Василий Сергеевич Юрьев
Нулевые. Затишье перед катастрофой

Она налила себе стакан, опустошила его и заела макаронами. Пока Георгина делала это, Власов заметил, как из вентиляционной дыры выполз черный таракан и медленно пополз по желтеющей стене в направлении газовой плиты.

– Это всё конечно очень интересная теория, но вот что я хочу сказать…

– Это не теория! – перебила Георгина. – Это правда, которую скрываю от вашего пропитого водкой и пэпси поколения.

– Кто бы говорил, – подумал Власов.

– Давай лучше вернёмся к пахотному клину и сельскому хозяйству. Вот если ты говоришь что мы бедные не, потому что у нас отсталая страна в интеллектуальном плане, а потому что у нас земля не родит, то допустим в каких-нибудь странах латинской Америки или Африки где хороший климат люди должны жить богато? Но они там живут бедно. А кое-где даже хуже чем мы при капитализме.

– Тут да. Ну, это зависит от каких-то культурных особенностей уже.

– Вот! Это я и хотел услышать. Благосостояние страны зависит не от пахотного клина и даже не от социализмов, а от её интеллектуального развития. В это понятие входит различный комплекс таких факторов как: развитые институты, развитое гражданское общество, уровень образования и тому подобное. Допустим вот если вдруг завтра в Америке или в какой-нибудь другой развитой стране установят социализм, то это будет совсем другой социализм, чем тот, что был у нас. Для начала это будет социализм с человеческим лицом. Так что пока мы не поднимем у себя в стране все эти вещи у нас, что монархия, что коммунизм, что капитализм – один хрен.

Под конец Георгина не забыла упрекнуть свою дочь, назвав её “драной кошкой” и “блядиной подзаборной”. Она снова убеждала “золотого человека Мишу” прекратить всякие отношения с Аней. Но Михаил любил её.

И вот Михаил с Анной уже сидели в купе Сапсана и ждали отправления.

– Блин, лишь бы никто к нам не подсел, – сказала Анна. – Билетерша дура продала нам билеты в разных купе. Я так не хочу идти к той старухе. Она такая страшная.

– Я думаю, мы поедем одни, – ответил Власов.

– Миша, всё будет хорошо, – Аня подсела к Власову. – Мы всё преодолеем, – Аня обняла Михаила и поцеловала в губы.

Дверь в купе открылась, в него вошел высокий худощавый молодой мужчина в очках. Всем своим видом он напоминал стереотипного ботаника.

– Я вам не помешал? – с улыбкой сказал он.

– Нет, мы уже заканчиваем, – ответил Михаил.

– Дмитрий, – мужчина протянул руку Власову. – А вас как зовут?

– Михаил, – Власов пожал руку Дмитрию. – А эту чудесную девушку зовут Анна.

Аня кинула глубоко презрительный взгляд на Дмитрия, взяла свои сумки и с недовольным видом направилась в купе к старухе.

– Ну вот, мы остались в чисто мужской компании, – с какой-то неловкостью произнес Дмитрий. Он порылся в своих вещах, вытащил бутылку водки и поставил на стол. – Ну что, будем?

– В принципе можно, – согласился Власов.

Тем временем поезд тронулся, а они уже успели пропустить пару стаканчиков и разговориться. Оказалось, что Дмитрий был сотрудником одного из КБ, занимающегося созданием спутников связи для последующего выведения их на орбиту Земли. Когда Дмитрий узнал историю Власова, он ничуть не удивился роли государства в судьбе Власова и рассказал ему свою историю.

– Смотри, – Дмитрий аккуратно поставил одну из своих сумок на столик, расстегнул, после чего Власов заметил, что сумка была набита пачками вечнозелёных долларов. – Сколько думаешь здесь валюты?

– Не знаю, – ответил Власов.

– И я не знаю, – Дмитрий уже был полностью пьяным. – Это мне надо в МГУ занести одному человеку там и ещё в ФСБ занести, чтобы не искали.

– А в чём смысл проблемы?

– А в чём смысл проблемы? – Дмитрий налил себе стопку водки и выпил залпом. – Смысл в том, что я пять лет проработал в закрытом КБ, платили мне, значит, двенадцать штук. Денег жёстко не хватало. Приходилось подрабатывать барменом и охранником.

– Слышь, это, – Власов рассмеялся. – Почему наши спутники вместо того чтобы входить в плотные слои атмосферы, входят в плотные слои воды мировых океанов?

– Это вопрос серьёзный, – Дмитрий выпил очередной стакан водки. – Тут есть две гипотезы, так сказать. Первая гласит, что российским спутникам настолько обидно за державу, что они лопаются от стыда, падают или сгорают в атмосфере. Вторая гипотеза – официальная. Она заключается в том, что никаких спутников никогда не запускали. Брали деньги для создания спутников, пиздили эти деньги, потом делали запуск, что называется: “на говне”. Запускали пустую ракету, да, не докладывали туда топлива или, там, винтик какой-то. А народ потом наблюдал, как ракетоноситель сгорал в свободном падении вместе с мечтами большинства россиян.

Власов не мог сдерживать смех.

– Вот ты ржешь, а ведь это национальная трагедия.

– Так для чего тебе нужны эти деньги?

– А? Деньги, – Дмитрий выпил очередной стакан водки. Он был уже окончательно пьян. – Когда гниение моего КБ достигло пика, а инфляция прожирала всю мою зарплату, я решил поучаствовать в одном конкурсе европейского космического агентства. Мне повезло, я получил гранд. Теперь, чтобы мне туда уехать жить, нужно этим грандом поделиться кое с кем. А то не выпускают из страны.

Внезапно Дмитрию стало плохо, он вырвал на пол, Михаил быстро сориентировался, провел Дмитрия до туалета, где он продолжил опустошать содержимое своего желудка.

– Вечно эти ботаны перебарщивают с алкоголем, – думал Власов.

– Мне, ещё … это. В Курчатовский Институт надо, там, занести что останется, – сказал Дмитрий, не отвлекаясь от опустошения желудка.

В остальном поездка прошла без особых эксцессов. Правда ребята с московских окраин бомбардировали камнями поезд и даже попали в окошко купе. Михаил связал это действие с протестом простых парней против всепоглощающей безысходности существования. У Власова не возникло никаких проблем с устройством в Москве. Петров пробил ему невзрачное место в канцелярии. На удивление Власова к месту прилагалась четырехкомнатная квартира в элитной новостройке и БМВ. Свой старый Мерседес Власов продал сразу же, как вышел из тюрьмы.

– Почему? – недоговорил Власов.

– Авансом, Миша. Авансом, – перебил его Петров. – Ты уже в команде, но надо соблюсти конспирацию. Враги не дремлют.

– Что за враги?

– Политологи, журналюги, НКО с иностранным участием, правозащитники и прочие твари. Атлантисты короче. Хотят вернуть над Россией контроль. Чтобы как при дедушке ЕБНе всё было.

Впечатление от Москвы было довольно сильным. Если Питер казался Власову мрачным и интеллигентным городом, то Москва представляла собой нечто бешенное. Власов думал, что в Москве жило как минимум в два раза больше людей, чем полагает перепись. Особенно это чувствовалось, когда он был вынужден стоять в пробках. К тому же Михаил заметил, что в Москве были проблемы с промежуточным социальным статусом. Это значило, например, что на дорогах было трудно встретить машины в среднем ценовом диапазоне. Та же тенденция наблюдалась и в архитектуре. Помпезные и фешенебельные здания прекрасно соседствовали с чем-то серым и вопиющим.

Когда все конспиративные дела были соблюдены, а Власова перевели в отдел, Петров познакомил его со своей начальницей. Это была высокая, статная сероглазая блондинка Ярослава Сорокина. У неё были правильные черты лица, она была хорошо сложена и всем своим видом напоминала славянскую красавицу. Отдел Сорокиной занимался массовой информацией и имел какое-то отношение к Национальным Проектам.

Когда Петров только предложил Михаилу эту работу, Власову казалось, что новый род его деятельности будет безумно трудным и сложным. На деле всё опять оказалось совсем наоборот. К тому же реальность политических технологий нравилась Власову гораздо больше, чем его предпринимательский быт и тем более быт врачебный. Все эти заговоры, экспертные оценки, концепции и прогнозы напоминали Власову об интеллигентских посиделках на кухне из его детства. Так что он получал чувство глубокого удовлетворения от работы. А она всегда имела высокую оценку, что дико раздражало Петрова. К Михаилу постепенно возвращалась утраченная уверенность в себе.

Через пару месяцев им поручили тот самый серьезный проект. Это было нечто связанное со средствами массовой информации. Петров рассказал о нём Власову за обедом в столовой для персонала Останкино. Перед этим Петров познакомил Михаила с коллективом телевизионщиков.

– Так и работаем, – начал Петров. – Как при советской власти. Только теперь агитпроп поступает в каждый дом напрямую. И больше не нужны ни пионеры, ни комсомольцы. Не нужно просиживать штаны на всевозможных комунячных собраниях. Даже сама Коммунистическая Партия Советского Союза как монолитная структура уже не нужна.

– А что делать с политизированными гражданами, которые реально задумываются и имеют свои мнения? – спросил Власов.

– На этой ноте, Миша, я хочу покрасоваться перед тобой, – с гордостью сказал Петров. – Именно для этого меньшинства российского населения, мною была разработана специальная концепция противодействия. Концепция простая, она заключается во множественных идеологических и смысловых уловках.

– Как это выглядит с практической точки зрения?

– Мы пускаем в информационное поле только правильные передачи, чтобы создавать нужный нам информационный фон. Жалко только, что теперь этого недостаточно. Поэтому мы перешли к точечному воздействию. Например, мы пускаем в публичное пространство на противоположном идеологическом фронте только тех людей, чьи политические убеждения не несут угрозы государству. Главное подобрать такие кадры, которые сами свято верили бы в свой не опасный для нас политический дискурс. Такой подход похож на своеобразный выпуск пара и направлен на удовлетворение умеренно оппозиционно настроенных людей. А радикалов мы просто мочим. Радикализм – способ борьбы серой малообразованной массы российского населения. Этих людей уже давно никому не жалко, – сосредоточенно произнес Петров.

Интеллигентность Власова снова дала о себе знать.

– Конечно, всё это очень круто, но не кажется ли вам всем, что это несправедливо по отношению к простому русскому народу. Ведь вы, по сути, ввели общество в заблуждение и втихаря откачиваете ресурсы, – сказал Власов.

– Ты не понимаешь философии нашей элиты. Они считают, что власть является отражением народа, в этом смысле любой народ достоин своей власти. Они понимают, что политические чаянья российского большинства отражает красная диктатура с уклоном в славянофильство. Поэтому они стараются спиздить как можно больше, а потом свалить, пока критическая масса красных славянофилов не захватит себе власть и не создаст новый совок или придумает что-то похуже. В этом смысле наша элита является чистейшими временщиками.

– Никогда об этом не думал. И как бы выглядела такая диктатура? – с интересом спросил Власов.

– Восточная мудрость гласит, что надо взять всё самое лучшее из востока и запада. Российский человек берет всё самое худшее из востока и запада. Это значит, что нас может ждать красно-коричневая диктатура, слияние Гитлера и Сталина в эстетике Российской Империи. Православное-национал-коммунистическое-самодержавие, когда-нибудь слышал о таком? – с ухмылкой спросил Петров.

– Нет. И чё вот это действительно возможно? – растерянно спросил Власов.

– Более чем. Ладно, Миша, мы отвлекись от темы. В общем, нам наконец-то дали добро на тот самый проект. Правда, начальство не уверенно в твоей приверженности нашим идеалам, но думаю, что со временем ты впишешься в тему. В этом смысле, если нам удастся провернуть это дело, ты сможешь взять Вершинина за яйца, – Петров не успел договорить.

– Каким образом это произойдёт? – перебил его Власов.

– Не буду вдаваться в детали, скажу только, что правильные пацаны всегда платят свои долги. А смысл нашей с тобой работы в том, чтобы разработать концепцию информационных передач для манипулирования общественным мнением. В этом плане мы подходим к тому, зачем ты мне здесь нужен. Ты был прав. У меня есть большие проблемы с работой из-за профессиональной деформации личности. Поэтому мне нужен ты – умный человек из народа, который умеет работать в объективной российской реальности.

– И как будет выглядеть моя работа? – спросил Власов.

– Работать будешь напрямую с Василием. Перед тем как ты будешь давать ему свои наработки, я должен буду внести в них коррективы. Чтобы ничего не противоречило идеологии внутренней политики.

– Получается, что я беру на себя основную работу, а вы только вносите коррективы? – с ехидством спросил Власов.

– Да. И это нормальная практика для людей вне системы власти, – с иронией произнес Петров.

Михаил Власов и операция прикрытия.

Постепенно Власов сблизился с Петровым. Он удивился, что нашел в этом человеке отзывчивого друга и товарища. К тому же Петров понравился Анне и даже по просьбе Власова устроил её на должность пиарщика в хорошую фирму. Они проводили много времени втроем, а иногда вчетвером, когда Петров появлялся в обществе модели или дорогой проститутки. Хотя это, в принципе, было одно и то же.

В Москве Анна изменилась. Она становилась всё более высокомерной, в ней появлялась надменность и тщеславие. Иногда она даже позволяла себе немножко подколоть Власова. Её сияющее лицо и улыбку постепенно заменяла циничная ухмылочка. Власов был не в восторге от возвращения старой версии Анны.

– И это пройдёт, – думал он.

И когда Власов в один ясный день обедал в суши-баре прямо возле его элитной новостройки, он тоже думал об Анне. Пока к нему за столик не подсел неизвестный мужчина. Власов отвлёкся от еды, поднял глаза и узнал в этом человеке Владислава. На нём была футболка с мрачной панорамой Лондона, джинсы, туфли и старый советский ватник с шарфом. Этот ватник придавал Владиславу особую радикальную форму эстетизма. Власов выглядел проще. На нём были только кроссовки, джинсы и шелковая рубашка.

– Я удивился, когда узнал тебя в самом измученном человеке в помещении, – начал Владислав. – Привет, кстати говоря.

– Здорово, – они пожали руки. – Живешь в Москве?

– Да, в том доме, – Владислав указал рукой на ту самую элитную многоэтажку.

– Получается, что мы с тобой соседи, – ответил Власов. – Не думал, что когда-нибудь тебя увижу.

– Я вообще-то в Питере был, можно сказать, на гастролях. А что такой кислый? – карие глаза Владислава хитренько заблестели. – Давно не кушал грибы и утратил связь с Родиной?

Владислав рассмеялся.

– Сам сказал – сам поржал. У меня проблемы с девушкой. Я встречался с ней много лет и сделал ей предложение. Она отказалась, сказала, что ей нужно время, – с угрюмым видом произнес Власов.

– Она тебя не любит, – сосредоточенно произнес Владислав. – Тебе надо её бросить.

– Я знаю. Я её люблю.

– Она тоже из бизнеса? Всё не можете поделить деньги? – спросил Владислав.

– Нет. Она танцовщица.

Владислав снова рассмеялся.

– Тогда, парень, тебе нужно её моментально бросать. Прямо сейчас пойти и послать сосать независимость от жизни, – предложил Владислав.

– Я не могу её бросить, – признался Власов. – Если это случиться, то с ней непременно произойдёт куча разных плохих вещей. Мы в ответе за тех, кого приручили.

– Почему я вообще разговариваю об этом с этим чуваком? – думал Власов.

– Знаешь что. Если женщина, с которой ты в близких отношениях тебя не уважает, то от неё нужно избавляться. Она тебя использует. Всё это принесёт тебе только ненужные страдания. Я тебе посоветовал бы обратить внимание на науку этологию. Узнаешь много нового об отношениях, о себе и своём месте в мире.

Даже когда ближе к вечеру Михаил прибыл в кабинет к Петрову, его голова была полной всяких мыслей. Николай поприветствовал его твёрдым рукопожатием и как обычно решительным взглядом. После обмена любезностями они перешли к разговору о работе.

– Как там поживают мои наброски? – спросил Власов.

– Прекрасно. Мы ничего не корректировали. Только вот Василий может не одобрить такой подход.

– Почему? – растерянно спросил Власов.

– Видишь ли, Миша, Василий по своей природе глубокий эстет. В его понимании ты бегаешь из крайности в крайность. Но твоя последняя концепция просто гениальная.

– Это хорошо. Я вот ещё о чем хотел тебя спросить, Коля. Может, это будет выглядеть наивно, но было бы продуктивней, если бы мы занимались реальной дискуссией, а не имитацией?

– Когда мы с твоим отцом в светлые времена перестройки работали в газете “Вестник гласности” мы занимались этой реальной дискуссией и реальными вещами. И к чему это привело? – Петров не дал Власову ответить. – К развалу страны. Вот к чему.

– Но то чем мы занимаемся это фейк. И это не просто топорная советская пропаганда, а нечто уникальное по своей лживой сущности. Мы как бы создаем отдельную реальность.

– Именно, – перебил Петров. – Закрытую систему фактов и идеологем. В какой-то мере этой системой был Советский Союз. Вообще возможность построения такой системы – прямое наследие закрытых тоталитарных обществ.

– Но ведь это своего рода бегство от реальности и проблем.

– Нет. Именно это и есть решение.

Власов был изумлён.

– Позволь объяснить, – начал Петров. – Крах перестройки послужил уроком для наших теперешних властителей и крах этот произошел как раз, потому что мы начали лезть в глубину, копаться в прошлом, а главное пытаться что-то исправить. Ничего нельзя исправить! Ничего! И если сейчас полезть в глубину, начать заниматься реальными делами – Россия сгинет где-то за несколько лет. Немцы уже наступили на эти грабли.

– Я с этим не согласен, – твёрдо сказал Власов.

– Я тебя понимаю, – впервые Власов лицезрел улыбку на его лице-бульдозере. – Когда я начинал, то тоже так думал.

– К тому же у папы моего был противоположный взгляд.

– Он ошибался. И не только он один. Я ошибался вместе с ним. Нам всё время казалось, что если бы Горбачев каким-то образом смог сохранить власть, улучшить, демократизировать СССР, а главное дожить до высоких цен на нефть, то мы бы увидели колоссальный рывок. Пётр считал, что следуя логики тогдашних процессов в обществе, следующим шагом после отмены шестой статьи была бы отмена выездных виз и так далее. Вплоть до преобразования СССР в полноценное социал-демократическое государство.

– Ты хочешь сказать, что СССР развалилось именно из-за процессов, которые на деле его улучшали?

– Да. И это не абсурд. Но это не был умысел Горбачева и остальных. Они понятия не имели о том, какие последствия будут у их деятельности. Андропов считал, что мы не знаем страны, в которой живем, а Горбачев, который был с ним в дружеских отношениях, продолжил его линию на осмысление и исправление действительности. Но условно демократическими методами. А в действительности этой на деле было столько исторического дерьма, что как только им начали заниматься, то страна сразу рухнула.

– Ты хочешь сказать что развал произошел из-за того что виртуальная реальность победила реальную? – спросил Власов.

– Да. Но это не всё. Советские вожди не имели понятия о том, что строят закрытую систему фактов и идеологем, которая не имеет никакого отношения к реальности. Кто-то даже считает СССР некой формной теократии, но нет. И теперь я подхожу к смыслу нашей важнейшей роли в современном российском государстве.

– Мы управляем этой виртуальной реальностью идеологем и следим за тем, чтобы она не затуманила разум начальства?

– Именно так, Миша. Всё именно так.

Перед тем как поздно ночью уехать на встречу с Василием в Останкино, Михаил хотел найти в Черновике что-то, что могло бы помочь ему решить проблему с его проектом.

“ …..криминальная революция девяностых отчасти была серьезно подпитана средствами массовой информации, что вызвало взрыв преступности в неожиданных социальных группах. Так появление бесчисленного количества сериалов на криминальную тему вызвало рост преступности в подростковой среде ….”

Михаил долго листал Черновик, но не смог больше найти чего-нибудь о влиянии средств массовой информации на умы людей. В основном вся найденная им информация касалась политики, но сейчас Михаилу было не до выборов. Он прибыл в Останкино где-то к трем часам ночи, кабинет Василия был на самом верху башни. Он был высоким тощим мужчиной с пышной чёрной шевелюрой и усами. Одет он был в строгий костюм. Василий встречал Михаила презрительным выражением лица и сухим рукопожатием.

– Присаживайтесь, – сказал Василий. У него был приятный и немного грубоватый голос.

Михаил сел за удобное кожаное кресло. Из окон кабинета открывалась чудесная панорама города. Михаилу казалось, что останкинская телебашня в российской реальности выполняет ту самую роль, которую выполняло Око Саурона на бескрайних просторах Мордора.

– Вам приятно ощущать себя проституткой? – спросил Василий.

Михаил впал в ступор.

– Что вы сказали?

– Я спросил, приятно ли вам ощущать себя проституткой? Вы знаете, что вы не первый человек на этой должности с кем мне приходиться вести дела, но первый человек, впечатливший меня своим товаром. Ваша концепция просто омерзительна, она ставит под сомнения все идеалы журналистики и телевиденья. А ваше отношение к зрителю – просто откровенный цинизм.

– И в чем именно заключается этот цинизм? – спросил Власов.

– В чем заключается? Ну, хорошо давайте почитаем вслух, чего вы там понаписали, раз вам непонятно, – с ехидством промолвил Василий.

“Концепция телевизионного управления массами.

Автор: Власов М.П.

Глава первая. Предисловие.

С появлением ядерных ракет потребность в больших войнах на планете отпала. Парадокс ядерного оружия заключался в том, что ядерное оружие, целью которого являлось уничтожение планеты, послужило мощным фактором её сохранения. После чего перед человечеством возникла проблема в создании других форм оружия массового поражения. Необходимо было создать такое оружие, которое бы по разрушительным характеристикам не уступало ядерному, но не наносило бы особого урона окружающей среде. Так появилось оружие массовой информации.

Глава вторая. Роль ОМИ в развале СССР.

Согласно статистическим данным после Победы в Великой Отечественной войне, создания в Союзе ядерной бомбы, запуска первого искусственного спутника, промышленный и научный потенциал Союза превосходил весь остальной мир. СССР даже мог открыто противостоять всему миру и победить в этой войне. Ближе к середине правления Хрущёва в виду беспомощности западного мира перед военной мощью СССР на СССР стали воздействовать с помощью ОМИ. Первая стадия воздействия предполагала навязывание мифа о том, что “на Западе жить лучше”. Затем началось культурное воздействие на СССР, после чего воздействие ОМИ сменилось экономическим воздействием. Так называемая “мягкая сила” добила СССР, превратив нашу страну в то, что мы имеем. Так западная цивилизация разгромила СССР без единого выстрела в его сторону…..”

– Всё! Я не могу это больше читать, – вспылил Василий. – Вы можете совать это враньё этим совкам в администрации, но мне советской колбасы хватило на много лет вперёд.

– Я работаю в рамках генеральной линии партии, – оправдывался Власов.

– Давайте только без шуточек! Опуская всю вашу макулатуру, перейдем к самой проблеме, – Василий продолжил чтение.

“…..Глава седьмая. Роль ОМИ в поддержании государственной власти в стране.

Проблема защиты государственной власти в условиях воздействия на страну ОМИ стала очень актуальной в последнее время. В девяностые годы государство проигрывало воздействию ОМИ. В начале нулевых мы смогли создать информационную завесу вокруг страны, но не смогли полностью избавится от проблемы.

Для минимизации воздействия ОМИ на умы российских граждан нужно создавать своё ОМИ для внешнего и для внутреннего пользования. Концепция ОМИ для внешнего воздействия была описана в предыдущей главе. В этой части мы детально рассмотрим ОМИ внутреннего пользования.

На начальной фазе внутреннего воздействия необходима централизация всех ресурсов СМИ в руках государства. При этом нужно допускать факт наличия независимых СМИ с заведомо малой целевой аудиторией для создания иллюзии разнообразия в СМИ. После чего необходимо отойти от политики “информационной завесы” и перейти к политике “управляемого хаоса”.

Политика “управляемого хаоса” заключается в создании в информационном поле заведомо ложных уловок и провокаций для корректировки информационной среды. Для реализации такой концепции необходимо пересмотреть всю политику управления СМИ. Самым главным изменением должно быть окончательное введение фильтрационных списков и освещение каких-либо событий с правильной точки зрения (указанной из администрации)……”

– И вот чё это? – спросил Василий.

– Новая политика в управлении СМИ, – ответил Власов.

– Когда я только пришел сюда работать, страна была абсолютно потерянной. Благодаря тому, что мы убрали из эфира весь блатняк и сменили формацию, мы смогли остановить эту зону. Телевиденье должно облагораживать человека, – как-то отвлеченно произнёс он.

– Он действительно глубокий эстет, – думал Власов.

– Так что, вы, примите концепцию? – спросил Власов.

– Нет. Я никогда не буду в этом участвовать.

– Тогда вы будете разбираться с Хорьковым.

– Мне плевать,– вспылил Василий.

Тут Михаил понял, что самое время сворачивать разговор. У выхода из башни Власова ждал его БМВ. Михаил сел на заднее сиденье, к нему обратился водитель. Он сказал, что Хорьков желает его видеть. Водителем Власова был крепкий мужчина средних лет с проседью по фамилии Матвеев. В прошлом он служил в КГБ. Власов не понимал, почему Хорьков желал встретиться именно с ним. Хорьков был большим начальником, на которого работали все в администрации. Сам Хорьков в иерархии занимал чисто формальную должность советника министра сельского хозяйства. Власов думал, что это тоже было сделано для конспирации. Обычно с Хорьковым встречалась Сорокина. Петров встречался с Хорьковым редко. После этих редких встреч он вёл себя очень раздражительно, а иногда, к удивлению Власова, даже пребывал в глубоко подавленном настроении.

Тем временем машина отклонилась от маршрута, Михаил понял, что они едут на легендарную Лубянку. Машина остановилась возле того самого места, где когда-то был памятник Дзержинскому. Михаилу казалось, что Железного Феликса теперь вполне можно было бы заменить гротескным памятником нефтяной вышки работы Церетели. Михаил посмотрел на часы, было почти четыре утра. Глядя на здание управления КГБ, Власов на пару секунд осознал себя в мрачной атмосфере сталинского террора и репрессий.

– Вроде бы Сталин уже давно сдох, а его труп ещё лежит где-то здесь и отравляет жизнь людям продуктами своего разложения, – подумал Власов.

Хорьков ждал Власова в кабинете для совещаний. В администрации о Хорькове ходили разные слухи. В основном они касались его настоящего происхождения. Власов знал, что когда-то Руслана Хорькова звали Патрис Джамвагабэ, что он негр и точное место его рождение известно только ему самому. Поговаривали, что этим местом было Сомали, но другие считали таким местом Нигерию. Памятуя знаменитое высказывание Сергея Брина, Михаил склонялся к нигерийской версии. Но если говорить по сути, Хорьков сильно выделялся на фоне стереотипных выходцев из спецслужб, которые преобладали во власти в те годы. К тому же он выделялся из образа стереотипного российского чиновника с двумя сальными подбородками. Хорьков имел подтянутое спортивное телосложение, которое он любил подчеркивать в элегантных костюмах. Внешне он был приятным негритянским мужчиной, правда, Власова немного настораживало его каменное черное лицо в очках. Он чем-то напоминал ему Берию. Власов знал, что, несмотря на своё происхождение, Хорьков считал себя русским человеком, но что именно Хорьков вкладывал в понятие “русский” было для Власова большой загадкой.

– Садитесь, – сказал Хорьков.

Михаил сел за кожаное кресло во главе большого стола для совещаний.

– Жаль, что вы не смогли прибыть чуть раньше и насладиться нашей конференцией. Если позволите, давайте будем на “ты”? – спросил Хорьков.

– Давайте,– Власов немного насторожился такой открытостью.

– Видишь ли, Миша, я человек творческий. Я люблю и уважаю творческих людей и их труд. Я вообще уважаю любой труд, – большие черные глаза Хорькова смотрели прямо на Михаила. – В этом плане меня очень раздражает отношение к человеческому труду, к твоему труду со стороны господина Петрова.

– Он знает, – подумал Власов.

Михаил оцепенел в страхе. Он ерзал на стуле и тщетно пытался что-то сказать. Через секунду он смирился с тем, что его сейчас вроде бы уволят.

– Расслабься, – Хорьков улыбнулся, это помогло Власову успокоиться. – Когда мы только приняли Николая в администрацию, его работа вызывала у всех глубокое восхищение. Приходилось мириться с его характером, отношением к людям и частыми нарушениями субординации. Лично я всегда никак не мог понять, как такой человек как Колян мог писать такие вещи. А когда один из его мелких помощников стал выдавать такие же концепции, какие делал Петров во время расцвета своего таланта, всё сразу встало на свои места.

– Да, не буду отрицать. Я разоблачен. Дело в том, что мы с Николаем давние приятели. Да и я обязан ему тем, что он встроил меня в вертикаль.

– Ты знаешь, что в условиях нашей всё ещё зарождающийся рыночной экономики все сделки купли-поглощения средне-крупных предприятий согласовываются с кем-то в администрации? А что если я скажу тебе, что это именно Николай дал добро на захват твоего предприятия? Какой же это друг?

Власова передёрнуло.

– Это очень хорошо, что я вовремя тебя просветил. Видишь ли, Колян мне не нравится. Наверное, в силу разного взгляда на жизнь. Как ты думаешь, почему развалился Союз?

– Андропов, заговор чекистов, конфликты между демократическим крылом КГБ и консервативным крылом, сдача партийной элиты страны США в обмен на подачки, – еле выговаривал Власов.

– Это тебе по телевизору сказали? Союз развалился, потому что в его броне не было пустот. Когда копье пробило броню, оно вонзилось прямо в тело, хотя могло увязнуть в пустоте, не задев жизненно важных органов. Петров сторонник наращивания брони, а мы с тобой сторонники создания пустот. Знаешь, когда моё терпение лопнуло?

– Нет.

– Когда Коляну хватило наглости назвать твою прекрасную концепцию оружия массовой информации своей. Для меня это была последняя капля.

– Я так понимаю, что вы хотите его каким-то образом прогнать и поставить меня вместо него? Но дело в том, что основная часть моих концепций, – недоговорил Власов.

– Ох, Миша, – Хорьков улыбнулся. – Если бы я мог, я бы уже давно так и поступил. Видишь ли, Петров имеет некую поддержку в кругах силовиков. Николай очень удобен этим людям в силу похожего мировоззрения. Но я не могу терпеть весь этот оборонительный, окопный подход к внутренней политике, который разрушил Союз. Очень жаль, что вы не застали наше совещание, могли бы наглядно понять, о чем я говорю. В политике нужен творческий подход.