Василий Васильевич Рязанов
Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3

Потом, уже в Киеве, новым замполитом стал генерал Рубочкин, с которым Рязанов сработался. О военных делах Рубочкина очень тепло писал А.Д. Якименко, видимо, его друг, называвший его в своей книге Сашей. Мама дружила с семьей Рубочкина, с Надеждой Григорьевной, женой Александра Васильевича, и после смерти отца. Жили мы недалеко, ходили в гости друг к другу. Я помню, – мне было лет шесть, – как меня поразили несложные фокусы с магнитом, которые мне показывал Валера Рубочкин, сын Александра Васильевича. Потом Рубочкина перевели служить в Монино, где он и умер. Внук Рубочкина, Александр Сладков, сын его дочери Галины, ее я запомнил юной красавицей, стал сейчас известным военным корреспондентом на РТР.

Когда в 1944 году Александр Покрышкин, уже знаменитый летчик, получил третью звезду Героя, командир корпуса Утин сказал: "Ну, теперь держись, Александр Иванович. Твои три звезды – это терновый венец для тебя и даже твоих детей и внуков. Ты же знаешь, как у нас "любят" героев...". Эти слова, по признанию близких Покрышкина, оказались для семьи пророческими. С одной стороны, было уважение, почет, признание таланта. С другой, штабные герои войны всячески строили козни и интриги вокруг его неординарной личности. Но он всегда был выше этой мышиной возни, стойко сносил удары судьбы. И в минуты невзгод его семья – жена, дети – были той гаванью, где он находил покой и умиротворение [2]. Похоже складывалась жизнь и у Рязанова.

Мир несовершенен и несправедлив. Василий Георгиевич вместо того, чтобы решать философские, геополитические, социальные проблемы, рвал свое и без того нездоровое надорванное сердце в пустых, изнуряющих, выжигающих душу конфликтах с любителями таких бесплодных сатанинских затей. Есть род людей ни на что больше не годных, – только на такого рода свары, в которых они цветут, дышат этим отравленным воздухом, как кислородом, черпая в нем силы. Надо было Василию Георгиевичу бросить все, комиссоваться и, как Юмашев, например, поселиться в той же Алупке, размышлять у моря над вечными вопросами, писать мемуары. И дожил бы, гляди, лет до 70-80. Но не отпустили бы. Попасть в обойму очень сложно. Выйти же еще сложнее. Хотя, видимо, такую попытку в 47-м он делал. Но не сложилось. Да и характер у него был не созерцательный. Противоречие в том, что от круговерти дел устаешь действительно смертельно, а вырваться – умрешь от безделья.

Мир жесток, безразличен и равнодушен. Он не станет теплым и мягким, если ты не изменишь его, не оживишь своей душой, не согреешь своим теплом, не смягчишь своей нежностью. Мир бесформен. Формы создает дух. Чтобы их создавать, строить свои миры, надо немало: желание, правильное понимание вещей и их связей, готовность к неудачам и неожиданностям, к тому, что построенное окажется совсем не таким, как задумывалось. Нужны воля и умение строить, а также многое, многое другое, например, азарт, задор, веселость. Хотя созидание происходит спонтанно, без видимых усилий, условия должны соблюдаться. Все это у Рязанова было. Он понимал, что судьбы подчинены высшей воле. Но во власти человеческой столько свободы, что жизни не хватит распорядиться и малой ее частью. Жизни ему как раз и не хватило.

В характеристике Рязанова было записано: «Подбором и расстановкой кадров занимается недостаточно. Среди офицеров аппарата, в штабах полков и дивизий до декабря 1948 года имелись офицеры в прошлом судимые, бывшие в плену и окружении, привлеченные к партийной ответственности». Когда Конев командовал в Австрии, не отпуская от себя Рязанова, многие вопросы решались проще, а подобных претензий не возникало. Конев писал: «Взаимоотношения начальника и подчиненного должны покоиться целиком на основе единства целей, долга и товарищества… На службе – начальник, вне службы – товарищ и друг, вот лучшая форма взаимоотношений». И Коневу в годы войны удалось создать атмосферу доверительности, товарищества и в то же время требовательности с людьми, которые вместе с ним решали боевые задачи. Теперь тотчас же проявились недоброжелатели. Но Василий Георгиевич всегда был бойцом. Только вот эти никому не нужные бои забирали силы, которых уже было немного. В войну было интереснее, веселее. Почему закисла, забродила послевоенная жизнь? Оформившееся имперство виной? Старение руководства, косность, консерватизм? Как люди, не болевшие в войну, так и организм общества начал давать сбои в переходном режиме. Может быть, и сами победители виноваты? Опьяненные победой, хотели слишком многого? Хотя доброты, сочувствия, понимания другого, тогда, наверное, было побольше. Сколько внимания и тепла давали детям. В обществе, как и в природе, все уравновешено, какие-то законы сохранения действуют. Или «пятая колонна» работала? Но старость начинается, когда пропадает радость преодоления, соревнования, победы. А здесь победа уже состоялась, некуда стремиться, впереди пустота.

В 47 г. летчик из его армии улетел в Австрию. Командиров кого разжаловали, кого посадили. Недруги командующего воспрянули духом. Рязанов тоже подготовился к тюрьме. Не хотелось снова в камеру, но что поделаешь. К тому времени уже сидели главный маршал авиации А.А. Новиков, генерал-полковники авиации А. Никитин, И. Туркель и генералы штаба ВВС, и другие военачальники. А маршал авиации С. Худяков был расстрелян в 1950-м. На нервной почве у Рязанова началась экзема. Его планировали разжаловать в рядовые и лишить всех наград. Когда это решение докладывали на политбюро, Сталин проговорил в усы: Рязанов… я его знаю… И тут же машина завертелась в обратном порядке. Ему предлагали должность министра гражданской авиации. Но он не мог работать в режиме, задаваемом Сталиным, по ночам, и отказался. Были и другие предложения. Хотели использовать его политическое образование. Перед отъездом в последний отпуск, откуда он не вернулся, он сказал жене: ничего не поделаешь, придется после отпуска ехать в Москву, как я не отказывался, не смог.

Сталин сделал Россию – СССР ведущей мировой державой. Сталин очень большое значение придавал культурному и идейному воспитанию народа. Но модернизацию гигантских архаических слоев населения провести не успел. Не удивительно, ведь философ Мирче Элиаде считал носителями первобытного или архаического сознания с мифологическим мышлением подавляющее большинство современных жителей. Планы Сталина в отношении Рязанова. У него коммунистический университет – аналог семинарии Сталина, его любимый вуз, тюремный университет – тоже, как у Сталина. Тюремный стаж политический, возможно, был достоинством в глазах Сталина. Герой войны, лоялен. И – главное – боец, – доказал это. Хотя по природе своей Рязанов был человеком мягким, добрым, отзывчивым, байбак. Вернее, он был разным, в зависимости от ситуации. Но бойцом он действительно был. Он верил в грядущее торжество коммунизма. Сознательно и целеустремленно был бойцом, солдатом империи. Такой термин тогда не употреблялся. Немало загадок в истории того времени. Хоть Советский Союз не был монархическим государством с императором во главе, и не имел колоний, но это слово предполагает величие, поэтому и было введено в 1721 г. Петром I. У Ф. Чуева есть книга «Солдаты империи». К таким солдатам можно отнести и Рязанова. Гипотетические версии, рассмотрение которых – область фантастики: предположения о том, как бы Рязанов повел политику страны, если бы встал у нее во главе. Не исключено, что Сталин мог рассматривать его в качестве вероятного приемника. Сокурсников Рязанова по Коммунистическому университету имени Свердлова, который Сталин ценил, в котором проводил встречи и читал лекции, Вознесенского и Щербакова, – они могли рассматриваться как потенциальные приемники, – к тому времени уже не было в живых.

Мой старший брат Георгий, прочитав части этой книги, написал мне: «Отец был человеком действия. Он верил в победу коммунизма, но ничего хорошего от него не ждал. Он кого-то любил, кого-то не любил, но внутренней жизнью людей не интересовался. Отец считал, что у истории нет моральных критериев, а потому идеалы бессмысленны. Победит же коммунизм, потому что нравится народу». Это он написал в ответ на мой вопрос: «И критическое отношение к коммунизму… У него все-таки было базовое политическое образование, конечно, с марксистскими догмами, но во время его учебы еще были, возможно, остатки старых школ. То есть, какое-то представление об идеальном с его точки зрения, обществе, какой-то абстрактный идеал у него был. И, если он не совпадал с коммунизмом, то к какой модели он был ближе?» Ответ Георгия представляется мне спорным. Ведь сам отец поступал всегда морально. А что такое история, как не сумма действий отдельных людей. Возможно, поступая морально сам, он видел аморальность, отсутствие моральных критериев у других? Надо ли для этого интересоваться внутренней жизнью людей, чего отец, по словам Георгия, не делал? Хотя, видимо, война и новый брак изменили не только звания, награды и отношение к миру отца. Изменился и характер, став более мягким, терпимым. Мой брат Слава знал отца лучше меня, ему было уже 11 лет, когда отец умер. Сейчас, в 2020-м году, Слава говорил, что основной чертой отца была доброта. У меня были знакомые военные, люди жесткие, суровые. Но незадолго до смерти становились очень добрыми. Так ли было с отцом? Но и его сыновья Георгий и Михаил были чрезвычайно добрыми, бесконечно отзывчивыми, бескорыстными, хотя характер у них был твердый и независимый. Скорее всего, у отца присутствовал весь спектр душевных качеств. И в зависимости от ситуации, обстановки, времени, событий, обстоятельств, проявлялись больше те или иные черты.

Философ Семен Франк в работе «Смысл жизни» писал: «Жизнь наша осмысляется, поскольку она есть разумный путь к цели, или путь к разумной, высшей цели… Но таким истинным путем для нашей жизни может быть лишь то, что вместе с тем само есть и жизнь, и Истина. «Аз есмь путь, истина и жизнь» … Для того, чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия: существование Бога и наша собственная причастность Ему, достижимость для нас жизни в Боге, или божественной жизни. Необходимо, …, чтобы, несмотря на всю бессмысленность мировой жизни, существовало общее условие ее осмысленности, чтобы последней, высшей и абсолютной основой ее был не слепой случай, не мутный, все на миг выбрасывающий наружу и все опять поглощающий хаотический поток времени, … а Бог, как вечная твердыня, вечная жизнь, абсолютное благо и всеобъемлющий свет разума. И необходимо, во-вторых, чтобы мы сами, несмотря на все наше бессилие, на слепоту и губительность наших страстей, на случайность и краткосрочность нашей жизни, были не только «творениями» Бога, … но и свободными участниками и причастниками самой божественной жизни, так, чтобы служа Ему, мы в этом служении не угашали и не изнуряли своей собственной жизни, а, напротив, ее утверждали, обогащали и просветляли…».

Возможно, Георгий имел в виду, что у отца не было, как сказано у Франка: «…достижимость для нас жизни в Боге, или божественной жизни». Мне же кажется, что отец так, конечно, не формулировал и даже не думал так, но в глубине души, неосознанно к этому стремился. Отсюда и кодекс чести его, и честность, и постоянная работа. И свою собственную жизнь он, как писал Франк, утверждал, обогащал и просветлял. Георгий, старший сын Василия Георгиевича, стал известным физиком. На его работы ссылаются, о нем была телепередача из серии об ученых с А. Гордоном. Но последние десятки лет он занимался более общими вещами, физика среди них только частный случай. У него в 1993 году в московском издательстве «Гнозис» вышла книга «Путь к новым смыслам», а после этого шесть, наверное, книг в Интернете.

Поколения сменяют друг друга, как волны. Вот и Георгий 7 января 2017 года ушел в другой мир. Его сын Алексей написал мне, что он уходил из (этой) жизни легко и с улыбкой на лице. Теперь он будет лежать в центре Принстона, – там живет и работает Алексей, в очень красивом месте, под огромным дубом, в окружении других великих ученых, могила Гёделя рядом. За ним лежат фон Нейман, Вигнер.

Я выразил Алексею соболезнование. Очень больно, когда уходят такие замечательные люди. Он был моим вторым и последним родным братом. Первый, Миша, ушел в 2010 году. Будем теперь надеяться и молиться, чтобы там им было хорошо и светло. Я зажег поминальную свечу. Он был светлым человеком – светлая и добрая ему память. «– Я всю жизнь пишу одну и ту же книгу», – сказал мне Георгий своим чистым, мягким, юным голосом в нашем последнем разговоре по скайпу.

Георгий своим добрым и веселым нравом, оригинальным своим мышлением, привлекал к себе людей, как и отец, наверное. Потом Георгий часто или был погружен в размышления или занят другими делами, или уезжал куда-то, – так он около года прожил в Ялте, – и многие, привыкнув уже к увлекательному общению, обижались, теряя связь с ним. В книге Ю. С. Владимирова «Между физикой и метафизикой», вышедшей в московском издательстве URSS в 2012 году, один из разделов среди физических и математических глав называется «Штрихи к портрету Г. В. Рязанова». Там Владимиров пишет: «Георгий Васильевич Рязанов (1930 г. рождения) был сыном дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Василия Георгиевича Рязанова (1901 – 1951 гг.), командовавшего во время Великой Отечественной войны 1-м гвардейским авиакорпусом штурмовой авиации. О его фронтовом пути и боевых заслугах написана книга (ссылка на книгу Л. А. Рязанова и Н. И. Чеснокова (В. Р.)). До войны он преподавал в Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского, кстати, в те годы, когда там учился и мой отец, также впоследствии ставший генерал-майором авиации. Старшего Рязанова отличал аналитический склад ума и обстоятельный подход к решению проблем. В частности, Верховным Главнокомандующим ему было поручено выработать тактику массированного применения штурмовой авиации, с которой он успешно справился в ходе боевых действий своего авиакорпуса. Эти качества отца в полной мере унаследовал и его сын, исследуя фундаментальные проблемы пространства-времени и физических взаимодействий. Георгий Васильевич и внешне походил на своего отца: был высоким, сухопарым, со спокойным, вдумчивым взглядом. … Рязанов был немного старше меня, но это нисколько не мешало нашему многолетнему общению. В целом, Георгий Васильевич производил впечатление человека не от мира сего, полностью погруженного в размышления о глобальных проблемах мироздания. Некоторые коллеги находили сходство внешности Рязанова с поэтом Бродским. Думаю, что сходство было не только внешнее…». Владимиров, вероятно, знал о делах В. Г. Рязанова из рассказов своего отца. Все авиаторы того времени уважали и ценили В. Г. Рязанова.

Гора всегда помогал и не только мне, а всем людям, совершенно бескорыстно, по всем вопросам, по которым он мог что-то сделать. Расспрашивал знакомых физиков об их задачах и советовал очень точно. Своими рассказами он очень помог мне в работе над этой книгой. Он, Гора, удивительно был похож на моего брата Михаила, ведь они оба старшие сыновья, правда, от разных матерей. Оба совершенно бескорыстные, добрые, веселые, бодрые, высокие, поджарые, чуть сутулые, даже манеры поведения и разговора, походки были очень сходны. Еще удивительно – и Гора и Миша были провидцами, легко говорили о чем-то будущем или прошлом, без всякого сомнения, и все и в прошлом и в будущем оказывалось именно так. А оценки настоящего у них обоих оказывались поразительно точными. Оба они были удивительно честными, правдивыми, спокойными. Это, наверное, от отца. Он, Гора, был, возможно, последним звеном, связывающим нас с отцом. Как листок в реке цеплялся за камень. Его сорвало и понесло во тьму веков, где эта война мешается с крестовыми походами. При последней нашей встрече Гора жаловался, что его не понимают. Надеюсь, что человечество проживет еще некоторое время до его понимания, и его гениальные труды оценят по достоинству. Историки науки сейчас пишут о его трактовке квантовой механики, более вероятностной. Сам Георгий говорил об этих работах, как ошибочных. Он часто отвергал сделанное им ранее, видя нечто, более совершенное. Георгий почти всю свою жизнь посвятил поискам ответов на вопросы, найти которые практически невозможно. Однако, сам процесс поиска увлекателен, хотя и очень труден. Сам ставишь себе задачи, в силу своей добросовестности обязан их решить… В последний раз он говорил мне, что выводит все из Нагорной проповеди и Евангелия от Фомы. «Главная сфера интересов – основание физики. Построил общий план мира, согласно которому физика оказывается следствием обратимости времени и зависит от многих факторов, относящихся к сферам искусства, религии, мистики и др.» – написано о нем в одном из источников. Но важнее и для него, и для всего мира его великая душа, ушедшая сейчас, но оттуда освещающая весь мир.

В институте теоретической физики им. Ландау в Черноголовке, где он работал, очень серьезном научном заведении, все считали его гением. Действительно, я перечитал его работы 50-х, 60-х годов, на которые и сейчас ссылаются. Сильнейшие работы. А тогда ему не было и тридцати. Всегда он был веселым, доброжелательным, чуть ироничным. Был я два раза у него в деревне Петрищево на Оке, куда он перебрался из Москвы после выхода на пенсию, когда, как он говорил, появились прекрасные условия для работы. И он и там и везде постоянно работал, думал, а это самая трудная работа. Образ жизни был таким. Как и наш отец, он был великим тружеником.

К В.Г. Рязанову с большим уважением относился сын Сталина Василий. Есть несколько его телеграмм, в том числе поздравительная, к пятидесятилетию Рязанова, написанная очень тепло и почтительно. Генерал Д.Т. Никишин, сменивший Полбина в должности командира корпуса после его гибели, писал в своих воспоминаниях, что в 1943 году Полбина на эту должность выдвинул из инспекции ВВС Василий Сталин, когда Судец был назначен командующим 17-й ВА. Полбин сдружился с В. Сталиным под Сталинградом. Рязанов же такой дружбы не искал. У него был уже опыт дружбы с Алкснисом, закончившийся тюрьмой.

Как бы сам Рязанов отнесся к предложению стать лидером? Раньше согласился бы. Но тогда он, видимо, уже не хотел быть первым лицом, не хотел ни почестей, ни славы, – этого у него было достаточно. Он, видимо, еще во время учебы в Коммунистическом университете понял о политике то, что сейчас очевидно для многих, что политика даже в самых лучших своих стремлениях неизбежно сопряжена с грязью, кровью, ложью. И он уже так устал, что хотел только, как герой Лермонтова, «…свободы и покоя… забыться и заснуть». Он бы, конечно, выполнил приказ, но больше всего ему хотелось бы быть свободным, возиться с детьми, заниматься чем-то в свое удовольствие, учить детей множеству вещей, прежде всего, мужеству, честности, стойкости, порядочности, в чем он знал толк. Учил бы и тем вещам, которым он сам хотел бы обучиться. Писал бы мемуары, свои мысли о жизни. Склад ума у него, в общем-то, был философски аналитическим. Но он стал бы руководителем, скорее всего, лучшим, чем те, кто был на этих ролях. И получал бы радость от этой работы, как он получал ее от любого другого занятия.

Есть ли некое глобальное, всемирное, всечеловеческое, вселенское значение явления Рязанова миру? Это, во-первых, его склад ума: мыслитель, аналитик, ученый, ставший военным. Во-вторых, величие духа, благородство, честность его. И, наверное, разумное сочетание традиций и новаторства. Знакомый, увлекающийся военной историей, в разговоре со мной сказал: у твоего отца биография благополучная, а я ищу что-то нестандартное. Видимо, по контрасту с правильной картиной советского периода очень многие сейчас принялись за поиски всяких аномалий. Хотя, наверное, важнее было бы понять, как судьба внешне благополучная приводит к результатам огромным по меркам обычного человека. Какие силы задействованы? Какие действия? Секрет, наверное, простой. Работать много и упорно. Тогда результаты, постепенно накапливаясь, будут нужными и правильными. И времени, и сил на аномалии не останется.

Люди живут, как правило, в каких-то своих замкнутых тесных мирках, не подозревая о том, что в это же время рядом происходит что-то значительное, важное для его жизни. Выход за пределы этого замкнутого мира чаще всего ищут с помощью алкоголя. Мир авиации стал уже тесным для Василия Георгиевича. Но жизнь – движение по узкому горному хребту, слева обрыв, справа крутой склон. Надо удержаться на гребне.

Каждый выбирает свою судьбу и становится тем, кем хочет стать. Кому-то нравится лежать на боку, и он всю жизнь этим занимается, живет в своем внутреннем мире. Кто-то хочет стать спортсменом или певцом, например, и в этих направлениях что-то предпринимает. Если бы Рязанов хотел стать политиком, он не ушел бы в авиацию. К тому же политику для реализации власти нужны соответствующие средства, социальные системы. Он же мог опереться только на военную авиацию, и то – не слишком надежно. А в той обстановке, когда окружение Сталина стремилось к власти любой ценой, он, скорее всего, будучи не силен в интригах, не смог бы удержать власть. Василий Сталин знал это окружение и заявлял о том, что его отца убили, видимо, с какими-то основаниями. И склад ума у летчиков не чиновнический.

Принимать правильные решения вообще нелегко. Еще сложнее принимать такие решения в стрессовой обстановке цейтнота и угрозы для жизни, бросая вызов смерти. Чтобы свершить что-то, необходимы, прежде всего, сила духа и знания. Важную роль играет и сила страсти. После войны страсти, игравшие в душе Василия Георгиевича, слегка улеглись. Но не исчезли совсем.

Сознание может изменяться в пограничной ситуации. В бою сознание может стать коллективным, уходят его границы. Люди в коллективном сознании боя становятся причастными всем боевым событиям. Чувства бойца и переживания друзей смешиваются. На грани смерти обычные причинно-следственные отношения искажаются, событиями начинает управлять судьба. Невероятные совпадения можно причислить к разряду чудесных. Как самолет, в котором находился Рязанов, разнесло в клочья, а он остался цел и невредим. Работа командира – принятие решения в чрезвычайных обстоятельствах, это придает реальность человеческому существованию. Принимающий волевое решение должен быть готов принять и его последствия, риски смерти или увечья. Но командир, зная о более высоких и сильных ценностях, чем его жизнь, находится в коллективном сознании, воспринимая знаки угроз или путей к успеху. Командир читает язык событий, носящих знаковый характер, принимая решения по наитию, глядя на рисунки судьбы. И выражаться отец часто стал судьбоносно.

Судьбы сражений решает вовремя отданная верная команда. Если команда не поступает или запаздывает, бой проигрывается. Командир, как дирижер, должен точно чувствовать и действовать, командовать четко и своевременно, в такт событиям, читая их вслепую, – нот нет. Очень веским моментом в удачных сражениях 1-го гшак было управление корпусом его командиром. Мелодии непростые. Переводить хаос в управляемый режим, добиваясь чего-то, снова отпускать систему в хаос. Уже с другой траектории, более близкой к иной новой возникшей задаче, снова контролировать систему, перенацеливая ее, – вот искусство командира, ведущее к поражению противника. От Рязанова исходил магнетизм энергии, воли и силы духа. Бойцы это чувствовали. Рязанов мог организовать и настроить коллектив одним взглядом и вскользь брошенным словом. Каждый день он настраивал на плодотворную работу комдивов, комполков, комэсков, ведущих. А дальше волны расходились.

Василий Георгиевич был одним из тех, кто разрабатывал тактику и оперативное искусство действий штурмовиков Ил-2, основы боевого применения, перебазирования, снабжения, взаимодействия с бомбардировщиками и истребителями, с другими родами войск. Управление боевыми действиями авиации на поле боя, массирование действий авиации, действия по аэродромам противника, воспитание и обучение пилотов, – все это и многое другое – плоды трудов и раздумий Василия Георгиевича. Задачи не простые. Эта тактика была не абстрактной разработкой. Ее положения писались кровью и жизнями пилотов, инфарктами командиров. Надо исходить из того, что есть Ил-2, не маневренный, недостаточно защищенный, несмотря на броню. Может, как говорят, и количеством задавили. Но на Илах били и юнкерсов, и мессеров. И случай, – кто как подвернется, кто дрогнет, кого наведут, кому твердо и уверенно прикажут: бей! Исход сражения зависит от решения командира, от выбранной им тактики, от его неожиданного для противника хода. Он ввел управление по радио с НП наземных войск в штурмовой авиации. Он создал и возглавил эффективно действующую структуру – 1-й шак, сформировав и поддерживая его плодотворную работу. Но, – самое, наверное, главное, – он мужественно, достойно сражался, принимал верные и своевременные решения, самоотверженно и точно выполнял полученные приказы, подавая пример своим подчиненным и коллегам. Благодаря усилиям Василия Георгиевича и его соратников, эффективность боевого использования Ил-2 оказалась высокой, и штурмовики стали грозным оружием. Вклад штурмовой авиации в Победу велик. Если в начале войны только в западных округах, где были штурмовики, их было не больше 4,5%, то уже к началу 43-го их было больше 30% всего самолетного парка ВВС, а затем это число росло. Это был технологический прорыв, наряду с танковыми армадами обеспечивающий преимущество. Но боевое применение Илов, их эффективное использование, – заслуга Рязанова и других авиаторов. Уже после войны немецкие историки называли Ил-2 скальпелем, распотрошившим немецкую армию. Но скальпель эффективен в руках умелого хирурга.

Соратники Рязанова знали его боевой опыт, широкий оперативно-тактический кругозор, безупречную логику мышления. Он принимал единственно правильное решение быстро в самой сложной обстановке. За допущенные просчеты, за проявленные слабости Рязанов взыскивал сурово, но при всем том ценил и любил летчиков. Он, любивший летать, тосковал по любимому делу, слегка завидовал пилотам и часто хотя бы в разговорах с ними погружался в летную стихию. Так или иначе, во всех боях корпуса участвовал Рязанов. Готовил, планировал вылеты, отдавал приказы, строил базу, основу для побед, и сам руководил боем. Командир отвечает за все. Тогда четко и жестко выполнялось это правило. За ошибки и поражения вверенной ему части или соединения командиры были наказаны, вплоть до расстрела, за успехи и победы – награждены.

Таких бойцов, как Рязанов, было немало. Люди самоотверженные, ставящие интересы государства выше личных, не гордившиеся своим превосходством и заслугами. Маршалы и генералы, полковники и капитаны, сержанты и рядовые, – все они отдавали всё, что могли. У противника в войне моторов самолеты и танки были не хуже. Но мы победили. Победила сила духа наших людей. Рязанов в чем-то опережал свое время. Например, постоянно учился всю жизнь, а сейчас такое обучение становится необходимостью. Сохранились наброски его выступления на партийном активе Киева в начале 51-го года. Там он говорит об очистке небольшой речки Нивка, протекающей недалеко от Святошина. Не сбрасывать туда отходы, обустроить там ряд прудов, разводить рыбу. И это тогда, когда и слова экология не знали. Сейчас, уже давно, возможно, под влиянием Рязанова, так и сделали с речушкой, она, как он и предлагал тогда, очищена, в нее уже не сбрасывают отходы, на ней сооружена цепь прудов, в которых разводится рыба. Возможно, речка Нивка напомнила ему речку Пыра из его детства в Большом Козино, такую же речушку, через которую можно перешагнуть.

Вот сохранившийся рукописный текст: «9.1.51. К выступл. на гор. парт. конференции. 1. Раздел о промышленности очень большой. В то время другим вопросам уделено меньше внимания. 2. Хочу остановиться на 2-х вопросах: 1. Вопросы благоустройства города и 2-е о партийном руководстве научными институтами. 3. Если в условиях капиталистич. города неизбежна была противоположность между центром и окраиной, то совершенно нетерпима эта противоположность в настоящих условиях. Если она есть, то говорит только о нашей лени, неповоротливости. К сожалению, мы наблюдаем такую картину, когда в центре все: парки, скверы, цветы, внимание к центру, а на окраине, не говоря о газе – это одновременно не сделаешь, нет воды, нет мощеных улиц, нет торговых точек. А если поехать на Брест-Литовское шоссе, то в районе Святошино все хуже и хуже. Раньше были хоть заборчики, и они прикрывали неприглядную картину, то сейчас эти заборчики, по-видимому, ушли на дрова, и мы наблюдаем разруху, руины, неприглядный вид.

Все собравшиеся здесь знают, что возле Киева протекают реки Днепр и Ирпень и что они текут в разные стороны. Мало кто знает, что по всей западной окраине Киева протекает речка Нивка, впадающая в р. Ирпень. Она особенно хорошо видна, когда поднимаешься или заходишь на посадку на самолете на аэродроме Жуляны. Вместо того чтобы использовать эту речку для красоты и удобств трудящихся, превратили в сток нечистот, грязи. Можно было бы сделать без особо больших затрат систему прекрасных проточных чистых прудов. Что дает природа, не можем использовать. Как устранить. На окраинах из торговых предприятий преуспевают только пивные и т.н. «Закусочные», где выпить есть что, а закусить нечем. 4. Считаю необходимым более широко вовлечь трудящихся в обсуждение плана восстановления и реконструкции г. Киева. Два новых дома на Крещатике стоят друг к другу, как два поссорившихся братишки и ждут, когда их мама помирит. «Пряничные домики», «Кафельные печи». Такой стиль годится для одно-двухэтажного домика где-нибудь на веселой опушке леса, а не для 10-ти этажки. Дома на центральной улице столицы. Мы будем строить десятки и сотни домов. Так надо тщательно продумать. 5. Больше внимания научно-исследовательским институтам. Мне было поручено Горкомом обследовать партгруппу сантехнического института. Парторг хорошая, но она сама по себе, директор сам по себе. Секретарь парторганизации без квартиры». На этом запись обрывается. Образ братишек, скорее всего, родился из наблюдений за мной и братом. А в одном из «Пряничных домиков» мы уже без отца прожили больше 60 лет.

После войны у Василия Георгиевича появилась (или проявилась) такая черта характера, которую можно назвать веселой наглостью. Хотя, возможно, она была и раньше, но как-то не реализовывалась. Может быть, сказывался опыт военных лет, когда многие вопросы решались полюбовно, в дружеской беседе с командующими сухопутных, воздушных и танковых армий, может, две Звезды Героя на груди, может, счастливая супружеская жизнь, маленькие дети, может, предчувствие недалекой кончины. Но он, и раньше особо не привечающий формальности, сейчас и вовсе почти не обращал на них внимания. Рассказывали, что он чуть ли не с пистолетом ворвался в Лукьяновскую тюрьму в Киеве, куда был помещен его бывший летчик, в свое время побывавший в плену, и освободил его. Драченко арестовали в Одессе, и Рязанов освободил его при помощи генерального прокурора Руденко. Какие-то еще похожие, сходные со сказками истории… Бывая в Москве, в Большой театр или на какие-то интересные концерты, когда не было билетов, проходил, обращаясь к администратору. Вообще, он был человеком веселым, любил шутить, смеяться, с удовольствием читал Ильфа и Петрова. И можно было бы сказать, что он жил легко, весело и непринужденно, если бы он не работал непрерывно. А к работе он относился очень серьезно. Да и работа была такой, что пошутить можно было только тогда, когда она подходила к концу. Может, в редкие свободные часы и хотелось ему расслабиться, пошутить. Веселость эта была не напускной, не показной, в противовес мрачности мира. Он мир воспринимал весело и радостно, светло. Еще по свидетельствам всех, его знавших, он был красивым и сильным человеком.