Вера Ивановна Крыжановская-Рочестер
Эликсир жизни

Ральф сжал руками голову.

– Все, что вы говорите, до такой степени странно, что мой мозг не способен так скоро ориентироваться, – пробормотал он.

– Успокойтесь! Я понимаю ваше волнение, так как сам некогда пережил его. Впрочем, я должен прибавить еще несколько необходимых подробностей, чтобы вы могли уяснить себе хорошие и дурные стороны жизни, которая считает века, как вы считаете годы. Во-первых, поговорим о физической стороне: вы никогда не будете больны; ни утомление, ни холод, ни жара не будут иметь на вас никакого влияния. Вы будете спать по привычке, и будете спать хорошо; но вы так же легко будете обходиться и без сна. Вы останетесь доступны для чувства голода или, верней, вы будете ощущать приятный аппетит, но в крайнем случае, вы можете очень долго прожить и без всякой пищи. Таинственный эликсир одаряет неизвестными силами не только тело, но и душу. Вы сделаетесь ясновидящим, будете видеть и слышать то, что недоступно другим смертным, и одним прикосновением станете исцелять разные болезни. Наконец, вам не страшны будут ни яд, ни пули, ни пожары, никакие последствия излишеств. Одним словом, тело ваше становится неразрушимым; но из этой плотской темницы очень трудно освободить душу. Теперь я перехожу к социальному положению.

Нарайяна взял принесенную с собой шкатулку и вынул оттуда связку бумаг.

Вот документы, доказывающие законность имени и владений принца Нарайяны Супрамати. А это – мое завещание, засвидетельствованное у английского нотариуса в Калькутте, которым я завещаю моему младшему брату, носящему, как и я, имя Нарайяна Супрамати, все мои имения, список которых приложен здесь, а также сотню миллионов, лежащих во всех банках Старого и Нового Света. Впрочем, все это только обрывки того безграничного богатства, которым располагает обладатель эликсира жизни. Взгляните на эти шкатулки.

Нарайяна снова подошел к шкафу и открыл несколько шкатулок.

– Все они полны бриллиантами, жемчугом, рубинами, изумрудами и другими драгоценными камнями, из которых каждый представляет целое состояние. А здесь, – он нажал кнопку, причем открылось соседнее отделение, широкое и круглое, как колодец, – лежат слитки чистого золота. Насколько глубок этот золотоносный колодец, я положительно не знаю. Может быть, он доходит до подошвы горы. Во всяком случае эта сокровищница неистощима и позволяет жить по-царски. Теперь перейдем к оборотной стороне медали.

Насладившись всеми благами, какие дает безграничное богатство, удовлетворив свое самолюбие местью и низостью людей, пресмыкающихся перед золотом и, наконец, вкусив порока и любви во всех видах, человек впадает в ужасную болезнь, сопровождающую драгоценный дар бессмертия, – пресыщение. Им овладевает непреодолимое желание убежать от этого гама, от всех увеселений и светской пустоты и скрыться от людской лживости и жадности. Все перевидев и все испытав, душа устает в этом неутомимом теле. Она начинает чувствовать настоятельную потребность в уединении и тишине и ею овладевает болезненная жажда свободы. Но чтобы понять это, надо самому испытать. Когда для меня наступали такие минуты отчаяния, горечи и нравственной духовной усталости, я бежал в один из своих глухих замков или в уединенное убежище в Гималаях.

Там, совершенно один, за исключением нескольких необходимых слуг, я искал забвения и утешения в работе и сне. Но сон – этот друг и утешитель бедных и обездоленных – уже не мог успокоить меня и заглушить тягостную дисгармонию между больной душой и вечно здоровым телом. Труд еще был лучшим средством, и я жадно искал истину во всех формах. Но ее трудно найти, несмотря даже на странную и таинственную силу, которой я был пропитан. В особенности же я изучал это дьявольское вещество, полное искушения, как кубок упоительного вина, горечь которого чувствует только тот, кто осушил его до дна. И вот, несмотря на все мои исследования, я все-таки ничего не знаю. Я перерыл все книги магии и герметической науки, но все было напрасно. Алхимики тщетно искали эликсир жизни, а я, имея его в руках, никак не мог сделать его анализ. У меня бывали мрачные часы, когда я стучался в двери ада и вызывал его обитателей. Жажда жизни и наслаждений привлекала их: они являлись и умоляли меня дать им хоть каплю этой жидкости, чтобы они могли принять телесную оболочку.

– И вы давали этим нечистым существам? – пробормотал Ральф, у которого от всего услышанного кружилась голова.

Нарайяна покачал головой.

– Как вы могли это подумать? Нет, я оставался неумолимым, так как всегда боялся неосторожно коснуться до неведомых и ужасных законов. Но я вызывал не одних нечистых существ; я призывал также чистых, почти божественных духов. Лучезарные, они смутно являлись мне и говорили о вере и молитве; я… а я разучился молиться! И чего мог я просить у Божества? Я был бессмертен и никакая опасность или болезнь не грозили мне; я наслаждался неистощимым богатством, а века, как броней, одели мою душу равнодушием. Одно лишь пресыщение мучило меня. Я прятался в самых глухих из своих замков только для того, чтобы снова возбудить вкус к жизни среди людей.

– Разве так трудно жить без горя и разочарований, не чувствуя постоянно у себя под ногами бездну небытия? – пробормотал доктор.

Нарайяна разрешился сухим и звонким смехом.

– Вы еще не поняли всего трагикомизма положения. Эликсир жизни охраняет целость тела и развивает скрытые способности души, но он не делает неуязвимым того, что думает и живет в нас. Под корой, созданной исключительными обстоятельствами, трепещет душа, которая очень болезненно просыпается иногда. Не так давно я испытал любовь, – такую любовь, к какой не считал себя способным и которая поглощает все существо человека. И вот женщина, которую я боготворил и на которой хотел жениться, простудилась и заболела. Болезнь показалась мне неопасной, но вдруг ее состояние ухудшилось – и через несколько часов любимая женщина скончалась на моих руках. Вникните хорошенько: она умерла, а у меня в руках был эликсир жизни!…

В этих словах звучали такая ярость и отчаяние, что Ральф вздрогнул и в то же время спросил себя, почему Нарайяна не воспользовался могущественным средством, бывшим у него в руках.

Тот точно услышал его мысль и сказал с горькой насмешкой:

– Потому что несмотря на все, я оставался человеком и рабом рока. Я не имел времени достать жидкость, столь драгоценную для меня в то время, так как из принципа никогда не таскал с собой это опасное вещество. О! Тогда я был как сумасшедший и жаждал умереть. Может быть, мне и не следовало бы говорить вам все это, но я считаю своим долгом раскрыть перед вами все хорошие и дурные стороны того, что я вам предлагаю.

Воцарилось довольно долгое молчание. Бледный, с лихорадочным взглядом, Ральф молча смотрел то на собранные сокровища, то на ужасную жидкость.

– Постарайтесь успокоиться и обдумайте все на свободе. Я не требую немедленного ответа. Вы имеете полное право требовать, чтобы вам дали время зрело все обдумать и взвесить все за и против моего предложения.

Он встал, убрал все на место и запер шкаф. Затем, обернувшись к Ральфу, он сказал:

– Пойдемте! Для развлечения я покажу вам залу предков, то есть место, где покоятся мои предшественники.

Нарайяна отодвинул драпировку и открыл дверь.

Они снова очутились в узком коридоре, высеченном в скале. Сделав шагов двадцать, они свернули направо, и доктор с невыразимым удивлением увидел, что продолжение галереи было пробито во льду. В этой ледяной галерее кое-где стояли высокие треножники, тоже изо льда, на которых горело какое-то вещество, издававшее ослепительный свет, но, очевидно, не распространявшее ни малейшего тепла.

От синеватых, прозрачных, как хрусталь, стен веяло ледяным холодом, и Ральф следовал за своим странным проводником, охваченный неприятной дрожью.

После нескольких минут ходьбы они вошли в обширный грот, освещенный, как и галерея, и имевший волшебный, фантастический вид.

Внимание Ральфа было тотчас же привлечено целым рядом саркофагов, артистически высеченных изо льда, из которых немногие были заняты телами.

С трепещущим сердцем Ральф начал осматривать останки этих людей, живших вне обычных законов природы, к числу которых он мог, если пожелает, причислить и себя.

Все это были красивые мужчины во цвете лет и, казалось, они мирно спали в своих ледяных гробницах; все были одинаково одеты в длинные и широкие белые туники, а на головах у них были венки из белых фосфоресцирующих цветов, свежих, как будто они только сейчас были они сорваны.

Нарайяна подошел к одному из покоившихся мирным сном и устремил на него мрачный и задумчивый взгляд. Затем, обернувшись к доктору, он указал на один пустой саркофаг и сказал с непередаваемым выражением:

– Мое место рядом с тем, кто посвятил меня, а там, дальше – ваше, когда вы захотите положить предел долгому жизненному странствованию.

Ральф пытливо взглянул на него.

– В конце концов, вы все-таки не бессмертны и ваше тело разрушимо, так как вы можете умереть, – заметил он.

Нарайяна улыбнулся.

– Да, я могу умереть, если сумею уловить настоящий момент, благоприятный для моего разложения. Должен вам сказать, что через известный промежуток времени происходит ослабевание астрального тела. Изнашивается не плотское тело, а узы, связывающие душу с ее материальной оболочкой. Взгляните на эти тела, которые лежат, как живые. Ни время, ни тление не коснулось их. Они неразрушимы. Отлетела только бессмертная гостья – божественная психическая искра. Поймите же меня хорошенько: если я уловлю этот момент и вторично приму жизненный эликсир, смешанный с чужим жизненным соком, уже пришедшим в состояние разложения, то я сожгу узы, привязывающие мою душу. В вас, Морган, уже происходит таинственный процесс отделения астрала от материальной оболочки. Уже силы разделились на два лагеря: одни – чтобы вознестись, другие – чтобы погрузиться в великую лабораторию, химически переработаться там и послужить для новых соединений. Все, что состоит из воздуха и железа – возносится, а что состоит из воды и земли – разлагается. Итак, если я введу эту борьбу в узы, связывающие меня с телом, то узы эти разорвутся и я буду свободен.

– И я также, в случае нужды, могу воспользоваться этим средством, чтобы освободиться?

– Без сомнения, если вы сумеете уловить удобную минуту, но только не раньше нескольких столетий. Впрочем, не думайте, что легко умереть, прожив так долго. И все-таки, что бы было с человеком, если бы он не имел этой надежды на конечное освобождение. Берегите же хорошенько эту таинственную жидкость: если вы потеряете ее или ее у вас похитят – вы потеряете возможность умереть. А теперь вернемся назад.

Проходя по ледяному коридору, Ральф снова почувствовал, как дрожь пробежала по его телу. Он прозяб до костей, и страшная слабость сковала его члены. Он предположил, что это дают себя чувствовать усталость и волнения последних дней.

Вернувшись в круглую залу, он выпил кубок вина и почувствовал, что это укрепило его. Затем он попросил у Нарайяны позволения отдохнуть немного, так как чувствовал такую усталость, что был совершенно не способен думать и принять какое-либо решение.

Тот тотчас отвел своего гостя в небольшую комнату, также высеченную в скале и роскошно меблированную, В камине пылал яркий огонь, распространяя приятную теплоту, но Ральф продолжал дрожать. Даже не раздеваясь, бросился он на диван, закрылся толстым шерстяным одеялом и скоро заснул тяжелым, лихорадочным сном.

Когда Ральф проснулся, он чувствовал себя очень нехорошо. Страшный жар сменялся ледяной дрожью, члены были тяжелы, а грудь точно пронизывали раскаленные лезвия. Как доктор, Ральф тотчас же понял, что он простудился в ледниках и что у него открылось опасное воспаление легких. Он хотел встать, но у него не хватило сил, и он с горечью снова упал на диван. В нескольких шагах от таинственного эликсира он умрет одиноко в этом скрытом от людей гроте.

Немного спустя пришел Нарайяна. Осмотрев больного, он покачал головой и сказал с участием:

– Я слишком понадеялся на ваши силы. Вы простудились и это ускорило, впрочем, неизбежный конец. Вы стоите теперь на узкой тропинке, ведущей в потусторонний мир. Эликсир еще мог бы спасти вас, но я понимаю, что в вашем положении вы не желаете, может быть, им воспользоваться. Друг мой! Окажите мне услугу и, прежде чем умереть, дайте немного вашей крови, чтобы я мог воспользоваться ею для своего освобождения.

Ральф со слабой улыбкой протянул ему руку.

– Берите! – прошептал он.

Нарайяна отвернул рукав рубашки, вынул из кармана флакон и сделал ланцетом небольшой надрез на коже. Брызнула кровь. Он тщательно собрал ее во флакон, а затем с ловкостью опытного хирурга наложил на порез повязку.

– Благодарю вас, и прощайте! – сказал он, крепко пожимая пылающую руку Ральфа. – Или, верней, до свидания в том мире!

Он кивнул головой и направился к двери. Ральф окликнул его сдавленным голосом:

– Оставьте мне немного вашего эликсира на случай, если смерть очень испугает меня, – стыдясь и страстно желая, пробормотал он.

Странная улыбка скользнула по красивому и строгому лицу Нарайяны.

– Хорошо! Я сейчас принесу, – ответил он. Минуту спустя он вернулся с небольшой шкатулкой, которую молча открыл. В ней находились два флакона: один побольше, другой поменьше. Нарайяна взял хрустальный кубок и налил в него из большого флакона немного жидкости. Подняв на свет кубок, он показал доктору, что на дне его находится вещество, похожее на жидкий огонь.

– Вот! – сказал он, ставя кубок на стол и тщательно закрывая его стеклянной пластинкой. – Если вы выпьете это, вы вступите здесь во владение всем наследством. В этом флаконе содержится эликсир, уже готовый к употреблению. Прощайте!

Взяв из шкатулки маленький флакон, Нарайяна поклонился и вышел.

Доктор остался один. Устремив взгляд на кубок, содержавший в себе жизнь, он продолжал лежать, не будучи в состоянии решиться дотронуться до него. А между тем положение его ухудшалось с часу на час. Он горел как в огне; острая боль терзала грудь, дыхание было затруднено и минутами ему казалось, что он задыхается.

Несмотря на живительное питье, стоявшее у него под рукой, жажда становилась все мучительней. Черное покрывало заволакивало, казалось, ему глаза и временами он терял сознание. Очевидно, приближалась страшная незнакомка, которая косит жизни людей.

Вдруг горькое сожаление сдавило сердце Ральфа. Он почти не знал жизни. Трудовая молодость его прошла в бедности, и он тяжело боролся из-за куска насущного хлеба, а когда достиг наконец честного и скромного довольства, на него обрушилась болезнь. Его мучили страдания и неутомимое желание проникнуть в непонятные тайны человеческой жизни. Теперь же, имея под рукой самую эссенцию жизни, он умирает – и умирает вследствие своей собственной нерешительности. Правда, этот кубок сулит страшную и неизвестную тайну, но, несмотря на это, не лучше ли она этой тяжелой смерти, медленно мучающей его?

Вдруг у него захватило дыхание: клейкая масса, казалось, наполнила его грудь, поднялась к горлу и душила его. Огненные круги стали носиться у него перед глазами, и он на минуту потерял сознание.

Глава вторая

Когда Ральф очнулся от своего забытья, лихорадочный жар сменился чувством ледяного холода и смертельной слабости; члены его налились точно свинцом и отказывались служить. С ужасом увидел он, или ему показалось, что видит, будто от его рук и груди поднимался черноватый пар. Страшная тоска и безумный ужас перед разрушением овладели им. Он хотел схватить кубок, по не мог поднять руки. Он слишком долго медлил…

Но нет! Он не хочет умирать, когда спасение здесь. В нем внезапно проснулась вся его сила воли. Сделав нечеловеческое усилие, он поднялся, похолодевшие пальцы его схватили кубок и сбросили на пол стеклянную крышку.

Острый и удушливый аромат ударил ему в лицо и так сильно подействовал на него, что ему показалось, будто он вдохнул жизнь. Разум его просветлел и дыхание сделалось свободным. Не колеблясь больше ни минуты, он поднес кубок к губам и залпом осушил его.

Сначала он почувствовал, что проглотил жидкий огонь, а затем произошло что-то вроде внутреннего взрыва. Тело его распадалось как будто на тысячу атомов, которые кружились в море ослепительного света.

Одна мысль, что он обманут и отравлен, мелькнула в его наболевшем мозгу; а затем, как пораженный молнией, он упал па подушки.

Сколько времени лежал Ральф без сознания, он сам не мог сказать. Открыв глаза, он не помнил ничего о случившемся и воображал себя в Лондоне, в своей маленькой квартирке в предместье. С немым удивлением блуждал он глазами по тяжелой восточной материи, по мебели древнего образца и по другим вещам, окружавшим его в этом совершенно незнакомом месте.

Вид пустого кубка, лежавшего на одеяле, заставил Ральфа быстро вспомнить о его необыкновенном приключении.

Острая тоска и страх перед безвозвратно совершенным необдуманным поступком сдавила ему сердце. Теперь он ясно вспомнил свой приход в ледники, рассказ незнакомца, свою агонию и страх смерти, побудивший его выпить таинственную эссенцию, которая остановила разложение тела. Эликсир, действительно, оказал действие, предсказанное Нарайяной, так как Ральф чувствовал себя таким крепким и здоровым, как никогда. Живительная теплота пробегала по его жилам, легкие функционировали легко, а сердце билось спокойно и правильно. Доктором овладело неудержимое желание снова увидеть Нарайяну и попросить у него еще некоторых объяснений.

Ральф соскочил с дивана, умылся и поспешно оделся, а затем подошел к туалету, стоявшему в нише, которого он раньше не заметил. На туалете стояло большое зеркало в серебряной рамке и лежали щетка, гребенка и другие необходимые для туалета вещи.

Ральф зажег свечи в двух подсвечниках, прикрепленных к рамке, и собирался расчесать свои густые, темные волосы, как вдруг взгляд, брошенный им в зеркало, заставил его вздрогнуть и отступить назад.

Неужели это он – этот отразившийся в зеркале красивый молодой человек, полный сил и энергии, с полным огня взором и пурпурными губами, жаждавший, казалось, осушить до дна пенный кубок жизни?

От землистой бледности лица, от черных кругов под глазами и от слабости, раньше времени сгорбившей его высокий и стройный стан, не осталось и следа. Свершилось чудо. Он сделался совершенно новым человеком и чувствовал, что по его жилам пробегает неиссякаемая сила жизни.

Ральф тихо вернулся назад, сел в кресло и задумался, опустив голову на руки. Страх и тоска, овладевшие им в черную минуту, исчезли и уступили место какому-то странному спокойствию и глубокому блаженству, смешанному с чувством гордого самодовольства.

Минуту спустя он встал, радостно потянулся своими сильными членами и вышел из комнаты. Ему хотелось увидеть Нарайяну и расспросить его о многом, что казалось ему темным, но он тщетно всюду искал его.

Охваченный тяжелым предчувствием, он почти бегом направился в склеп предков. На этот раз он прошел ледяной коридор, даже не почувствовав холода. Из него выделялся, казалось, неистощимый поток тепла, но он не обратил на это внимания.

Со сдавленным сердцем вошел он в зал, где стояли ледяные саркофаги таинственных людей, пресытившихся жизнью.

Достаточно было одного взгляда, чтобы он убедился, что предчувствие не обмануло его: в одной из гробниц, бывшей еще вчера пустой, лежал Нарайяна.

Со сдавленным криком бросился Ральф и, склонясь над ним, глядел на красивое, неподвижное лицо его, на котором застыло, казалось, ясное выражение торжества. Да, он проник в тайну и добровольно оборвал астральную нить, приковывавшую его к неразрушимой материи. Когда-то он, Ральф, придет к тому же результату и займет ложе рядом с тем, кто посвятил его в тайну?

Охваченный внезапной слабостью, он прислонился к своей будущей могиле и закрыл глаза. Им овладел невыразимый страх перед громадностью времени, расстилавшемся перед ним подобно бесконечному пути.

– О, Нарайяна! Зачем ты искусил меня? Зачем ты оставил меня, не сказав, что это за эссенция, которую я проглотил, что я должен делать, чтобы наполнить эту бездну времени, не сойдя с ума, – с тоской и отчаянием пробормотал он.

– Наполни время умственным трудом. Изучай тайны, окружающие тебя и говорящие с тобой каждым атомом, ищи истину во всех формах – и тогда даже вечность не покажется тебе слишком длинной, – произнес в эту минуту чей-то глубокий и глухой голос.

Ральф вздрогнул и быстро выпрямился, со страхом и удивлением глядя на высокого старца, стоявшего в головах саркофага Нарайяны.

Строгие черты лица незнакомца дышали спокойствием, большая серебристая борода расстилалась по белоснежной тунике, а из его обнаженного тела вылетали огоньки, образуя странный огненный венец. Большие, темные глаза старца пытливо смотрели на Моргана.

– Я – тот, кто открыл тайну и извлек из космического хаоса первоначальную, творческую эссенцию, которую ты принял и которая сделает твое тело неразрушимым, так как она будет создавать в нем все новые жизненные элементы. Но не бойся, что ты принужден будешь жить только для знания; осушив кубок наслаждений, ты сам станешь искать кубок знания. Знай также, что я покровительствую тем, кто пользуется моим открытием.

Старец сделал шаг назад, прислонился к ледяной стене и точно расплылся, подобно синеватому пару.

Ральф остался один. Теперь в его душевном состоянии произошла странная перемена. Беспокойство, нервная тоска и страх перед будущим точно чудом рассеялись, уступив место спокойствию и энергичной решимости. С радостью и благодарностью чувствовал он в себе силы и благосостояние здорового человека и у него появилось горячее желание покинуть эту ледяную пустыню и окунуться в вихрь жизни в качестве нового существа, мощного, богатого и вооруженного неизвестными и таинственными силами. На минуту он снова склонился над неподвижным лицом Нарайяны, как бы желая хорошенько запечатлеть в памяти его черты.

– Будь благословен за твой драгоценный дар! – с благодарностью пробормотал он. – Пусть твоя освобожденная душа найдет мир и счастье в сферах вечного света!

После краткой молитвы Ральф вышел из зала предков и направился в комнату, где хранились сокровища. Было ясно, что Нарайяна посетил его еще раз, так как на столе стояла открытая шкатулка, унесенная покойным, и лежали большой портфель из красной кожи и толстая книга с металлическими углами, запертая на замок, в котором торчал ключ.

Ральф с любопытством осмотрел эти вещи и перелистал пожелтевшие пергаментные листы книги, покрытые странными и незнакомыми ему знаками. Затем он открыл портфель, в котором, кроме целой серии документов, находилась пачка фотографий, представляющих внутренние и наружные виды двух старых замков, расположенных один на берегу Рейна, а другой в Шотландии. Последний особенно заинтересовал нового владельца.

Точно орлиное гнездо, лепился древний исполин со своими зубчатыми стенами, бойницами и башнями на высокой островерхой скале. Невыразимой грустью веяло от этого пустынного пейзажа и этой массы ущелий и скал, у подошвы которых пенились бурные волны. Очевидно, Нарайяна любил эти укромные места, удаленные от людей и светского шума. Без сомнения, с какого-нибудь из этих балконов он смотрел на разверзавшуюся у его ног пропасть и на расстилавшийся перед ним бесконечный океан, размышляя о странности своей судьбы. И вдруг смутное предчувствие, что уединение есть неизбежная необходимость для бессмертного человека, прокралось в душу Ральфа и серым облаком затуманило радостное доверие, наполнявшее все его существо. Ральф отбросил фотографии и взял бумажник, который видел в руках своего предшественника.

В бумажнике этом была толстая пачка банковых билетов, адреса и удостоверения. Доктор не имел ни малейшего желания в данную минуту рассматривать эти бумаги и сунул бумажник в карман. Затем, взяв из тайника, где хранились сокровища, два небольших мешочка с драгоценными камнями, он уложил их вместе с книгой и портфелем в шкатулку. Он торопился уйти, но вдруг им овладела боязнь, что он не найдет очень сложного пути, которым прошел со своим проводником. В ту же минуту произошло странное явление. Как на громадной картине, обрисовался в его памяти путь, по которому он должен следовать. Каждый подъем, спуск и поворот рисовались с такою ясностью, что всякое сомнение и боязнь исчезли.

Спокойный и исполненный новой энергией, делал Ральф последние приготовления к путешествию; а затем у него явилось желание еще раз побывать на платформе и полюбоваться чудным открывавшимся оттуда видом.

На этот раз первые лучи восходящего солнца заливали золотом и пурпуром ледники, скалы и далекие долины. Все горело и сверкало. Воздух был так чист и так живителен, что Ральф с наслаждением вдыхал его; а дышать так легко, полною грудью, было наслаждением, которого он давно уже был лишен.

Безумная радость жизни проснулась в его душе. О, как хорошо он сделал, что в последнюю минуту выпил возрождающую эссенцию. Это восходящее солнце было точно прообразом его радостного будущего. Он явится среди людей человеком с обновленными телом и душой, богатым и с новым общественным положением. В эту минуту жизнь без конца показалась ему верхом счастья, и он, воздев руки кверху, громко вскричал:

– О, Нарайяна! Как мог ты расстаться с самым драгоценным из благ и добровольно уйти в неведомый мир? Разве можно пресытиться жизнью? О, никогда!

Ральф вздрогнул и умолк.

– Ха, ха, ха! – раздался рядом с ним пронзительный, зловещий смех и, как эхо, раскатился по окрестностям, мало-помалу замирая вдали.

Что это? Смеялся дух ледников или какой-нибудь пастух, затерянный в глухом ущелье? Ральф остановился на последнем предположении, но его порыв сразу упал.

Слегка не в духе, доктор вошел в коридор, чтобы взять плащ со шкатулкой и как можно скорей оставить это мрачное место.

У дверей кабинета он с удивлением увидел человека, прислонившегося к стене. При его приближении человек этот сделал несколько шагов ему навстречу и остановился, скрестив руки и склонив голову, в позе глубокого почтения.

Ральф узнал в нем слугу, сопровождавшего Нарайяну в Лондон; слуга этот исчез, как только они с покойным предприняли экскурсию в горы. Он вспомнил теперь, что этот маленький человек, со зловещим и пронизывающим взглядом, произвел на него тогда неприятное впечатление, но он скоро забыл про него. Странный слуга переменил свою простую, но изящную ливрею на серовато-коричневый костюм, состоявший из узких панталон, башмаков с острыми носками, фуфайки, стянутой у талии медным поясом, и капюшона, надетого на голову. В таком костюме это странное существо напоминало живого гнома, сошедшего со страниц какой-нибудь волшебной сказки.

– Приветствую тебя, мой новый господин! – сказал гном, склонясь до земли. – Будь таким же снисходительным к Агни, каким был Нарайяна.

– Постараюсь удовлетворить тебя, Агни! Но скажи мне, кто ты и как попал сюда? – приветливо ответил Ральф, положив руку на плечо Агни.

Тяжелый вздох вырвался из груди карлика.

– Никогда не спрашивай меня, кто я и откуда явился. Я – страж этого места и ухожу отсюда только за новым господином.

– Как? Значит, и ты тоже!… – вскричал Ральф, невольно отступая назад.

Агни умоляющим жестом остановил его.

– Я стерегу здесь проклятую тайну и останки моих повелителей, – с мрачным видом пробормотал он.

Затем, проведя рукой по лбу, он прибавил:

– Я буду верно служить тебе, ожидать тебя, и когда бы ты ни приехал, ты всегда найдешь все готовым к приему. А ее? Ты оставишь ее здесь, господин? Увези, ее всегда увозят. Ее присутствие только смущает покой этого места и привлекает духов ледника.

– Я не понимаю, о ком ты говоришь? Разве здесь находится какая-нибудь женщина? – спросил пораженный Ральф.

– А! Нарайяна ничего не говорил тебе о ней. В таком случае, господин, позволь мне проводить тебя к ней. Она еще не знает, что его уже больше нет.

Ральф провел рукой по своему влажному лбу. Что с ним? Спит он или сошел с ума? Впрочем, теперь уже поздно отступать и, во всяком случае, следует узнать все тяготы принятого им на себя наследства. Очевидно, дело идет о женщине, которую Нарайяна оторвал от семейства, а теперь бросил.

– Проводи меня к ней! – решительным тоном приказал он слуге.

Агни открыл в конце коридора дверь, которую Ральф раньше не заметил, и поднялся по узкой витой лестнице во второй этаж этого странного жилища. Они прошли через богато обставленную, вроде будуара, комнату, Агни поднял тяжелую портьеру – и онемевший от удивления Ральф остановился на пороге гостиной, обтянутой полосатой шелковой материей, вышитой золотом, и меблированной и восточном вкусе.

Прямо против входа было пробито в скале широкое и высокое окно, из которого открывался тот же чудный вид, каким он любовался с платформы нижнего этажа. Но в эту минуту молодой человек остался равнодушен к красотам природы. Все внимание его привлекла на себя женщина, полулежавшая на пурпурных подушках маленького дивана у окна.

Была ли это женщина или четырнадцатилетний ребенок, Ральф не мог определить, до такой степени она была миниатюрна, нежна и воздушна. Бледно-матовый цвет лица ее был удивительно прозрачен, будто ни одной капли крови не циркулировало под ее атласной кожей. Тем не менее, это странное создание вовсе не казалось больным: пурпурные губки ее ротика и вся ее фигура дышала здоровьем.

Несмотря на чувствительный холод, царивший на этой высоте, незнакомка была одета в легкий пеньюар из индийской кисеи, вышитый золотом и стянутый у талии шнурком. Широкие рукава обнажали классически дивные руки.

Как очарованный, смотрел Ральф на эту таинственную женщину, взгляд которой, казалось, затерялся в пространстве: она так поглощена была своими мыслями, что забыла весь внешний мир. Не фея ли это ледников, которую околдовали здесь? В этом фантастическом мире, куда его бросила судьба, все стало казаться ему возможным.

Легкий шум Агни привлек, однако, внимание незнакомки. Она быстро обернулась и молча оглядела вошедших.

Ральф тоже стоял молча. Ему казалось, что он никогда еще не видел лица такой захватывающей, демонической красоты, несмотря на его юный вид. Большие, черные., как бархат, глаза с длинными ресницами и с почти невыносимым блеском задумчиво смотрели на него.

Агни подошел и сказал вполголоса несколько слов на неизвестном языке. Молодая женщина или девушка вздрогнула и быстро встала. Ее пылающий взгляд с загадочным выражением блуждал по высокой и стройной фигуре Ральфа.

– Подойдите, сударь, – сказала она по-английски, протягивая доктору свою маленькую руку.