Василий Винный
Записки заключенного
Глава IV
По всем правилам
По всем правилам, спать в зоне, тюрьме и, наверное, в ИВС нельзя, – это нарушение. Особенно строго за этим следят в СИЗО. Не во всех, конечно. Но там, где на это обращают внимание, жить становится в разы тяжелее. Мне рассказывали про парня, который умел спать стоя. Он подходил к наре, упирался в нее головой и засыпал.
"Броня" крепка
Я попал в Жодинскую тюрьму в своеобразный переходный период. Дело в том, что в свое время в СИЗО № 8 был начальником Кузовков Владимир Петрович (среди зеков просто Кузовок) – личность легендарная, если не сказать больше! Отсидеть в тюрьме при Кузовке было определенным знаком качества, поскольку этот человек "топил тюрьмы в крови", – как рассказывали старожилы. Говорили, что при нем каждый этап с заключенными встречали побоями и унижениями. Периодически проводились "пожарные тревоги": охранники выстраивались в живой коридор, после чего заключенных выгоняли в прогулочные дворики сквозь этот самый коридор. И пока они бежали, их били охранники палками.
С другой стороны, зеки, которые сидели в те «светлые» времена, рассказывали, что Кузовок также лупил и милиционеров за косяки. А некоторых даже сажал на десять суток в ШИЗО (штрафной изолятор). В общем, не давал никому спуска, держа СИЗО в ежовых рукавицах. Конечно, я бы не поверил этим историям, если бы не попал в Жодинскую тюрьму через два года после того, как Кузовка перевели работать в Витебский централ (тюрьму).
Жодинское СИЗО было моим первым пенитенциарным заведением, не считая ИВС, поэтому оно меня ошарашило. Не успел я выйти из автозака (закрытого грузовика в котором перевозят зеков), на меня сразу начали орать. От меня хотели не многого: чтобы я быстрее двигался, смотрел в пол или стену, молчал, и, вообще, был приличным, с их точки зрения, зеком. В принципе, орали там на всех, поэтому зеки двигались быстро и слаженно.
Потом было многочасовые стояние в "отстойниках" (камерах полтора на два метра), куда загоняли перед шмоном (обыском) по паре десятков человек. Потом сам обыск. А после – развод среди ночи по камерам, и сон до утра на голых металлических нарах, поскольку спальные принадлежности выдают только днем. Хорошо, что соседи дали подстелить куртку.
Запрещали в СИЗО многое. А к куче запретов добавлялись иногда совсем странные требования охранников. Один, например, очень любил, чтобы сливной краник в туалете блестел. И в его смену приходилось два раза в день, перед проверками, натирать этот кусок металла тряпкой с зубной пастой.
По большому счету, зекам в СИЗО делать нечего. Они там просто сидят. Иногда ходят по камере. Раз в день гуляют во дворике. И опять сидят. От этого, со временем, начинает ломить спину и сильно клонить в сон. Поэтому у нас каждый день время после обеда фактически превращалось в мучительную борьбу с желанием поспать. Лежать на нарах тоже нельзя было. Сидеть же на них, опираясь спиной о стенку, получалось через раз (в зависимости от, того какая смена дежурила). Иногда ничего не оставалось, как всей полусонной камере восседать на узкой деревянной скамеечке, опираясь на не менее узкий "общак" (в данном случае стол), и пытаться вздремнуть, опираясь еще и на руки. Класть голову на стол тоже нельзя. И такая история повторялась ежедневно.
Были смены, которые не обращали внимания, сидят зеки на нарах или нет. Тогда заключенные начинали выдумывать различные способы вздремнуть. Некоторые подвязывали к верхней наре веревку, клали сверху голову, чтобы она не опускалась, и так дремали. Но, в основном, все пытались спрятаться за "броню".
"Броней" в тюрьмах называют ограждение туалета от остального пространства камеры. Обычно это металлический лист ровно такой высоты, чтобы прикрывать оголенную часть заключенного, когда тот сидит в уборной. Несмотря на то, что "броня" плохо справлялась с основной функцией ограждения туалета, она прекрасно скрывала от глаз охранников одну из нар, на которую обычно зеки и стремились присесть или прилечь, чтобы вздремнуть. Правда, милиционеры знали об этом, периодически заглядывали в глазок, пересчитывали людей в камере и заставляли спящих выйти из-за "брони". Потом и вовсе днем запретили садиться на ту нару.
Мелочей не бывает
Многим это может показаться мелочью: взрослые мужики, преступники, страдают из-за нехватки дневного сна! Но это далеко не мелочь, это попытка хоть как-то компенсировать постоянное состояние стресса, в которое погружается человек, оказавшись в СИЗО.
В тюрьме, вообще, мелочей не бывает. Все, абсолютно все, – от спички и до возможности лишний раз сходить в туалет приобретает огромную ценность, поскольку всего этого могут в любой момент безвозвратно лишить.
Так, например, парни, которых переводили из камер для несовершеннолетних, рассказывали, что некоторые "старшие" (ударение на и) ограничивали им возможность ходить в туалет. Либо заставляли перед посещением уборной отжиматься, – иначе не пускали. "Старшими" называют взрослых зеков, которых администрация тюрьмы ставит присматривать за порядком в "хате" для несовершеннолетних. Каждый из этих "смотрящих" устанавливает свои правила в камерах для малолеток. Кое-кого из "старших", если тот сильно перегибает палку, бьют.
Вообще, весь срок зеки борются за то, чтобы у них не отобрали мелочи, на которые на свободе даже не обращаешь внимания.
Запрети себе сам
Любой запрет объясняют ПВРом (правилами внутреннего распорядка), чуть ли не цитируя их наизусть. А все разрешения выдают с таким видом, будто делают это исключительно из-за хорошего расположения к зеку. Поэтому заключенные прекрасно знают, чего им, по правилам, нельзя, и абсолютно не в курсе, что им можно. Поскольку заключенным не дают читать эти правила, у них сложилось стойкое убеждение, что абсолютно все милиционеры обманывают и лишают зеков прав, которые прописаны, но не озвучены.
Помню, после освобождения встретил милиционеров, которые работали в моей зоне. Разговорились. Они мне рассказали, что сейчас сильно «зажали» режим содержания в ИК, и виноваты в этом сами заключенные.
Дело в том, что некоторое время назад расформировали одну из колоний, и заключенных оттуда начали разводить по другим лагерям. Но поскольку в каждой зоне свои порядки, то и отношение зеков к окружающей их действительности различается.
Приехавшие оказались борзыми, и с ходу стали подбивать местных сидельцев на то, чтобы те начали требовать соблюдения всех правил, которые прописаны в ПВР. Стали писать жалобы в высшие инстанции. В итоге, руководство колонии не выдержало и решило: "Хотите правил? Получите!" И отдало четкое распоряжение "зажать гайки" по всем правилам. И, более того, применять спецсредства и меры физического воздействия к любому заключенному, который будет громко разговаривать с представителем администрации или размахивать руками во время разговора: т.е. бить заключенного, если тот начнёт отстаивать свои права в разговоре. И я уверен, этот приказ начальником был тоже отдан по всем правилам.
Глава V
Работа не волк
«Строгачи», с которыми я встречался на этапах, рассказывали, что в зоне, в принципе, можно себя полностью обеспечить без поддержки с воли. Для этого есть множество способов. Можно стать "промотом" – заниматься куплей-продажей продуктов и вещей с накруткой цены. Можно играть "под интерес", т.е. на ставки (деньги, вещи, продукты), можно быть просто мошенником среди бандитов и делать так, чтобы тебе все отдавали сами. Можно делать и продавать ширпотреб, если умеешь – это всегда ценилось, можно "бить масти", т.е. делать татуировки за плату… "Много возможностей есть, не пропадешь. Главное, крутиться", – говорили они. Но все эти возможности – "бизнес" нелегальный, запрещенный администрацией зоны, за который, если нет "крыши", можно получить кучу нарушений.
Единственный легальный способ зарабатывать деньги в зоне – это промзона (промка, как ее называют).
По рассказам все тех же «строгачей», на производстве в зонах, что при СССР, что сейчас можно получать хорошие деньги. Главное, – работать. Поэтому я надеялся, что в лагере смогу обеспечивать себя хотя бы минимально…
Но все оказалось хуже, чем я предполагал, гораздо хуже… «Промка» в зоне была ужасной! Фактически ее вообще не было…
То, что в лагере называлось "промзоной", состояло из четырех цехов: обувного, швейного, упаковки и деревообработки – разделенных заборами с колючей проволокой. Более-менее приличное строение, напоминающее производственное, было у деревообработки (или попросту ДО), самого большого и многочисленного цеха. Швейка» же, обувной и упаковка находились в каких-то серебристых ангарах, казалось, перенесенных сюда из Зоны 51.
ДО, несмотря на большие размеры, было крайне бедно укомплектовано: около десятка старых советских станков, пять из которых вечно разобраны, с большим трудом перерабатывали низкосортную, часто гнилую древесину. Судя по всему, изначально этот цех задумывался как законченный процесс от первичной обработки бревен до готового продукта. Этим "продуктом" были… поддоны. Т.е. ежедневно около трехсот зеков выходили в цех ДО, чтобы выдавать поддоны для кирпичей из полугнилого сырья. Пытались делать и европоддоны, но заказчики, глянув на них, в ужасе отказались.
"Огромные" заработки
От нашей продукции отказывались периодически.
Однажды зоне удалось отхватить заказ у молдаван на производство ящиков для фруктов. Быстро сколотили бригаду, пообещав огромные заработки, и приступили к работе. Делали долго. Хранили, где попало. Сразу оговорюсь: всеми рабочими вопросами руководят милиция и вольнонаемные мастера – часто те же милиционеры с зоны, только на пенсии. Закончили. Приехала фура, прямо из Молдовы. В нее загрузили часть ящиков…
Больше фура не приезжала… Никогда.
Молдаване отказались от заказа, часть которого попросту успела сгнить до их приезда (мастера решили сэкономить и толком не обработали ящики специальным раствором). Кроме того, как потом выяснилось, мастера перепутали, и ящики были сделаны со слишком большими зазорами в дне, сквозь которые проваливались фрукты.
Вообще, практически все косяки, случавшиеся на «промке», происходили либо по вине милиции, либо по вине мастеров. Зеки, что удивительно, относились к работе, когда работали, добросовестно. Удивительно это потому, что зарплат осужденным, фактически не платили.
На ДО работали две специализированные бригады: по производству гробов и срубов. Это были крайне малочисленные сплоченные коллективы, попасть куда без хороших знакомств было невозможно, но очень хотелось, поскольку только там была ОТНОСИТЕЛЬНО приемлемая оплата труда. Обыкновенные работяги получали примерно одинаковую зарплату, на которую можно было купить сто граммов дешевого чая и пару пачек белорусских сигарет. Если уж человек действительно вкалывал, то мог позволить себе еще и халву. По рассказам ребят с других секторов, в остальных цехах платили столько же, иногда даже меньше.
Помню, как веселились зеки, прочитав в "Трудовом пути" (газета-"рупор" Департамента Исполнения Наказаний – ДИНа) интервью начальника нашей промки о том, что у нас в лагере прекрасные зарплаты, которых хватает не только на то, чтобы оплачивать иски, но и отправлять деньги семьям и ходить на отоварку.
Немного увеличили и дифференцировали зарплаты после того как один зек, бывший сотрудник КГБ, постоянно писавший жалобы на тот бардак, который творился в зоне, достал своими бумагами то ли прокуратуру, то ли ДИН, и в зону прикатила проверка.
По рассказам парня, работавшего помощником бригадира, к приезду проверки оказались готовы, и предоставили ей подложные ведомости с завышенными зарплатами и поддельными подписями осуждённых. Парень видел эти ведомости и говорил, что там невооруженным глазом заметно, что все подписи сделаны одной рукой. "Но, – меланхолично заметил он – проверка оказалась немного "своя". И, естественно, никаких нарушений не обнаружила.
Работа с огоньком
Периодически еще не пуганые клиенты, давали ИК заказы на производство ящиков, венков, палочек. Милиция и мастера оперативно сколачивали бригаду осуждённых для быстрого исполнения работы, пугая огромными зарплатами. Зеки вкалывали, как проклятые, иногда даже в ночные смены, мечтая о том, как будут тратить честно заработанные деньги на отоварке. Заказ успешно отправляли, а зеков радостно «кидали» на деньги: либо вообще не платили, либо платили в разы меньше обещанного. Один раз, вместо денег, дали на всю бригаду две пачки дешевого чая и килограмм конфет. Естественно, подобное отношение к оплате не придавало зекам трудового энтузиазма.
Не придавала этого энтузиазма и ситуация с рабочей одеждой. Администрацию абсолютно не волновало, в каких робах будут работать заключенные. Те, кто не мог договориться или найти сменный комплект, – и работали, и ходили по жилой зоне в одних и тех же вещах. На собраниях, которые периодически проводила с нами милиция, зеки не раз поднимали этот вопрос. Ответом на него было либо гордое молчание, либо встречные обвинения по принципу "сам дурак".
Точно так же администрация отвечала осужденным на вопросы о душе, которого попросту на промке не было, пока зеки, с неимоверными усилиями, не выбили разрешение самим сделать душ на один кран. Очередь в него занимали с утра. Мастера же высказывали претензии, что мы тратим на себя слишком много воды…
Таким же молчанием милиция реагировала на претензии о несоблюдении простейшей техники безопасности. Защиты на древних станках не было уже не одну сотню лет, инструктажей не проводилось, но работать на них заставляли с полной выкладкой. Естественно, иногда происходили несчастные случаи. Человека, которого угораздило отпилить себе палец на станке без защиты, или получить бревном, которое выплюнул обратно старый многопил, начинали прессовать уже с санчасти. Единственным требованием к нему было – в объяснительной взять всю вину на себя: мол, пошел работать, без задания мастера, или чуть ли не специально засунул палец в фуганок. Причем, написать такую объяснительную требовали как врачи, так и милиционеры. Опера пугали несчастного нарушениями и ШИЗО (штрафной изолятор)… За мой срок ни одного несчастного случая по вине мастера или администрации не произошло… Официально, естественно.
Творческий подход к рабочему процессу
Хотя несчастных случаев было немного. В основном, потому что не было работы. Большинство зеков на «промке» без толку ходили взад-вперед часов семь, с перерывом на обед или ужин, в зависимости от того, в какую смену работали: первую или вторую. Гоняли чаи, пока какой-то проверяющий из ДИНа не запретил пить чай на «промке». После этого стали пить чай втихаря – появился еще один повод врать милиционерам. Подтягивались на турнике, пока его не спилили милиционеры. Зеки его снова приварили и опять начали подтягиваться. А чем еще заняться?! Работы для всех нет, а выход на промзону обязательный! Только во время проверок из Департамента или еженедельных обходов начальника колонии всех зеков сгоняли в цех, и те либо прятались, либо делали вид, что работают около выключенных станков.
Летом можно было целый день гулять по «локалке», благо у ДО она была большая. В отличие от остальных цехов, мизерные «локалочки» которых совершенно не подходили для прогулок: зекам приходилось целыми днями сидеть в пыльных ангарах и небольшими группами выходить покурить.
Зато зимой ситуация кардинально менялась. Зимой в этих пыльных ангарах было хорошо, тепло, в отличие от огромного, каменного, неотапливаемого цеха деревообработки. Постоянно открывающиеся три двойные двери, огромные, кое-где разбитые, старые окна под потолком – все это делало наш цех совсем неуютным местом зимой. Возле стенки металлической печки, которая подавала теплый воздух в раздевалки, грелись зеки, которым не было места в раздевалках. Хорошо, если зимой температура в цеху не опускалась ниже нуля.
Однажды в стране решили сберегать тепло везде, где это возможно. Зона от прогрессивных веяний не отставала и тоже начала утепляться на зиму. Мастера на ДО подошли к этому вопросу творчески. Они сказали, чтобы зеки прибили изнутри к трем из четырех дверей мешки из-под муки и запихали в образовавшееся пространство вату из телогреек. Сделав это, мастера прикрепили к каждой двери листы с надписью "Закрывайте дверь, берегите тепло". После обивки двери и листов с заклинанием в цеху, несомненно, стало экономиться гораздо больше тепла. Эта обивка с надписями так и висела круглый год, напоминая о том, что тепло нужно беречь даже летом. А мастера отчитались о проделанной работе…
Вся наша «промка» (да что «промка» – вся зона!) была, как эти двери – сплошная показуха и отчеты на бумаге. По документам, у нас было все: спецодежда, зарплата, техника безопасности, станки, сырье, заказы – только работай. На деле же все было, как было, и даже немного хуже. Поэтому зеки и администрация никогда не могли договориться. Зеки указывали на реальные косяки, милиция отвечала по бумагам. А если убедить "по бумагам" не получалось, – пугали нарушениями.
Глава VI
Страсти по отоварке
В зоне был магазин, если так можно выразиться. Называли его "отоваркой". Когда я приехал, отоварка представляла собой маленькое зарешеченное окошко под козырьком, выходящее на улицу. Учитывая, что внутри было темно, а вокруг топтались нервные зеки, узнать, что продается, иногда бывало крайне тяжело. Хотя ассортимент долгое время сюрпризов не делал: продавали одно и то же и не всегда то, что нужно.
Продуктовый рай
Из товаров первой необходимости были: чай, сигареты, сгущенка, универсальная приправа (положняк сдабривать ) – это, в принципе, основные продукты, купив которые, можно почувствовать себя бодрее. Хотя некоторые сократили бы этот список до двух наименований: чай и сигареты, но это лишь от недостатка денег купить что-то еще. Продавалось печенье овсяное или Слодыч, но из-за того, что ассортимент не обновлялся, пока не раскупят то, что есть, оно часто бывало сухим. Конфеты: несколько видов карамелек и леденцов, называемых барабульками, и пара видов шоколадных конфет. Копченая колбаса иногда, растительное масло, кое-что из бытовой химии: порошок, мыло, кремы для и после бритья, шампунь, гель для душа.
Дезодорант был запрещен в любом виде, потому что, как мне сказали милиционеры, забрав мой на склад: "Когда здесь была «малолетка», зеки мазали дезодорант на хлеб и ели, там же спирт содержится". Хотя, насколько я знаю, во многих колониях дезодоранты, не только были разрешены, но и продавались в магазинах. Черный крем для обуви, – другие цвета были не нужны, поскольку обувь разрешалась только черная. Иногда продавались овощи, сало и сыр. В принципе, основной набор продуктов, чтобы превратить день отоварки в праздник для заключенных, был.
Водили на отоварку три раза в месяц, секторами. Один сектор – это локальный участок («локалка»), огороженный забором из прутьев, и жилое помещение, где жили два отряда. Первая неделя каждого месяца была в магазине выходной. Начиная со второй, ежедневно водили отовариваться какой-либо из секторов. В день отоварки, если она была в первую смену (до трех часов дня), народ начинал волноваться с самого утра. Часам к девяти нервозность достигала высшей точки. Кое-кто из зеков уже начинал пробираться к магазину своей дорогой…
По территории колонии по одному ходить официально запрещено. На плацу всегда дежурит кто-то из офицеров или контролеров. Они следят, чтобы заключенные выходили из «локалок» либо с отрядом, либо по фазе. Плац – это центральная дорога, если можно так выразиться, на которую выходят все «локалки», и по которой можно попасть в любую точку зоны, на нем же проводятся ежедневные проверки.
По всей колонии установлены громкоговорители, они установлены и на секторах. В новых зданиях громкоговорители висят даже в спальнях, зеки стараются их отключать, поскольку очень раздражает, когда внезапно, в тишине, громко раздается дурной голос контролера, вызывающий кого-нибудь на КПП-2. Эти громкоговорители называют "фазой". По фазе происходят подъем и отбой, по ней вызывают строиться на проверку, на промзону, в столовую, санчасть. Фаза фактически – рупор администрации. И вот, нервничающие зеки уже с девяти утра ходят по «локалке» и ждут фазу на отоварку. Редко когда бывало, чтобы отоварщицы пришли на работу вовремя. Опоздание на час для них опозданием не считалось.
Добраться любым способом
Как я уже говорил, некоторые зеки пытались прошмыгнуть на отоварку заранее, и тут было несколько тактических ходов. Во-первых, можно было записаться в санчасть, по фазе выйти в нее, даже прийти туда, потоптаться в холле, а вот в сектор не вернуться. Чтобы понять смысл этих телодвижений нужно немного рассказать о географии ИК-3.
Плац в колонии овальной формы, внутри этого овала – стадион, а по наружному краю – здания. Его ширина около трех с половиной метров. Сама колония разделена условно на две части: жилую, где стоят сектора, и нежилую: в ней находятся административные здания, столовая, санчасть, ворота на промзону, отоварка, клуб. Офицер или наряд контролеров патрулируют именно "жилую" часть, поэтому, проскочив опасный участок, счастливчик мог чувствовать себя в относительной безопасности. Конечно, и там можно было попасться на глаза каким-нибудь залетным сотрудникам. Но, чаще всего, если они не дежурили по территории, им было абсолютно "по барабану", куда ты идешь, тем более, что дежурный по плацу тебя пропустил. Там "счастливчики" и дожидались фазу на отоварку, чтобы закупиться, пока первый "заход" только будет строиться возле сектора.
Второй способ был прост, как лопата, и полностью зависел от того, кто дежурит по плацу. Если дежурили более-менее нормальные офицер или контролеры, можно было попробовать пройти, сделав лицо клином, и надеясь, что тебя не остановят. Ну, или высмотрев, когда они пойдут с обходом по секторам, проскочить по пустому плацу.
Все эти эквилибристические упражнения делались с одной единственной целью – НЕ СТОЯТЬ В ОЧЕРЕДИ. Поскольку стояние иногда отнимало до двух часов жизни, причем, проходила эта народная забава на открытом воздухе, и зимой можно было померзнуть. Грели шутки и периодическая ругань из-за того, что порядок в очереди нарушается. Не стоит забывать, что колония – это режимное учреждение. Не знаю, как завозили в отоварку продукты, но иногда привоз товара напоминал снабжение блокадного Ленинграда. Не купив нужный продукт на первой отоварке, его можно было не увидеть потом в течение месяца – это тоже стимулировало стремление зеков побыстрее добраться до магазина.
Году в 2011-м отоварка перебазировалась в другое, более просторное здание, в ней появились прилавки, и помещаться там стало до пяти зеков за раз. Отоварка стала похожа на маленькую лавку, не только по оформлению, но и по ассортименту. Появилось мороженое (для зоны это было действительно событием!), сливочное масло, майонез, сырки… А перед одним из Новых Годов в продаже появилась красная икра (!) в банках, не знаю, хватило ли у кого-нибудь смелости или денег ее купить. В общем, жизнь начала потихоньку налаживаться!
Денег много, продуктов много, а толку мало
Единственным ощутимым недостатком магазина оставался "лимит отоварки". Это словосочетание портило жизнь многим осужденным.
Зеки ограничены в деньгах, которые ежемесячно могут тратить в магазине. Если нет иска и нарушений, то заключенный, попадая в зону, может тратить три базовых величины. Через одну четверть срока на общем режиме и одну треть на усиленном, если человек сидит без нарушений, его переводят на улучшенные условия содержания. Кроме дополнительных свиданий и передач, разрешается тратить и дополнительные деньги на отоварку (на общем режиме – три базовых величины, на усиленном – две). У тех, кто нарушает режим содержания, – ограничение в одну базовую величину. Так же ограничены, вне зависимости от того, как хорошо себя ведет человек, и зеки с исками.
И тут выявилась интересная закономерность: позволить себе отовариваться на пять базовых величин, в основном, могли именно те, кому этого делать не позволяли, – зеки с исками. Это были либо бывшие бизнесмены, сидящие за налоги или незаконную предпринимательскую деятельность, либо взяточники-чиновники, в общем, те, кого ждали, и о ком заботились.
С другой стороны, были люди на улучшенных условиях содержания с законной возможностью хорошо отовариваться, но без денег. Чтобы восстановить Вселенскую справедливость, те, у кого были иски и финансовая возможность отовариваться по максимуму, искали тех, кто был на улучшенных условиях, но без грева (поддержки с воли). Родственники переводили на них деньги и, таким образом, исковики (так в зоне называют сидящих с исками) могли отовариться. Правда, людей на улучшенных условиях содержания и совсем без грева было мало и на всех не хватало, поэтому чаще всего исковики закупались на одну базовую величину. В основном, это были люди приличные, воспитанные и образованные (относительно остальных сидельцев), и их было немного жаль.
Но, несмотря, на подобные трудности, отоварку любили и часто на нее ходили даже те, у кого не было денег и они об этом знали. Потому что это было движение, потому что там можно было пообщаться с женщинами, потому что это был магазин – кусочек вольнячей (вольной) жизни в зоне и определенное разнообразие. Кроме того, можно было присмотреть, кто что взял, чтобы потом поклянчить.
В дни отоварки на секторе отовсюду раздавалось шуршание оберток: зеки пили кофе со сгущенкой, ели рулеты. Даже совсем безденежные старались купить хотя бы халвичку, чтобы съесть её с чаем. Все были немного добрее и слегка опьянены небольшим дуновением свободы. Ведь в магазине мы сами решали, что взять. У нас был выбор, пусть и ограниченный по деньгам и продуктам, но выбор не из серых возможностей зоны, а раскрашенный цветными обертками конфет нескольких видов, колбасами и красной икрой. Пусть половину из этого многие зеки никогда бы себе не позволили, суть отоварки не в этом. Это был настоящий, магазин, с продавщицами, где ты на секунду мог почувствовать себя человеком.