Василий Ворон
Три капли ясности на стакан неизвестности
– Да ладно, все девчонки трусихи.
– А вот и нет, – тихо, но упрямо сказала она.
– Ладно, – снисходительно махнул рукой Жека. – А истории умеешь рассказывать?
Маша кивнула. Красные вспышки отбрасывали на стены причудливые тени, совсем рядом с домиком верещал сверчок. Где-то залаяла собака и ей стали вторить все собаки поселка.
– Ну? – устав ждать, сказал Жека. Маша поерзала, устраиваясь поудобнее и начала:
– Жила-была в одном городе девочка. И не было у нее на всем белом свете ни одной живой души. И вот однажды…
Капля вторая:
Кольцо с бриллиантом
Уже въезжая во двор, на свое место парковки, Мила вспомнила, что на пальце нет кольца, и испугалась. Она сняла его незадолго перед уходом, когда мыла кофе-машину, чтоб не мешало. Ибо изрядно мешало оно именно во время этого занятия. Рискнула, называется. Впрочем, прошло уже около часа, она уже почти дома, и все было в порядке. Мила развернулась, обогнула помойку и стала выворачивать на обочину, когда левое переднее колесо сказало что-то типа «швах». Мила резко затормозила, вышла из машины и поняла, что упомянутый порядок кончился весьма неприятным образом. Какой-то мудак бросил на обочину доску с мерзким гвоздем, и ровно на этот гвоздь Мила и наехала. Она выматерилась вслух, невзирая на гулявшую неподалеку тетушку с крошечной собачкой и принялась шарить в сумочке и карманах. Кольца не было.
– Блин… – простонала Мила, вспомнив, что искомое осталось в приемной. Она снова выругалась – на этот раз вяло, и стала думать, как выкручиваться из этой ситуации. Запаски у нее не было, да и не женское это дело, бренчать железками. Однако и не в страховую же обращаться, в самом деле…
Около двух месяцев назад в ее жизни появилось это золотое кольцо с маленьким бриллиантом. Ей дал его поносить на время знакомый ювелир.
Ювелира звали Жора, он жил на десятом этаже дома в двух кварталах от Милы. Был Жора большим, добродушным, любил крепко выпить и хорошо закусить. Также он был основателен во всем. Жора курил трубку (было у него их с полдюжины), грамотно изводил продукты питания, кулинаря иной раз по полдня, кутил до утра в ресторанах. Он вечно был в оппозиции находящейся у власти партии, ругая их на чем свет стоит, а еще часто вспоминал прадеда, который еще в первую гражданскую воевал в составе Первой Конной и легко рассекал шашкой от плеча до седла «всякую контру». Еще Жора клял цены на золото и камни, скупал заброшенные дачи у черта на рогах, дебоширил в ресторанах, а львиную долю клиентов своих помнил исключительно по цацкам, изготовленных по их заказу – то есть вел себя как типичный ювелир.
Всякий день в его квартире собирался разношерстный люд, набивался под завязку на кухне с видом на бульвар и предавался всем смертным грехам по Фоме Аквинскому, начиная с чревоугодия. После возлияний с закускою, далее шли: гордыня (у Жоры было чем гордиться, от славного дедова прошлого до профессии), что у многих гостей, зачастую виденных им впервые, вызывало зависть. Многие гости, они же клиенты, заказывая очередное украшение из драгметалла, впадали в алчность до такой степени, что готовое изделие в конце его производства попросту оказывались не в состоянии выкупить. Что логичным образом вызывало у них уныние, которое время от времени скрашивалось блудом – групповым или индивидуальным, по настроению. Тем не менее, был Жора хлебосольным и простецким до последней крайности. То есть, мог и обласкать, а мог и морду набить, если один из упомянутых грехов у него ли, или у его гостя вступал в противоречие с другим грехом (опять же, у него, либо у его незадачливого визави). Мила познакомилась с ним случайно, будучи приглашенной одной из своих подруг к нему в гости. До блуда дело у нее с ним никогда не доходило (далеко не в ее вкусе он был), просто пополнила она несметную рать его клиентов, и теперь регулярно починял ей Жора порванные цепочки и вставлял обратно выпавшие из оправ камешки.
Как-то, зайдя к нему забрать из починки тоненькую цепочку, она не смогла устоять перед его настойчивым приглашением «посидеть и культурно тяпнуть за приятной беседой». В этот вечер в квартире хозяина было редкостно пустынно: никто не сидел за столом на кухне, никто не дрых на диванчике либо подле него в передней, не доносилось из туалета совершенно определенных звуков, которые обычно следуют после обильного возлияния не слишком умелых выпивох. Мила не особо верила в приятность обещанной беседы, потому как Жора был уже несколько подогрет, а рассказывал он нередко в этом случае давно и многократно что-нибудь ею слышанное. Однако в кухне царил густой и сногсшибательный мясной запах, Мила с ужасом поняла, что завтра снова придется садиться на диету, а ноги уже несли ее за стол у окна и Жора суетился, звеня стеклом и бряцая столовыми приборами. Готовить, как уже было замечено, он умел и любил.
Выпили за встречу, обменявшись обычными в таких случаях вопросами-ответами насчет жизни/последних свершений и скоро, чуть не урча от удовольствия, Мила, стараясь изо всех сил не торопиться, ела мясо по-бургундски. И разговор на этот раз, зацепившись за сущий пустяк, миновал заезженную колею.
Когда Мила насытилась и мысленно сказала себе «стоп», твердо отказавшись от добавки, разговор уже шел о влиянии драгоценных и полудрагоценных камней на здоровье человека. Жора и здесь был экспертом номер один (в любой области, кроме компьютеров, он был таковым) и Миле удалось только поведать ему о том, как один ее давний знакомец таскал кулон с лунным камнем и все время чем-то болел, хандрил и вообще регулярно чувствовал себя словно баба в период месячных. И длилось это все до тех пор, пока он этот кулон не потерял.
– Ничего удивительного, – невозмутимо заметил Жора, принимаясь набивать трубку пахучим золотистым табачком и начал очередной, неслыханный доселе Милой рассказ: – Есть у меня одно колечко. Сделал как-то, да так никому еще и не продал. Золотое, с бриллиантом в ноль три карата. Камешек этот достался мне по случаю. Знакомый один бросил как-то клич. Мол, есть камни. Никакой он не ювелир, просто бабла не меряно. Встретились мы, показал он товар: камней пять-шесть – не помню точно. Бриллианты – залюбуешься, старой работы, такие, что зависть берет. К ним даже фотка приложена была: огромная брошь, усыпанная алмазами. Ну, большая часть уже повыковыряна – владелец (а то и не один) потрошил свое сокровище помаленьку да на продажу отдавал. Как вот моему приятелю. С деньгами у него всегда хорошо было, а вот с воображением не очень. Повалялись они у него, да и решил он их сдать к лешему. Смотрел я на камешки эти, любовался, а у самого как назло с деньгами в то время было хреново. А приятель еще подначивает: мол, есть у меня кому их сдать. Даже торговаться не станут. Тебе потому, говорит, и показываю, что ты мастеровой, в дело бы их настоящее пустил. Ну, и выбрал я себе камешек – хоть один, думаю, но мой будет. К тому же брошь та, из которой его сняли, с историей. Я люблю такие вещицы: сейчас таких не делают – возни много, а то и таланта не хватает. Ювелиров-то не один полк, да мастеров наперечет. Себя не беру – я сошка мелкая, зато и свою цену знаю. Так вот, брошь та, как приятель рассказал, случайно в России осталась. Ну, он за что историю купил, за то и продал: мол, в почти советской уже Одессе эту брошь завернули. Хозяин свалить в Стамбул хотел, как многие тогда, и то ли свалил, то ли не смог – не важно, главное, брошь эта осталась.
Жора прервался, отложил уже тщательно набитую трубку и показал свою ладонь – без единого кольца-перстня, кстати – и пальцем другой руки очертил круг:
– Вот такая она на фотке была, там и коробок спичек для сравнения лежал, ну, ладонь, только если без пальцев. Я таких никогда не видал, – Жора взял в руки трубку, выудил откуда-то с подоконника коробок спичек, основательно и вкусно ее раскурил и стал продолжать свой рассказ. А рассказывал он всегда обстоятельно, не торопясь, и слушать его истории, даже уже известные, было интересно. – Ну, так вот. Кто владел этой брошью сначала, от Одессы – неизвестно. Может, какая-нибудь портовая сволочь, за такой вот куш позволившая хозяину подняться на пароход. Ну да не в том соль. Лежал у меня этот купленный камешек, лежал. Я и позабыл уже про него. А тут случился простой в работе – это у меня бывает. Запью неделю, тут не до дела. Ну и клиенты тоже как-то притихли, а я возьми да и вспомни про камешек. Руки аж зачесались – после запоя такое редко бывает. Обычно наоборот – и руки трясутся и вообще, гори она огнем, эта работа. А тут как вдохновение нашло. Придумал я колечко: этакое футуристичное, нарочно грубоватое, и камешек мой туда поместил. Хорошо получилось, сам налюбоваться не мог. Клиентам сперва даже не показывал, сам нацепил – на мизинец налезло – да и стал носить.
Жора посопел погасшей трубкой, раскурил вторично и рассказ продолжился.
– Ну, вот, ношу я свое колечко новехонькое и замечаю любопытные вещи. Я, в общем, парень не пуританского склада. Нужна баба – баба найдется, нет проблем. А тут начал у меня складываться этакий спонтанный секс. Раз по делу поехал, в какой-то офис, даже костюм-галстук нацепил, хоть терпеть их не могу…
Мила взглянула на короткую шею Жоры – на ней словно стояла незримая, но неоспоримая печать, говорящая о том, что шея эта не знала ни галстуков, ни тем более шейных платков и даже пионерский алый лоскуток будто бы был ей неведом.
– …в офисе этом я, в промежутке между дел, имел в какой-то подсобке бурный трах с доселе незнакомой мне офисной дивчиной, между папок, скоросшивателей и пачек бумаги формата А4. В общем, так и поехало. Секс был всюду – в туалетах и даже за портьерами ресторанов, за кулисами сцены какого-то клуба, один раз в купе «Красной стрелы» и один раз на плацкартной боковушке. И все это при том, что я этим делом люблю заниматься в нормальной постели, по-человечески.
Здесь Мила мысленно усмехнулась, наслышанная о групповушках в различных местах этой самой квартиры. Жора, пуская в распахнутое окно дым, из которого доносился монотонный уличный гвалт, продолжал:
– По улице передвигаться начал короткими перебежками, как при артобстреле. Веришь, от юбок шарахаться начал. Потому как и работать ведь надо – кушать-то хочется. А кольцо с камушком снял – и все. Как отрезало. Никаких спонтанных встреч. Только по утвержденной заранее программе. В общем, убрал я колечко от греха. А тут зашел ко мне давний приятель. По жизни суетится, вертится: туда метнулся, здесь стрелу забил, там, кому надо, отслюнил. Весь в бизнесе, словом. Поговорили с ним о всяком, выпили. Он возьми да и пожалуйся: мол, живу бобылем: и с бабами жить не сладко, но и без них не просто. Но даже на один вечерок склеить и то времени нету. Дичаю, мол. Скоро совсем одноруким бандитом стану. Ну, я ему и предложи колечко приобрести под рассказ про свои приключения, когда оно у меня на пальце сидело. А у него и бабло есть, да только он эти кольца-перстни не любит, отнекивается. Ладно, говорю, бери на прокат. Он и согласился.
Проходит неделя, другая. Звонит этот мой приятель, и говорит только одно, без комментариев: еду сдавать тебе кольцо. И, натурально, приехал. Я, когда дверь открыл, его не узнал. Морда перекошена, очки зеркальные синюшные подфарники неумело скрывают. Рука на перевязи. Хромает. Спрашиваю: к садо-мазо пристрастился, что ли? Мне, говорит, не до смеха. И кольцо из кармана достает. Забирай, говорит, иначе меня вовсе убьют.
Посидели мы с ним. Он и поведай, что и как было. Как только кольцо надел, сразу приключения начались. Стали с ним случаться членовредительства. То у родного подъезда морду набили ни с того, ни с сего, то у офиса какая-то пьяная молодежь попинала. То джигиты наваляли на обочине, типа, подрезал он их. Хорошо, машина целая, говорит. Окончательно его подкосило другое. Сижу, говорит, в ресторане. Обычный вечерний перекус. И начинает его клеить какая-то баба. Подвыпившая – ну да нашего брата это только бодрит, полдела уже, считай, сделано. Ну, он, само собой, радуется, думает, что вот колечко и сработало. Он ее уже за талию и волочит из зала.
Жора докурил, явил на свет хитрое крючковатое приспособление и принялся выколачивать и чистить трубку. Мила заерзала на месте, сказала:
– Ну? Дальше-то!
Жора довольно усмехнулся и продолжил, копаясь в люльке:
– Баба не одна в ресторане была. С самцом. На голову выше моего приятеля. Говорит, рыкнул, аки лев, кинулся, посетители не сразу разнять смогли. Дома приятель мой отлежался, кольцо с пальца стянул, когда отечность прошла, и сразу, хромая и скрипя уцелевшими зубами, ко мне поскакал. Вот такие дела.
– А кольцо это ты еще не продал? – спросила Мила, на что Жора отрицательно помотал бритой головой, молча поднялся и вышел из кухни. Вернувшись, положил на стол кольцо и уселся на свое место.
Кольцо имело грань, огибавшую его вокруг, утолщаясь и несколько расходясь в разные стороны в месте соединения, и там-то и сиял бриллиант. В свете кухонной люстры, висевшей под прокуренным потолком, камень брызгал в глаза искрами, играл всеми цветами радуги и манил, звал, просил…
Оно село как влитое на указательном пальце правой руки Милы и она поняла, что тоже должна его испытать. Она подняла затуманенные глаза на довольного Жору и попросила:
– А мне… дашь поносить?
– Да валяй, – Жора благосклонно махнул рукой. – Открыть что ли, прокат ювелирных изделий? Ведь это, пожалуй, мысль…
Так коварное кольцо оказалось у Милы.
Даже теперь оно не казалось ей отталкивающим. Красивым оно тоже не перестало быть: это просто нонсенс – бриллианты и золото не умеют быть некрасивыми. Мало того, несмотря на все злоключения, кольцо продолжало притягивать ее к себе. К маниакально-суицидальному синдрому, который неотвратимо следовал за мистером Фродо из известной саги про известное кольцо, это никакого отношения не имело. Кольцо даже не жило собственной жизнью, как нередко выражаются иные писатели. Оно именно что жило жизнью Милы. Оно будто старалось участвовать в этой жизни во всех ее аспектах и потому попросту обижалось, если ее этим обделяли, забывая надеть на палец. Миле было и жутко и интересно одновременно.
Когда только она начала его носить, все было как всегда. Подруги и даже кое-кто из мужчин непременно интересовались, что за интересное колечко, самые смелые любопытствовали, на какие, собственно, шиши и «кто же это у нас появился?» Все так бы, верно, и шло, если бы как-то раз Мила не решила надеть другие свои кольца, пусть и не с бриллиантами. Прокатное кольцо осталось дома в шкатулке, а Мила отправилась на свой заводик. В разгар рабочего дня, нарезая ломтиками лимон к чаю для шефа, Мила отвратительно глубоко порезалась – до слез, почти до истерики, но, посасывая ужаленный палец и чувствуя вкус крови с лимонным соком, о кольце даже не подумала. Мила меняла кольца-сережки-бусики ежедневно, как и полагается женщине, нередко оставляя то кольцо дома, а вокруг нее творились мелкие неприятности. Бились любимые чашки, ни с того ни с сего зависал комп, когда нужный документ уже был почти готов, ломались или даже отваливались лишь накануне наращенные ногти. Систему в этом она заметила только на второй неделе.
Вот стрелка на дорогом, между прочим, чулке, на самом видном месте, а вот кольцо, сунутое в сумочку утром впопыхах и там благополучно забытое.
Вот машина, ее любимый фордик, оставленный у магазинчика и после обнаруженный жутко обгаженным мерзкими воронами. И что они тут жрут, сволочи, никак не оттирается влажными салфетками… А колечко, между прочим, в кармашке пиджачка.
Вот офисный чайник из представительского сервиза, специально для важных заседаний с чаепитием. Вернее, был чайник. Теперь – россыпь острых осколков на полу в туалете (помывка не удалась)… А кольцо – в ящике стола в приемной.
Тенденция складывалась такая: если кольцо было не на пальце, но в непосредственной близости от Милы – от кармана до ящика стола (если дело происходило на работе) – одолевали пустяки. Стоило Миле умудриться забыть его дома или в офисе – случались неприятности покрупнее. Когда она сильно порезала палец, кольцо осталось дома. В другой раз, вернувшись домой, она не обнаружила в сумочке ключей от входной двери. Кольца тоже не было, оно по всем признакам осталось на работе. Мила тщательно проверила весь маршрут от двери до машины, но ключей не нашла. Пришлось возвращаться на работу, в пустое управление и рыскать там. Ключей не было. Раздосадованная Мила напялила на палец злополучное кольцо, оставленное в столе, и как можно тщательнее исследовала второй возможный маршрут – теперь уже от приемной до машины. Тоже пусто. Однако на этот раз вся неприятность была исчерпана только этими поисками, так как ключи обнаружили себя в машине на полу.
Еще одно злоключение случилось дома (вариант – кольцо на работе). Задымил и погиб старенький телевизор в спальне. Без него вечерами было совсем одиноко и тоскливо, а ранний отход ко сну в пустой холодной постели не сулил ничего хорошего. Спустя неделю Мила поднатужилась и купила новый телеящик. Сначала она долго размышляла, не будет ли лучше выкупить кольцо у Жоры. Она даже звонила ему, и у них состоялся следующий разговор:
– Привет, Жор. Что нового?
– А, Людмилка! Привет. Да все по-старому. Как ты?
– Ничего, работаю.
– Колечко-то носится? Ничего необычного не приключалось?
– Носится. Да как тебе сказать… Вот верну скоро, расскажу.
– Ну, как знаешь. А то заходи, посидим. Хочешь, так прямо сейчас заходи. Тут народ у меня, но места хватит, ты же знаешь.
– Спасибо, Жор, в другой раз как-нибудь. Ты вот что… Не скажешь, сколько это колечко может стоить? А то у меня тут подруги интересуются.
– М-м… Подумать надо. Посчитать.
– Ну, примерно, хотя бы.
Жора назвал сумму, от которой запершило в горле и Мила постаралась побыстрей свернуть разговор.
Теперь она строго следила за тем, чтобы кольцо всегда было с ней. Однажды обнаружила, уже у ворот завода, что кольцо осталось дома. Тут же вернулась за ним, несмотря на опоздание и впредь вообще не снимала его с пальца. Даже дома. В течение полутора недель все было в порядке, никаких неприятностей и происшествий. До тех пор, пока кольцо не осталось на работе, и Мила наехала на доску с гвоздем.
Тащиться на работу пешком она не стала. Ключ от дома был на месте и она побрела в квартиру. В комнатах было темно и неуютно. Мила даже не стала включать телевизор. Ей было жутко и тоскливо. Она забралась в постель и постаралась уснуть. Сон никак не хотел приходить. Голова была полна мыслей, от которых хотелось плакать, ибо все это было уже совсем не смешно. Что надлежало делать с кольцом, она не знала. Она казалась себе морской раковиной, лежавшей на полке над постелью. Ее, покинутую последним жителем, зачем-то вытащили из моря и теперь она находилась одна в чуждом ей месте – пустая, забытая, никому не нужная.
Плохо выспавшаяся, с неясными обрывками мрачных сновидений в голове, Мила появилась на работе и немедленно надела кольцо.
– Ну что тебе от меня нужно? Отпусти меня. Пожалуйста, – сказала она ему, на что бриллиант брызнул россыпью разноцветных бликов, зацепившись за солнечный зайчик, мимолетно упавший на него.
С машиной обещал помочь Львович: снять проколотое колесо и отвезти знакомому из шиномонтажа. Но все это только завтра.
