалу был особенно строг, заставляя ее как хубэ[6] каждый день приносить ему латте из кофейни на первом этаже. Но спустя некоторое время смягчился и даже стал приветливо улыбаться при встрече. А после успешного завершения очередного проекта по-отечески, как ей тогда казалось, гладил по спине.

Однако с каждым разом эти знаки внимания становились все более двусмысленными и неприятными. Сона не знала, как реагировать, впервые оказавшись в такой ситуации. Он был ее начальником, и она не могла ему грубить, поэтому ей приходилось стискивать зубы и изображать вежливость.

Однажды, когда Сона задержалась в издательстве, увлекшись очень интересной философской рукописью о встрече двух одиноких стариков, которые на закате жизни нашли друг в друге утешение, господин Кан вошел в ее кабинет.

– Ты еще здесь? – улыбнулся он, подходя сзади и наклоняясь к монитору, якобы заинтересованный ее работой.

– Да, – кивнула она и напряглась. Его присутствие за спиной заставляло чувствовать себя беззащитной.

Коллеги уже ушли, и, похоже, они с главным редактором остались в офисе одни. Сона стало не по себе, но она сделала вид, что очень занята работой. Не отрывая глаз от компьютера, выделила очередное предложение и оставила заметку на полях.

– Отдохни немного, сделай перерыв, ты, наверное, устала. – Его голос прозвучал прямо над ухом, и она с омерзением ощутила дыхание на своей щеке.

Господину Кану перевалило за пятьдесят, он был тучным, невысоким и очень некрасивым мужчиной, который страстно любил острую еду и соджу[7]. Запах съеденного им за обедом чеснока вызвал рвотный позыв, и Сона задержала дыхание.

– Я почти уже закончила, сейчас пойду домой. – Прилагая все усилия, чтобы держать себя в руках, она сохранила файл, быстро сложила стопкой свои записи на столе и выключила компьютер. Оттолкнулась от стола, чтобы встать, но рука господина Кана задержала ее стул. Сона замерла. Его дыхание опустилось ниже, и теперь она чувствовала его на шее.

– Ты такая напряженная, – послышался за спиной вкрадчивый голос. – Я помогу тебе расслабиться.

Его руки легли ей на плечи, слегка массируя и поглаживая. Сона стиснула пальцами край стола, сердце бухало в груди, внутри поднимались паника и отвращение. Что ей делать? Движения пальцев господина Кана становились все наглее и развязнее, время от времени спускаясь на спину и предплечья. Она слышала его учащенное дыхание и не могла пошевелиться от ужаса. Лицо пылало от унижения и желания оттолкнуть от себя мерзавца, но какой-то иррациональный, животный страх парализовал, заставляя сидеть на стуле и терпеть гнусные прикосновения начальника. Это был страх жертвы, попавшейся в лапы к хищнику. Она должна, должна была это прекратить, но не могла. От этого ублюдка зависела ее репутация, и он мог с легкостью разрушить ее только начавшуюся карьеру. А если заявить на него в полицию, то после такого скандала Сона совершенно точно не сможет здесь работать. Хоть она и жертва, но в Корее в таких делах всегда винили женщину. Соблазнила. Вызывающе одевалась и вела себя так же. Все коллеги будут показывать на нее пальцем, презирать и шептаться у нее за спиной. В итоге ей все равно рано или поздно придется уволиться. Так не все ли равно, из-за чего? Лучше уж сохранить свою гордость и дать отпор уроду, посмевшему ее домогаться.

Сделав глубокий вдох, Сона дернула плечами, сбрасывая ненавистные руки. Обеими ногами оттолкнулась от ножки стола и, врезавшись в живот начальника, услышала сзади сердитый вскрик. Схватив сумку, она обернулась и, дрожа от пережитого потрясения, взглянула в маленькие злобные глазки господина Кана.

– Ты что …что ты себе позволяешь! – вскричал он, ткнув в нее пальцем.

– Не смейте меня трогать, иначе я отправлю записи с камер прямиком в полицию, – процедила она, чувствуя себя так, будто с ног до головы измазалась в дерьме и насквозь провоняла чесноком.

– Идиотка! Я-то думал, ты умная, а ты просто тупая, самовлюбленная дура, которая считает, что на ней свет клином сошелся. Да кому ты нужна без своей смазливой мордашки! Ты мне в ноги кланяться должна за то, что взял тебя на работу! – брызгал слюной главный редактор, вытирая ладонью вспотевший лоб. Два его подбородка тряслись от гнева, а именной пропуск на шее сдвинулся в сторону.

– Я с таким ублюдком даже за миллиард вон в постель не лягу. Сначала почистите зубы, от вас воняет, – презрительно выдавила Сона, уже не чувствуя ни капли страха. Если сейчас он скажет еще хоть слово, она с удовольствием зарядит ему между глаз. Пусть только даст повод.

Но господин Кан молчал и ничего не предпринимал, только нервно ослабил галстук и испепелял ее ненавидящим взглядом. Она поняла, что отстояла себя, и этот подонок больше не посмеет к ней приблизиться. Все говорят, что женщина должна быть мягкой, не проявлять агрессию и не воевать с мужчиной. Но именно мужчины первые затевают войну, вынуждая женщин сражаться. И только столкнувшись с соперником, который может дать отпор, позорно капитулируют.

Сона презрительно скривилась и направилась вон из кабинета.

– Выглядит, как дешевая шлюха, а строит из себя невинность… – донеслось ей вслед, прежде чем она захлопнула за собой дверь. Но эти слова ее не задели. Она знала, что вряд ли ее оставят здесь работать, и это была небольшая цена за сохранение своего достоинства и самоуважения.

Но дома стыд и страх осуждения накатил с удвоенной силой. Она не могла отделаться от мысли, что подонок Кан обязательно попытается ей отомстить, а поскольку она была беззащитна перед ним, то очень опасалась последствий. Если бы ее домогались не в Корее, а где-нибудь в США, то этот урод уже давал бы показания в полицейском участке. Но Сона отлично знала, что в Корее, даже если ты жертва, тебе никто не протянет руку помощи и все равно осудят. И не ошиблась.

Видимо, господин Кан решил действовать на опережение, и на следующее утро в конференц-зале ее ждал разъяренный, как голодный тигр, генеральный директор.

 

– Ты с ума сошла! Какого черта ты отправила на печать еще не готовую рукопись? – стуча ежедневником по столу, вопил он. – Типография все отпечатала! Ты хоть понимаешь, на какой штраф мы влетели?

Ничего не понимая, Сона наклонилась к монитору и пролистала макет.

– Я этого не отправляла! Рукопись еще не готова, вчера я закончила только десятую главу… – растерянно пролепетала она, испуганно взглянув на бушевавшего директора.

– А кто тогда отправил? – прогрохотал он. – Мы просмотрели твою почту: вчера в девять двадцать вечера ты отправила запрос на срочную печать! Весь тираж в три тысячи экземпляров нужно перепечатать заново! Это двойные затраты!

– Я ничего от отправляла! – дрожащим голосом ответила Сона. И, поймав ехидный взгляд редактора Кана, все поняла. – Это были вы… Вы оставались в моем кабинете после того, как я ушла… Решили меня так подставить?

– Что ты несешь! Лучше извинись и придумай, как все исправить! – взвился он, будто бы кипя праведным гневом. Получилось довольно убедительно.

Сона шумно втянула носом воздух и, собрав остатки мужества, громко и четко сказала:

– Вчера редактор Кан домогался меня. Я оттолкнула его, и он решил мне отомстить. Я ни в чем не виновата, и если вы посмотрите камеры, то увидите, что письмо отправила не я!

По злобным взглядам руководителей и смущенно опущенным головам коллег она поняла, что уволена. Такой скандал не может пройти бесследно, и директора вместе с главным редактором ни за что не допустят, чтобы Сона вынесла его за пределы издательства. Конечно же, никто не позволил ей взглянуть на записи камер, и уходила она словно оплеванная. Никто из коллег, с которыми еще пару дней назад они весело обсуждали свои проекты и милые странности авторов, не посочувствовал ей, не произнес хотя бы формальных слов сожаления об ее уходе. Пока Сона складывала свои немногочисленные вещи в коробку, все делали вид, что ее не существует. Это был конец.

Неделя за неделей проходили в бесконечном мониторинге вакансий и холодных собеседованиях. Становилось ясно, что «Чанби» уже везде распустило грязные слухи о мнимой некомпетентности Сона, и крупные издательства, которые еще год назад активно предлагали ей работу, сейчас просто отклоняли ее резюме. Почта пестрела отказами, и Сона всерьез забеспокоилась. Отчаявшись найти работу в крупном издательстве, ей пришлось снизить планку и обратиться в мелкие, которые выпускали совсем не ту литературу, с которой ей хотелось бы работать. Однако делать нечего. У Сона не было подушки безопасности в виде мужа, богатого любовника или родителей. И хоть жила она очень экономно и сумела накопить определенную сумму денег, но они стремительно таяли. Ей срочно нужна была работа.

Но и здесь она потерпела фиаско: небольшие издательства хоть и не отказывали сразу, но после собеседований не перезванивали, и Сона поняла, что в этой сфере ей больше не работать. Господин Кан хорошо позаботился об этом.

Осознав всю безысходность своего положения, она прорыдала в подушку всю ночь, проклиная себя, Корею, похотливого редактора и весь белый свет. А утром проснулась с простой и ясной мыслью – ей нужно вернуться на Чеджу. Вернуться туда, где все началось, и написать новую страницу своей жизни.

Всю ночь грохотал гром, но дождь так и не начался. Бабуля не выходила из своей комнаты, и, забеспокоившись, утром Сона постучалась к ней. За тонкой дверью послышались тяжелые шаги.

– Чего тебе? – буркнула бабушка, отступая в комнату.

– Ты хорошо себя чувствуешь? У тебя обычно колени болят на перемену погоды, – Сона зашла внутрь, поразившись царившему в спальне беспорядку.

Бабушку всегда было тяжело заставить что-то выбросить, но сейчас, похоже, ненужные вещи со всего дома плавно перекочевали к ней в комнату. Низенький стол усеивали исписанные бумажки, в углу неровными горами валялись старые потрепанные книги, настенная вешалка ломилась от давно уже изношенных вещей, которые носила еще мама в лучшем случае двадцать лет назад. Сона вздрогнула: из-под слоев неаккуратно висевшей одежды выглядывал подол синего платья в черный цветок, точно такого же, какое было на девушке с пляжа. Она вспомнила длинные черные волосы, закрывающие лицо, тонкую высокую фигуру и разбивающиеся о ее спину волны. Острая, как стрела, догадка вонзилась в сердце. А вдруг это призрак ее мамы? Нет, не может быть, какие глупости… «Как жаль, что я не видела ее лица!» – сжимая край платья, Сона замерла, мучительно припоминая детали внешности незнакомки.

– Заинтересовалась вдруг! – Язвительный голос вернул ее в реальность. Бабуля, кряхтя, неловко опустилась на разобранную постель и сердито посмотрела на внучку.

Прогнав из головы бредовые мысли, Сона села напротив, подогнув под себя ноги. Оценив масштабы бедствия, она твердо решила, что ее бабушка не должна жить в таких условиях. И даже если предстояло один на один сразиться с буйным темпераментом Со Миндже, она должна выстоять и навести здесь порядок.

– Бабуль, я хочу, чтобы ты выслушала меня и отнеслась к моему решению с пониманием. – Отпихнув ногой валявшиеся на полу несвежие носки, Сона смело выдержала ее взгляд.

– Ремонт делать не дам, можешь даже не заговаривать об этом! – взмахнула рукой бабуля, будто прогоняя внучку.

– Но почему? Вспомни, каким уютным был этот дом, когда мы жили здесь все вместе! Я очень любила…

– Ты никогда ничего здесь не любила, не ври, девчонка! – сердито перебила бабушка, демонстративно отвернувшись к окну. – Я живу, как хочу, а если тебе не нравится, можешь подыскать себе другое место.

– Когда ты перестала следить за домом? После смерти мамы? – тихо спросила Сона.

– Не твое дело! Я уже сказала, чтобы ты ничего не трогала! – огрызнулась бабуля, не глядя на внучку. Но Сона заметила, как инстинктивно опустились ее плечи и дернулись руки, вцепившись в старое одеяло.

Бабушка никогда не показывала своих чувств и даже на похоронах собственной дочери не проронила ни слезинки. Сона тогда заканчивала университет и, потеряв обоих родителей, чувствовала себя совершенно раздавленной. Но не услышала от бабушки ни слова поддержки. Тогда Сона ненавидела ее, считая, что ей плевать и на нее, и на родителей. Единственный оставшийся у нее родной человек оборвал с ней все связи. Но сейчас, видя в ее комнате старые мамины платья, ее любимое зеркало на стене и пару лакированных туфель в углу у комода, Сона поняла, как больно было бабуле. Сона потеряла мать, но бабушка потеряла дочь. Сморгнув выступившие слезы, девушка протянула ладонь, чтобы взять худую, сморщенную руку, но остановилась под разъяренным взглядом.

– Да я не собираюсь переделывать дом! Всего лишь хотела облагородить двор и отремонтировать сарай, чтобы твои снасти хранились в хороших условиях! Сама же знаешь, как быстро они выходят из строя. – Сона твердо решила довести этот разговор до нужного ей завершения, поэтому сделала беспроигрышный ход.

– Тебе что, деньги некуда девать? – сварливо буркнула бабуля, опять отворачиваясь, будто смотреть на Сона ей было неприятно. – Лучше найди работу!

– Я уже почти нашла, – чувствуя, что лед тронулся, Сона обрадовалась и поскорее рассказала о предложении Хвана. – И я скопила достаточно денег, так что об этом не переживай, бабуль.

– Кто тут переживает, мне вообще все равно, – проворчала женщина, однако ее голос звучал уже не так категорично, а глубокая морщина на лбу слегка разгладилась, и Сона торжествующе улыбнулась.

– Сегодня же закажу все необходимое. Доверься мне, через две недели ты не узнаешь собственный двор! – В порыве нежности она дернулась, чтобы обнять бабулю, но вовремя остановилась.

– Ну ладно, так и быть, но только попробуй прикоснуться к дому! – строго сказала Со Миндже и посмотрела на Сона так, будто читала все ее мысли.

Сона вышла из ее комнаты совершенно счастливая. На улице светило ослепительное солнце, у нее появилась возможность устроиться на новую интересную работу, и бабуля впервые за много лет с ней согласилась. Похоже, жизнь налаживается! Конечно же, обустройство двора и ремонт сарая были только началом. И Сона под шумок собиралась выгрести из бабушкиной комнаты весь хлам, которым она себя обложила.

Услышав рингтон из своей комнаты, она бросилась туда в надежде, что это звонит Хван. Это действительно был он.

– С добрым утром, без пяти минут менеджер по туризму! – услышала она в трубке его неизменно бодрый голос и запрыгала от радости по комнате.

– Они согласны провести собеседование? – с колотящимся сердцем спросила Сона.

– Да, я разрекламировал тебя как мог, так что собирайся, директор ждет тебя через два часа. Они в курсе, что ты работала в другой области, но упирай на то, что ты родилась на Чеджу и знаешь его как свои пять пальцев. И ни в коем случае не говори, что боишься воды! – Сона внимательно слушала советы друга, зажав телефон между плечом и ухом. Открыв шкаф, она вытащила строгую черную юбку до колена и белую блузку, но Хван словно видел, что она делает, и строго предупредил: – И не одевайся официально! У нас очень современный директор, лучше надень что-нибудь простое и молодежное.

6Хубэ – младший коллега или младший сокурсник. В Корее считается, что новички, только устроившиеся на работу, должны выполнять поручения старших коллег, пока не укоренятся в коллективе.
7Соджу – традиционный корейский алкогольный напиток. Крепость варьируется от 16 % до 45 %.
Рейтинг@Mail.ru