bannerbannerbanner
Из глубин

Вера Камша
Из глубин

Полная версия

Глава 3
ТАЛИГ. ВАЛЬДЗЕЕ

399 год К.С. 12-й день Осенних Волн

1

На Гербовой башне реял регентский штандарт, а рядом, знаменуя отсутствие хозяина, торчал пустой флагшток. Когда Вольфганг фок Варзов заезжал домой в последний раз? Скорее всего, весной, в годовщину смерти жены. Принес в склеп незабудки и свежие кленовые ветви, подождал, пока сгорят четыре свечи, и вернулся к армии. Другой семьи у старика не осталось, да она ему и не нужна.

– Вас ждут. – Седой капрал-ветеран принял лошадей. Арно лихо откозырял Жермону и смешался с немногочисленными регентскими адъютантами. К ногам графа Ариго упал бурый дубовый лист: Вальдзее славилась дубравами, это в Гайярэ росли каштаны и буки.

– Мой генерал, пожалуйста, сюда. – Дежурный порученец, сияя глазами, повел генерала в кабинет фок Варзов. Жермон мог ходить по резиденции Вольфганга с закрытыми глазами, но зачем огорчать мальчишку?

Знакомая дверь с взметнувшейся на гребне волны косаткой, легкий скрип, запах яблок, в Вальдзее всегда пахнет яблоками, даже зимой…

– Мой маршал, к вам генерал Ариго.

Рудольф Ноймаринен в черно-белом мундире стоял у окна, за столом сидело еще двое. С графом Гогенлоэ-цур-Адлербергом Жермон был знаком, второй, темноглазый вельможа в годах, слишком походил на Арлетту Савиньяк, чтобы быть кем-нибудь, кроме ее брата-экстерриора.

– Садись, – регент махнул рукой и двинулся от окна к печи. – Гектор, это генерал Ариго. Жермон, перед тобой экстерриор Рафиано. Он настаивает на слове «бывший», но мы с ним не согласны.

Ариго пожал плечами – дескать, регенту видней, и уселся напротив Гогенлоэ. Герцог добрел до печки и обернулся, усталый взгляд не предвещал ничего хорошего, только кому?

– Альмейда возвращается, – бросил Ноймаринен рогатому подсвечнику. – И Вейзель с ним: Алва завернул эскадру, а заодно и Курта к нам отослал.

– Кэналлийский Ворон прав, – с чувством произнес бывший геренций. – Хоть что-то хорошее.

«Что-то» – мягко сказано! «Гуси» полагают Хексберг не то чтобы беззащитной, но уязвимой. То, что Талиг может не только кусаться на юге, но и брыкаться на севере, их не обрадует. Если б не заваруха в Олларии, кесарии пришлось бы весело, но Рудольф начинает с пряников только когда дело плохо.

– Ну вот, – ухмыльнулся регент, – я вас и порадовал, а теперь к делу. Да будет вам известно, что Бруно вышел к границе, и армия у него хорошая. Я бы даже сказал, слишком.

К тем тридцати тысячам, что у старого быка уже имелись, прибавилось шесть кавалерийских полков и не менее пяти вновь набранных полков пехоты. Набирали из ветеранов, по сути – просто собрали тех, кого распустили после гельбского провала, и, говорят, набирают еще. Самое малое вдвое увеличили и артиллерию. Когда фельдмаршал перейдет границу, у него будет не меньше пятидесяти тысяч.

– Простите мне мою неосведомленность, – шевельнул холеными пальцами Рафиано, – но какими силами располагаете вы?

– Мы, – поправил Гогенлоэ. – Надеюсь, вы не собираетесь вспоминать, что ваши предки владели суверенным герцогством?

– Я этого не забывал, – тонко улыбнулся экстерриор. – Кстати, вы слышали притчу о некоей богатой девице? Она предпочла вручить свою невинность и сундуки соседу с большим мечом, полагая, что в противном случае у нее не останется ни сундуков, ни невинности.

– Девица была мудра, – оценил намек регент, – обменять свою слабость на чужой меч не каждый сможет. Что до мечей, то в Гельбе тридцать тысяч, а обороняться легче, чем наступать, благо Придда изобилует водными преградами и крепостицами.

– Вы упомянули Альмейду, но не маркграфа, – заметил Рафиано сварливым голосом, – значит, пятьдесят тысяч «гусей» в Придде – еще не всё.

– Вы правы, – регент неспешно открыл печную дверцу, взял кочергу и пошевелил угли. – Я буду не я, если «гуси» забудут про перевалы, так что бергерам дело сыщется. Тем не менее Вольфганг отдал нам агмаренских стрелков, а старик Катершванц пожертвовал Талигу половину своих родственников.

Пятьдесят тысяч против тридцати в обороне под зиму не так уж и страшно. Если только за спиной все в порядке.

– Как обстоят дела с припасами, – поинтересовался экстерриор, – и с дорогами? Рафиано в состоянии кое-чем поделиться, но это кое-что должно достаться фок Варзов, а не мятежникам.

– Альмейда займется морем, и оно будет чистым, – Рудольф с видимым трудом разогнулся. – Кэналлийский тракт, само собой, тоже свободен, но мы не должны тянуть соки из юга.

– Что ж, – наклонил голову, словно с чем-то соглашаясь, Рафиано, – будем ждать Альмейду и думать, кто обглодал фламинго. Поверьте небывшему экстерриору, «гуси» и «павлины» поражены не меньше нашего.

Рудольф вопросительно поднял брови, однако ничего сказать не успел, на пороге возник Ойген Райнштайнер собственной персоной. Бергер сдержанно поклонился, он был таким же, как всегда. Бледным, невозмутимым и деловитым.

– Господин регент, господа, королевский кортеж прибыл.

– Хорошо. – Ноймаринен сунул кочергу в железную корзинку и прошествовал к окну. – Манрик не удивился вашему появлению?

– Граф Манрик не счел возможным уведомить меня о своих чувствах, – объявил барон, и Жермон едва не расхохотался. Воистину в этом мире есть кое-что надежней гор и серьезней Книги Ожидания.

2

– Господа, – регент Талига усмехнулся, – ставлю вас в известность, что в шестой день Осенних Волн полковник Райнштайнер перехватил кортеж бывшего кансилльера и бывшего же обер-прокурора. Господа, предусмотрительно прихватив казну, кардинала и наших с Ариго племянников, направлялись через Придду в Ардору. Барон убедил их свернуть в Вальдзее.

– Жаль, барон предъявил свои доводы в Придде, а не в Олларии, – свел брови Рафиано. – Господа, вы не представляете, как нам его не хватало.

– Курьеры и армии не летают. – Ноймаринен задержался у стола, поглаживая шрам на левом запястье. – Будем утешаться тем, что у Бруно крыльев тоже не имеется.

– Простите, – наклонил голову дипломат, – я забылся. Мне и впрямь пора в отставку.

Отчего ж сразу в отставку? Экстерриоры тоже люди, они злятся, ненавидят, негодуют, сожалеют точно так же, как регенты и генералы.

Что сделает Рудольф с зарвавшимися дураками? Повесит, расстреляет, где-нибудь запрет? Жермон бы расстрелял. Перед строем.

– Ваше высокопреосвященство, прошу вас, – Ойген Райнштайнер распахнул дверь, и в кабинет вошли четверо, вернее, трое и один. Еще не старый русоволосый олларианец испуганно оглядывался на лысоватого господина в зеленом, памятного Жермону еще по Олларии. Леопольд Манрик был на два года старше Рудольфа, однако ровесниками они не казались никогда. Двадцать лет назад Первый маршал Талига выглядел моложе старообразного тессория; теперь Рудольф изрядно сдал, а Манрик остался прежним – рыжим, наглым и настороженным, как кот в поварне.

Никого из спутников пойманного Райнштайнером проныры Ариго в лицо не знал, но холеный красавец с герцогской цепью наверняка был Колиньяром, а клирик – новым кардиналом. Третий, худой и светловолосый, с лошадиной физиономией и легонькой шпагой, мог оказаться кем угодно.

– Ваше высокопреосвященство утомлены, – герцог Ноймаринен даже медленней, чем обычно, пересек комнату и наклонился к руке кардинала, не замечая остальных. В торских сказках горные хозяева взглядом превращают смертных в камень, Рудольф пошел дальше: он превратил гостей в пустое место.

Кардинал вздрогнул и затравленно покосился на поджимающего губы Манрика. Колиньяр уставился на бронзовый кэналлийский подсвечник, лошадинолицый чуть заметно улыбнулся. Молодец, хоть и не военный.

– Увы, ваше высокопреосвященство, – с нажимом произнес регент, глядя в растерянное, незначительное лицо, – здешние дороги по силам лишь бывалым путешественникам.

– Да, – начал кардинал и запнулся, – да, сын мой…

– Дела мирские не стоят вашего внимания. – «Сын» старше духовного отца лет на тридцать и выше на голову, но дело не в росте и не в возрасте. Новый кардинал не духовный владыка, а кукла: кто ухватил, тот и играет.

– Благодарю вас, монсеньор, – бормочет черный болванчик новому хозяину, – будьте терпеливы, ожидая Его, и будете спасены.

– Чту слово Его, ожидаю возвращения Его и уповаю на прощение Его. – Благочестивые слова в устах Рудольфа кажутся украшающими пушечный ствол речениями. Может, Создатель и вернется, может, даже простит незлобствующим, но герцог Ноймаринен себе не простит, если пустит «гусей» в Марагону. И фок Варзов не простит, и Жермон Ариго, и малыш Арно…

– Да возрадуются благочестивые души возвращению Его в землях ли Талигойских, в Садах ли Рассветных.

Его высокопреосвященство переминается с ноги на ногу, Манрик вскидывает голову, как бракованный жеребец, Колиньяр переглядывается с подсвечником, Ойген Райнштайнер смотрит на всех и ни на кого.

– Я прошу ваше высокопреосвященство о беседе наедине и о благословении, – мягко произносит регент. Бергер с невозмутимым видом распахивает двери, и кардинал, придерживая полы запыленного черного одеяния, исчезает за порогом вместе с герцогом.

3

– Прошу садиться, – вежливо произнес Ойген, придвигаясь к Манрику. То ли без задней мысли, то ли наоборот.

Бывший кансилльер шумно втянул воздух, но все же опустился в кресло рядом с Рафиано, Колиньяр устроился напротив, а слева от Жермона оказался обладатель лошадиной физиономии.

– Разрешите представиться, – физиономия изысканно качнулась, – граф Креденьи, в недавнем кратком и неудачном прошлом – тессорий.

Креденьи… их земли лежат в Приморской Эпинэ, а встретиться выпало в Торке.

– Ариго, – назвался Жермон и в приступе вежливости добавил: – Я слышал о вас. Вы ведь были интендантом Северной армии?

– Давно, – вздохнул сосед, – но я всегда вспоминал север с любовью и мечтал вернуться. Кто же мог предположить, что это произойдет при столь плачевных обстоятельствах.

 

– «Наши желания суть листья гонимые», – явно процитировал кого-то Рафиано. – Господа, вы не находите, что в этом году удивительно теплая осень?

– О да, – согласился с дипломатом Колиньяр. Манрик промолчал. Ойген перешел к печи, достал из стоявшей на треножнике корзины еловую шишку, распахнул дверцу, бросил в огонь. Взлетели рыжие искры, и, словно в ответ, замерцала одна из свечей.

Жермон потянулся за щипцами для нагара, но Рафиано его опередил. Пламя выправилось, оно было золотым, а небо за окнами – багровым. Завтра будет ветер, сильный и холодный, он принесет запоздавшую зиму, но не снег.

– Судя по всему, дорога из Олларии в Придду безопасней, чем в Ургот и Эпинэ? – Гогенлоэ поправил массивный обручальный браслет. На ком был женат геренций, Жермон то ли не знал, то ли запамятовал.

– На что вы намекаете? – голос у Манрика тихий и скрипучий, одно слово – тессорий. Тессорием бы и оставался.

– Время намеков кончилось, – вдруг объявил Ариго, глядя в полыхающее зарево. Окна на закат – радость Леворукому, но в Торке закатов не боятся, как и ветра, и выстрелов. В Торке боятся тишины.

– Сейчас не время для ссор, – весомо произнес Колиньяр, – нужно спасать Талиг.

– Верно, – подтвердил Жермон, которого внезапно понесло, – но сперва нужно понять, как Резервная армия и часть гарнизонов перешли на сторону юнца, у которого нет ничего, кроме забытого имени.

– Измена, – буркнул Манрик. – Заговор был раскрыт, но слишком поздно.

– Нелепо объяснять предательство изменой, а измену – предательством, – разлепил губы Гогенлоэ. – Тем более изменили те, кому вы покровительствовали. Как это понимать?

– Граф, – лицо Манрика пылало не хуже неба за стеклами, но голоса он не повысил, – я не намерен ни перед кем отчитываться.

– В таком случае вам следовало бежать в другом направлении, – любезно сообщил геренций. – Впрочем, куда б вы ни приехали, вас спросят об одном и том же и за одно и то же. Бросив их величества, вы совершили государственную измену.

– Фердинанд исчез, – быстро сказал Колиньяр. – Мы не сочли возможным подвергать опасности жизнь наследника короны, принцесс и его высокопреосвященства.

– А также свои собственные, – раздельно добавил Ариго, сам не понимая, что на него накатило. – Только у меня нет уверенности, что сейчас вы в большей безопасности, нежели в Олларии.

– Это угроза? – немедленно осведомился беглый обер-прокурор.

– Никоим образом. – Жермон подкрутил усы. – У нас на носу война. Пока с Дриксен, но Гаунау вряд ли заставит себя ждать. Вы изволили удрать от мятежников и изменников, которых вряд ли больше двадцати тысяч, а «гусей» по наши души слетелось, самое малое, тысяч пятьдесят.

– Мне неприятен ваш тон, – угрюмо сказал Манрик, – но в одном вы правы. Сейчас не до личных счетов, мы отвечаем за Талиг.

– Нет, сударь, – возразил Гогенлоэ, – вы за Талиг никоим образом не отвечаете. Такова воля его величества.

– Чем вы можете подтвердить ваши слова? – на сей раз у рыжего мерзавца побагровели и уши, и шея. – Если его величество здесь, я требую аудиенции.

– Мы требуем, – ощерился и Колиньяр.

– Его величества здесь нет, – неторопливо произнес Рафиано, – к несчастью. Но его распоряжения относительно вас известны.

– Мы, – отчеканил Гогенлоэ-цур-Адлерберг, – вместе с графом Гектором Рафиано присутствовали на Совете Меча, созванном его величеством после бегства кансилльера и, не побоюсь этого слова, его сообщников. Его величество лишил должностей всех, отбывших из Олларии без его разрешения.

– От себя замечу, – подал голос от печи Райнштайнер, – что причиной постигших Талиг бед стали действия бывшего кансилльера Манрика и бывшего обер-прокурора Колиньяра, среди всего прочего способствовавших назначениям генерала Люра и маркиза Сабве, что и стало причиной поражения в Эпинэ.

– Люра казался хорошим генералом, – с усилием произнес Манрик, – он не давал никаких поводов усомниться в его верности.

– Видимо, вода для этого рыбака была недостаточно мутна, – пожал плечами Гогенлоэ, – но времена изменились, и «хороший генерал» стал плохим.

– Я ошибся в Люра, – Манрик сцепил и расцепил руки, – и готов это признать. Рано или поздно предатель получит по заслугам, как получил Поль Пеллот. Увы, не ошибается только Создатель. Я делал то, что считал своим долгом…

– Долгом? – скривился геренций. – Леопольд, вы, часом, не сменили фамилию на Ноймаринен или фок Варзов? Нет, долг здесь ни при чем. Вы не желали зла Талигу, это так, вы искали добра для себя. Зла ради зла редко кто добивается, оно вырастает само собой. Из желаний, превышающих и права, и возможности.

– Вы не Создатель и не король, чтоб судить, – взял тоном выше Колиньяр. – К тому же прошу не равнять моего брата с негодяем, которого навязал его величеству бывший кансилльер.

– Господин Рафиано, – светским тоном осведомился Креденьи, – вам, часом, не пришла на ум какая-нибудь притча?

– Рассказывают, – кивнул экстерриор, – что жили у некоего пастуха рыжий пес и бурый козел. Пес отгонял волков, козел исправно крыл коз и водил за собой овец и баранов. Все шло хорошо, однако пастух был немолод. Пес и козел сетовали, что хозяин по старости своей не гонит скот на новый луг, но перечить открыто не смели. Потом пастух умер, а пес с козлом, решив, что без труда справятся со стадом, погнали овец туда, где трава была всего зеленей. Увы, луг оказался трясиной, и овцы стали тонуть. Тогда пес и козел бросили стадо на произвол судьбы и сбежали в лес…

– Мне не нравится ваша притча, граф, – рыкнул обер-прокурор, привставая и кладя руку на эфес. – Тем более что вы тоже сбежали в лес.

– Нет, – экстерриор остался сидеть, – я сбежал не в лес, а в деревню. К пастухам.

Барон Райнштайнер угостил огонь очередной шишкой и тоже подошел к столу.

– Чем кончается притча? – полюбопытствовал он. – Овцы утонули?

– Надеюсь, что не все, – бросил Гогенлоэ. – Пришли пастухи и спасли отару. Пес попробовал укусить козла, а козел забодать пса, но их обоих отправили на живодерню.

– Вы сменили должность геренция на обер-прокурорскую? – почти взвизгнул Колиньяр. – Или вам милее маска палача?

– Это вы успешно сочетали сии ипостаси, – процедил сквозь зубы геренций, – но решать вашу участь не мне. К счастью для нас обоих.

– Я не желаю продолжать беседу в подобном тоне, – теперь бывший обер-прокурор смотрел исключительно на бергера. – Более того, я не желаю продолжать беседу в присутствии графа Гогенлоэ-цур-Адлерберга и графа Ариго. Возможно, вам неизвестно, что их имена раз за разом всплывали во время следствия по делу о государственной измене. О причине, по которым присутствующий здесь генерал оказался в Торке, я считаю излишним даже упоминать.

– Так не упоминайте, – на плечо Жермона легла рука Креденьи. Похоже, сосед решил, что сейчас здесь произойдет смертоубийство. Он опоздал со своим беспокойством лет на пятнадцать.

– Не исключено, что покойный герцог Придд в самом деле состоял в заговоре, – граф Рафиано многозначительно кашлянул. – Ее величество и Август Штанцлер также вызывали определенные подозрения, укрепившиеся после бегства последнего, но Симон Люра оказался изменником без всякого «возможно».

– Господа, – натянуто улыбнулся для разнообразия побледневший Манрик, – заговор был много шире, чем думалось вначале, и закрывать глаза на связь дома Гогенлоэ с домом Приддов, на мой взгляд, недальновидно.

– Я помню, за кого вышла замуж Ангелика Гогенлоэ, – сообщил с порога получивший свое благословение регент, – и я далек от того, чтобы считать вас изменниками, так как ваше благополучие напрямую зависит от благополучия Олларов. Тем не менее дом горит, и подожгли его вы.

– Вы слишком много себе позволяете, герцог, – Манрик медленно поднялся, побледневшая было физиономия вновь стремительно наливалась кровью. – Слишком много.

– Ровно столько, сколько может позволить себе регент государства, в которое вот-вот вторгнется враг, – ровным голосом отчеканил Рудольф.

– Вы не регент, – выдохнул еще не осознавший своего положения временщик, – вы присвоили себе это звание самочинно.

– Граф, – Ноймаринен и не подумал повысить голос, – вы не в том положении, чтобы решать, кто я. Это я решаю, кто вы и не пора ли вам предстать перед тем судией, который не ошибается.

Леопольд Манрик не ответил, только выпирающие из розовых манжет веснушчатые кулаки то сжимались, то разжимались. Хочет убить, но не убьет, такие за шпаги не хватаются, по крайней мере своими руками. А жаль, Жермон бы не отказался от поединка.

– Садитесь, – поморщился Рудольф. – Крики – довод осла, а не кансилльера, хотя б и бывшего.

Манрик сел, чтобы не сказать плюхнулся на скрипнувшее от неожиданности кресло. Ноймаринен улыбнулся. Или оскалился, как и положено отродью Леворукого[9].

В неправдоподобной тишине тяжелые шаги герцога вполне бы сошли за поступь Зверя. Если б только регент был лет на десять помоложе и не хватался то за спину, то за бок… А еще был бы жив маршал Арно, в Западную армию вернулись отозванные третьего лета мушкетеры, а на деревьях росли пули и ядра… Хотя ядрам больше пристало расти на огородах. Как тыквам.

– Герцог, – граф Креденьи попытался поймать взгляд старательно вышагивающего регента, – вам не кажется, что разговор заходит в тупик? Мы не знаем, что нас ждет, а люди в таком положении – дурные собеседники. Насколько мне известно, согласно закону регентом Талига является герцог Алва, однако это обстоятельство нашу участь никоим образом не облегчает, напротив. Я, как здесь любезно заметили, удрал от мятежников, но я не генерал и не герой, к тому же мне надо было вывезти внуков.

– Креденьи, – укоризненно покачал головой Рафиано, – вас, как и меня, можно упрекнуть в нежелании обнажить шпагу, но никак не в погоне за чужим наследством. И уж точно вы не покровительствовали изменникам и не навязывали свою волю королю, кардиналу и Талигу.

– Экстерриор прав, – подтвердил Ноймаринен, меряя шагами почтенный холтийский ковер, – вы всего лишь не рискнули бросить вызов обстоятельствам, а господа Манрик и Колиньяр эти обстоятельства создали. Тем не менее я не намерен делать больше, чем необходимо. Герцог Колиньяр, граф Манрик, вашу судьбу решит либо его величество Фердинанд, либо герцог Алва. По возвращении из Ургота. Шпаги можете положить на кресло, вам они больше не понадобятся.

– Вы совершаете ошибку. – Шея Манрика все еще была красной. Что поделать, с рыжими всегда так.

– Напротив, – Ноймаринен уже отвернулся от бывшего кансилльера, – я ее исправляю. Ошибкой было позволить вам взяться за вожжи. Вы отправитесь в Бергмарк до конца кампании. Утром барон Райнштайнер сообщит вам время отъезда, а сейчас вам приготовлены комнаты. Я вас долее не задерживаю.

– Как вам будет угодно, – огрызнулся Манрик, – но я чувствую ответственность за их высочеств и его высокопреосвященство.

– Место кардинала рядом с регентом, – Рудольф опять занялся печью. – Это же относится к экстерриору, геренцию и тессорию, каковым придется и впредь исполнять свои обязанности. Что до наследника престола и принцесс, то о них позаботятся ближайшие родственники. Таковыми являются сестры его величества и присутствующий здесь брат ее величества. Дети будут препровождены в замок Ноймар и переданы на попечение своей тетки, герцогини Георгии. Граф Ариго, вы согласны с этим решением?

– Разумеется, – подтвердил Жермон.

9Намек на основателя рода герцогов Ноймаринен Манлия Ферру. Ферра был левшой, и недоброжелатели прозвали его Леворуким.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48 
Рейтинг@Mail.ru