Василий Водовозов
Захват печати капиталом и его последствия

Особым вниманием популярной капиталистической газеты пользуются из ряда вон выходящие преступления, которые они разукрашивают такими подробностями и смакуют с таким вкусом, что невольно внушают читателю сочувствие к преступнику и даже к преступлению. Английская уличная пресса, по словам Гобсона, служит для публики средством «досыта насладиться резней, убийствами, человеческими страданиями и разрушениями». Неудивительно, если рост специфической преступности в Западной Европе, учащающиеся револьверные расправы, подвиги апашей, убийства на романической почве и т. п. связываются общественным мнением с деятельностью печати, дающей «занимательные повествования о каждом новом преступнике, помещающей его портреты, смакующей пикантные детали из прошлого и настоящего своих героев, а многочисленная публика в свою очередь смакует бойкия изложения репортеров». Дело дошло до того, что выдающиеся французские писатели взывают к представителям печати об отрешении от того, чтобы преподносить публике портреты преступников, с симпатией их описывать, и напоминают им о «громадной общественной опасности, вытекающей из существующих газетных нравов»^[6].

Необходимой принадлежностью большой популярной газеты служить роман, разрабатывающий те же темы, что и сенсационный репортаж. Невероятные события, невероятные преступления, порнография – составляют обычное его содержание. Наряду с большими романами, для массового читателя неизвестных, иногда талантливых авторов, французские газеты для более взыскательной публики печатают мелкие рассказы крупных известных писателей. И хотя, платя громадные гонорары, они привлекают к себе звезды разного цвета, но на страницах бульварной газеты они все более или менее равняются под одно, и очень редко в такой газете, говорит г. Белорусов, попадается рассказ, кем бы он ни был написан, без порнографии.

Заполняя свои страницы отчетами о мелких сенсационных событиях дня и всячески разукрашивая последние, популярная капиталистическая газета уже мало заботится о том, чтобы держать своих читателей в курсе более важных, но не так занимательных для праздного любопытства событий внутренней и иностранной жизни. Ни одна парижская газета, говорит г. Смирнов, не интересуется жизнью провинции и повествует лишь о таких событиях внутренней жизни, которые почему-либо остановили на себе всеобщее внимание. По этим газетам, говорит г. Смирнов, нельзя получить сколько-нибудь правильного понятия не только о том, что происходит в Германии, «которую они, однако, как врага, должны были бы знать», в Англии, «на которую некоторые правящие сферы и патриоты-шовинисты очень долго направляли общественное мнение, и с которою в настоящее время происходит сближение», или в России, «которою, как союзницей, они, казалось бы, должны особенно интересоваться», – вы ничего не найдете в французских газетах даже об отторгнутых у Франции провинциях – Эльзасе и Лотарингии, – с потерей которых французы никак не могут примириться и мечтают об их возвращении, хотя бы силою оружия, «Вы можете несколько лет сряду читать парижские газеты и не иметь никакого представления о том, чем живет, болеет и радуется французская провинция».

Иностранные известия американских газет состоят из одних телеграмм и не дают никакого понятия об иностранной жизни. «Из получаемой мною второстепенной русской газеты, говорит г. Гурвич, я узнаю больше о том, что делается в З. Европе, нежели из нескольких больших нью-иоркских и вашингтонских газет, которые я просматриваю ежедневно». И «чем лучше расходится газета, тем меньше внимания она уделяет политике и руководящим статьям, и тем больше места отводит хронике преступлений, скандалам и иллюстрациям».

Известие о всеобщей забастовке в сентябре 1911 г. в Испании, закончившейся кровавым восстанием в Валенсии, одна из распространеннейших мадридских газет поместила мелким шрифтом в отделе происшествий, а всю первую страницу посвятила дамским прическам в Париже за истекший сезон. Другая большая и очень читаемая мадридская газета «El Munde» во время знаменитой стачки английских углекопов, грозившей крахом испанской же промышленности, питающейся исключительно английским углем, печатала корреспонденции из Лондона не об этой стачке, а о флирте, английском бифштексе, преимуществе испанской кухни и испанского характера над английскими и т. д.^[7].

Давая читателю пустое, несерьезное чтение, избавляющее его от всякого напряжения мысли, популярная капиталистическая газета стремится облечь этот матерьял в форму, сокращающую еще более «труд читателя, его интеллектуальное напряжение. Отсюда большие заголовки, подзаголовки, резюмирующие содержание статей, рисунки и каррикатуры, составленные так, чтобы, посмотрев на них, можно бы не читать комментирующего их текста. Цель всех этих приемов – дать читателю возможность, бросив на газетный лист взгляд, знать все, что делается на свете»^[8]. Такая забота об экономизировании времени читателя полезна, если сохраненное время будет затрачено в умственном отношении более производительно. Но если газета составляет почти единственную духовную пищу читателя, то описанные приемы изложения статей способны развить лишь поверхностное и легкомысленное отношение к тому, что заслуживает совершенно иного приема.

Не все, конечно, газеты принадлежать к разряду открыто продажной, желтой или бульварной прессы. Есть периодические издания специально политического и даже партийного характера, газеты, посвященные преимущественно беллетристике, искусству, выражающие определенные религиозные или социальные воззрения. Но такие газеты имеют незначительное распространение; и тогда, как напр., «Figaro», «Temps» или Croix, говорит г. Белорусов, печатаются немногими десятками тысяч экземпляров, а «Radical» или «Lanterne» имеют еще меньший курс читателей – тираж бульварных газет определяется сотнями тысяч и даже миллионами экземпляров. В Германии, правда, социал-демократические газеты расходятся в совокупности в 1½ миллиона экземпляров; но можно ли утверждать, что такая газета удовлетворяет не только партийным, но и прочим запросам читателя, и рабочий-социалист не обращается для развлечения к газетам, которые по вышеприведенной характеристике г. Коварского «убивают этику, разрушают способность понимать и наслаждаться истинной литературой, губят лучшие духовные интересы человека». Германия, впрочем, как молодая капиталистическая нация, не подчинилась еще в данном отношении всецело господству капитала. А новейшая история её пролетариата имеет ту особенность, что руководившая последним просвещенная социал-демократическая партия поставила себе задачей не только проповедь социализма и политическую организацию рабочего класса, но и всестороннее умственное его развитие. Несмотря на тенденциозность последнего, руководительство социал-демократии не могло не создать в известной части германского пролетариата более чистых и серьезных интеллектуальных стремлений. Этим, однако, не устраняется общепризнанный факт всеобщего распространения в массах передовых государств низкопробной уличной прессы. Заставить же капиталистическую дешевую газету служить высшим интересам культуры почти невозможно: это не приносит желательного дохода, да и воспитанный ею читатель потребует другого содержания. Если муж-социалист приносит домой «L'Humanité», жена презрительно осматривает ее и говорит: «И что за газета! Вот на улице Botzaris нашли отрезанную голову женщины; все газеты полны этим делом, а в твоей дурацкой «Humanité» две строчки. И фельетон о кооперативах – очень интересно! Читай, если хочешь, свою «Humanité», а я покупаю «Matin»». И чтобы не тратить лишнего су в день, рабочий заменяет социалистическую газету бульварной.

Многие молодые, умные и образованные французы, начиная журнальную карьеру в широко-распросграненных газетах, пробовали обстоятельно говорить о серьезных вопросах текущей жизни, знакомить читателей с общественным и умственным движением в других странах, но их статьи бросались в редакционную корзину, потому что это «скучно», «тяжело», «ce n'est pas drôle, потому что это не интересует читателя». В это время, когда во главе бывшего органа французской рабочей партии «Petite République» (принадлежащей акционерному обществу) находился один депутат, некоторые молодые журналисты, проживавшие заграницей, посылали в газету статьи о выдающихся явлениях общественной жизни в обитаемых ими странах, не требуя даже за них гонорара. «Но ни одна из этих интересных корреспонденций не была напечатана, между тем, как «Petite République» ежедневно посвящала скабрезным анекдотам, рассказам об убийствах, воровствах и драках, скачкам и отвратительным бульварным романам по крайней мере три четверти своего содержания»^[9].

«Petite République» принадлежала, впрочем, акционерному обществу и была предоставлена в распоряжение рабочей партии по соображениям коммерческим, причем неполитическая её часть осталась в заведывании дирекции общества и наполнялась обычным для капиталистической газеты содержанием. Более характерным следует считать факт подчинения нездоровым вкусам читателя изданий, менее зависимых от капиталистических влияний. «Кто будет читать листок, в котором нет страшного романа? спрашивает г. Белорусов. И вот, почтенный «Radical», заинтересованный в возможно широком распространении политических идей радикально-социалистической партии среди избирателей, видит себя принужденным печатать крикливые и раздражительные романы, полные убийств из-за любви и денег, полные преступлений и подвигов апашей и полицейских». И даже социалистическая «L'Humanité» Жореса, одно время не печатавшая ни хроники сенсационных преступлений, ни романов, должна была отступить от этого правила^[10].

Начатая на страницах газеты, система развращения читателя продолжается в популярной книжке.

Известно, какое распространение получила в последнее время развращающая литература разного рода: порнографическая, сыщицкая и разбойничья. Изданием такой литературы занимаются в Германии 52 фирмы; продается она в 800 книжных магазинах, в писчебумажных, табачных лавочках и при посредстве 30-ти тысяч книгонош, проникающих во все закоулки. Оборот этой литературы в 1907 и 1908 г. достигал 60 милл. марок, а в 1910 г. оборот одного лишь берлинского издательства составлял 25 милл. марок. В 1911 г., впрочем, оборот такой литературы составлял всего 50 милл. марок. Продается эта литература выпусками ценою в 10 пфенигов, и составляются книжки с таким расчетом, чтобы не давать остывать интересу читателя, и чтобы последний непременно требовал следующего выпуска, продолжающего рассказ. Данная литература является поэтому плодом самого необузданного воображения. «Если это «кухонная» (Hintertreppenromane) литература, то её содержание – разбойничьи подвиги самого гнусного и кровожадного характера. Если это подвиги сыщика, то это – борьба ловкого преступника и еще более ловкого шпионажа. Если это эротическая литература, то это – смесь садизма, мазохизма и т. п.». «Книжки, спекулирующие на народное суеверие, представляют смесь самых невероятных явлений чародейства, вызова духов, плясок мертвецов, преступлений, совершенных трупами, и пр., и пр…. любое сенсационное событие обрабатывается этой литературой под вкус самого невзыскательного читателя, без всякого внимания к действительному характеру событий». Один немецкий роман, напр., дает описание 2293 убийств и не только обычными средствами холодного и огнестрельного оружия или отравления, но и изощренными способами оскальпирования, потопления, заколачивания кулаками, зарытия в землю, отдачи на съедение крысам и т. п. Всего печальнее, что эта литература составляет самое распространенное чтение среди детей рабочего класса в школьном и послешкольном возрасте, причем главным потребителем порнографических изданий являются девочки 13–15 лет. Не менее того распространено среди школьников и чтение газет. Согласно недавно произведенной анкете в ряде немецких школ, 90 % учеников читают газеты, причем только 40 % интересуется в них чем-нибудь другим, кроме судебной хроники и происшествий.

Отдельные группы из общества обратили внимание на развращающее влияние популярной прессы, но тщетно ищут действительных средств борьбы с нею. На съезде общества народного образования в Дортмунде в 1909 говорилось о заполнившей германские книжные рынки сенсационной и бульварной литературе, оказывающей гибельное влияние на литературные вкусы среднего читателя, до учащихся включительно. В конце того же года в Германии основалось женское общество для борьбы с грязью и развратом, распространяемыми посредством литературы. В Гамбурге с тою же целью основалось «Немецкое общество памяти писателей», и борьбе с развращающей литературой посвящает в последние годы свои силы ряд культурных обществ в Берлине, Мюнхене, Кельне, Лейпциге, Висбадене. В последнее время делают попытай применения международных правительственных мер для борьбы с порнографическими произведениями. В одной из недавних книжек «La Revue» помещены мнения известных французских писателей о влиянии литературы на увеличение числа кровавых преступлений и воззваний к представителям печати не пропагандировать преступления сенсационным их описанием и симпатичным отношением к преступникам, а к читателям – не поощрять такого рода описаний. Эта литература успела уже произвести прочные изменения в психике читателя, и гамбургское, напр., общество памяти писателей должно было во внимание к этой психике издавать криминальные же рассказы Пауля Гейзе, Мейера, Давида и др. для отвлечения читателя от уличной литературы. Мы знаем, что в угоду читателю, бульварный и сенсационный отделы должны были завести парижские социалистические газеты, и все это доказывает, что развращающая пресса покоится на твердом психическом основании, что она сеет свои зловредные семена на подготовленной для того почве, и так или иначе, удовлетворяет каким-то общим потребностям^[11].

Газета, стоющая всего две-три копейки, может быть прямо покупаема читателем. Но сенсационного романа такой газеты недостаточно для удовлетворения последнего, и кто стесняется в средствах для приобретения бульварных романов в собственность, тому предоставляется возможность зачитываться ими в библиотеках. Большие лондонские библиотеки, напр., забирают от одной до трех тысяч экземпляров нового романа, а меньшие, находящиеся на окраинах – по 30-50-ти экземпляров, и весь этот запас зачитывается «до дыр, до выпадения листов». Уже из такой жадности к чтению читатель, конечно, догадается, что предметом его являются не лучшие произведения человеческого гения, и популярнейший сегодня роман через 6–7 месяцев погружается в лету забвения. «Англичанке (клиентами описанных библиотек являются преимущественно женщины) среднего круга, говорит г. Дионео, позволяется не иметь никакого представления о континентальной литературе; разрешается не знать своих классиков, но совершенно непростительно, не читать какой-нибудь роман «The Blindness of d-r Grey», о котором говорит «весь Лондон». И романы этой категории, издающиеся в количестве сотен тысяч экземпляров, «поражают своей шаблонностью или, точнее, своим шаблонным оригинальничаньем»»^[12].